Рубрика: 4800

Анна следила за трансляцией наблюдательного робота, показавшего ей бледную точку грузового блока, возникшего на фоне звезд. Остатки капсулы жизнеобеспечения были замечены с расстояния в пятьдесят тысяч километров, не оставив каких-либо сомнений насчет судьбы ее обитателя, но идентифицировать его на такой дистанции не представлялось возможным.

Тонкие обломки белого пластика и более темных композитных материалов, погруженные в оболочку груза, образовали знакомую картину разлета осколков в виде фрагментированных эллиптических колец. Робот сфокусировался на точке, расположенной примерно в метре от центра, положившись на накопленный флотом опыт относительно места, в котором с наибольшей вероятностью можно было обнаружить образцы тканей. Анна заметила небольшой островок блестящих серых чешуек в тот же самый момент, как программное обеспечение пометило его как объект, требующий более пристального изучения. Учитывая задержку во времени, ей редко удавалось внести вклад в сам процесс поиска, и все же стоять у робота над душой было отнюдь не бесполезным занятием: в тех редких случаях, когда их собственные стратегии давали сбой, человеческий глаз оказывался весьма кстати.

Ее догадка насчет чешуек оправдалась; на подготовку и секвенирование ушло полчаса. В базе родственных маркеров нашлось единственное и вполне однозначное совпадение: Тьерри Роко, двадцать девять лет. Результаты ДНК-анализа подтверждались датой отлета с Весты, которая соответствовала текущему местоположению блока.

Анна передала запись главному судебно-медицинскому патологу порта, чтобы убедиться в ее правильности, прежде чем оповещать членов семьи. Затем она отключила оверлей и качнулась из стороны в сторону, чтобы подавить приступ паники.

Когда в дверь позвонили, она взглянула на время. Прошло уже больше двух часов, а Анна до сих пор не понимала, что делает. Она перевела взгляда на изображение с камеры видеонаблюдения.

– Я буду стоять здесь, пока ты меня не впустишь, – сказал Оливье.

В последний раз, когда Анна попыталась поймать его на блефе, он простоял там несколько часов. Она открыла дверь и отошла в сторону.

Оливье подошел к дивану и сел. – Мне бы хотелось, чтобы ты посетила на поминки.

– Нет.

– Решать тебе. Но я бы хотел, чтобы ты пришла.

– Я не могу. Это было бы оскорблением для всех ее друзей.

– Они относятся к этому иначе, – ответил он. – Поверь, если бы все было так, как ты говоришь, я бы не стал подвергать тебя такому испытанию.

Анна покачала головой. – Я не могу.

– Я убедил еще троих отказаться от иска, – сказал Оливье. – Остается еще семь человек, но я не оставлю попыток. Они просто взбесились из-за того, что вестианцы все еще недосягаемы для их суда, но все, кто был на полном серьезе готов со мной поговорить, в итоге признали, что приговор против тебя не принес бы им никакого удовлетворения.

– У них есть на это право, – ответила Анна. – Тебе не стоит им мешать.

– Право? – Оливье состроил гримасу. – Единственное, чего они добьются, победив в суде, так это сделают Цереру более уязвимой перед будущими вымогательствами.

– У нас есть особое название для неспособности принять решение с учетом всеобщего блага – черты характера, которая заставляет человека ставить свои личные представления о том, что правильно, выше любых объективных критериев результата. Оно звучит как «моральное тщеславие». На Церере это едва ли не самое страшное обвинение. Так что на мой взгляд, у этих истцов есть довольно-таки неплохой шанс на успех.

– И ты правда хочешь стать показательным примером? Хочешь, чтобы другие люди боялись поступить, как ты?

Ответа у Анны не было. – Что я сделала? Убедила себя в том, что эвакуация останется незамеченной, что я смогу спасти Аркас безо всяких последствий.

– Ты взяла на себя риск, – твердо сказал Оливье. – Но приняла верное решение.

– Если бы я этого не сделала, погибших бы было на несколько тысяч меньше. Я видела их останки, размазанные по оболочке груза.

Оливье поднялся на ноги и подошел к Анне. – Выслушай меня. Алгоритмы, которые сравнивают числа и принимают все решения на этой основе, небесполезны – но если лицемеры, обвиняющие тебя в «моральном тщеславии», действительно хотят, чтобы все подчинялось такому порядку вещей, им следовало бы просто поставить свой миропомазанный алгоритм во главе общества и объявить, что проблема решена раз и навсегда. Отказав Аркасу в стыковке, ты бы не сделала выбор в пользу большего блага – ты бы просто лишила и себя, и всех остальных церерцев того, что придает всем этим числам хоть какой-то смысл.

Анна расплакалась. Оливье обнял ее за плечи. – Я не знаю, как мне следовало поступить, – сказала она. – Не знаю.

Оливье дождался, пока она не умолкнет. – Приходи попрощаться с Камиллой, – попросил он. – Нельзя просто сидеть здесь, считая тела. Приходи к нам и послушай о том, как она прожила свою жизнь.

– Аркас, вам разрешается совершить стыковку в доке номер семнадцать. Вы подтверждаете получение посадочного маршрута?

– Подтверждаю. Спасибо, Церера. Увидимся через два часа.

Изображение капитана Бертона мигнуло и погасло. Анна почувствовала, как болит ее челюсть и с недоумением задумалась: неужели во время всего разговора на ее лице сияла идиотская улыбка? Ее помощник мог взять всю процедуру на себя, но она бы ни за что не простила себя, если бы проспала этот исторический момент в гамаке, пока машины обменивались друг с другом данными.

– Входящий звонок со Сциллы, – сообщил ее помощник.

– Ха! – Анна с восхищением хлопнула себя по колену. – С такой скоростью им немного рановато резервировать стыковочный док.

– Вы сами ответите на звонок или это следует сделать мне?

Анна взяла себя в руки. – Я отвечу.

Перед ней появилось лицо мужчины средних лет с пометкой «Капитан Виейра». Он замешкался, по-видимому, сбитый с толку несинхронностью их зрительного контакта; Сцилла по-прежнему находилась далеко позади Аркаса, отчего временной лаг ощущался гораздо сильнее.

– Я вас слушаю, Сцилла, – ободряюще сказала Анна. – Ситуация обескураживающая, но мы постараемся вам помочь.

– Церера, я хочу обратиться с вам с просьбой. Прием.

Анна едва не улыбнулась; ей еще не доводилось участвовать в разговоре, который требовал подобных формальностей.

– Сцилла, пожалуйста, озвучьте свою просьбу. Прием.

– Аркас находится на пути к вашим стыковочным докам. Мы передали в правоохранительные органы Цереры документы, согласно которым на борту парома находится более двухсот военных преступников. В соответствии со сказанным мы просим вас отказать Аркасу в стыковке. Прием.

Анна справилась с искушением опуститься до обычного сарказма. – Представители правоохранительных органов уведомили руководство порта, что подобные вопросы подлежат решению только в судебном порядке. У меня нет распоряжений отвечать Аркасу отказом. Прием.

– Церера, я прошу вас пересмотреть свое решение. Прием.

Анна нахмурилась, на мгновение лишившись дара речи.

– Сцилла, ваша просьба отклонена. Аркас получил разрешение на стыковку. Это не подлежит обсуждению. Прием.

Лицо Виейры не выразило удивления ее ответом, но зачем ему в таком случае было тратить время на все эти формальности? Ради того, чтобы самую малость поубавить гнев кого-то вышестоящих чинов, недовольного тем, что он дал своей жертве сбежать?

– Церера, считаю нужным сообщить, что мы внесли ряд корректировок в наш исходящий грузовой поток. Прием.

Сначала Анна засомневалась, не послышалось ли ей, но качество аудиопотока было безупречным. Получалась какая-то бессмыслица – разве что он угрожал обстрелять ее каменными блоками, поддавшись до странности беспомощному приступу раздражения?

– Сцилла, не могли бы вы объяснить суть этих корректировок? Прием.

– Мы перенесли оси вращения на другие грани блоков. Все остальные параметры остались без изменений. Прием.

Виейра продолжал смотреть на нее с невозмутимым выражением лица. Анна воспользовалась фильтром, чтобы скрыть свою реакцию, даже не успев в полной мере осознать значимость его слов.

Транзитчики путешествовали на каменных блоках, оставаясь приклеенными к осям вращения. Несмотря на то, что оставшиеся четыре грани куба, заключенного в защитную оболочку, испытывали соударения с другими блоками, «северный и южный полюсы» оставались в безопасности в течение всего рейса.

– Сцилла, какова цель этих корректировок? Прием.

– Обеспечить равномерный износ защитных оболочек, – ответил Виейра.

Ориентация оболочек систематически менялась при их повторном использовании в конце каждого рейса. В качестве оправдания эта фраза не выглядела и наполовину правдоподобной.

– Сцилла, не могли бы вы предоставить журнал корректировок? Прием. – Какие бы изменения ни внесли вестианцы, топлива, оставшегося в струйных рулях, должно было хватить, чтобы обратить их вспять.

– Церера, мы будем рады выполнить вашу просьбу, если вы выполните нашу. Прием.

Внутренности Анны будто сковало льдом. Хотя у этого разговора с самого начала не было иной цели, какая-то часть ее сознания упорно продолжала надеяться на то, что он каким-то образом свернет с намеченного пути – что формальность их общения уже сама по себе не позволит пригрозить массовой расправой.

– Сцилла, мы свяжемся с вами в ближайшее время. Конец связи. – Оборвав связь, она прокричала своему помощнику: «Вызови мне грузового инженера!»

Мира терпеливо слушала, пока Анна сбивчиво объясняла ей ситуацию. – Они действительно могут это сделать? – спросила Анна. – Без нашего ведома, без нашего разрешения?

– Все меры безопасности направлены против вмешательства со стороны третьих лиц, – ответила Мира. – А за исходящий груз, пока он не войдет в пространство, подконтрольное получателю, отвечает экспортер.

– Но если они передали команды струйным рулям…, в них же должны сохраниться журналы изменений, которые мы можем считать?

