Рубрика: Прочее

Лучась, вращаясь и мерцая, нейтронная звезда приблизилась к Солнцу на расстояние в одну десятую светового года. Спустя полмиллиона лет она остыла, и скорость ее вращения упала до пяти оборотов в секунду. Она по-прежнему посылала в пространство импульсы радиоволн, но теперь они были всего лишь жалким напоминанием о временах былого великолепия.

Через несколько сотен лет расстояние между ней и Солнечной системе должно было сократиться до 250 а.е. Своей гравитацией она бы внесла возмущения в орбиты внешних планет – особенно Плутона¹, удаленного от Солнца больше, чем на 40 а.е. Земля же, прильнувшая к Солнцу на своей орбите радиусом в 1 а.е., сближения с нейтронной звездой, скорее всего, бы даже не заметила. После этого звезда бы проследовала дальше – навсегда покинув пределы Солнечной системы.

К этому моменту земные формы жизни уже изобрели телескоп, но даже его было недостаточно, чтобы разглядеть в необъятном небе крошечную крупинку света – разве что наблюдатель заранее знал, где именно ее искать.

Останется ли ее появлением незамеченным?

---

В первую очередь, я со всей официальностью хочу заявить, что сожалею о случившемся. Проводя эксперимент, мы и понятия не имели о том, что произойдет. Черт, да ведь именно поэтому мы за него и взялись. Мне жаль. Мы не станем его повторять, вне зависимости от того, насколько маловероятными были результаты, полученные во время последней попытки. Как и кто-либо другой.

Что ж, ладно. Суть сводится к тому, что в результате одного из устроенных нами столкновений на свет появились две самых редких частицы, известных за всю историю физики. Так вот, время жизни этих частиц крайне мало, поэтому во многих ситуациях мы встречали их по отдельности, однако пара частиц, способных просуществовать вблизи друг друга в течение хотя бы нескольких наносекунд, – явление исключительно редкое, пусть даже и не столь интересное с научной точки зрения. Но самым удивительным было то – и повторить этот фактор нам так и не удалось – что под действием магнитного поля траектории этих части искривились, заставив их, как и все прочие, столкнуться друг с другом.

После чего обе частицы бесследно пропали. Их исчезновение не оставило после себя даже одного-единственного импульса электромагнитного излучения. Частицы просто испарились из реакционной камеры. Очевидно, что первое объяснение, которое приходит вам в голову, и о котором, в первую очередь, подумал я сам, звучит так: «Дело наверняка в сбое оборудования», однако следы, оставленные всеми остальными частицами, оказались в порядке. Как же камера смогла зафиксировать следы одних частиц и упустить другие? Таких избирательных сбоев на практике не бывает.

Мы, очевидно, потратили некоторое время, пытаясь объяснить их столкновение с теоретической стороны, но все числа будто взбесились, и лишь увеличивали разраставшийся набор фактов, которые указывали на то, что физике требовалась принципиально новая теория всего. И вот, после того, как многочисленные попытки повторить этот эксперимент (к счастью) завершились провалом, мы скрепя сердце остановились на гипотезе, что обе частицы распались на нейтрино – так себе объяснение, ведь они обе, о боги, несли положительный заряд – после чего занялись другими делами.

Все это произошло двенадцать лет тому назад.

Когда год назад появилась новая теория, мы решили откопать результаты того старого эксперимента и прогнать симуляцию на основе новых уравнений. Числа снова сорвались с цепи, но на этот раз результат можно было оценить количественно. Мы получили частицу, поведение которой идет вразрез с большинством традиционных физических законов. Во-первых, в момент распада – который происходит спустя примерно одну квинтиллионную секунды по ее субъективным часам – эта частица выделяет настолько гигантское количество энергии, что его хватило бы для уничтожения целой планеты. Или звезды. Во-вторых, за эту квинтиллионную долю секунды она успевает разогнаться до релятивистских скоростей, после чего притягивается к первой точечной массе, которая попадется ей на пути. Например, к звезде. Вы уже понимаете, к чему я веду.

Тогда мы задались вопросом: если энергия не выделилась внутри реакционной камеры, то куда же она делась? Где именно находилась частица на момент своего распада? Очевидно, что ее не было внутри нашего Солнца, поскольку оно до сих пор на месте. В итоге мы решили предсказать и визуализировать моментальную пространственную траекторию частицы. Ее линию жизни.

Следующая часть была довольно забавной; взять звездные карты, определить пространственную ориентацию реакционной камеры с учетом точной даты и времени эксперимента… о том, что мы обнаружили, можете догадаться сами. Она вылетела из Солнечной системы и направилась к другой звезде. Притянувшись к ней, частица, спустя одну квинтиллионную долю секунду субъективного времени – и около шести лет по нашим часам – распалась.

Именно. Звезда Барнарда. В шести световых годах от нас. Теперь известная, как Новая Барнарда.

И, как уже было сказано выше, мне жаль.

С Землей было покончено. Об этом знали все.

Мы обыскали небеса. Мы нашли еще одну обитаемую планету. Мы назвали ее Эдемом. Мы построили корабль-ковчег. Население целого города на борту вкупе с оборудованием, которого бы хватило, чтобы основать новую цивилизацию. Взяли курс на Эдем. И отправились в путь.

Некоторые считали его единственной надеждой человечества. Другие видели в нем лишь бесполезную трату усилий. Кто-то был готов заплатить миллионы и даже миллиарды долларов за право стать одним из его пассажиров. Что угодно, лишь бы не оставаться на Земле.

Ситуация становилась все хуже. Ковчег уплывал вдаль. Спустя сорок лет мы потеряли с ним всякую связь.

Ситуация становилась все хуже. Погибли миллионы. Десятки миллионов. Сотни.

А потом человек по имени Калрус нашел способ двигаться быстрее скорости света.

С Эдемом было покончено. Об этом знали все.

