Агата ухватилась за один конец пассивитовой плиты, Рамиро – за другой, после чего они вдвоем положили камень себе на плечи и встали лицом друг к другу на расстоянии около четырех поступей.
– Готовы? – спросила Тарквиния.
– У меня есть сомнения насчет устойчивости такого положения, – ответила Агата.
– Это неважно. Я просто хочу, чтобы вы были в состоянии удержать плиту, когда снизу на нее будет что-то давить.
Агата положила на камень вторую руку. – Хорошо. Приступай. – Импровизированный испытательный стэнд наминал жуткий продукт дилетантской мысли, но потолок кабины был сделан из неподходящего материала, а экипажу ко всему прочему не хотелось оставлять на нем разоблачительные следы. Они обшарили склад в поисках чего-то, что можно было использовать в качестве козел, но не найдя ничего готового, решили, что самой эффективной заменой станут их тела.
Тарквиния нажала кнопку на пульте дистанционного управления, и блокиратор взлетел с пола кабины. Сердцевиной крошечного летательного аппарата был додекаэдр примерно в пядь шириной; в центре каждой из одиннадцати пятиугольных граней располагалось воздушное сопло. Верхняя, двенадцатая грань была соединена с узкой и длинной конструкцией в виде двух плеч длиной в три-четыре пяди, в которых было столько шестеренок и подвижных соединений, что они вполне могли сойти за устройство из механической эпохи.
Не поднимаясь на большую высоту, блокиратор пролетел по кабине и завис в воздухе рядом с ногами Агаты; она чувствовала, как выходящий из сопел воздух обдувает ее кожу. Затем он начал плавно подниматься вверх, пока не коснулся пассивитовой плиты, служившей суррогатом для поверхности Бесподобной. Когда четыре заусенчатых кончика стали косо впиваться в камень, она крепко ухватилась за плиту. Как и обещала Тарквиния, результирующая сила была направлена точно по вертикали, поэтому большая ее часть компенсировалась весом самой плиты, а благодаря тому, что буры в каждой паре вращались в противоположные стороны, Агата не ощущала крутящего момента, который бы пытался вывернуть плиту вбок.
Спустя несколько махов, когда умолкли буры и иссяк поток воздуха из сопел, устройство осталось неподвижно висеть на плите.
– Попробуй его стряхнуть, – предложила Тарквиния. Рамиро не обратил на ее слова внимания, но Агата легонько поводила своим концом плиты из стороны в сторону, и когда это не произвело никакого эффекта, осмелела и стала раскачивать плиту вперед-назад. Механические сочленения угрожающе задребезжали, но четыре скошенных бура по-прежнему держались на месте.
– Выглядит обнадеживающе, правда? – сказала она. – Гора вряд ли будет вот так раскачиваться.
На Рамиро это произвело куда меньшее впечатление. – Это мало что говорит о реальных рисках. Если под поверхностью есть лакуна или включение пудрита –
– Даже если блокиратор расшатается, это еще не конец света, – заметила Тарквиния. – Он всегда может взлететь и закрепиться в другом месте.
– Попробуй режим ходьбы, – сказала Агата.
Тарквиния нажала кнопку на пульте. Четыре острия по-прежнему находились в толще камня, однако пластина, на которой располагались буры, начала вращаться на конце плеча – или, если точнее, плечо начало вращаться относительно пластины, перекидывая машину вперед и заставляя ее двигаться в направлении конца плиты, который держал Рамиро.
Когда смена позиции завершилась, четыре бура на конце второго плеча уперлись в плиту и принялись вгрызаться в камень. Новому квартету удалось приложить к плите силу, опираясь лишь на первую четверку буров; не было нужды повторно включать реактивные двигатели. После этого первая четверка дала обратный ход, отцепившись от плиты, и весь процесс стал повторяться с начала.
Агата с тревогой следила за тем, как машина с жужжанием и лязганьем перебиралась по склону от ее плеча к плечу Рамиро. Если плита была неправдоподобно гладкой, то они, по крайней мере, позаботились о том, чтобы сила тяготения была одинаковой на всем ее протяжении.
Когда блокиратор оказался в пяди от тела Рамиро, Тарквиния снова воспользовалась пультом. Машина отделилась от плиты и, пролетев какое-то расстояние, приземлилась на пол кабины. Рамиро взглянул на Агату, и они вдвоем осторожно опустили плиту.