– Нет, если вестианцы их стерли или повредили. Дайте мне секунду. – Мира отвернулась, переключившись на другой оверлей. – Я только что отправила запрос нескольким ближайшим блокам; чтобы сигнал дошел до остальных, потребуется некоторое время. У тех, что я вижу, в журналах нет ни одной записи.

Анна воспряла духом. – Это может означать, что они блефуют? Что никаких разворотов не было?

– Журналы не должны быть пустыми – в них должны иметься записи корректировок, которые центрируют положение граней перед каждым столкновением на пути блока. С уверенностью можно сказать только одно – журналы стерты.

– Твою мать. – Анна выбралась из гамака, чтобы встать на пол при помощи присосок, но теперь ей казалось, будто земля уходит из-под ног.

– Постойте, я могу проверить уровень горючего, – сказала Мира.

– Его нельзя сфальсифицировать?

– Нет, если только они не спланировали все это еще три года тому назад, когда пополняли запас топлива в начале путешествия. Я могу запросить уровень горючего непосредственно через аппаратную часть рулей, а количество, которое должно было потребоваться для настоящей балансировки, нам известно.

Анна ждала. Это был блеф, должен быть блеф. Если они действительно хотели устроить охоту на транзитчиков, то могли сделать это в любой момент. Тот факт, что Оливье, Лорен и другие беженцы сейчас находились в безопасности на Церере, доказывал, что вестианцы не убивали своих врагов, когда те пытались улизнуть.

Мира снова повернулась к Анне. – Я обнаружила потерю горючего, причина неясна. Но этого достаточно, чтобы сделать то, о чем они говорили.

– Это доказывает, что они не блефовали?

Мира помедлила. – Нет. Они могли потратить то же самое количество топлива на бессмысленные корректировки, которые в сумме просто компенсируют друг друга.

Анна отчаянно пыталась найти выход. – Предположим, что они действительно развернули блоки. Каков самый быстрый способ точно определить грани, на которых находятся транзитчики?

– Тепловой след с такого расстояния не засечь. Нам пришлось бы запустить зонд для облета грузового пояса.

Столкновения происходили раз в несколько дней – а теперь каждое из них с вероятностью один к четырем могло стоить жизни одному из транзитчиков. Облет при помощи зонда займет не один месяц.

– Мы могли бы повернуть пару неосевых граней каждого блока в осевое положение, – предложила Мира. – Выбирая их случайным образом. Если вестианцы действительно развернули каждый блок, то так мы хотя бы вернем в безопасное положение половину транзитчиков.

Идея привела Анну в ужас – и одновременно показалась до крайности соблазнительной. Азартные игры с человеческими жизнями на кону были достойны презрения, но лучше уж русская рулетка, чем пуля в каждой каморе. Вот только… нельзя было сказать наверняка, убирают ли они пули или, наоборот, добавляют. – Что, если вестианцы не разворачивали блоки? Или развернули только часть? – Ответный ход спасет половину транзитчиков на перевернутых грузах, но для тех, кто находился на незатронутых блоках, эффект со 100%-ой вероятностью окажется прямо противоположным.

– Тогда нам крышка, – неохотно признала Мира.

– Неужели мы больше ничего не можем сделать со струйными рулями? – умоляюще произнесла Анна. – Может быть, сдвинуть блоки с орбиты, чтобы они не столкнулись? Или перевернуть их на ребро?

– Для первого нам просто не хватит горючего. А столкновения, при которых удар не распределяется по всей грани, могут, как известно, раздробить и сам груз, и вспомогательный блок. У транзитчиков в таком случае, возможно, есть небольшой шанс выжить, при условии, что капсулы останутся невредимыми, и мы сумеем их выследить – но опять же, если мы проделаем это с тем, кто изначально находился в безопасном осевом положении…

Анна молчала; идей у нее не осталось. Если вестианцы могли удаленно стереть журналы событий, то наверняка пропатчили управляющую программу, чтобы та отклоняла любые не авторизованные ими команды струйным рулям. Возможность хакнуть их в ответ не исключалась, но какой в этом смысл? Без точного знания блоков, изменивших ориентацию, любой маневр имел шансы усугубить ситуацию.

– Как думаете, сколько транзитчиков сейчас в пути? – спросила Мира.

Число прибытий возросло до одного-двух в день, но с тех пор, как эти люди покинули Весту, конфликт только обострился. – Три тысячи, четыре тысячи, – предположила Анна. Ее ноги начала сводить судорога, но она продолжала стоять, будто прикованная.

– Вы можете… провести переговоры? – неуверенно спросила Мира. – Может быть, Аркас согласится выдать людей, на которых выписаны ордера?

– Я с ними поговорю.

Анна вызвала капитана Бертона.

– Скажите им все, что потребуется, – ответил он. – Скажите им, что когда они совершат стыковку, мы все будем ждать их на Церере у входа в шлюз, прямо в наручниках.

– Давать такие обещания бессмысленно. – Что, если вы минуете Цереру и согласуете добровольный осмотр парома командой Сциллы?

Бертон покачал головой. – Осмотр судна их не интересует. Если они сумеют подойти к нам на расстояние, с которого мы не успеем увернуться от их ракет, то просто разнесут нас на куски.

– Я понимаю, что такой риск есть, – признала Анна. – Но ведь есть тысячи транзитчиков…

– И это не я ставлю их жизнь под угрозу! – огрызнулся в ответ Бертон. – Я несу ответственность перед пассажирами и командой. Если вы просите меня совершить самоубийство, прихватив их всех с собой, то я, при всем уважении, вынужден ответить отказом.

– И как же поступите, если я аннулирую ваше разрешение на стыковку?

– Пристыкуюсь несмотря ни на что. Вряд ли вы успеете заблокировать каждый док.

– Мне не нужно блокировать доки. Я могу просто перекрыть все шлюзы. – Анна чувствовала, как в ее шее пульсирует кровь. Она грозила захлопнуть дверь перед лицом людей, которые обратились к ней в поисках защиты. Нуждаясь в защите. – Если вы не сможете зайти на посадку, то что, по-вашему, случится, когда мимо пролетит Сцилла?

– Вы просто бросите нас на произвол судьбы? Позволите им убить восемьсот человек?

– А вы позволите им убить четыре тысячи?

– Вы не знаете, блефуют ли они на этот счет, – ответил Бертон.

– А вы не знаете, что они откажутся от осмотра корабля, – возразила Анна. Никто не обязан был погибать. Все, что требовалось – это организовать мирную встречу.

– Мы идем на посадку, – заявил Бертон. – То, что вы сделаете со шлюзами, останется на вашей совести.

Оверлей закрылся. Анна почувствовала, будто осела от удара. Она не могла принимать такие решения – но кому еще их перепоручить? Это была ее и только ее работа.

Она закрыла глаза. Тот факт, что из-за Оливье ей казалось, будто она знает этих людей, лишь усугублял положение. Разве могла она стоять в стороне и просто смотреть, как вестианцы раздавят Камиллу этими булыжниками? А войти с ними в сговор и не пустить Гюстава на Цереру, продержав его взаперти, пока Сцилла не разнесет Аркас на куски?

Числа не оставляли повода для сомнений. Если только Виейра не лгал. Но ведь и угроза Аркасу могла оказаться надуманной. При прочих равных она была обязана встать на защиту транзитчиков. Если только Виейра не собирался сжульничать, оставив данные о разворотах блоков при себе. Но с какой стати ему это делать? Зачем Весте без особой нужды настраивать против себя все обитаемые миры?

Но разве тот же самый страх ответных санкций не должен был в любом случае помешать им устроить массовую казнь транзитчиков – даже если бы Аркасу было предоставлено убежище? Их слова просто обязаны быть блефом.

Но она это не знала. Не могла знать.

– Вызови Аркас, – сказала она своему помощнику. – До запланированной стыковки оставалось меньше девяноста минут.

Бертон появился перед ней с непроницаемым выражением лица.

– Мы можем подсунуть им фальшивку? – спросила она. – Выставить все так, будто вам отказали в стыковке – а на самом деле вывести всех в скафандрах? Аркас выйдет на временную орбиту, Сцилла пролетит мимо и… сделает то, что собиралась…, но на борту уже никого не останется. Мы тайно проведем вас внутрь и спрячем до тех пор, пока не сможем гарантировать безопасность транзитчиков.

Бертон замешкался. Анна попыталась расшифровать выражение его лица. Похоже, он не нашел ничего оскорбительного ни в самом плане, ни в рисках, с которыми была сопряжена эвакуация, но все же посчитал нужным взвесить за и против.

– Хорошо, – ответил он. – Нам это по силам.

Анна велела своему помощнику передать Сцилле, что Аркас не будет совершать стыковку, а затем приказала ему скоординировать процедуру эвакуации с навигатором парома.

Покидать Аркас, пока он не вышел на орбиту вокруг Цереры и не заглушил двигатели, было нельзя, но люди, по крайней мере, могли облачиться в скафандры и быть наготове, а их газоструйные рули – запрограммированы на доставку своих владельцев к шлюзам. Для этого пассажирам не потребуется никаких специальных умений или опыта, при условии, что Бертон и его экипаж удержат их от паники и не дадут наделать глупостей. Потребуется какое-то время, чтобы провести восемьсот человек через десять подходящих шлюзов – но здесь требовалось лишь терпение. В скафандрах они могли продержаться на поверхности Цереры в сто раз дольше, чем требовалось.

Анна пристально разглядывала изображенные перед ней проекции – аккуратную вереницу восьмисот тонких, как волосок, траекторий, отделившихся от круговой орбиты Аркаса, как нити паутины. Она чуть не сдала этих людей вестианцам. Теперь ее обязанностью было встретиться с ними лицом к лицу, поприветствовать их на входе в порт, как бы сильно ее ни донимали кричащие в голове вопли стыда и смущения.