Мы обыскали небеса. Мы нашли еще одну обитаемую планету. Мы назвали ее Землей. Мы построили корабль-ковчег. Население целого города на борту вкупе с оборудованием, которого бы хватило, чтобы основать новую цивилизацию. Взяли курс на Землю.
И отправились в путь.

Некоторые считали его единственной надеждой человечества.
Но затем, спустя сорок лет, он наткнулся в космосе на нечто…

Хэн разделил пассажиров на рабочие команды, которые тележками вывозили булыжники из тупика, не до конца расчищенного машинами. Каждый из курьеров взвешивал свой груз на напольных весах, а Дарпана тем временем сверяла их показания с набегающим итогом.

Используя автоматику трамплина, компания уже отключила механизированную лебедку, при помощи которой регулировалась высота люльки, поэтому Хэн и Ахила по очереди приводили ее в действие собственными силами. Обычный механический регулятор защищал лебедку от бесконтрольного прокручивания даже с учетверенной нагрузкой, а Хэн, ко всему прочему, расположил веревку так, чтобы центробежная сила в сумме с силой Кориолиса заставили люльку упасть аккурат в расположенный под ней люк. Основные усилия придется потратить на то, чтобы снова затащить пустую люльку наверх.

Техника безопасности исключала любое вмешательства в работу шлюза – к тому же он и сейчас открывался и закрывался по простому нажатию кнопки. Пока остальные раз за разом опорожняли тележки – высыпая их содержимое за счет одной лишь силы удара, поскольку люлька отказывалась реагировать на их команды – Хэн дожидался момента, когда окружающий его камень треснет под растущим напряжением троса, и он, кувыркаясь, вылетит прямиком в космический вакуум. Эффективности ради он не стал надевать скафандр; по крайней мере, его смерть будет быстрой и милосердной.

Звонок Лэ он решил отложить, пока запуск не перейдет в разряд свершившихся фактов; Хэн знал, что случись их разговор раньше, и его другу бы непременно захотелось отговорить команду Базы от этого рискованного маневра. Впрочем, с чисто практической точки зрения раннее предупреждение бы все равно не сделало погоды; навигатор Трагопана не смог бы рассчитать стыковочный маневр до того, как База начнет движение, и станет известной ее точная траектория.

– Люлька застряла, – сказала Ахила. – Груз не высыпается.

Хэн встал вместе с ней у лебедки. Когда они навалились на рукоятку вдвоем, барабан резким движением снова пришел во вращение.

Когда они отмотали все четыреста метров каната, Хэн сбежал вниз по ступенькам и открыл воздушный шлюз. Люльку сорвало начисто; на ее месте остались лишь измочаленные волокна полимера.

Прикреплять к канату более устойчивую платформу было некогда; им придется ограничиться ровно тем объемом камня, который им удалось сюда перевезти.

Догнав Хэна, Ахила оценила ситуацию. – Я спущусь и доведу дело до конца, – сказала она.

– Нет. Вы должны быть наверху, чтобы втянуть меня обратно.

Ахила покачала головой. – Лебедкой могут одновременно управлять двое или даже трое. Но если мы потеряем вас, то не протянем здесь и месяца.

Хэн ощутил, как его кожу начало покалывать от стыда. Он видел ее показатели жизнедеятельности на момент стыковки. Сердце Ахилы, без сомнения, было крепче его собственного – к тому же приток крови к голове в ее случае будет нарушен не так сильно из-за меньшего нагрузочного веса на конце троса.

– Я не могу вам этого позволить, – сказал он.

– Мне и без того страшно, – сказала в ответ Ахила. – Давайте не будем все усугублять.

Чувство вины усилилось, но его источником теперь стало нечто иное. Что было для него важнее: выйти из этой передряги, сохранив чувство собственного достоинства, или же сделать все возможное, чтобы повысить шансы выживших? Незаменимым его не назовешь, но без него долгое изгнание пассажиров станет лишь опаснее – отрицать это было попросту глупо.

– Хорошо, – согласился он.

Хэн сидел в комнате для переговоров, наблюдая за происходящим глазам Ахилы, пока Икбал, Чандракант и Аабид боролись с ее растущим весом. Чтобы удержать ее от свободного падения, хватило бы и регулятора самой лебедки, однако в отсутствие других сил, способных замедлить ее спуск, столкновение с Базой привело бы к фатальным последствиям.

Ахила висела в своем импровизированном слинге лицом вниз. Следуя за движением звездного хоровода позади силуэта корабля, щиток шлема отбрасывал ей в лицо толику радужной полосы преломленных цветов, после чего темнел, реагируя на яркость солнечного света – и так по три раза в минуту. Компания заблокировала сервисных роботов, которые могли бы взять эту работу на себя, исключив тем самым потенциальные обвинения в пособничестве – на случай, если это сумасбродство будет стоить кому-нибудь жизни.

– Вы в порядке? – спросил Хэн.

– Хорошо, что я уже давненько ничего не ела, – ответила она.

– Если хотите закрыть глаза, пока не доберетесь до Базы…

– Нет, я хочу видеть, куда лечу. С закрытыми глазами мне будет казаться, что кто-то опускает в меня колодец.

Когда ее вес приблизился к 3g, Хэн увидел, как содрогнулось небо: веревка соскользнула на несколько сантиметров, прежде чем ее успели поймать. Он открыл врезку с показателями жизнедеятельности операторов. Икбал тяжело дышал, а его пульс подскочил до угрожающей отметки.

– Пунита? Вы должны помочь Икбалу – произнес он по общедоступному каналу, надеясь предотвратить возможные споры. Икбал возражать не стал.

Когда поле зрения заполнила База, в шлеме Ахилы загорелся фонарь, в равномерном свете которого затерялись колебания астероидного свечения. Хэн заглянул в люк. Внизу он увидел груду обломков и нечто белесое – скорее всего, это и была сломанная люлька.