– Неплохо, – признала Тарквиния.
– Да, – согласился Рамиро. – Но нам все равно нужно решить, что делать, если блокиратор попадет на неровную поверхность.
На этот вопрос у Тарквинии уже был готов ответ. – Он должен обходить проблемные места, если у него есть такая возможность, а если нет – покидать поверхность и облетать препятствие. Так что все сводится к проблеме навигации.
– И доступному объему воздуха, – поправил ее Рамиро.
– Что бы мы ни делали, – сказала Тарквиния, – всегда будет шанс исчерпать запас воздуха. Дав плечам возможность наклоняться, чтобы приспосабливаться к рельефу поверхности, мы ничего не гарантируем – а чтобы все это заработало, нам придется добавить еще один шарнир, который может заклинить, два привода, в которых может произойти утечка и шесть новых датчиков.
Рамиро повернулся к Агате. – Похоже, что решение за тобой.
– А мы можем смоделировать расход воздуха для различных сценариев? – поинтересовалась она. – Прикинуть неровность горного склона и оценить для каждого варианта шансы, что мы сможем провести эти штуковины от места сборки к противоположной стороне горы, не истратив весь запас воздуха?
– Я могу попытаться, если ты захочешь помочь мне с моделью, – сказал Рамиро. – Количественная оценка «неровности» – задача не из легких, но в том, что касается кривизны, ты эксперт.
Она села рядом, и следующие три склянки они провели за проработкой этого вопроса. В итоге, сделав ряд правдоподобных допущений, они пришли к выводу, что с вероятностью пять на гросс текущий вариант блокиратора исчерпает запас воздуха прежде, чем успеет выполнить свою задачу. При новой конструкции, в которой плечи могли складываться или отгибаться в стороны – благодаря чему устройство могло удержаться на более ухабистой поверхности – эта вероятность падала до трех единиц на гросс.
– Это шансы одной машины, – сказал Рамиро. – Но даже если мы построим полдюжины запасных блокираторов, позволить себе слишком много поломок мы все равно не сможем.
Тарквиния занималась собственными выкладками. – Тебе нужно учесть вероятность того, что причиной поломки станет сама модификация. По моим оценкам это две единицы на гросс. – Поначалу Рамиро был настроен скептически, но изучив ее расчеты, не нашел в них ошибок.
– С одной стороны пять на гросс… и с другой – пять на гросс. – Агата не видела способа разрешить эту ничью. Все эти числа были лишь приблизительными оценками, но уточнить их, не располагая дополнительной информацией, она не могла.
Она взглянула на блокиратор, висевший в противоположном конце кабины. Столкновение с гремучей звездой и проект по разминированию корабля могли послужить убедительным оправданием, объясняющим, как те или иные предметы с корабля оказались в открытом космосе или затерялись в эсилианской пыли – но она уже опасалась, что их истощившиеся запасы могли вызвать подозрение. Изменения, которые предлагал внести Рамиро, потребовали бы не одну дюжину новых датчиков расстояния – из запасного комплекта, который должен был аккуратно лежать в одной большой коробке. С какой стати им было для сохранности выносить эту коробку со склада, чтобы в итоге так и не вернуть ее назад?
– Я согласна с Тарквинией, – сказала она. – Решение, которое у нас есть сейчас, физически надежно – мы и так находимся в трудном положении, учитывая, что до прибытия нам нужно успеть собрать и проверить целый рой блокираторов. На усложнение просто нет времени.
На мгновение ей показалось, что Рамиро собирается выдать еще один повод для возражения, но он так ничего и не сказал.
– Хорошо, что мы все решили, – сказала Тарквиния. – Сейчас нам всем стоит поспать, а завтра мы займемся сборкой.
– Хочешь повесить на стену новые рисунки? – спросил Азелио, протягивая Агате пачку бумаги.
Она взяла листы у него из рук. На первом рисунке была изображена гора, которая вырастала перед глазами пассажиров в иллюминаторе Геодезиста, а на ее вершине – явно не в масштабе – Луиза и Лоренцо, машущие им руками. На второй они вручную сматывали стыковочный трос, переброшенный на корабль. – Замечательно, – сказала она. – Спасибо.