Она медленно двигалась по коридорам; спешить, а значит, и скользить по воздуху, было ни к чему. Она подумала о той радости, которую увидит на лице Оливье при мысли о встрече с Гюставом. Хлоя винила Анну в том, что она ищет себе новую семью, но разве это было так уж плохо? Она была не в состоянии понять, через что прошел Оливье, но зато могла встать рядом с ним, порадовавшись, что ни ему, ни его товарищам не грозила опасность, и что со временем к нему вернется даже Камилла. Она бы никогда не разлюбила Сашу, но…

– Эвакуация началась, – сообщил ее помощник. Анна задержалась в коридоре, изучив оверлей, который транслировался портовым радаром. Реальность оправдывала прогноз, разворачивая перед ней точно такую же элегантную паутину.

– Входящий звонок со Сциллы.

Анна удивилась; она не рассчитывала услышать ответ прежде, чем Аркас разлетится на миллион осколков.

Я отвечу, – сказала она.

Перед ней появился Виейра. Анна не могла прочесть выражение на его лице, но оно явно не сияло триумфом победителя.

– Стало быть, вы сделали свой выбор, – сказал он. – Прием.

– Да. Аркас на орбите. Стыковки не будет. Прием.

– Мы все видим, – отрезал Виейра. – Вы эвакуируете людей. Вы укрываете преступников. Прием.

– Это неправда! – возразила Анна. – Прием.

– О чем вы только думали? – с упреком спросил он. – Мы находимся достаточно близко, чтобы различить скафандры. На данный момент их… тридцать семь. Прием.

По данным оверлея Анны их число равнялось тридцати девяти – но он определенно видел происходящее своими глазами, а не просто строил догадки. Бёртон наверняка знал, что этим все закончится. Может быть, он и задумался – на пару секунд – о том, как бы следовало организовать эвакуацию, чтобы все пассажиры были скрыты от Сциллы позади Цереры, но быстро понял все безнадежность такой затеи.

Молчание нарушил сам Виейра. – Вы не выполнили нашу просьбу, – сообщил он. – И мне очень жаль, но я не могу выполнить вашу. Сцилла Церере, конец связи.

Камилла плавно скользила в воздухе, направляясь домой из клиники по своему обычному маршруту; люди, которых она встречала по пути, казались незнакомыми, но ей, тем не менее, не давал покоя вопрос: могли ли они оказаться чуть более внимательными, чем она сама. Возможно, она и правда произвела едва заметное впечатление человека, который в это время зачастую пользовался таким маршрутом. Проблема, стало быть, заключалась в том, была ли нить случайных наблюдателей сплетена достаточно плотно, чтобы по ней можно было просчитать ее движения.

Когда наступил нужный момент, она не могла с уверенностью сказать, что окружающие ее камеры были выведены из строя помехами; ей сказали, что интерференция затронет только конкретные устройства, в то время как персональная связь будет работать, как обычно. Блокировка, тем не менее, должна была охватить достаточно большую площадь, чтобы охранные роботы не смогли сразу же заметить ее присутствия; учитывая, что из системы видеонаблюдения исчезнут целые десятки километров коридорного пространства, слепая зона не даст никаких подсказок насчет места вторжения.

Дождавшись, пока вокруг нее не останется ни души, Камилла схватилась за опорный канат и ускорила движение, несколько раз толкнув свое тело вперед. Пролетев мимо поворота, ведущего к ее дому, он продолжала двигаться по коридору еще около ста метров, пока не оказалась у входа в технический туннель. Красная предупреждающая надпись гласила, что вход закрыт для посторонних лиц, однако в лабиринте коридоров таких туннелей были тысячи – и даже граффити-вируса оказалось недостаточно, чтобы подтолкнуть инженерно-технический отдел к установке люков с биометрическими замками. Ей оставалось лишь надеть латексные перчатки, которые она прикарманила на работе, и, раздвинув пару цепей, проскользнуть внутрь.

Ширина туннеля составляла около трех метров; в его центральной части не было опорных канатов, а освещение и вовсе отсутствовало. Роботы, которые занимались техобслуживанием, и изредка наведовавшиеся сюда люди-рабочие, приносили источники света с собой, Камилла же, как только стал меркнуть свет расположенного позади коридора, переключилась на пассивное тепловое зрение. В инфракрасном свете окружающая обстановка напоминала картину эндоскопического сканирования, на которой опалесцентное свечение стен обнажало следы пульсирующей сосудистой системы города. Под действием силы тяготения она стала опускаться вниз, пока не нашла опору в виде равноотстоящих поручней, расположенных на дне – холодные силуэты на фоне подступавшего к ним сзади тепла – впрочем, точно такие же поручни находились на всех восьми гранях туннеля, имевшего в поперечном сечении вид восьмиугольника. При такой симметричной архитектуре чувство вертикали давало осечку, и часть ее мозга начинала воспринимать ось туннеля как «верх».

После того, как ей запретили пользоваться чипом инерционной навигации, единственным способом ориентации оставался подсчет пройденных люков. Ни один из них не вел к чему-то стратегически более важному, чему труба системы отопления; кабель, по которому передавались данные радиолокационной системы, пролегал вдалеке от подобных незащищенных мест, куда могли проникнуть чьи-то любопытные ручонки. Насчитав семьдесят третий люк по левую сторону, она ухватилась за поручень и, остановившись, распахнула его резким рывком.

Камилла осмотрела светящиеся трубы и более темные трещины в расположенной перед ней породе, вспоминая описание нужной щели со слов Николаса: «треугольное отверстие в левой верхней четверти, с температурой заметно выше фоновой». Естественная порода, в толще которой располагались эти трубы, прилегала к ним отнюдь не идеально – как прилегал бы на ее месте застывший вокруг труб бетон; какой бы точностью ни отличались роботы, построившие туннели, впоследствии в прорытом ими пространстве стали возникать бесчисленные изъяны и незапланированные пустоты: появлялись они по мере того, как осыпались или обваливались кусочки камней, не желавших сохранять идеальную геометрическую форму, которую им придали алмазные буры. Камилла не представляла, кто первым составил карту этого лабиринта из микротрещин и ходов – или каким образом эта карта попала в руки ее руководства – но переживать об этих мелочах предстояло кому-то другому. У нее была всего одна цель – как следует выполнить отведенную ей работу, чтобы Оливье смог без лишних рисков осуществить свою часть плана.

Крот, которого она выкашляла из укромного места, представлял собой устройство размером меньше сантиметра. Хотя у него не было других вариантов, кроме как использовать инерционную навигацию вкупе с предустановленными координатами, крот был оснащен защитой, расплавляющей устройство при попытке взлома, которая бы вряд ли произвела благоприятный эффект, окажись он внутри ее черепа. Камилла отогнала очередную волну переживаний: Можно ли идентифицировать человека, напечатавшего крота? Пусть его собрали не из фабричных компонентов, исходные материалы так или иначе должны были нести на себе определенный отпечаток. Но это была не ее проблема.

Камилла сдавила среднюю часть крота, чтобы активировать устройство и дождалась, пока он не начнет шевелиться, подтверждая успешную загрузку. Затем она протолкнула его в трещину. С секунду он оставался на месте, совершая волнообразные движения, а затем скрылся в глубине.

Закрыв люк, Камилла развернулась и направилась обратно так быстро, как только смогла. Она опережала график на десять секунд – но даже с учетом этой форы у нее в запасе оставалось лишь три минуты, прежде чем, согласно их оценкам, будет обнаружено и выведено из строя достаточно глушителей, чтобы ее движения снова стали видимыми. Ей нужно было вернуться домой, покинув поле зрения камер, так как в противном случае программное обеспечение, отвечающее за систему видеонаблюдения, заметит нестыковку в движении и выделит ее из общей массы как требующую более пристального внимания.

У входа в технический туннель она остановилась в темноте и прислушалась. По коридору эхом разнеслось бренчание натянутого опорного каната. Прождав показавшиеся вечностью секунды, пока мимо нее не пролетит тело случайного прохожего, она подалась вперед – и сразу же вернулась в свое укрытие. К ней медленно – мучительно медленно – приближались чьи-то голоса.

Камилла съежилась в тени, краешком глаза наблюдая, как уходят секунды. Чтобы добраться до дома, у нее оставалось чуть больше двух минут. Меньше двух. Полторы минуты.

Олухи, наконец-то, прошли мимо. Камилла дождалась, пока они не отойдут от туннеля на достаточное расстояние, чтобы у нее появился шанс избежать подозрений в том, будто она нагнала их, появившись из ниоткуда. Одна минута. Как быстро ей придется мчаться домой и насколько невинный вид она смогла бы придать такому поведению? Удалось бы ей не оставить в их памяти иного впечатления – как только власти призовут граждан сообщать о любых подозрительных личностях – помимо размытых очертаний женщины, которая пронеслась мимо, вполне вероятно, ощутив острую потребность в уборной?

Войдя в коридор, она поняла, что опоздала. Схватившись за опорный канат, Камилла осторожно придала своему телу ускорение, позаботившись о том, чтобы находившиеся впереди люди почувствовали ее приближение, но не догадались, когда именно она начала их преследовать; ей, впрочем, было ясно как день, что если она попытается добраться до дома за оставшиеся пятьдесят секунд, то ее бегство неизбежно осядет в памяти оказавшихся поблизости людей.

Приближаясь к этим копушам, Камилла заметила, как один из них обернулся и посмотрел на нее. Выражение на лице мужчины было нейтральным, но отнюдь не враждебным. Всего в группе было шесть человек, которые приятно проводили время за неспешной беседой. Они находились почти у самого поворота, ведущего к ее дому.

Камилла немного замедлила ход, дожидаясь, пока они не пройдут развилку, после чего ускорилась и подобралась ближе, вслушиваясь в разборчивые обрывки разговоров, возникавшие на фоне перекрывающих друг друга голосов и условных обозначений, понятных лишь посвященным. Тридцать секунд. О времени работы глушителей можно было только гадать; возможно, за ней уже пристально наблюдают. А может быть, у нее в запасе есть еще сорок или пятьдесят секунд.

Она поравнялась с группой.

– Прошу прощения? – Двадцать секунд.

– Да? – Выражение на лице женщины было открытым и доброжелательным; они не собирались относиться к ней с пренебрежением, обрекая весь план на неудачу. Камилла представила скальпель, разрезающий ей глазное яблоко, чтобы не дать себе расплакаться слезами благодарности.

– Я слышала, вы упоминали «Хрустальные павильоны», и мне просто захотелось узнать ваше мнение.