Когда Ахила оказалась на уровне люка, Хэн крикнул лебедочной команде: «Стоп!». Во время движения ее ориентация казалась идеальной, так что если ее рука до сих пор опиралась о край слинга, рычаг, отвечавший за закрытие люка, должен был находиться как раз в пределах ее досягаемости.

– Ахила?

– Я готова, – беззвучно ответила она, не тратя воздух на речь. – А вы, клоуны, готовы доставить меня точно к цели?

– На все сто, – ответил Чандракант.

Хэн подал заранее обговоренные сигналы. – Раз. Два. Рычаг. Три. Четыре. Подъем.

Когда люк задвинулся в нескольких сантиметрах ниже лица Ахилы, ракурс его оверлея резко взметнулся вверх. – Отлично. – Прямо сейчас Хэн чувствовал, как колотится его сердце.

Сварочный лазер, подвешенный к левой руке Ахилы, не мог разрезать тросы из нанотрубок, но вполне мог их разогреть. Ей удалось повернуть голову к тросу, поставить лазер на минимальную мощность и, поводив лучом из стороны в сторону, добиться того, чтобы на тросе в четырех метрах от нее, наконец-то, замерцала красная точка.

Не имея доступа к вычислительным ресурсам трамплина, Хэн смоделировал весь процесс, используя наручные часы Дарпаны. Он взял их со стола неподалеку и отсчитал момент, когда предсказанная им задержка в отрыве Базы заставит ее двигаться по траектории, которую сможет перехватить Трагопан. – Три. Два. Один.

На мгновение лазерное пятнышко вспыхнуло ослепительно ярким светом, но затем лицевой щиток Ахилы потемнел, усмирив интенсивность луча. Хэн бросил взгляд на наручные часы, и они начали транслировать его контактным линзам анимацию, демонстрирующую смоделированный температурный профиль троса и присоединенных к нему магнитов. Магниты могли прекрасно функционировать при температуре выше комнатной, поэтому обходились без специальной системы охлаждения, однако критической температуры их сверхпроводника достичь было не так уже сложно. Когда условный цвет пятна на картинке сменился с синего на зеленый, яркая мишень Ахилы исчезла, и Хэн услышал высокочастотный стон каменного массива, нависшего у него над головой.

База потеряла контакт с половиной спицы – однако два фрагмента образовывали непрерывный отрезок троса, продернутый через U-образный туннель внутри трамплина. Лишившись равновесия и приняв на себя большую нагрузку, чем предполагала его конструкция, трос начал выскальзывать, и его свободный конец рванулся вверх к астероиду, в то время как второй под весом Базы продолжал удаляться от трамплина, испытывая все большую центробежную силу.

Скрежет троса о поверхность камня резко прекратился. Теперь База должна была находиться в свободном падении и, если им повезло, до сих несла на себе отрезок троса. Момент, на первый взгляд, был выбран удачно – разница с прогнозом модели не превышала половины секунды. Их траектория должна была проходить в пределах досягаемости Трагопана. У Лэ и его пассажиров появится второй шанс добраться до безопасного укрытия.

– У нас получилось! – радостно прокричал Хэн. Команда лебедки, Икбал, Нур, Рохини и Дарпана ответили ему жизнерадостными возгласами. Ахила молчала – должно быть, решила приберечь радостные слова до своего возвращения.

Пытаясь подобрать слова благодарности, Хэн вновь взглянул на небо собственными глазами. Он увидел звезды – а затем и удалявшийся от них трамплин, спицы которого переливались под солнечным светом.

Пятнадцатый трамплин, сверкая на Солнце парными спицами, возник позади Базы

¹

. Других деталей с такого расстояния разглядеть было нельзя, но Хэн мог без труда представить себе топографию трамплина, опираясь на одно лишь мерцание этих бликов. Пересекая угол, при котором проявлялся ее зеркальный блеск, каждая из вращающихся спиц, закрепленных на дневной стороне астероида, отчасти скрывалась за его каменной громадой, в то время как ее диаметрально противоположный двойник, поднимавшийся над ночной половиной трамплина, частично оставался в тени. Будь это идеальной сферой, выкушенные фрагменты обеих линий оказались бы одинаковыми; подобным образом и астероид, напоминавший своими очертаниями деформированный арахис, выдавал свою форму, благодаря циклическим смещениям темных промежутков и их асимметрии.

Хэн мельком перевел взгляд с иллюминатора на Дарпану, которая лежала в двух местах от него, на одном из девяти кресел, расположенных в форме квадрата три-на-три. Многим детям нравилось кататься на аттракционах, но эти американские горки не щадили никого, а Дарпана, судя по записям ее показателей жизнедеятельности, не спала уже сутки с момента отлета. Она лежала в кресле, поддерживая голову локтем, упиравшимся в упругие ремни страховочной привязи, и совершенно не выглядела уставшей – тем более измученной. Но если девочка вскоре не начнет дремать, Хэну придется побеседовать с ее бабушкой насчет снотворного.

Вдали уже виднелось каменистое ядро астероида, очертания которого по мере вращения преображались на манер бледно-серого полумесяца, отражавшегося в покрытой рябью луже. По астрономическим меркам скорость сближения с астероидом была смехотворно мала – жалкие пятьдесят метров в секунду; с тем же успехом они могли мчаться по железной дороге где-нибудь на Земле – разве что их «поезд» напоминал призрачную машину, путь которой вскоре должен был преградить турникет, опоясанный вокруг гигантского булыжника. Но стоило этому булыжнику приблизиться, а Базе – беспрепятственно пролететь между двух слоев троса, выраставшего прямо из поверхности астероида, как ощущение горизонтального скольжения вдоль границ преграды исчезло без следа. Они действительно огибали астероид, но не сбоку, а сверху.