Азелио задержался в дверях. – Может, зайдешь ненадолго? – предложила она. Он последовал за ней в каюту. Там был всего один стул, поэтому Агата присела на край стола.
– Я схожу с ума, – напрямик сказал Азелио. – Я больше не знаю, что мне и думать. Не знаю, что делать.
– А я не знаю, что еще тебе сказать. – Агата дюжину раз обговаривала с ним сложившуюся ситуацию, но Азелио ни разу не был удовлетворен ее объяснениями.
– Скажи мне, что гора уцелеет, – умоляющим тоном произнес он. – Скажи мне, что никто не пострадает.
– Блокираторы производят неплохое впечатление, – сказала она. – Причиной обрыва вполне может стать безвредный сбой; это я могу пообещать.
Азелио глянул на кипу бумаг, занимавшую ее стол. – А разве в реальности не происходит все, что только может произойти? Разве не об этом говорит твое исчисление диаграмм?
– Нет. – Агата кивнула в сторону своих записей. – Во-первых, складывать можно только диаграммы, которые одинаково начинаются и одинаково заканчиваются – все они описывают различные траектории, но конечные точки во всех случаях должны совпадать. Если обрыв произойдет из-за безвредного саботажа, гора не пострадает; но нас едва ли ждет тот же самый исход, если причиной станет удар метеора. И даже если конечные состояния идентичны, все изображенные тобой альтернативы всего лишь помогают найти вероятности соответствующего процесса. О воплощении всех альтернативных состояний в реальность речь не идет.
– Что же тогда отвечает за принятие решения? – не унимался Азелио. – Если светород может оказаться в любой из двух точек, как выбирается одна из них?
– Никто не знает, – призналась Агата. – После создания волновой механики разразилась большая дискуссия по поводу того, действительно ли она имеет вероятностную природу или же за фасадом случайности есть какая-то скрытая структура, которая ведет себя абсолютно предсказуемо. Было время, когда одна группа физиков заявила, что более глубокой структуры быть не может и что это якобы удалось доказать. Доказательство выглядело вполне убедительным – пока Леония не обратила внимание на то, что его авторы исходили из неявного допущения о невозможности передачи информации назад во времени.
– А, в какие только странности люди не верили, – с иронией заметил Азелио.
– В это и тогда никто не верил, – заметила Агата, – просто им было легче, чем нам, забыть, что это ложь.
Азелио взял одну диаграмму из стопки. – Так что именно эта штука может нам поведать насчет обрыва?
– Ничего. – Агата не могла точно сказать, когда именно он ухватился за исчисление диаграмм, как за ответ на их беды, но если в прошлом, рассказывая ему о своей работе, она не проявила достаточно осмотрительности, то теперь ее обязанностью было по мере возможности внести в вопрос как можно больше ясности. – Из того, что нам неизвестна причина обрыва, еще не следует, что все причины, которые мы только можем вообразить, будут сосуществовать в реальности. Если ты хочешь, чтобы история двигалась в определенном направлении, забудь о волновой механике. Сейчас имеют значение самые обычные вещи: кто мы такие, что мы делаем и кое-какая доля слепой удачи.
Азели положил диаграмму на стол. – Так если в нашу сторону летит метеор, как мне его остановить? Или избежать столкновения?
– Никак, – ответила Агата. – Именно в эту преграду рано или поздно упирался любой их разговор. – Если, конечно, обрыв действительно доказывает, что метеор ударит по горе.
– Тогда какая разница, «кто мы такие» и «что мы делаем»? – с горечью произнес Азелио. – Если я ради формальности попытаюсь воссоздать менее опасный сценарий…, то как это поможет делу? Если твоей семье угрожает убийца, ты же не станешь ради их защиты приводить в движение свой тимпан, чтобы воспроизвести угрозы, который выкрикивает человек по ту сторону двери? Или ты на полном серьезе веришь, что безопасность можно обеспечить с помощью чревовещания наоборот?
От досады Агата обхватила голову руками. – Мы не знаем, что за дверью стоит убийца! Мы не знаем, что в нашу сторону летит метеор!
– Значит, мы обследуем небо, – взмолился Азелио. – Мы сделаем более совершенные детекторы. Мы попытаемся подглядеть в дверную щелку.
– Если бы нашим поискам было суждено увенчаться успехом, – сказала она, – мы бы уже об этом узнали. Если бы нам было суждено заметить метеор и уклониться от него, то именно об этом бы и говорилось в сообщениях из будущего.