– Вы не читаете отзывы игроков? – спросил какой-то мужчина, выразив своим тоном скорее недоумение, чем подозрение.

– Понимаете… – Камилла неопределенно пожала плечами, не намекая открыто, что эти отзывы могли оказаться сфабрикованными. – Я собиралась выделить день, чтобы ее опробовать, но мне так часто доводилось чем-то увлечься и по полной вложиться в свой интерес, а месяц спустя обнаружить, что все это не более, чем… – Она снова ограничилась жестом. Она не знала нужного жаргона, а попытавшись импровизировать, поставила бы себя в глупое положение.

Поприветствовавшая ее женщина сочувственно закатила глаза. – Я тоже через это проходила.

Камилла отделилась от своего тела и стала управлять им, как марионеткой, заставляя выполнять все необходимые движения и прибегая к речи лишь в крайнем случае, когда промаслить взаимодействие с собеседниками по-другому не получалось. Группа друзей, горячо рекламировавших свою любимую тему, буквально приросла к одному месту и никуда не спешила. Учитывая, что их скорость, по ее собственным наблюдениям, все время менялась, они вполне могли оказаться на этой развилке гораздо раньше, еще во время работы глушителей – достаточно рано, чтобы столкнуться с Камиллой, когда она возвращалась домой с работы, и вместе с ней задержаться здесь на несколько минут ради общей беседы. Если на момент включения камер она будет казаться вовлеченной в их разговор, то, скорее всего, не вызовет никаких подозрений.

Пытаться обратить других в свою веру фанаты «Павильонов», наверное, могли до бесконечности, но именно она будет вызывать подозрение, если не выкажет желания вернуться домой. Услышав достаточно подробностей, чтобы со всем правдоподобием заявить, будто уговоры перебороли ее сомнения насчет пробного запуска игры, Камилла откланялась, на прощание горячо поблагодарив своих собеседников.

Улыбка непроизвольно осталась на ее лице и после того, как она своим обычным шагом направилась домой; не было нужды придумывать какую-то другую маску специально для камер. Когда она закрыла за собой дверь, фрагменты похвал в адрес игры все еще крутились у нее в голове. При следующей встрече с этими людьми притвориться уже не получится: ей точно придется опробовать эту игру лично.

Но не сейчас. Резкое изменение в характере пользования сетью – в то самое время, когда саботажники, вполне вероятно, отчаянно пытались разузнать, не выбыли ли из строя серверы, потреблявшие самую большую долю электроэнергии – могло, как минимум, превратить ее во второстепенную подозреваемую, за которой имело смысл понаблюдать на регулярной основе.

Приняв душ, она открыла оверлей с новостной лентой, чтобы посмотреть его за ужином. Пока что все самое интересное происходило где-то в другом месте: обзор недавних подвижек в различных политических диспутах на Земле занял больше получаса. Камилла сидела, дивясь самой мысли о том, что когда-то считала жизненно важным быть в курсе всей этой чепухи. Если говорить о влиянии на ее жизнь, Земля с тем же успехом могла и вовсе находиться в другой звездной системе.

Наступила полночь, а самой сенсационной новостью о событиях самой Весты по-прежнему оставалось неожиданная победа в волейболе. Она подумала о том, чтобы закрыть ленту и отправиться к Оливье; он говорил ей, что все это действо, по его представлению, должно было закончиться за пару часов, и хотя визит в такое время был бы отклонением от их привычного распорядка, он бы вряд ли настолько выделялся на фоне общего шума, чтобы запятнать ее репутацию.

Наконец, диктор сообщил: «Подозрительный мужчина был арестован при попытке проникнуть обратно в город с поверхности после предпринятой им атаки на ключевые объекты инфраструктуры. Инженерно-технический отдел подтвердил, что почти за пятьдесят минут до этого солнечный коллектор вышел из строя, но им удалось сохранить уровень энергоснабжения за счет имеющихся резервов – предотвратив тем самым широкую огласку диверсии, чтобы создать условия для принятия оперативных мер, в рамках которых все еще ведется работа. Слушание по делу подозреваемого состоится в течение восьми часов; новые обвинения, как ожидается, поступят в течение ближайших дней».

На этом все. Ни имени, ни лица, ни заснятых очевидцами кадров ареста или последующих перемещений заключенного. Новостная программа переключилась на другие темы, а Камилла продолжала таращиться на сменявшие друг друга изображения, поначалу будто онемев, но затем с ее губ посыпались едва слышные ругательства. Ее плечи задрожали, но она заставила себя сидеть неподвижно. Если это Оливье, то он, по крайней мере, еще жив. Если же саботажником оказался кто-то другой, то случиться могло все что угодно.

Отправиться к нему домой она не могла: сейчас это бы вызвало излишние подозрения. Недостаток подробностей в новостном сюжете мог оказаться намеренной тактикой, призванной спровоцировать ответную реакцию. Камилла положила голову на руки и спрятала лицо, пытаясь не поддаваться соблазну. Если бы он был на свободе и в безопасности, то связался бы с ней при первой возможности. Если он был арестован, его имя обязательно будет обнародовано во время первого слушания. Так или иначе ей оставалось только проявить терпение и ждать.

Она легла на диване, не выключая новости на тот случай, если будут объявлены какие-то подробности случившегося. Вот и все, – решила она. Они заявили о себе, сделали широкий жест, дальше лезть на рожон было слишком рискованно. Мирей погибла, а кто-то попал за решетку. Кто бы это ни оказался, цена уже была слишком высока. Пусть налогеры наслаждаются победой еще десяток лет или даже целое поколение, пока не найдут новый способ потешить свое эго с еще большим удовлетворением.

В дверь постучали, тихо и неуверенно. Еще не успев осознать причину, Камилла почувствовала, как кровь отлила от ее лица; ей подумалось, что это Лорен, который принес плохие новости. Она не смогла заставить себя свериться с камерой видеонаблюдения; пролетев через всю комнату, она просто распахнула входную дверь.

– Я знаю, что уже поздно, – сказал Оливье, – но мне надо было увидеться с тобой.

Дождавшись, пока за ним не закроется дверь, Камилла расплакалась.

– Что такое? – поддразнивая, спросил он. – В чем дело? Не переживай за того парня, мы найдем ему хорошего адвоката.

– Что там произошло?

– С ним? Без понятия. У меня все прошло гладко. Может быть, нам и не удалось завалить игровые серверы, но рано или поздно кто-нибудь выложит в сеть снимки расплавленной тарелки, и тогда грянет так, что мало не покажется.

– Нам придется… – Камилла нерешительно умолкла.

– Продолжать давить на этих ушлепков? Само собой! – Оливье зафиксировал ступни при помощи присосок и с восхищением поднял ее на руки. – Теперь на Весте не осталось безопасных мест. Вот что им нужно понять. Все в наших руках!

– Гюстав на Аркасе! – восторженно объявил Оливье. – Гюстав! – Он обнял Анну за плечи и расцеловал ее в щеки.

– Чудесно, – ответила она. Хотя Анна и не представляла, кого они имеют в виду, новость, насколько она могла судить, была хорошей. Она проследовала за Оливье в квартиру; в гостиной собрались с полдюжины его друзей, и все они выглядели такими же радостными, как и он сам.

– Гюстав Бодель – это тот, благодаря кому большинству из нас удалось сбежать, – объяснил Оливье. – Он тайно вывел на поверхность сотни человек и помог им добраться до грузовых блоков. Возможно даже тысячи, если учесть тех, кто еще в пути.

– Мы только что узнали, – добавил Лорен. – Он не числился в списке «преступников», которых требовала вернуть вестианская служба безопасности, так что другие пассажиры просто умолчали о том, что он находится на борту.

– Понятно. – Анна не знала, как именно ей следовало отреагировать. – Я рада, что вашему другу уже почти ничего не грозит.

– Почти? – В отличие от нее, Стефан не отличался осторожностью в выражениях. – Остановить Аркас можно лишь при условии, что на борту Сциллы есть целая армия инженеров, которые все это время в поте лица трудились над созданием нового супероружия… и смогут подготовить его к развертыванию в ближайшие три дня.

Анна не собиралась спорить и портить собравшимся настроение. Аркас приступил к торможению, готовясь к встрече с Церерой, в то время как Сцилла продолжала лететь вперед на всех парах – за счет одной только этой стратегии расстояние между кораблями быстро сокращалось. Преследователи, строго говоря, не отказались от возможности пристыковаться к Церере; они всегда могли лечь на обратный курс, затратив больше времени и энергии. Их поведение, тем не менее, доказывало, что они не оставили надежду подойти к Аркасу достаточно близко, чтобы пустить в ход свою разрушительную мощь.

– Гюстав справится, – настаивала Моника, будто навыки, благодаря которым многие из товарищей этого человека в целости и сохранности добрались до Цереры, теперь могли каким-то образом сыграть на руку ему самому.

– Во всей этой истории с транзитчиками меня всегда ставил в тупик один вопрос, – призналась Анна. – Почему власти не стали пристальнее следить за грузом после того, как узнали о происходящем?

– Потому что всерьез останавливать транзитчиков никто из них не собирался, – ответила Селин. – Если Сивадье хотели улететь, туда им и дорога.

– Но мне казалось, что власти хотели взять транзитчиков под арест.

– Если бы мы попытались в открытую попасть на борт парома, у них бы не было выбора, – объяснил Лорен. – Или если бы они узнали, что кто-то из верхушки сопротивления направляется к грузовому блоку, то наверняка бы устроили слежку. Но пешкам, которые ничего не решали, разрешалось улизнуть. Таков был выбор: либо покинуть Весту по самому долгому и опасному пути, либо рискнуть и надеяться на лучшее, когда за тобой придут.

Анна хотела заметить, что канонизированный ими Гюстав, вероятно, не сталкивался с особыми рисками, если власти сами хотели, чтобы он препровождал Сивадье в изгнание, но вовремя спохватилась. Какие бы требования на нее ни возлагали правила приличия, держать язык за зубами ей следовало хотя бы из скромности. Какие бы риски вынесла она сама, если бы оказалась по ту сторону каменной реки?