Радостный крик Дарпаны был едва слышен, но Хэн решил, что приглушенный звук объяснялся, скорее, уважением к другим пассажирам, а вовсе не недостатком сил или энтузиазма. Когда их вес скачкообразно возрос от нуля до полутора g, Хэн заметил, как на ее лице изобразилась восторженная гримаса – будто возбуждение, охватившее ее в первый раз, ничуть не потеряло своей силы. Ближайшие фрагменты троса двигались против вращения астероида, что делало их почти неподвижными относительно самой Базы; к тому же вихревые потоки, наведенные в них магнитами корабля, служили своеобразным тормозом, который быстро сбрасывал относительную скорость до нуля. Уже через несколько секунд База была надежно прикреплена к тросам в двух точках и вместе с ними совершала обороты вокруг астероида; при этом она могла по-прежнему вращаться вокруг собственного центра масс, сохраняя исходную ориентацию в пространстве. И если звезды в иллюминаторе казались заставшими и умиротворенными на фоне внутреннего пространства кабины, то девять коек крутились подобно шампурам, стремящимся сохранить горизонтальное положение с учетом меняющейся центробежной силы. Небо слева от Хэна летело куда-то вниз; казалось, что корабль вместе с окружающим его космосом вертится вокруг неподвижной оси, роль которой играл его собственный позвоночник.

За десять секунд они совершили половину оборота, и звезды начали подниматься с правой стороны. Он напрягся, готовясь к падению, которое должно было последовать за отделением от астероида, однако уточняя маршрут Базы, навигатор решил сделать еще один оборот, пытаясь обеспечить столь же идеальную стыковку у следующего трамплина. Когда Хэн взглянул вверх, звезды сменились размытой каменной громадой, которая, на мгновение сверкнув в лучах Солнца, потемнела и унеслась прочь.

Когда звезды взошли во второй раз, навигатор, наконец-то, отпустил тросы, и пространство вокруг Хэна перестало вращаться. Трамплин появился справа от него, отступая вдаль на фоне неподвижных звезд.

База совершила разворот вокруг трамплина, однако по отношению к Земле этот маневр не обратил движение корабля вспять, а всего лишь увеличил его скорость на сто метров в секунду. В течение ближайшего часа трамплин точно так же разгонит все остальные корабли их конвоя – а затем в течение пары лет будет впитывать солнечный свет, восстанавливая энергию вращения и корректируя собственную орбиту, пока не окажется там, где сможет исполнить роль пересадочного пункта для очередной группы путешественников. Перенос этого астероида и его спутников из числа амуров

²

 на орбиты с заранее подобранными характеристиками занял три десятка лет, однако дальновидность первопроходцев, ставших инициаторами этого процесса, принесла свои плоды уже в следующем поколении. Сама по себе База была не столько космическим кораблем, сколько капсулой жизнеобеспечения, которую просто перебрасывали от трамплина к трамплину, но благодаря этой эстафетной гонке они прибудут на Марс всего за четыре с половиной месяца.

– Милая, если можешь, то лучше поспи сейчас, – спокойно обратилась к своей внучке Рохини.

– Но это же так здорово! – возразила Дарпана.

– Не спорю, – согласилась Рохини. – Но впереди нас ждут еще тридцать таких дней, и если ты испортишь себе самочувствие, то никакой радости от них уже не получишь.

Немного помолчав, Дарпана, похоже, согласилась с ее доводом. – Я попробую поспать до следующего трамплина.

– Вот и умница. – Расслабившись, Рохини снова откинулась на спинку кресла.

Посмотрев в сторону бабушки, Дарпана поймала на себе взгляд Хэна. Улыбнувшись, он тяжело опустил веки, надеясь, что этот жест окажется столь же заразительным, что и зевота, но не будет выглядеть слишком уж очевидной попыткой манипуляции. Когда он решил, что сейчас самое время проверить, возымели ли его действия хоть какой-то успех, то уже и сам погрузился в теплые объятия полудремы – готовый проснуться по первому требованию Базы, но совершенно не желая возвращаться в явь ради более пустякового повода.

Чтобы осветить кабину, устроив на Базе символический рассвет, хватило небольшого изменения в тоне иллюминаторов с солнечной стороны. Хэн поднялся раньше пассажиров, чтобы воспользоваться туалетом, обтереть тело губкой и переодеться. Когда База, наконец, достигнет сотого трамплина, и они переберутся на борт, где путешественникам предстоит провести среднюю часть маршрута, то почувствуют себя примерно так же, как пассажиры, которые после тесной лодчонки оказались на роскошном океанском лайнере. Но до тех пор рассчитывать на большее уединение, чем давали эти несколько минут, им явно не придется.

Покинув санитарный блок, он неожиданно ощутил чудесное благоухание шкворчащего в микроволновке завтрака. В закутке, отведенном под кухню, сейчас находились только Икбал и Нур, но остальные пассажиры уже начали шевелиться, разбуженные ароматом еды.

– Можно к вам присоединиться? – поинтересовался Хэн. По виду их завтрак напоминал приправленный специями омлет, крутящийся в запечатанном, подсвеченном микроволновкой пакете. И хотя у Хэна были десятки собственных, излюбленных рецептов, воспоминания о кулинарных изысках заметно уступали эффекту, который оказывала на органы чувств притягательность реальной, зримой и обоняемой, пищи.

– Конечно. – Крутанувшись на своем поручне, Икбал повернулся к остальным креслам. – Кто-нибудь еще хочет?

Ответные просьбы слились в оглушающий хор, и число желающих, которых Икбал сосчитал взмахом руки, возросло с двух до девяти. Хэн был доволен; семьи в этом конвое, насколько он мог судить, не питали друг к другу неприязни, однако даже малейший намек на то, что они не собирались делиться на фракции в его присутствии, был весьма кстати. Политика компании запрещала перевозить больше трех родственников на одном и том же судне – тем самым гарантируя, что в случае пробоя одного из корпусов каждая семья потеряет лишь ограниченную долю своих членов – однако получившаяся в прошлый раз сборная солянка попутчиков превратила перелет в настоящее испытание, требовавшее от Хэна улаживать конфликты между двумя соперничавшими кланами, не давая взаимным подстрекательствам разгореться до открытой агрессии. Вопрос, хватит ли им места на Марсе, его, к счастью, уже не заботил.