– Я не могу с этим смириться, – сказал Азелио.
Агата опустила руки. – Я знаю. – Никакие ее слова не заставили бы его поменять своего мнения, и никакие ее поступки не принесли бы ему утешения.
– Нам стоит пролететь над противоположной стороной, – пошутила Тарквиния. – Провести небольшую разведку.
– Если ты пролетишь достаточно низко, то у тебя есть шанс разом заблокировать все каналы, – предложил Рамиро. – Может быть, обрыв произошел раньше, чем все говорят, а все последующие сообщения – это подделки.
– Я бы не стала испытывать систему защиты, – сказала Агата.
В иллюминаторе гора выглядела резким силуэтом на фоне звездных шлейфов. Последние несколько дней ее можно было наблюдать через внешние камеры, но чтобы увидеть Бесподобную невооруженным глазом, экипажу пришлось дождаться отключения главных двигателей и последующего оборота Геодезиста.
– Вы только посмотрите! – Тарквиния указала на свою консоль, транслирующую видео с телескопа. – Кажется, мы нашли Советника в собственном доме. – Серый корпус корабля, который засек их инструмент, таился в глубинах космоса вдали от Бесподобной. Он немного отличался от Геодезиста, но общая конструкция была до ужаса похожей. Агата не была шокирована тем, что люди, располагавшие необходимыми средствами, удалились от горы на безопасное расстояние, однако подтверждение догадки Рамиро действовало удручающе: даже Верано потерял способность творить новое.
Азелио присоединился к ним, заняв свое место и пробормотав приветственные слова. Несмотря на свое подавленное состояние, он, похоже, был готов сделать над собой усилие и преодолеть грядущие формальности. Агате хотелось, чтобы он справился со своими страхами, но с позиции холодного прагматизма не могла отделаться от мысли, что его отчаяние могло стать ценным камуфляжем. Взглянув разом на весь экипаж Геодезиста, ни один человек бы даже не подумал, что у них есть хоть малейший шанс повлиять на судьбу Бесподобной.
Тарквиния вывела корабль на винтовую траекторию, направленную к месту стыковки, и когда гора, наконец, скрыла собой звезды, Агата ощутила прилив чистой радости. Ей хотелось снова зарыться вглубь этих старых, знакомых скал, дрейфовать по оси древней лестницы, глазеть на пшеничные поля, уходящие за горизонт потолка. Бросив беглый взгляд на Азелио, она встретилась с ним глазами и увидела на его лице то же самое выражение облегчения – чистую силу принадлежности чем-то большему, затмевающую собой его тревоги. Разве здесь они могли чувствовать себя иначе, как в безопасности?
Тарквиния открыла канал связи с Бесподобной, и на экране консоли появился Верано. – Мы вернули твое детище в целости и сохранности, – сказала она. – Но полагаю, ты и так это знал.
– С самого начала, – ответил Верано. – И без всяких посланий из будущего.
Агата знала, что не попадает в поле зрения камеры, но когда ее внимание привлекли едва заметные движения Рамиро, она не осмелилась повернуть голову, чтобы посмотреть прямо на него. Если бы она не увидела, как он запускает программу, выпускающую наружу рой блокираторов – прежде, чем стереть следы своего присутствия в коммуникационной системе – этот поступок не задержался бы в ее памяти, когда она оказалась бы под испытующими взглядами на празднике в честь их возвращения. Заранее предугадать весь арсенал камер и датчиков, под прицелом которых они окажутся, приблизившись к горе, было невозможно, но Тарквиния зажгла перед Геодезистом стыковочный маяк. Блокираторы удалялись от корабля, находясь буквально в слепой зоне позади его корпуса, и при таком ярком освещении машины наверняка бы смогли незаметно добраться до склона горы.
Агата с восторженной болью в груди следила за маневрами Тарквинии, направлявшей корабль в веревочную колыбель, висящую под воздушным шлюзом. Когда поток воздуха в соплах иссяк, на мгновение они оказались в невесомости, но затем сетка, слегка раскачиваясь, удержала их внутри.
Она повернулась к Азелио. – Можно я привяжу свой ремень к твоему, когда мы будем подниматься? – пошутила она. – Из всех нас ты единственный, кто слышал вразумительное свидетельство их успешного возвращения.