– Думаю, теперь мне ясно, кто станет почетным гостем на вашей торжественной встрече, которую вы устроите через три дня, – сказала она.

Если нам удастся вывести из строя оба коллектора, выработка электроэнергии упадет на тридцать процентов. – Николас сделал паузу, как бы ожидая услышать залп восторженных оваций, но его команда потенциальных диверсантов просто смотрела на него с тревогой на лицах.

– Но достичь этой цели мы сможем лишь при помощи дисциплины, – продолжал он. – Ничего нельзя записывать. Ничего нельзя хранить на каком бы то ни было устройстве. Навигация будет осуществляться исключительно вручную и на глаз. Если какое-то оборудование попадет в руки противника, там не должно быть данных, которые могли бы вывести на нас.

Камилла потеряла терпение; Николас говорил уже пятнадцать минут, но так и не затронул самого важного вопроса. – Коллекторы наверняка будут охраняться, – заметила она.

– Вас это не касается.

– Прошу прощения?

Николас посмотрел на нее со смесью раздражения и жалости. – Вам нужно сосредоточиться на ваших собственных инструкциях – не более того. Относительно своей роли в нашей миссии вы получите предельно четкие разъяснения, но если вы начнете рассуждать о посторонних вещах, это лишь помешает выполнению ваших основных обязанностей.

– Если меня схватят или убьют, это тоже может помешать выполнению моих обязанностей, вам так не кажется?

Оливье бросил на нее беглый взгляд, который отчасти выражал поддержку, а отчасти умолял сбавить обороты.

Руководитель их ячейки поднялся со своего места и сделал несколько шагов внутри круга, передвигаясь при помощи присосок. – То, что вы провернули со льдом, стало неплохой визитной карточкой. Никто не забыл проявленной вами инициативы. Но в нашем движении нет места для примадонн со смешанными приоритетами. Вам нужно сосредоточиться на вашем собственном задании и не рассчитывать на понимание плана в целом.

Камилла почувствовала, как вспыхнули ее щеки. Смешанные приоритеты? Она бы с радостью заплатила утроенный налог за право рассмеяться в лицо каждому шуту, который бы сказал нечто подобное. Но именно таким был теперешний порядок вещей. Не обращая внимания на взгляды смущенных товарищей, она спокойно посмотрела в глаза Кодовому Имени Николас.

– Я понимаю, – ответила Камилла. – Я знаю, как исполнять приказы.

---

Три дня спустя, лежа в постели в квартире Оливье, они сравнивали выданные им роли. Камилле предстояло повредить кабель данных, которые, как она предполагала, был частью новой радиолокационной системы; для этого ей даже не пришлось бы выходить на поверхностью. Оливье, вооруженного устройством, которое он еще даже не видел, направляли к одной из тарелок. Было сложно представить, как бомба могла нанести серьезный ущерб сооружению такого размера, учитывая, что в космосе нет воздуха, способного стать переносчиком ударной волны, а сама тарелка настолько хрупкая, что любое локализованное усилие не разнесет ее на кусочки, а просто порвет в одном месте. Впрочем, после некоторого обсуждения – и сопротивления настойчивому желанию поискать в сети что-то, способное уличить его в содеянном, – Оливье пришел к выводу, что его «груз» может представлять собой нечто вроде генератора электромагнитных импульсов. Достаточно сильный индуцированный ток мог расплавить тонкую сетку, удерживавшую мембрану тарелки, и превратить ее в изорванную тряпку, которая могла деформироваться под действием одного только солнечного ветра.

– Это нечестно, – сказала Камилла. – Ты рискуешь куда больше остальных.

– Так же, как и ты – во время операции с вирусом.

– Теперь все иначе.

Оливье рассмеялся. – Да ладно, не будь такой жадиной! Весельем надо делиться!

Камилла приложила руку к его щеке. – Раньше, если бы меня поймали, я вполне могла сойти за любительницу покатушек. Мне бы никто не причинил вреда. Но это времена прошли, дорогой.

Оливье немного помолчал. – Но это, тем не менее, послужит доказательством, – добавил он.

– Доказательством чего?

– Что я верен делу, несмотря на ущербную родословную.

Камилла помрачнела. – Да на хер все это! И туда же пусть идут все идиоты с этого булыжника, которые никак не могут расстаться с мыслями о чистоте рода.

Оливье просто улыбнулся, не обратив внимания на ее выпад. – Наша цель вполне безобидна, – задумчиво произнес он. – От тридцатипроцентного урезания электроэнергии никто не умрет. Просто это их не на шутку разозлит, и они, наконец-то, поймут, что к проблеме нужно относиться на полном серьезе. – Месяц назад он предлагал сложить оружие; теперь же его слова звучали так, будто он пытался распалить самого себя, чтобы вжиться в свою новую роль.

– Главный вопрос в том, что означает относиться к проблеме всерьез: отменить налог или встать в позу, – заметила Камилла.

– Встать в позу из-за одного процента общего дохода?

– Дело не в деньгах, – ответила она. – Дело в том, как сильно они прикипели к словам Денисона. Их семьи обвели вокруг пальца, заставив провезти сюда дармоедов, и в течение ста лет это преступление оставалось безнаказанным. А теперь правосудие, наконец, восторжествовало – разве могут они после этого вернуться к старым порядкам?

– Кому есть дело до правосудия, когда не работают игровые серверы?

Камилла ткнула его с напускной укоризной. – Ты такой циник!

– А ты такая примадонна.

Она пихнула его в руку – с достаточной силой, чтобы заставить Оливье поморщиться. – Мои приоритеты будут поприоритетнее твоих приоритетов.

– А, но ведь в приоритизации приоритетов важен приоритет паритета.

– Я дам тебе сто долларов, если ты прокричишь это на следующем собрании нашей ячейки, сразу же как только Николас упомянет «СП».

Поразмыслив над ее условиями, Оливье сделал встречное предложение: Тысяча долларов – и мне придется это делать, только если он повторит эти слова три раза.

– Трус.

– Скупердяйка.

– Ну ладно, – согласилась Камилла. – Тысяча долларов. Я в деле.

– Ты слышала о военном судне, которое выдвинулось с Весты? – спросила Хлоя, когда Анна вошла в дверь.

– Да. – Эту новость ей сообщили не меньше дюжины раз – и она уже бросила всякие попытки убедить людей в том, что выражение «военное судно» было здесь совершенно ни к месту. Изначально Сцилла была паромом, курсировавшим по маршруту Марс-Веста-Церера, но уже как десять лет была выведена из эксплуатации. Тот факт, что ее действительно отремонтировали и обновили, оказался сюрпризом даже для тех, кто следил за подобными вещами, а о ее текущих возможностях не было известно никому. – Но у нас нет никаких оснований считать, будто она сможет угнаться за Аркасом, или подобраться к нему достаточно близко, чтобы причинить хоть какой-то ущерб.

– Возможно, – неохотно согласилась Хлоя. – Но если Сцилла не сможет догнать их в полете, она вполне может запросить стыковку в нашем порту.

Ни о чем другом Анна сегодня и не думала. – Вход свободен для всех – если мы можем гарантировать, что у гостей при себе нет оружия. – Такова была официальная политика; все разночтения, понятное дело, заключались в слове «гарантировать». – Если они хотят обратиться в суд, если у них есть ордер с именем Тавернье…

Хлоя рассмеялась. – А как насчет вируса с именем Тавернье?

– По-твоему, они настолько бесцеремонные? – Плюхнувшись на диван, Анна почувствовала, как расположенная под кожей коллоидная жидкость вначале поддалась, а затем стала более жесткой. – Просто заявятся сюда и убьют его?

– Если это сойдет им с рук, то почему бы и нет?

– Агенты вестианской службы безопасности, разгуливающие по Церере, вряд ли смогут как следует затаиться. Если им так хотелось его прикончить, стоило заплатить тому, кто уже находится здесь.

– Верно. – Хлоя открыла оверлей от специалиста по космонавигации, который следил за движением обоих кораблей. – Так что на самом деле они, возможно, рассчитывают на перехват. Это не такое уже невозможное дело. – Величины погрешностей на всех проекциях по-прежнему были довольно большими.

Анне стало дурно. – Ты ведь понимаешь, что у них нет ни единого шанса взять Аркас на абордаж? – Это было не просто ее собственное доморощенное мнение; тот же самый специалист в деталях расписал им отвлекающие маневры, благодаря которым на борт не смог бы проникнуть даже робот. – Если «план перехвата» и существует, он будет означать полное уничтожение судна.

Хлои обдумала ее слова. – Если только люди, которых они преследуют, не решат сдаться. Если бы мне пришлось выбирать между арестом и гибелью вместе с восемью сотнями пассажиров, я бы попыталась свести кровопролитие к минимуму. Не говоря уже о том, чтобы ухватиться за призрачный шанс спастись самой.

– Само собой. – Если не считать успешного спасения бегством, это был наилучший исход, который только могла себе представить Анна. – Но вопрос в том, действительно ли у них будет шанс взглянуть на ситуацию в таком ключе. Сцилле пришлось бы выдвинуть свое предложение в тот самый момент, когда люди на борту Аркаса будут готовы признать, что у них нет иных вариантов, кроме этих двух.

Хлои мрачно улыбнулась. – Но какие именно люди на борту Аркаса? Самые разыскиваемые вестианские преступники, экипаж, решивший взять на себя риск, подобрав их в космосе, или остальные пассажиры – которые, может быть, даже не знают, во что ввязались? Потому что если решать придется последним, то они, вполне вероятно, захотят как можно раньше остановить корабль и выдать преступников властям.

– Десять лет – это не ерунда, – осторожно заметил Лорен. – Это максимально возможный срок.

– За непредумышленное убийство! – Лицо Селин исказила презрительная гримаса. – Мне тоже стоит перерезать глотку нескольким налогерам – интересно, посчитают ли и это непредумышленным убийством?

Сестра Мирей, Анжелика, обняла свою мать, но Селин отбросила ее руку. Камилла уже начала жалеть, что они не выбрали в качестве места встречи чей-нибудь дом; кафе находилось достаточно близко к зданию суда, чтобы семья погибшей могла забрести в него, еще не успев опомниться от шока – но в то же время было слишком публичным местом для событий, которые стали разворачиваться после того, как этот шок развеялся.

