Стрелы времени. Глава 11

– Почти получилось! – утешающе произнесла Розита. – Ты должен гордиться тем, что сумел так далеко зайти.

Рамиро сдержался, не дав себе огрызнуться в ответ. Она по собственной воле пришла к нему домой, чтобы вместе с ним отстоять последнюю пару склянок голосования. Прочие члены его семьи даже не оценили вложенных им усилий.

– Почти не считается, – сказал он. Ему хотелось отключить консоль, чтобы не видеть перед собой асимметричный график, который уже успел врезаться в его мозг – но в то же время Рамиро понимал, что сделав это, сразу же почувствует настойчивое желание снова включить машину – просто на тот случай, если обнаружится ошибка или данные будут скорректированы. – Это еще не конец, – поклялся он.

В голосе Розиты поубавилось сочувствия. – Кто-то должен был проиграть. Если ты не согласишься с результатами голосования, то о чем это будет говорить? Что если бы исход выборов был иным, то твои противники были бы праве закрыть глаза на свое поражение и все равно взяться за разработку системы?

– Зная Совет, могу сказать, что именно так они, наверное, бы и поступили, – пробормотал Рамиро.

– Ты получил пять с лишним голосов из двенадцати, – сказала Розита. – После тестового запуска некоторые люди наверняка передумают. Возможно, в конечном счете победа будет за тобой.

– Как только система начнет действовать, разве от голосования будет толк? – мрачно спросил Рамиро.

Розита нахмурилась. – Да ты сам себя послушай! Если система придется людям не по душе, они проголосуют за ее уничтожение. Никто не сбрасывает нас со счетов.

– Все не так просто, – возразил Рамиро. – Допустим, Советники заявят, что система выдала им официальное сообщение с результатами референдума – еще до того, как им удастся фактически опознать такое сообщение и ознакомиться с его содержимым. Уже одно только объявление о победе может превратить их слова в самосбывающееся пророчество.

Розита снисходительно пророкотала. – Большая часть твоих доводов во время дебатов были вполне разумны, но сейчас ты говоришь, как настоящий параноик. В официальном сообщении будет указано точное количество голосов, доставшихся каждой из сторон, а не просто сам факт победы или поражения. Ложное объявление о победе может повысить шансы реального выигрыша, но придав огласке поддельные результаты выборов, Совет не сможет абсолютно точно воплотить их в реальность.

Рамиро обдумал ее слова. – Ты права, – согласился он. Он был уверен, что Совет все равно найдет способ воспользоваться системой, чтобы гарантировать собственную победу, но над механикой этого процесса ему нужно было поразмыслить более тщательно. – Ты правда была на дебатах?

– Конечно. А с чего бы мне поступать иначе? То, что вы с Коррадо не ладите, еще не означает, что между нами есть какие-то проблемы. – Она опустила глаза. – Его слова не выражают мое мнение. Я всегда считала, что с этими вопросами мы разберемся вместе и выработаем решение, которое устроит нас обоих. Он не вправе к чему-либо нас принуждать.

Рамиро был благодарен за подобное проявление чувств, но момент был выбран хуже некуда. – Сейчас я не могу об этом думать.

– Я понимаю, – сказала Розита. – Я просто хочу быть уверена, что когда ты будешь готов это обсудить, Коррадо нам не помешает.

– На создание системы уйдет полгода, – сказал в ответ Рамиро. – Еще год она будет работать в тестовом режиме. Возможно, после этого, когда все уляжется, мы сможем…

– Спланировать наше будущее? – закончила за него Розита. Она негромко прожужжала, как будто эта мысль уже сейчас звучала как нечто старомодное.

– Ты должна мне кое-что пообещать, – сказал Рамиро.

– Что именно?

– Пообещай, что не станешь писать об этом в прошлое. – Ему было бы спокойнее, если бы Розита поклялась не принимать послания от кого бы то ни было, но она уже ясно дала понять, что твердо намерена принять участие в пробном запуске системы.

– Я умею держать тимпан на замке, – ответила она. – Я не стану рассказывать тебе о том, чего ты не хочешь знать.

– Этого мало, – сказал Рамиро.

– А ты не много на себя берешь?! – раздраженно воскликнула Розита. – Ты не вправе указывать, о чем мне можно сообщать самой себе, а о чем нельзя.

Рамиро стало стыдно, но он не мог оставить все, как есть. – Даже просто зная будущий исход, ты получишь надо мной преимущество. Такого я мог бы ожидать от Коррадо – но если ты и правда собираешься уважать мои решения, то к моменту нашего разговора должна знать столько же, сколько и я.

Розите потребовалось заметное усилие, чтобы сдержаться. – Уважение твоих решение не означает, что я обязана ограничивать свою собственную перспективу, – наконец, произнесла она.