Когда клаксоны оповестили их о приближении девятнадцатого трамплина, с завтраком уже было покончено. Хэн заботливо взглянул на Рохини, которая помогала Дарпане надеть страховочную привязь, но они прекрасно обходились и без его помощи; инструктор в Шанхае оценил их обеих как «прилежных». За несколько лет в путешествии побывал не один десяток детей, с некоторыми из которых Хэн летал в конвоях, но на своем собственном корабле таких юных пассажиров ему еще видеть не доводилось.

Судя по записям в журнале, ночью Дарпана крепко спала; когда их корабль совершил кульбит вокруг первого за сегодняшний день астероида, она радостно воскликнула, ничуть не скрывая своего восторга. Когда на Базе снова наступила невесомость, Хэн выбрался из страховочной привязи и приступил к первому кругу системных проверок: первым на очереди был гладильный пресс, за которым следовали всевозможные узлы водоочистной системы. Работа была довольно нудной, а на столь раннем этапе путешествия было сложно не предаться беспечности, предположив, что на корабле вряд ли могли появиться какие бы то ни было паразиты, засоры или протечки; Хэн, тем не менее, велел своим наушникам поставить воодушевляющую ударную импровизацию – придающую сил, но не настолько навязчивую, чтобы отвлечь на себя внимание от работы, – и в итоге справился со всеми задачами без придирчивых бипов со стороны своего куратора.

Закончив осмотр, Хэн обвел взглядом кабину, убеждая самого себя, что все в порядке. Ахила, тихонько кряхтя, упражнялась с эспандером: попеременно выпрямляла ноги, сопротивляясь натяжению машины, а затем столь же усердно пыталась их согнуть. Хэн всем прочим упражнениям предпочитал бег – на среднем этапе путешествия, когда мог пользоваться свободой, которую давали коридоры трамплина – но приспособленная к невесомости беговая дорожка Базы была не лучшей заменой, не говоря уже о том, что столь ограниченное пространство корабля лишь усугубляло ощущение тесноты. Препаратов, которые обманывали его мышечные волокна и остеоциты, заверяя клетки в том, что они по-прежнему испытывали привычные физические нагрузки, по-видимому, хватало, чтобы избежать серьезной атрофии за месяцы, проведенные в состоянии невесомости.

Другие пассажиры остались на своих креслах. Икбал и Нур лежали лицом друг к другу и, слегка улыбаясь, вели личную беседу или смотрели один и тот же оверлей. Глаза Рохини были закрыты, но у Хэна не было причин подглядывать за ее показателями, чтобы узнать, дремлет она или же просто занята учебой или каким-то развлечением. Именно в таком состоянии, надо полагать, находились Пунита, Аабид и Чандракант, взгляд которых был сосредоточен где-то впереди. И только Дарпана смотрела в иллюминатор.

Увидев в стекле отражение Хэна, она повернулась в его сторону. – Мы сейчас впереди Трагопана³или позади? Я запуталась.

– Впереди.

– Мой двоюродный брат обещал посветить из иллюминатора лазерной указкой.

Хэн сомневался, что ей бы удалось заметить свет от указки, но если поиски тускло-красной точки среди звезд помогали ей скоротать время, он вовсе не собирался ее разуверять.

Но у Дарпаны уже был готов очередной вопрос. – Почему орбиты трамплинов такие длинные?

– А. – Хэн открыл оверлей с траекториями астероидов. Присоединившись к просмотру, Дарпана указала на самый большой эллипс, вычерченный разделявшим их иллюзорным экраном. – Мы всего-то и хотим попасть с Земли на Марс! – воскликнула она. – Почему половина орбит идут дальше?

– У тебя есть более удачный вариант? – с вызовом спросил он.

– Взять за отправную точку орбиту Земли и шаг за шагом расширять ее, пока не достигнем Марса, – бойко ответила она.

– Тогда покажи, – предложил ей Хэн. Он убрал с экрана трамплины, оставив только две планеты.

Дарпана изобразила серию из дюжины концентрических окружностей, разделяющих дистанцию между планетами на равные промежутки. – Если я нарисую сотню, то будет сложно понять, что к чему, – пояснила она.

– Не проблема, идею я понял. – Он выждал время, дав ей возможность отыскать в своих рассуждениях изъян, а затем ненавязчиво заметил: «Друг с другом эти орбиты не пересекаются, верно?»

– Да. – Дарпана не понимала, чем именно он недоволен. – А с какой стати им это делать? Трамплинам ведь не нужно стыковаться друг с другом. Если орбиты находятся достаточно близко, корабль всегда можно перебросить с одного трамплина на другой.

– Значит, трамплины движутся по одним орбитам – вот этим окружностям – а корабли перемещаются между ними по другим?

– Да, – помедлив, ответила Дарпана.

– И насколько же сильно эти орбиты отличаются друг от друга?

Дарпана изобразила схематичную линию, соединяющую две окружности. – Вот по такому маршруту мы должны двигаться. Прямиком к следующему трамплину – все равно что бросить мяч другу, который стоит на балконе. Затем он бросает его тому, кто стоит на балконе повыше… и так далее, до самой крыши.

Хэн понимал всю притягательность этой метафоры, однако разобраться в реальном положении дел было лишь немногим труднее. – Есть одна небольшая проблема, – заметил он. – Чтобы двигаться строго вверх, тебе придется лететь с феноменальной скоростью. Не забывай, что эти трамплины находятся на орбите, так что первый из них будет двигаться вбок со скоростью около тридцати километров в секунду.