К Селин подошел мужчина, который поглядывал на них с расположенного неподалеку столика. – Мне очень жаль вашу дочь, – сказал он. – Я впервые испытала такую злость и стыд, когда услышал об этом в новостях.

Селин смотрела прямо сквозь него.

– Я решил присоединиться к «Справедливой доле», – добавил он. – Я уже какое-то время думал об этом и теперь…

– Да иди ты на хер! – закричала Селин. – Хочешь сделать мне одолжение – принеси нож!

Отшатнувшись, мужчина выбежал из кафе. Оставшиеся посетители отвели глаза.

– Хорошо, что я сам в нее не вступил, – прошептал Оливье. Камилла протянула руку и стукнула его по ноге. Члены СД соглашались делить суммарные налоговые обязательства поровну, независимо от своего происхождения. В последний, когда о них слышала Камилла, в СД вступили почти пять процентов свободного от налогов населения Весты – из солидарности и упрямого пренебрежения к «Движению нового правосудия», – но всего лишь около одной десятой Сивадье, на которых, ко всему прочему, оказывали немалое давление, вынуждая покинуть организацию. Ей казалось крайне несправедливым списывать со счетов идею как снисходительный жест, но теперь, когда СД напомнила о себе сразу после убийства, мысль о ней становилась вдвойне оскорбительной для тех, кто в принципе был настроен принимать чужие слова за оскорбление.

Селин принялась рыдать, захлебываясь от долгих, гневных всхлипов. Камилла не могла найти слов, которые бы имели хоть малейший шанс облегчить боль этой женщины.

Если бы она не запустила вирус граффити, Мирей, возможно, до сих пор была бы жива. Но как именно должны были поступить Сивадье? Молча и безропотно смириться с текущим положением дел, при том, что СД лишь усугубляет ситуацию, сводя на нет любые заявление о реальном ущербе? Десять процентов, пять процентов, один процент… нет никакой разницы. Либо с делением будет покончено, и они снова станут полноправными вестианцами, наравне с другими жителями – либо останутся дармоедами, паразитами и вредителями. Объектами травли.

Спустя сорок минут у Оливье закончилось терпение. Он наклонился к Селин и тихо произнес: «Извини, но у нас скоро смена в больнице», заодно включив в свою ложь и Камиллу.

Селин безучастно кивнула, но Анжелика поднялась и поцеловала их обоих в щеку. – Нам нужно разрядить атмосферу, – тихо сказал Оливье, когда они поспешили на выход. – Нельзя допустить обострения, каким бы безобидным оно ни казалась.

Камилла нахмурилась. – А ты теперь раздаешь приказы?

– Нет, просто высказываю свое мнение.

– То есть ты считаешь, что мы от страха должны сидеть сложа руки?

– Оливье резко остановился, едва не столкнувшись с ней на веревке. – Я потратил целый час, выслушивая речь о перерезании глоток, – сказал он. – Наша последняя попытка закончилась смертью одного из нас и назначением нового главы безопасности. Разве это не говорит тебе о том, что нам нужно лучше продумывать свои действия?

– Это вне твоего контроля, – сказала Камилла. – И моего тоже. Мы спланировали всего одну крошечную акцию, но никто не ставил нас во главе всего движения.

– Я никогда и не думал, будто мы что-то там возглавляем. Я просто пытаюсь вести рациональную дискуссию о тех вещах, которые мы, как мне кажется, должны пропагандировать. – Судя по голосу, он был озадачен и даже немного уязвлен.

– Кое о чем я тебе не рассказала, – призналась Камилла. – Они бы мне не позволили, потому что ты еще не прошел полную проверку. Так что это должно остаться между нами.

В ответ Оливье пристально посмотрел на Камиллу. – Проверку? Кем?

Она огляделась; в пределах слышимости, насколько она могла судить, никого не было. – Есть другая группа, куда больше нашей. Они появились сразу после референдума. Им известно, что вирус – дело наших рук…, и на прошлой неделе ко мне обратился один из их вербовщиков.

– То есть теперь ты часть этой группы? И должна была держать это от меня в тайне? – Оливье издал отрывистый смешок недоверия, которое заглохло, превратившись в гнев.

Камилла не знала, как объясниться, избежав неприятной ситуации. – Поскольку ты не потомок Сивадье, у них немного разыгралась паранойя – на тот случай, если ты окажешься кем-то вроде…

– Шпиона?

– Да. Я говорила им, что это просто нелепо, но они ответили, что я вряд ли могу быть объективной.

– И как конкретно они собираются проверить, действительно ли я выступаю против налога на Сивадье или ловко начал пудрить мозги одной из них за два года до того, как этот налог появился – и все ради того, чтобы проникнуть в несуществующее на тот момент движении и саботировать его изнутри? – с презрительной холодностью спросил Оливье.

Камилла покачала головой. – Понятия не имею.

– Возможно, это мне следует устроить им проверку. Даже если они сами не занимаются шпионажем, я, возможно, не захочу иметь отношения к их грандиозным планам.

– Мне не стоило об этом рассказывать, – отчаявшимся голосом заявила Камилла. У них есть свои процедуры, и нужно быть уверенным насчет каждого. Насколько мне известно, они вполне могли потратить вдвое больше времени, чтобы навести справки обо мне.

Лицо Оливье смягчилось. – Ну да. Возможно, мое эго лишь немного задето. Он глянул в конец коридора. – Нам надо идти, иначе мы наткнемся на кого-нибудь из знакомых, и нас подловят, как лжецов-дезертиров. А кто знает, как с такими людьми обойдется наш новый главнокомандующий.

– Десять за неделю, – с пониманием дела присвистнул Петр. – Это новый рекорд.

Анна наблюдала, как новый стажер по имени Антон вытаскивает капсулу из шлюза. – Если объем работы растет слишком быстро, я могла бы порекомендовать третью бригаду в качестве резерва, – сказала она.

– Думаю, вам стоит так и сделать, – согласился Петр. – Безусловно. – Он улыбнулся и, понизив голос, добавил: «Признание того, что мои услуги пользуются спросом, возможно, даже даст мне кое-какие налоговые льготы».

– Цель вовсе не в этом, – ответила Анна, оскорбленная намеком на то, что тем самым окажет ему услугу. С другой стороны, он, вероятно, просто пытался ее подколоть.

Изнутри капсулы послышался слабый стук. Петр вздохнул. – Вот почему я не люблю комариных куколок. Se calmer! Se calmer!¹

Анна оставила его в покое и направилась в свой кабинет. На полпути, когда она парила посреди коридора, ее помощник подал голос.

– У меня есть новости, которые, как мне кажется, вы захотите увидеть.

Он редко обращался к Анне без разрешения, когда она находилась в пути. Ухватившись за веревку, она остановилась. – Покажи мне.

Местный канал новостей передавал репортаж по данным некоего, якобы незаинтересованного, источника с Весты. За две недели до этого на астероид прибыл паром Аркас, совершавший рейсовый перелет; время, которое он провел в порту, прошло без инцидентов, но теперь вестианские власти утверждали, что на его борту находились сотни «военных преступников», и требовали, чтобы Аркас вернулся и передал этих людей для совершения правосудия.

Анна висела на веревке, не зная, как относиться к этой новости. Вестианцы тщательно осматривали всех, кто прилетал и улетал на этих судах – а обмануть их процедуры идентификации было не так-то просто, ведь иначе не было бы никакой необходимости путешествовать транзитом по каменной реке. Даже встревоженные Сивадье с кристальной чистой совестью, которым всего лишь хотелось покинуть астероид, крайне редко пользовались услугами парома; по словам вестианских друзей Анны, большинство из них были слишком напуганы тем, что их могли вывести из очереди и обвинить в том, чего они не совершали.

После окончания смены она наведалась в гости к Оливье, чтобы услышать его мнение о случившемся. – Люди, за которыми они охотятся, не попали на борт парома с самой Весты, – объяснил он, передавая ей кофе. – Аркас забрал их из дальнего космоса.

– Вы хотите сказать, что их сняли с грузовых блоков! – Анна уже была готова впечатлиться их смелостью, но Оливье опроверг ее догадку.

– Нет, это нерационально. Эти люди не были транзитчиками – они дожидались парома в заранее оговоренном месте встречи.

В фактах он, похоже, был уверен. – Значит, эти события не застали вас врасплох? – спросила она.

– Я не знал о самом плане заранее, – ответил Оливье. – Я же не какой-то вестианский стратег в изгнании! Я просто знаю людей, которые за последние несколько дней разговаривали с пассажирами Аркаса.

– Ясно. Так… кто же те люди с Аркаса, которых так не терпится вернуть обратно вестианской службе безопасности? – Анна осеклась. – Вы можете мне это рассказать?

– Теперь в этом нет никакой тайны. Их главная цель – человек по имени Тавернье. Он и есть тот самый стратег. Примерно год назад его личность была раскрыта, и с тех пор он, скорее всего, находится в бегах.

– Почему он просто не стал транзитчиком?

Оливье пожал плечами. – Возможно, его время посчитали слишком ценным, либо он сам был слишком важен, чтобы идти на такой риск.

– Я удивлена, что владельцы парома на это согласились, – сказала Анна. После остановки на обратном пути их бы ждала, как минимум, напряженная обстановка.

– Владельцы живут на Марсе, но их симпатии на стороне сопротивления, – объяснил Оливье. – Полагаю, они решили, что игра стоит свеч. Веста не в состоянии бойкотировать их компанию; это бы подорвало колонию не меньше, чем война с Церерой.

– Я иногда задумывалась, следует нам использовать торговлю льдом в качестве рычага воздействия, – призналась Анна. – Мы могли бы пережить нехватку новых стройматериалов…

– Это было бы безумием, – прервал ее Оливье. – Даже если закрыть глаза на задержку между самим решением и его конкретными последствиями, могу вам гарантировать, что невинные люди начнут страдать от жажды гораздо раньше тех, кто находится у власти.