Азелио зажужжал. – А Грету с Рамиро ты не считаешь?
– Даже я не считаю Грету и Рамиро, – сказал Рамиро. – Я мог бы прямо сейчас провалиться в пустоту, а она бы все равно стала злорадствовать о том, каким жалким я бы выглядел в момент встречи.
Они надели шлемы и присоединили баллоны со сжатым воздухом к своим охладительным мешкам. Ради саженцев Азелио после их ухода внутреннее пространство корабля останется под давлением.
– Первой пойдет Агата, – решила Тарквиния.
Агата оглядела наклоненную кабину, задумавшись, сколько неблаговидной пыли они привезли с планеты, где время идет вспять. Под охладительным мешком на ней была сумка, набитая бумагами, а все ее официальные отчеты уже давным-давно были переданы Лиле, и все же она замешкалась, испугавшись, что могла оставить в своей каюте что-то важное, а команда, отвечавшая за вывод корабля из эксплуатации, выбросит это, посчитав обычным мусором. Но она уже вернула Азелио все его рисунки, а фотография Медоро была при ней, у самой кожи.
Она забралась вверх по опорной веревке и вошла в шлюз. Когда она закрыла за собой дверь и принялась выкачивать воздух, то ощутила дрожь в руках; при всей своей ностальгии она не могла с уверенностью сказать, что готова встретиться с целой толпой живых людей, которые не были ее сокомандниками.
Собравшись с силами, Агата открыла внешнюю дверь. С корпуса корабля свисала веревочная лестница; подняв глаза строго вверх, она могла бы увидеть через расположенные у нее над головой ворота огни мастерской Верано. Она подавила желание выглянуть наружу, чтобы осмотреть склон горы; если у нее были хоть какие-то шансы разглядеть с такого расстояния один из блокираторов, уцепившихся за поверхность горы, весь их план был обречен на провал.
Преодолев ворота, Агата поднялась в ту самую хрусталитовую камеру, из которой она отправилась в путешествие двенадцать лет назад. Она увидела небольшую толпу, которая собралась в мастерской; люди, похоже, беседовали друг с другом, хотя до нее, в безвоздушное пространство камеры, не доносилось ни звука. Несколько человек повернули головы и уставились на нее со слабым интересом. Она заметила Жинето, Валу и Серену вместе с маленькой девочкой, которая, по-видимому, была Арианной. Никто из них ей не помахал, и на мгновение Агата даже подумала, не постарела ли настолько, что ее перестали узнавать, но затем поняла, что из-за охладительного мешка и шлема она по сути была неотличима от остального экипажа – при условии, конечно, что никто не взял на себя труд упомянуть в своем сообщении, что она прибудет первой.
Поднявшись по лестнице, Азелио какое-то время стоял, обозревая место встречи. – Я не вижу, чтобы поприветствовать нас пришел хоть один из Советников, – сказал он. – Пять черед до обрыва, а они до сих пор так напуганы, что даже не посещают Бесподобную.
– А ты уверен, что их здесь нет? Новых мы могли и не узнать. – Вскоре после отбытия Геодезиста на Бесподобной прошли выборы.
– Новых Советников нет, – ответил Азелио. – Жирардо сказал мне, что все должностные лица сохранили свои места.
Рамиро выбрался наружу через люк. – Полагаю, пускаться в бега мне уже поздновато.
– Они не станут снова сажать тебя за решетку, – насмешливо сказала Агата.
Рамиро был удивлен. – Хочешь сказать, они примут во внимание, что история с саботажем больше не представляет проблемы?
– Кто-нибудь обязательно бы об этом упомянул, – предположила Агата. – Грета могла соврать, но кто-нибудь должен был сказать тебе правду.
– Я не контактировал с людьми, которые бы стали говорить мне правду, – возразил Рамиро. – Если бы я хотел заранее знать свое будущее, то с самого начала встал бы на вашу сторону.
Тарквиния присоединилась к остальной компании, закрыв за собой люк и опечатав его по периметру. Она ненадолго задержала оценивающий взгляд на собравшейся толпе. – А я уж думала, что это мы будем еле держаться на ногах.