– И правда. – Дарпана поняла, что он имел в виду, и стерла первоначальную линию, заменив ее отрезком выходящей из Солнца спирали с небольшим шагом. – А если так? Трамплин сверху тоже движется вбок, значит догнать корабль ему должно быть по силам.

– И как далеко отстоят эти орбиты? – спросил Хэн.

– Точно не знаю, – ответила Дарпана. – А как далеко нас может забросить один трамплин?

– Если бросить предмет со скоростью пятьдесят метров в секунду с земной орбиты, он пролетит четверть миллиона километров, прежде чем начнет падать обратно на Солнце.

– Прилично! – заметила Дарпана. – За несколько сотен таких прыжков можно добраться и до Марса.

– Подвох в том, – заметил Хэн, – что каждый такой шаг займет около трех месяцев. – Крутизна подъема, которого требовала спираль Дарпаны, была немыслимо высока; он набросал эллиптическую дугу, которая располагалась ближе к исходной окружности и охватывала четверть траектории вокруг Солнца, прежде чем достичь апогелия. – Расстояние между трамплинами можно, конечно, уменьшить – тогда корабль можно будет поймать, пока он все еще удаляется от Солнца…, но если от Солнца не будут удаляться сами трамплины, корабли так и не смогут набрать скорость в этом направлении. Расстояние между орбитами им придется преодолевать по пятьдесят метров в секунду, если не меньше.

Дарпана посмотрела на свой рисунок концентрических кругов, бесконечную вереницу «лежачих полицейских» для всякого, кто попытался бы их пересечь. – Значит, так путешествие займет не один десяток лет?

– Именно. – Хэн вернул реальные орбиты трамплинов. – Мы хотим лететь к Марсу как можно быстрее, но это означает, что на среднем этапе пути скорость настолько велика, что, сохранив ее, мы бы просто пролетели мимо цели. Орбиты трамплинов должны быть похожи на наши, поэтому некоторые из них действительно продолжаются и за пределами Марса. Нельзя просто взять орбиту Земли и увеличить ее маленькими шажками; вместо этого орбиту приходится сдавливать, придавая ей более вытянутую и сплющенную форму, чтобы в итоге она увела нас от Солнца.

– Кажется, теперь я поняла. – Дарпана улыбнулась. – Я попытаюсь объяснить это Ломашу, и если мне удастся его убедить, то я точно буду знать, что ухватила суть.

Хэн закрыл оверлей, дав ей возможность пообщаться с Трагопаном, бесшумно шевеля губами. Жаль, что она не могла лететь на одном корабле с двоюродным братом – хотя даже сейчас они могли до бесконечности болтать друг с другом, сравнивая свои впечатления от первой половины путешествия. Хэн и представить не мог, о чем думали родители девочки, оставляя ее одну, но вскоре все они снова будут вместе. Непрерывно растущие заповедники на станции Кидония

¹

станут отличной игровой площадкой для ребенка с богатым воображением; к тому же, став взрослой, она всегда сможет вернуться к более широким горизонтам Земли, если только пожелает.

Жужжание куратора напомнило ему, что пора приниматься за проверку воздухоочистителей.

– Погода меняется, – хмуро сообщила Лиана. – Есть вероятность, что вам все-таки удастся добраться до середины маршрута, но пассажиров лучше подготовить к тому, что занять укрытие им придется раньше срока.

Хэн разглядывал изящную кружевную сеть из желтых колец корональной плазмы, изображенных на оверлее рядом с Лианой. До вылета модели предсказывали спокойное путешествие, обещая, что солнечная активность будет находится на уровне, достаточном для сдерживания космического излучения. В норме солнечный ветер отражал изрядную долю высокоскоростных частиц, испущенных межзвездными объектами; как правило, такой компромисс был оправдан, особенно если учесть, что более медленные протоны, излучаемые самим Солнцем, легко поддавались экранированию. Корональный выброс массы, с другой стороны, мог вызвать ударные волны, под действие которых сносный в обычных условиях ветер разгонялся до энергий, способных пробить корпус судна. Если такое случится на самом деле, защитить их сможет лишь многометровая каменная толща.

– Каков наихудший сценарий? – спросил Лэ. Когда он заговорил, его обеспокоенное лицо проступило в оверлее рядом с лицом Лианы.

– Два дня, – ответила она. – Модели неидеальны, но насчет такого близкого КВМ они еще ни разу не ошибались.

Хэн слушал, как другие капитаны задавали ей вопросы, ища утешений, которые Лиана не могла им дать. Жизни людей ничего не угрожало; путь между соседними трамплинами никогда не занимал больше двадцати часов. Но если путешественники будут вынуждены остановиться в ближайшем убежище, то прибыть на среднюю станцию по расписанию им уже не удастся. В лучшем случае им придется иметь дело с крайне дорогостоящей спасательной операцией – для которой с орбиты Марса будет запущен полноценный космический корабль, если, конечно, у семей хватит на это средств. В противном случае компания могла предложить им лишь один выход – переждать в убежище как минимум два года, пока достаточное число трамплинов не займет положение, которое либо даст им возможность продолжить путь к Марсу, либо создаст своеобразный «скат», ведущий обратно на Землю.

Когда совещание подошло к концу, перед глазами Хэна остались только ровные ряды кресел. На Базе было слишком мало воздуха, чтобы рассеять зловоние его вспотевшего тела. – У меня есть объявление, – сообщил он, громче, чем собирался, однако люди продолжали лежать как ни в чем не бывало. Тогда он жестом попросил их отключить оверлеи и наушники, и пассажиры, наконец, удивленно зашевелились на своих местах.