– Ясно. – Анна поставила пустую кружку из-под кофе и протерла глаза. – Ну что же, Аркас явно не станет разворачиваться прежде, чем доберется до нас. Так что если они действительно хотят заполучить этого Тавернье, им придется направить требование об экстрадиции.

Оливье удивился. – Мне кажется, они уже поняли свое положение на этом фронте. Суды отклонили сколько, штук пятьдесят таких требований?

– Каждый случай рассматривается индивидуально, – настоятельно заметила Анна. – Если у них есть реальные доказательства, что он замешан в военных преступлениях, его возврат – не такое уж невозможное дело.

– Мне кажется, у вестианской службы безопасности на этот счет будет другая точка зрения.

– Может, и так, – сказала Анна. – Но что еще они могут сделать?

Оливье замешкался – будто от неуверенности в том, что она задала этот вопрос на полном серьезе. Но затем он понял, что Анна имела в виду ровно то, что сказала.

– Отправиться в погоню, – ответил он. – Устроить на него охоту.

– Нам стоит нацелиться на систему водоснабжения, – предложил Лорен. – Ничего серьезного – хватит и слабого энтеротоксина.

– Слабого? – В устах Мирей это слово прозвучало, как нечто постыдное. – Может, тогда не стоит и пытаться? Все равно никто ничего не заметит.

– Пару дней рвоты и диарреи они, я думаю, заметят, – возразил Лорен. – Я имел в виду «слабый» по сравнению с дикой холерой.

Камилла пришла в ужас. – А как быть с детьми? Как быть с больными? Даже если ты никого не убьешь по ошибке, риск все равно слишком велик.

– Они должны знать, на что мы способны, – холодно заметила Мирей. – Они должны знать, что никто не сможет расслабиться и просто жить своей жизнью.

– Но что именно мы пытаемся этим сказать? – не унималась Камилла. – Что в следующий раз мы применим нечто посерьезнее и причиним реальный вред? – Она не собиралась безропотно соглашаться с результатами голосования, но пока что не утратила ощущение соразмерности. – Если бы я была уверена в том, что кто-то угрожает массовыми убийствами, то сама бы отдала свой голос, чтобы этих людей упрятали за решетку. С тем же успехом мы можем прямо сейчас отправиться в тюрьму.

– Нам нужно продемонстрировать, что мы в состоянии причинить людям неудобство, не более того, – сказал Оливье. – Мы хотим стать раздражителем, который будет терзать человеческую совесть – а не смертельной опасностью, которую они захотят истребить на корню.

Камилла разделяла это мнение, но придумать даже малозначительную диверсию, которая бы впоследствии не разрослась до настоящего кошмара, было непросто. Вестианцам с ранних лет внушался разумный страх перед окружавшей их агрессивной средой – и колония не пощадила бы человека, решившего похимичить с системами, защищавшими ее от холода и космического вакуума.

Лорен вытянул руки и слегка подпрыгнул, чтобы прижаться ладонями к потолку. Несмотря на то, что все время, которое они просидели в квартире Оливье – без малого три часа – ушло на разговоры, Камилла чувствовала себя более уставшей, чем после десяти часов работы. Она надеялась, что встреча поможет им встряхнуться, избавив от наступившего вслед за голосованием ощущения тревоги, но пока что лишь усилила ее собственное чувство беспомощности.

– Что, если мы просто сделаем воду алой? – предложил Лорен. – Мы могли бы воспользоваться безвредным пищевым красителем, проверенным с N-ой точностью, чтобы исключить риск побочных эффектов.

Мирей тяжело вздохнула, но Камилла понимающе рассмеялась. – Мне нравится эта идея! С одной стороны, это всего лишь легкомысленный розыгрыш, поэтому любой, кто отнесется к нему чересчур серьезно, выставит себя на посмешище. Но пока краситель не пройдет через всю систему водоснабжения, люди будут только об этом и думать. Хотите испить нашей крови? Пожалуйста – вот на что она похожа.

– Посыл звучит вполне справедливо, – согласился Оливье. – Но как быть с логистикой? Как нам раздобыть такое количество красителя? И как добавить краситель в воду, чтобы система его не отфильтровала – и не вызвала слив нескольких миллионов литров воды, заподозрив, что очистители дали сбой?

– Как оценивается качество воды? – поинтересовался Лорен. – Могут ли они проверять только ожидаемые загрязнители?

Камилла уже искала ответ. – Помимо серии специфических тестов, нацеленных на нескольких сотен веществ, которые могут содержаться в церерском льде, они также используют хроматографию и масс-спектрометрию. Появление нового пика поднимет тревогу…, но нам, возможно, удастся обойти систему, используя ее слабые места. – В аналитической химии не существовало машины, способной перечислить абсолютно все содержащиеся в образце вещества, не делая никаких предположений о его составе.

– Вы говорите о том, чтобы сделать воду красной, – сказала Мирей. – Думаете, для того, чтобы это заметить, действительно потребуется спектрометрия?

– Хмм. – Камилла была почти уверена в том, что за потоком воды не будут наблюдать люди; кто бы стал платить за такую работу? Однако в присутствии видимого красителя зашкалит даже простой оптический сенсор, проверяющий мутность воды.

– Есть ли способ отсрочить изменение цвета? – спросил Оливье. – Может быть, использовать прекурсор, который превращается в краситель позже, по ходу движения воды?

– Превращается во что и при помощи чего? – насела на него Мирей.

– Не знаю. При помощи какого-нибудь медленного катализатора?

– Это уже становится нереалистичным, – неохотно признала Камилла. – Любое вещество в больших количествах, неважно алое или нет, будет сложно произвести, сложно доставить и сложно провести через фильтры водоочистки. – Первоначальная идея Лорена была более практичной в одном отношении: действие токсина исходило из биологической активности, а не объемных физических свойств, и использовало для усиления эффекта чувствительность человеческого тела.

– Нам надо сбить с орбиты несколько блоков льда, – сказала Мирей.

Лорен рассмеялся. – У тебя, наверное, припасена парочка лишних ракет?

– Нет, – ответила Мирей, – но взломать систему управления струйными рулями не так уж сложно. Если нам удастся нарушить ориентацию блока, то следующий удар собьет его с курса. Все компоненты, благодаря которым работает торговый цикл, разработали Сивадье – посмотрим, как люди без него проживут.

– Мы могли бы продержаться на оборотном водоснабжении, не так ли? – Оливье открыл оверлей. – О. Но недолго. И все-таки…

Камиллу встревожил уже тот факт, что они вообще рассматривали этот вариант. – Мне кажется, устраивать дефицит воды – это чересчур, – твердо заявила она.

Мирей потеряла терпение. – Ну хорошо, Златовласка¹, каково твое идеальное решение?

Камилла отчаянно ухватилась за первый пришедший в голову ответ. – Биологическое, как и предлагал Лорен…, но более хитрое, более безопасное, более точное. Биологическое, но безвредное.

Мирей нахмурилась. – И что это значит?

В течение нескольких долгих секунд Камилле было нечего добавить.

Но затем ее осенило.

---

– Дай-как я проверю твой скафандр. – Гюстав жестом подозвал Камиллу.

Она осторожно направилась к нему, ступая по полу мастерской. Ботинки считывали ее походку и рассчитывали момент изменения адгезии почти так же точно, как и ее собственная обувь, но из-за дополнительной массы и громоздкости скафандра процесс все равно казался менее надежным, чем обычная ходьба. – Думаете, он недостаточно умен, чтобы провести самотестирование? – Этому скафандру было почти сорок лет. Они купили его на «сером» рынке и покрасили черной как смоль краской.

– Ума ему должно хватить, но если это не так, он может просто не понять своей глупости. – Гюстав был достаточно стар, чтобы знать эту модель на личном опыте. – Разведи руки в стороны.

Когда Камилла сделала, как он просил, Гюстав нагнулся и приложил ухо рядом с правым локтевым суставом. Она не знала, удивляться ли этому или беспокоиться. – Поэтому я нахожусь под давлением выше внешнего? Чтобы вы могли искать протечки на слух?

– Шшш. – Закончив проверку, он выпрямился.

– Что произойдет, если снаружи я получу пробой?

– Если объект будет небольшим и медленным, ткань восстановится сама собой.

– А если он будет большим или быстрым?

– Тепловое трение приведет к мгновенному возгоранию. Ты обуглишься за долю секунды. – Гюстав улыбнулся. – Что гораздо лучше, чем медленная смерть от удушья.

– Само собой.

Камилла выходила на поверхность четыре раза, когда еще была ребенком. От первого путешествия захватывало дух, следующие два были довольно волнительными, но на четвертый раз все эти приготовления и предписанные техникой безопасности проверки показались слишком большой платой за пейзаж, который она могла с большей четкостью увидеть с помощью оверлея. Ей, однако же, никогда не было страшно: она верила, что ни мать, ни учителя не станут подвергать ее реальной опасности. Гюстав, пожалуй, мог позаботиться о ее безопасность лучше любого из экскурсоводов, которым она доверяла свою жизнь. Однако сам факт, что она действовала тайно, вызывал в ней тревогу, явно непропорциональную какой бы то ни было разумной оценке рисков.

Плюс то, что сегодня ей впервые в жизни предстояло покинуть поверхность Весты.

Гюстав помог ей пристегнуть газоструйные рули. Их суммарного со скафандром веса оказалось достаточно, чтобы голени и поясница заболели от непривычной нагрузки. – Орбиту ледяного куба я ввел вручную, – сказал он. – Она будет стерта, как только ты закончишь. Если тебя поймают, скажи, что просто захотела полетать над шахтами. Портовые системы не смогут опровергнуть твои слова; без маяка ты будешь слишком медленной и темной, чтобы они тебя засекли.

– Ясно. – Изначально в воображении Камиллы им предстояло раздобыть робота, который и должен был выполнить всю работу, но по размышлении почти не удивилась тому, что найти подержанную модель с отключенными предохранителями и журналом событий – готовую без какой-либо отчетности выполнить любой приказ своего хозяина, будь то помощь с необычной работой по дому или забивание случайных прохожих до смерти – было просто невозможно.