Рамиро потянул за рычаг, восстанавливающий давление внутри камеры. Агата почувствовала, как охладительный мешок, оседая, прижимается к ее коже. Азелио был ближе всех к выходу; он пытался совладать с рукояткой, налегая на нее всем своим весом, чтобы его усилий хватило для разрыва герметичного шва. Агата последовала наружу следом за ним, но затем в нерешительности остановилась, пытаясь приспособиться к необъятным размерам зала, гвалту голосов, странному и резкому запаху воздуха.
Сняв шлем и поставив его на землю, Азелио зашагал к своей семье. Агата следила за странными выражениями на лицах детей: радость, которую они испытывали от воссоединения со своим дядюшкой, соседствовала со скукой и беспокойством. Как будто он вот уже три года играл с ними в одну и ту же игру, в которой вернувшийся домой искатель приключений снова и снова заходит в одну и ту же дверь. Они уже просмотрели видеопослание, которое вскоре запишет Азелио, и каким бы интересным оно ни показалось в первый раз, сейчас их участие в нем было простым пересказом уже известных ролей.
Агата тоже сняла шлем и направилась к семье Медоро.
– Агата! – Серена, наконец-то, узнала ее и побежала навстречу, чтобы обнять. – Как ты?
– Постарела. Не сжимай меня слишком сильно.
– Если это обвисшая кожа, тебе нужно срочно обратиться к врачу, – пошутила Серена, наткнувшись на ее бумаги. К ним подошла Вала, за которой последовал Жинето с Арианной. Когда они, щебеча от удовольствия, обменялись объятиями и словами приветствия, Агата задумалась, не пытаются ли взрослые ее ублажить. Но все свое долгое отсутствие Азелио был так одержим желанием подбодрить Луизу и Лоренцо, что в итоге совершенно лишил их причин по-настоящему порадоваться его возвращению. Так что если ее друзья не передавали в прошлое сообщений со всеми подробностями их сегодняшней встречи, в ней всегда оставалось место для чего-то спонтанного.
– Если решишь, что я завидую, тебе придется проявить снисхождение, – сказала Серена.
– Завидуешь чему? – недоуменно спросила Агата.
– В каком-то смысле ты уже встретилась с прародителями, – вмешалась в разговор Вала – ненавязчиво поддразнивая этой гиперболой свою дочь.
– Значит, все уже видели снимки надписи? – У Агаты никогда не было полной уверенности насчет того, как на это отреагируют другие люди; часть ее опасалась, что находку спишут со счетов, приняв за грубую фальшивку, созданную каким-нибудь почитателем предков. – И люди воспринимают ее всерьез?
– Конечно! – ответила Серена. – Во время запуска это событие стало самой громкой новостью, не считая… еще одного известия. – Она мельком глянула на Арианну, ясно давая понять, что они не обсуждали обрыв в ее присутствии.
– Это единственная причина, по которой я проголосовал против отключения системы после окончания испытательного периода – нам были нужны добрые вести.
– Вы передумали? – Агата была удивлена и немного встревожена. Жинето говорил так, будто пытался оправдать переход на сторону победителей.
– Сказать, что мне бы не хотелось знать о надписи, значило бы покривить душой, – настойчиво добавил Жинето.
– Но если большинство голосовало за отключение системы – ?
– Как я и сказал, для меня единственной причиной была надпись на камне, – ответил Жинето.
– Как распределились голоса? – спросила Агата. – Вы помните?
– Меньше одного на гросс за отключение системы.
Агата потеряла дар речи. Если бы система, как она когда-то себе представляла, продолжала непрерывно работать до момента воссоединения с прародителями – снова и снова получая поддержку на референдумах – была бы такая стабильность истинным мерилом ее пользы или всего лишь самоподдерживающимся застоем, столь же патологическим, как и кризис инноваций?
Оглядев комнату, она увидела Рамиро, беседующего со своей сестрой; рядом с ней он выглядел до ужаса старым, а ее детям, судя по всему, не терпелось поскорее оказаться где-то в другом месте.
Из толпы вышла архивариус с камерой, которая попросила всех занять положенные места. – Какие места? – спросила Агата. Но потом поняла.
– Не переживай, встать неправильно ты все равно не сможешь, – сказала Серена. Но когда группа потеснилась, чтобы уместиться на снимке, она, казалось, стала и сама искать опорные точки, желая соответствовать собственным воспоминаниям об архивной фотографии. Что же произошло, недоумевала Агата, с женщинами и мужчинами, сама природа которых требовала от них найти другое место или принять иную позу, нежели та, что была запечатлена на знаменитом снимке по случаю возвращения Геодезиста? Каким-то образом это страстное желание должно было отступить, ведь иначе этих людей на фотографии бы просто не было.