– Ограничивать свою собственную перспективу? – Рамиро недоверчиво прожужжал. – Можно подумать, что я прошу тебя выколоть задние глаза. Об этой зловредной диковинке ты узнала всего несколько черед тому назад – когда же она успела стать неотъемлемой частью твоей жизни?

– В тот самый день, когда ее изобрели, – ответила она.

– Ее, может быть, и изобрели, но все-таки еще не построили, – заметил Рамиро. – Тебе не стоит опережать события.

– Как и тебе. – Розита направилась к двери.

Рамиро не хотелось, чтобы их встреча закончилась вот так. – Мне жаль, что я тебя обидел, – сказал он. – И я признателен за твои слова насчет Коррадо.

Розита остановилась, ухватившись за веревку. – Нам стоит снова поговорить, когда мы оба успокоимся.

– Договорились.

Рамиро проводил ее взглядом, радуясь, что их встреча не прошла даром. А потом снова повернулся к консоли и неизменным результатам голосования.

Кого бы удовлетворило общество, расколотое итогами выборов, когда половине населения будущее было бы известно вплоть до момента встречи с прародителями, в то время как остальным приходилось бы день за днем бороться ради сохранения целостности собственных решений? Розита дала ему возможность заранее почувствовать на себе суть переговоров, в которые придется вступать обеим сторонам, и уже сейчас в этом было мало приятного.

Какие варианты у него остались? Рамиро получил возможность повлиять на результаты голосования, но потерпел неудачу; он не мог расплести ковер событий и сделать еще одну попытку. Но собственная история – в той же мере, что и всегда – была продиктована связью между его волей и поступками. Все, что ему теперь оставалось – это сражаться за право не знать исхода своей битвы.

---

– Для начала нам следует объявить забастовку, – предложил Пио. – Выборы мы проиграли только из-за того, что люди поддались фантазии – они решили, что новая система даст им ровно то, что они хотят, безо всяких сбоев и неудобств. Но если они не в состоянии представить вред, который нанесут сами сообщения, значит, нужно продемонстрировать им более осязаемые препятствия.

Рамиро, который в этот момент возился с камерами и проверял, как идет трансляция в сети, следил за их разговором вполтимпана. В пещерообразном пространстве конференц-зала собралось не больше четырех дюжин человек – при том, что сцена оставалась пустой, а все собравшиеся держались за веревки в зоне слушателей – однако число людей, следивших за их дискуссией на своих консолях, по всей горе, превышало их в дюжину с лишним раз.

– Но что нам использовать в качестве рычага для переговоров? – спросила Эмилия. – Какой бы навык ты не взял, монополии на него у нас нет.

– Верно, зато на нашей стороне численность, – ответил Пио. – Мы не сможем парализовать какую-то конкретную деятельность, но если пять двенадцатых населения перестанут работать, то всем остальным придется работать за двоих.

– Ты не сможешь вовлечь в дело всех, кто голосовал против системы, – заметила Лена. – Когда она начала говорить, видеотрансляция автоматически переключилась на охватывавшую ее камеру, и Рамиро немного расслабился. Несмотря на то, что акустика зала осложняло работу ПО, ему, по-видимому, удалось найти правильный способ фильтрации сбивавшего с толку эха и сделать возможной триангуляцию местоположения каждого из говоривших.

– Ты права, – согласился Пио. – Но мы могли бы подтолкнуть людей к вступлению в наши ряды, сосредоточившись на последствиях, которые забастовка возымеет для тех, кто к ней непричастен. Что, если мы заведем открытый список с именами всех участников? Тогда вместо того, чтобы сидеть дома и ничего не делать, мы могли бы даже в этих обстоятельствах оказать друг другу поддержку.

Лена весело зажужжала, не впечатлившись его словами. – А потом Совет просто возьмет список имен и упрячет всех нас в тюрьму?

– Так они могут поступить максимум с парой гроссов человек; на большее им не хватит даже места в тюрьмах – не говоря уже об охранниках. Мы не станем предавать список гласности, пока наше число не превысит этот лимит.

– Мы могли бы завести реестр, доступ к которому имели бы только члены группы, – предложил Рамиро.

– А потом к нам примкнет какой-нибудь шпион – просто чтобы его прочитать! – возразила Лена.

– Хмм. – Рамиро не видел выхода из этой ситуации.

– Нас, может быть, и не посадят, – заметил Диего, – но если мы станем усложнять жизнь людям не из нашего числа, они не оставят нас в долгу.

– Ясное дело, – согласился Пио. – Стоит ожидать, что отношение к нам будет гораздо хуже любого вреда, который мы можем нанести большинству. Однако для большей части жителей система передачи сообщений – просто новинка, и они прекрасно знают, что смогут без нее обойтись; как только цена вопроса станет слишком высокой, от их поддержки не останется и следа.

– А что произойдет, если Совет издаст закон, по которому отказ от работы будет караться лишением нормы? – спросила Плачида.