Хэн объяснил им суть прогноза и варианты дальнейших действий. – С уверенностью можно сказать лишь одно – врасплох нас застать не удастся, – подчеркнул он. – Дюжина спутников наблюдают за состоянием Солнца в реальном времени, а имеющиеся модели позволяют предсказывать выброс корональной массы с высокой надежностью и на несколько дней вперед. Что бы нам ни грозило, времен на подготовку у нас будет более, чем достаточно.

– Достаточно для чего? – возмущенно спросил Чандракант. – Чтобы посадить себя под замок! Почему ваши астрономы не предвидели это до нашего отлета?

– Мне очень жаль, – ответил Хэн. Он сомневался, что делу можно помочь, устраивая споры о причинах неточностей в прогнозах на большие расстояния. – Шанс добраться до середины маршрута еще есть, но мы должны быть готовы к любому исходу.

– Какое оснащение у остальных трамплинов? – с тревогой спросила Пунита. – Чем нас будут кормить, где мы разместимся?

– Внутри все трамплины устроены одинаково, – заверил ее Хэн. – И запасов в них хватит, чтобы мы продержались… – Он чуть не сказал «несколько десятков лет», но вовремя одумался. – Столько, сколько потребуется.

– Но для вас-то это пара пустяков, – с горечью заявил Чандракант. – Где вам еще быть? Жизнь как жизнь – ничего из ряда вон.

Его брат по имении Аабид что-то пробормотал Чандраканту на гуджарати

¹

; Хэн знал только хинди, но все же уловил в голосе Аабида нотки укора. – В этом никто не виноват, – обратился он к Хэну по-английски. – С такими рисками сталкивается любой путешественник.

– Это шок, – согласился Хэн. – Но что тут поделаешь?

– Мы сделаем все возможное, – твердо заявила Рохини. – Будем надеяться на лучшее и постараемся обернуть будущее в нашу пользу.

Хэн, наконец, осмелился бросить взгляд в сторону Дарпаны. Ей было всего десять лет; два года изоляции внутри астероида покажутся ей целой вечностью.

– Конвой ведь не разделят? – спросила она. – Или часть кораблей могут оказаться на одном трамплине, а часть – на другом?

– Корабли, скорее всего, останутся вместе, – ответил Хэн. Если окно прогноза соответствовало их ожиданиям, Базе не придется довольствоваться следующим трамплином – вне зависимости от того, покинула ли его оставшаяся часть конвоя.

– Тогда все в порядке, – любезно заключила Дарпана. – Все равно на Марсе мы почти все время будем проводить под землей. – Ухватившись за края своего кресла, она развернулась к иллюминатору.

Хэн наблюдал, как пытаются унять свою тревогу остальные пассажиры. Если уж эта девочка не собиралась лить слезы или закатывать истерику, то устраивать сцену посерьезнее другим будет попросту стыдно.

– У вас большая семья? – спросила Ахила, передвигая шашку по разложенной между ней и Хэном доске для игры в нарды.

– Только родители, – ответил он. – Жениться мне пока что не по карману. Может, после пары путешествий.

Ахилу его ответ, удивил. Видимо, она переоценила ту часть их платы, которая в итоге перепадала самому Хэну – И тогда вы осядете на Земле?

– Да. Быть первопроходцем меня не тянет.

– Ха! – Она обвела жестом спартанскую обстановку.

– Это просто работа, – ответил Хэн. – До тех, пока я вижу свет в конце туннеля, паре мелких невзгод меня не испугать.

– Через двадцать лет жить в Кидонии⁵ будет комфортнее, чем в Шанхае, – с хвастливым неправдоподобием заявила Ахила.

– Пришлете мне открытку, когда это случится? – Хэн помедлил. – Так чем же вас привлек Марс? Просторами или идеологией?

Она негромко рассмеялась. – И тем, и другим. Человечеству требуется стационарное поселение за пределами Земли; некоторые люди хотят дождаться, пока наши потомки не превратятся в потоки нулей и единиц, чтобы сэкономить на транспорте, но лично мне кажется, что имеющимся шансом стоит воспользоваться уже сейчас.

– Но родственников на Марсе у вас нет?

– К счастью, нет. Ахила улыбнулась. – Моя семейка – сборище назойливых любителей совать нос в чужие дела; их хлебом не корми – только дай покопаться друг у друга в грязном белье. На Марсе я, наконец-то, смогу вздохнуть полной грудью.

В наушниках Хэна раздался звук входящего вызова. – Прошу прощения. – Он повернулся к стене.

Перед ним появилось лицо Лианы, которая не стал тратить время на любезности. – Надвигается КВМ, – сообщила она. – По нашим оценкам поток протонов ударит по вам примерно через пятьдесят три часа.

– Есть ли смысл ждать следующего трамплина? – спросила Сюнь. – Если говорить о потенциальной реконфигурации? – Хэн был впечатлен ее спокойным отношением к делу; он чувствовал, как стиснуты его челюсти, как его собственные мысли бьются в безысходном вопле негодования. Могли ли они прямо сейчас сократить время своего изгнания, выбрав подходящий трамплин для стыковки?

– Нет, задержка ничего не даст, – ответила Лиана. – Мы рекомендуем всем вам пристыковаться к трамплину семнадцать-сорок.

Этот трамплин был следующей точкой их маршрута, где, согласно расписанию, они должны были спустя четыре часа поровняться с последним кораблем конвоя. Но сейчас База возглавляла их строй, а первые в итоге всегда оказывались последними.

Когда Хэн сделал объявление, большинство пассажиров, похоже, смирились со своей судьбой. – Нам потребуются какие-то особые приготовления? – спросила Пунита.

– Всем нужно заранее надеть скафандры, – ответил он. – Знаю, в невесомости это делать не с руки, но при полутора g станет только сложнее.