Ее сетевой интерфейс подключился к реактивным двигателям. Камилла открыла оверлей, и Гюстав объяснил ей назначение всех элементов управления. Он мог бы выполнить эту миссию с закрытыми глазами, но страховочный маячок, имплантированный в его тело, не позволил бы ему действовать скрытно.

– Есть вопросы? – спросил он.

Камилла покачала головой. Он проводил ее к воздушному шлюзу.

Каждый цикл любого из шлюзов отмечался в журнале событий, но за несколько дней до этого Гюстав доставил в мастерскую грузового робота, и теперь пятнадцатиметровый бегемот был готов вернуться на поверхность. Включиться он должен был только по возвращении в свою рабочую среду; так что если Камилла будет действовать быстро, выдать ее он не сможет. Она забралась на машину и спряталась за гигантскими сложенными захватами; на вид они были похожи на гаечные ключи кинг-конговского размера. В шлюзе имелись камеры, но Гюстав заверил ее, что ее укромное место будет скрыто расположенной над ней громадой робота.

– Удачи, – прокричал он вслед.

Включившаяся конвейерная лента потащила робота вперед. Сама поездка была такой же плавной, как и пешая прогулка, и хотя в момент перехода на конвейер шлюза шасси слегка скрипнуло и задрожало, момент входа в шлюз Камилла почти не заметила. Когда позади закрылась раздвижная дверь, интерфейс скафандра отметил падение внешнего давления, и мир звуков сжался до одного ее дыхания.

Она почувствовала, как начал подниматься огромный гидравлический лифт, но как только он пришел в движение, оно стало почти неощутимым, и Камилла даже не могла точно определить, прибыла ли на место, пока внешняя дверь не поднялась достаточно высоко, и сквозь нее внезапно ударил солнечный свет. Камилла заставляла себя лежать, распластавшись по корпусу робота, как пугливый таракан. Дождавшись, пока конвейер высадит ее бездушного носителя на камне, она переползла назад и спрыгнула на поверхность. Помедлив несколько секунд, пока дверь не опустится достаточно низко, чтобы скрыть ее от камер внутри шлюза, она развернулась и энергично зашагала по серому базальту, сосредоточившись на рельефе местности и отказываясь смотреть вверх.

– Ну ладно, – пробормотала она. Похлопав себя по ремню с инструментами, она убедилась, что не потеряла полезный груз по дороге, превратив всю миссию в бессмысленную трату времени, затем обратилась к навигационной системе и приказала приступить к выполнению полетного плана Гюстава. Секунду или две вокруг нее кружились фрагменты космического мусора – потрескавшиеся обсидиановые осколки, улавливавшие солнечный свет, – а затем она начала подниматься.

Ремни под мышками взяли на себя большую часть веса, вдавившись в тело, в то время как ноги продолжали неловко висеть в пустоте; казалось, будто ее поднимает неуклюжий гигант, который не смог как следует обхватить ее вокруг талии. Прежде, чем она успела взглянуть с высоты на окружавшую шлюз территорию, горизонт опустился ниже ее лицевого щитка, и все поле зрения заняло звездное небо.

Камилла сосредоточилась на навигационном оверлее. Ледяной куб, который Гюстав выбрал в качестве ее цели, уже преодолел последнее соударение и медленно двигался по высокой орбите, дожидаясь, когда его заберет грузовой робот. На изображенной перед Камиллой схеме уже было показано сближение ее предполагаемой траектории с орбитой, однако для того, чтобы сравняться с кубом по высоте и скорости потребуется почти полчаса.

Приток адреналина, вызванный ее незаконным выходом на поверхность, пошел на убыль, уступая место трезвому беспокойству. Но сейчас ей оставалось лишь довериться словам Гюстава, утверждавшего, что со стороны она выглядела достаточно невзрачной и медленной, чтобы обратить на себя внимание специализированных систем наблюдения – в первую очередь, они были озабочены грузом, ориентация которого могла нарушиться из-за проблем с тормозящим соударением, нежели любителями увеселительных вылазок, о которых люди постоянно сплетничали друг с другом, не предпринимая против них никаких реальных мер.

Она приблизилась к цели с «темной» стороны; блок находился в собственной тени и оставался невидимым на фоне черного неба, пока Камилла не приблизилась настолько, что освещенная звездами оболочка приняла вид бледно-серого шестиугольника – обретая видимые черты, он приближался к ней с угрожающей скоростью до тех пор, пока Камилла не начала сбрасывать скорость. Навигатор аккуратно вывел ее на совмещенную орбиту, но прежде, чем вернуть управление, предусмотрительно оставил зазор около десяти метров.

Камилла приказала реактивным двигателям придать ей небольшое ускорение в направлении ближайшего ребра куба. Уголки оболочки были усечены в форме треугольников – именно там, защищенные от лобовых столкновений с соседними блоками, располагались струйные рули. Крошечные индикаторы сопровождения, установленные рядом с каждым из рулей, обращали внимание только на небольшую группу опорных звезд; ей оставалось лишь следить за тем, чтобы не закрыть ее своим телом.

Она двигалась так медленно, что, раскинув руки, сумела закрепиться на поверхности при помощи присосок еще до того, как коснулась куба своим туловищем. Оболочка затормозила ее движение, но затем срикошетила, и когда толчок не сдвинул Камиллу с места, ее потянуло вперед, после чего весь цикл повторился несколько раз, пока она не обратилась к программному обеспечению рулей, воспользовавшись функцией «умной» амортизации. Остановившись, она ухватилась за куб и, усилием воли убедив себя в том, что с ней ничего не случится, если она отпустит одну руку, отключила адгезию правой перчатки и запустила руку в пояс с инструментами.

Распылительный пистолет не смог бы пробить оболочку блока – но она почти наверняка была усеяна крошечными отверстиями от микрометеоритов. Камилла поводила над ней струей теплого пара; с холодной поверхности поднялись клубы тумана, который даже вышел за пределы тени, украсив небо кусочком радуги – бледной, но совершенно фантастической на фоне звезд.

Какое бы количество примеси не попало в лед, ее концентрация наверняка будет крошечной, однако, разрабатывая вещество, Камилла позаботилась о том, чтобы оно не связывалось с абсорбционными очистителями и пробоотборниками, с которыми ему предстояло встретиться по мере прохождения воды через систему очистки. Единственное, к чему оно было готово прилипнуть, – это конкретная разновидность ворсиночных клеток, выстилающих человеческий кишечник.

Израсходовав весь распылитель, Камилла сверилась с часами. Еще сорок минут уйдет на то, чтобы вернуться на поверхность, но ей бы все равно пришлось ждать больше часа, прежде чем рабочий график Гюстава позволит ему провести через шлюз очередного робота.

---

– Ну как, видишь? – с нетерпением спросила Камилла. – Вот здесь! Она коснулась нужного места.

Оливье по-прежнему молчал. Возможно, его глазам требовалось больше времени, чтобы адаптироваться к темноте.

– О, точно. – Он нервно рассмеялся и несколько раз провел большим пальцем вперед-назад по внутренней части своей руки – будто пытаясь стереть флюоресцентную каллиграфию.

– Бува J вышла немного корявой, – посетовал он.

– Нет, просто ты как-то странно напряг мышцы, – возразила Камилла. – Морфогены лучше тебя умеют измерять нормальные расстояния между клетками.

– Так когда же проявится твоя надпись?

– Кто знает? Не все получат достаточную дозу.

– Думаю, мне следует провести тщательный осмотр, – сказал Оливье.

Камилла разделась в темноте и легла рядом с ним на кровать. Она думала, что поиск будет не более, чем игрой, но через несколько секунд Оливье торжествующе закричал и подвел ее к зеркалу. Буквы шли наискосок в нижней части ее спины. Выбор места и ориентации оказался слишком сложной задачей; в итоге они решили отдать предпочтение контролю над содержанием, пожертвовав точностью расположения надписи.

– J’accuse², – прочитала она, убеждаясь в том, что перевернутая вверх ногами надпись действительно была правдоподобной копией оригинала. – Это лучше, чем ставить всем на лоб клеймо, – решила она. – Половина всего веселья в эффекте неожиданности.

– Веселья? – Оливье помедлил. – Надеюсь, именно так люди это и воспримут.

– Это веселее, чем шесть часов холеры или шесть недель без воды.

– Я не критикую сам план, – сказал он. – Но первой мыслью большинства реципиентов, возможно, будет вовсе не «Ура! У меня нет холеры!»

Камилла фыркнула. – Ну и на хер их, если шуток не понимают. Мне тоже было не смешно, когда меня окружила толпа в пункте неотложной помощи.

– Знаю.

В дверь позвонили. Оливье мельком взглянул на оверлей, соединенный с камерой у входа. – Лорен? – пробормотал он.

– Не обращай на него внимания, – предложила Камилла. – Не всем из нас надо сравнивать татуировки.

Лорен принялся стучать в дверь. Оливье направился ко входу, чтобы ему открыть, а Камилла тем временем привела себя в порядок.

Она слышала, как двое мужчин разговаривают, но голоса были слишком тихими, чтобы разобрать слова; в интонациях, однако же, не было и намека на жизнерадостное настроение или повод для праздника, а когда она присоединилась к ним в гостиной, атмосфера оказалась довольно мрачной. – В чем дело? – строго спросила она.

– Мирей погибла, – ответил Лорен.

– Что?

Оливье, сгорбившись, сидел на диване, потеряв дар речи, не в силах взглянуть ей в глаза.

– Как? Что произошло?

– Она была в ночном клубе, – сказал Лорен. – Болтала о налоге, глумилась кое над кем… – Он осекся, но Камилла поняла, кого Лорен имел в виду – людей, у которых на открытом участке коже неожиданно появились светящиеся слова.

Лорен продолжил. – Ее друг сказал, что она кричала: «Только представьте, что будет дальше!»

Камилле показалось, что она бредит. – Но что они с ней сделали? – Бросили выпивку в лицо? Пару раз ударили кулаком?

– Они вытащили ее на улицу и стали избивать. К моменту, когда их оттащили роботы, у нее уже был тромб и перелом черепа. Около часа назад она скончалась в больнице.