– С этим никто не смирится, – прямо заявил Пио. – Право на долю общего урожая принадлежит каждой семье, а не Совету. Если бы они попытались это изменить, то столкнулись бы со всеобщим восстанием.

– Не всеобщим, – возразила Плачида. – Чем больше реального вреда мы им причиняем, тем охотнее они согласятся с такой реформой. Если бы твоя работа стала вдвое тяжелее, разве ты бы не захотел, чтобы Совет сделал все возможное, лишь бы голодом принудить тунеядцев к послушанию?

Пио обдумал ее слова. – Такое вполне возможно. Но если до этого дойдет дело, одной только забастовкой ограничиваться будет уже нельзя. Если нас лишат пищи, мы должны быть готовы взять ее силой.

В конце собрания все присутствующие согласились примкнуть к забастовке. Открытого списка имен не было, но любой человек, проявивший достаточно любопытства, чтобы получить доступ к видеозаписи – будь то друг или враг – уже видел их лица. Рамиро пытался убедить себя в том, что, нарушая данное Грете обещание, рисковал куда больше. Но правда состояла в том, что людей, которые выступили бы в его защиту за раскрытие ее секретного плана, было бы намного больше, чем тех, кто поддержал бы его теперь, после того, как система была вынесена на всеобщее обсуждение и публично одобрена.

Когда Рамиро занялся упаковкой оборудования, к нему подошел Пио. – Спасибо, что помог нам сегодня.

– Не за что. – Отсоединив фотонный кабель от разъема в стене, Рамиро принялся наматывать его на бобину.

– Сколько человек видели трансляцию?

– Пик пришелся на дюжину и пять гроссов, – ответил Рамиро. – Но запись останется доступной – кто угодно сможет посмотреть ее и позже, по желанию.

– Может ли Совет заблокировать запись? – спросил Пио.

– На законных основаниях – нет. Полагаю, они могли бы запретить к ней доступ, но при этом отрицать свою причастность – свалив все на техническую неисправность.

– Тогда нам нужно подумать о том, как это обойти.

– Нам? – Рамиро перестал сматывать кабель и вопросительно посмотрел на него.

Пио прожужжал. – Ну ладно: я в этих вещах не разбираюсь. Я имел в виду тебя и любого другого члена нашей группы, который изучал автоматизацию.

– Ни один из знакомых мне автоматизаторов не разделяет наших взглядов, – сказал Рамиро. – Система передачи сообщений – настолько привлекательный проект, что перед ней невозможно устоять: она поставит перед нами целую массу задач, которые не решить без привлечения хитроумных фотонных схем.

– Но ты все-таки не поддался на искушение?

Рамиро затолкал бобину с кабелем в свой ящик с принадлежностями. – С вами я постольку-поскольку, – сказал он напрямую. – Но если ты попытаешься обратить все это в войну, на мою поддержку можешь не рассчитывать.

Пио нахмурился. – Я тоже не ищу насилия.

– А столкновение москита со Станцией ты бы отнес к насильственным методам?

– Я не имел к этому отношения, – возразил Пио.

– Допустим, – сказал Рамиро, – но мне все равно интересно твое мнение. Как бы ты описал эту ситуацию?

Пио поразмыслил над его вопросом. – Думаю, это пограничный случай. Стоящие за этим люди не собирались причинять кому-либо вред, но все же поставили под угрозу ваши с Тарквинией жизни. А если бы им удалось разметать по окружающему пространству пол-Объекта, в опасности бы оказались мы все.

– Вообще-то, есть немало способов уничтожить нас и не прибегая к антиматерии, – заметил Рамиро. – Нанести достаточно вреда системе охлаждения. Или фермам.

– Я это понимаю, – сказал Пио. – И я не собираюсь призывать людей к грабежу ферм – я просто сказал, что если бы Совет решил морить нас голодом, свою норму нам бы пришлось получать при помощи силы.

Рамиро задвинул крышку ящика. – Мы должны донести до своих оппонентов силу наших чувств. В этом я с тобой согласен. Но если мы забудем, где проходит черта, то на Бесподобной, может статься, вскоре не останется ни одной живой души.

– Всю свою жизнь я провел в попытках сделать Бесподобную безопаснее, – сказал в ответ Пио. – Тебе вовсе не обязательно относиться ко мне, как к какому-то фанатику.

– Хорошо. – Больше добавить ему было нечего. Если он собирался хоть как-то сотрудничать с Пио, Рамиро оставалось лишь поверить ему на слово.

Отцепив контейнер от веревки, он стал пробираться к выходу, ощущая в себе больший заряд оптимизма, чем за все время, прошедшее со дня дебатов. Опыт его наблюдения за членами сопротивления показывал, что они были преданы делу, но при этом воздерживались от опрометчивых поступков. Им было по силам противостоять устрашению и отстаивать свою точку зрения, не сжигая дотла свой единственный дом.