Он перевел взгляд на Дарпану. Девочка усердно старалась изобразить мрачный настрой, но Хэн прекрасно понимал, что новость оставила ее в радостном возбуждении. Они спасались бегством от всплеска солнечного излучения – но успех в этой гонке был явно на их стороне, и уже в скором времени Дарпане предстояло встретиться со своим любимым двоюродным братом. Столько ажиотажа и никакой реальной опасности – так почему бы ей не насладиться представившимся шансом?

Хэн отчаянно пытался унять свой гнев и разочарование, пытался быть благодарным за возможность спасения и просто забыть обо всех остальных проблемах. Ему даже повезло разделить свой приговор в застенках астероида с вполне адекватной группой попутчиков; случись нечто подобное во время предыдущего перелета, и дело могло закончиться гражданской войной.

– Мои родители дважды обогнули Землю за свой медовый месяц, – заметила Нур. – Но новый семейный рекорд, похоже, будет за мной.

Первым к их небесному Алькатрасу пристыковался корабль Сюнь, Монал. Пристегнувшись к своей койке, Хэн через оверлей следил за телеметрией судна: завершив стыковку с крутящимися тросами, Монал включил ионные двигатели, чтобы остановить вращение относительно трамплина. Прежде, чем с астероида опустилась люлька, которая должна была доставить пассажиров внутрь их временного жилища, к противоположной от Монала спице пристыковался Чибис.

Приближаясь к трамплину, где оставалось мало свободного места, Хэн всегда нервничал, даже если это ощущение притуплялось чувством удовлетворения от того, что им, наконец-то, удалось достичь середины пути. У навигаторов было предостаточно времени, чтобы оптимально распределить спицы трамплина между кораблями и нужным образом скорректировать моменты их прибытия, но факт, тем не менее оставался фактом: с каждым препятствием, застрявшим между тросами, возможностей для безопасного маневра становилось все меньше.

Бекас, а следом и Кроншнеп пристыковались без каких-либо осложнений. Наблюдая за схематичным изображением трамплина, который, вращаясь, направлялся в сторону Трагопана, Хэн поймал себя за попыткой мысленно экстраполировать движение астероида, представляя неминуемое зацепление корабля и выделенное пространство для стоянки. Втиснуть Базу будет ничуть не сложнее, учитывая, что угол с каждым из двух ближайших соседей составлял целых шестьдесят градусов. Через двадцать минут стресс как рукой снимет, а еще через двадцать он будет сидеть за столом с коллегами и шутить об их долгом интернировании и тяготах удаленного секса в условиях растущей задержки сигналов.

Схема начала мерцать, и поперек ее полей побежали данные о расхождениях между планом шватовки и реальными показаниями датчиков. В канале раздался голос Лэ: «Мы потеряли сцепление! Магниты… нет, магниты все еще держат. Трос оторвался, и вместе с ним часть породы. Мы вырвали кусок астероида.»

Хэн переключился на радиолокационное изображение Трагопана, который падал с Алькатраса вместе с четырехсотметровым куском троса, исполнявшим вокруг корабля кособокие пируэты. Он не мог сказать наверняка, сбился ли Кроншнеп с курса из-за удара троса, но судя по доплеровским пометка на схеме все остальные спицы угрожающе шатались под действием тряски маятников, вызванной сейсмическим возмущением астероида.

– Мы все здесь, – сообщил Шень с Кроншнепа. – Качаемся, как люстра, но повреждений нет. Сюнь?

– Давление внутри трамплина не нарушено, – ответила она. – Мы потеряли один шлюз, но сейчас пробоина изолирована, благодаря переборкам. Лэ, каков твой статус?

– Отключаю магниты, – немногословно отозвался он. Несмотря на то, что и корабль, и трос находились в свободном падении, их совокупная система продолжала вращаться; в случае разрыва связи их бы отбросило в разные стороны, без какой-либо гарантии на то, что отделившиеся части не столкнутся друг с другом. В течение нескольких напряженных секунд Хэн вглядывался в радар, пока Лэ, воспользовавшись ионным двигателем, уводил свой Трагопан от столкновения.

Внимание Хэна резко переключилось на его собственные проблемы. Пара тросов, к к которым должна была прикрепиться База, раскачивалась из стороны в сторону, и хотя радар вполне мог отследить это движение, а навигатор – смоделировать его постепенное затухание, величина неопределенности была настолько велика, что немедленная попытка стыковки лишила бы их всякой гарантии на безопасное завершение маневра. Переварив данные, Хэн сам отдал команду, прежде чем навигатор успел вмешаться и принять решение за него. – Прервать стыковку, – беззвучно произнес он.

Дождавшись подтверждения, что им не грозит столкновение с Алькатрасом, он убрал оверлей и выбрался из страховочной привязи. – План изменился, – сообщил он. – Мы пристыкуемся у следующего трамплина. – Пассажиры готовились к этому сценарию еще в Шанхае и потому прекрасно представляли себе последствия такого решения.

– Почему? – потребовала ответа Дарпана. – Вы же говорили, что мы будем вместе с остальными!

– Возникла проблема с тросами. – В его боком зрении появился флажок; Дарпана запрашивала связь с пассажирами Трагопана. Хэн отклонил запрос. – У нас два часа, так что если хотите, можете ненадолго снять скафандры.

Рохини казалась обеспокоенной, но все-таки обратилась к внучке. – Не поможешь мне выбраться из скафандра, чтобы я смогла обмыться. Хочу немного освежиться – кто знает, на сколько я в нем еще застряну.

Как только Рохини и Дарпана скрылись за дверью санитарного блока, к Хэну обратился Икбал. – Что именно произошло?

– Трагопан сорвался с своего троса.

– Кто-нибудь пострадал?

– Нет.

– И как они теперь вернутся на трамплин? – спросила Ахила.

– У них еще остались ионные двигатели. – Хэн избегал смотреть ей в глаза.

– Но ведь на это уйдет целая вечность, – сказала она.

– Несколько дней, – сказал в ответ Хэн. – Они вернутся, но на это потребуется несколько дней.