Агата повернулась лицом к камере. Ее задние глаза видели, как люди пытаются примерять на себя разные выражения лиц, как будто их имитация имела шанс оказаться несовершенной. Когда архивариус подняла камеру, Агата приложила все силы, чтобы скрыть то ощущение стыда, которое, как ей казалось, уже начало проявляться на ее лице. Возможно, он был справедливой реакцией на те беды, которым Агата подвергла жителей целой горы, но ей все же не хотелось, чтобы вся Бесподобная стала свидетелем этого умозаключения – за три года до того, как Агата пришла к этой мысли своими силами.
– Я пришла, чтобы увидеться со своим братом, Пио, – сказала охраннице Агата.
Женщина протянула ей фотонную накладку, соединенную кабелем со стеной. – Поставьте свою подпись. – Изобразив завитушку на своей ладони, Агата прижала ее к накладке.
– Ценные вещи?
Агата передала ей ключ от своей каюты.
– Дополнительные карманы имеются?
– Нет.
– Пожалуйста, втяните все конечности.
Агата помедлила, задумавшись, что произойдет, если она начнет препираться, но затем отпустила опорную веревку и послушалась. Ее туловище стало медленно опускаться на пол комнаты, предваряющей вход в комплекс, но охранница вовремя вмешалась и ухватилась за нее четырьмя руками, после чего начала ощупывать кожу Агаты кончиками пальцев в поисках потайных складок. Агата закрыла задние глаза и повернула лицо к потолку, раздумывая о том, знали ли стражники заранее о результатах этих обысков. Если бы они знали, что ничего не найдут, то с какой стати им прилагать лишние усилия? Но в случае умело сокрытой контрабанды наводка могла упростить ее поиски. Или же это была очередная маловероятная петля событий – лишенная противоречий, но имеющая ничтожно малые шансы проявиться в реальной жизни?
Когда дело было сделано, охранница отпустила Агату в свободное падение, дав ей возможность придать своему телу нужную форму и снова ухватиться за веревку. – Это ваш пропуск, – объяснила она, вручая Агате красный диск. – Пожалуйста, не потеряйте его.
– А я его потеряю? – спросила Агата.
– Конечно нет, – ответила охранница. – Потому что я попросила вас этого не делать.
– Резонно. – Агата подавила было охватившую ее дрожь.
– Комната для свиданий номер три. Проходите.
Агата распахнула створчатую дверь и проследовала в коридор, ведущий внутрь тюремного комплекса. Здесь было тише, чем она ожидала, учитывая количество людей, которые до сих пор содержались под стражей; до нее донеслось лишь какое-то отдаленное царапанье, едва различимое на фоне бренчания веревок, отзывающихся вслед за ее движением. В двух комнатах для свиданий, которые она миновала по пути, было пусто; войдя в третью, она пристегнулась ремнями к столу. Дожидаясь Пио, Агата заставила себя бегло осмотреть комнату – ей не хотелось, чтобы ее застали за маниакальным высматриванием камер видеонаблюдения, но точно такое же подозрение она бы вызвала и если бы она все время разглядывала одну и ту же точку на стене, не проявляя ни малейшего любопытства к окружающей обстановке.
Она всеми силами старалась удержать в памяти возможные варианты: если бы власти собирались уличить ее в сотрудничестве с диверсантами, они бы узнали об этом еще три года тому назад – но они не могли арестовать ее прежде, чем у нее появится шанс совершить деяние, которое бы доказало ее вину. С другой стороны, если бы ее арестовали, а власти сумели бы не дать этой информации стать достояние общественности, Лила или Серена наверняка сразу же заметили бы ее отсутствие и послали бы ей сообщение с предупреждением? Или еще лучше, послали бы сообщение своим прошлым я, чтобы те встретили Агату лично – такое послание было бы труднее засечь и перехватить.
Итак, доказывало ли отсутствие каких-либо предостережений, что ее не поймают? Или же тот факт, что она не получила ни одного сообщения от своего будущего я, означал, что события очень быстро примут скверный оборот?
Агата услышала звук скрипнувшей где-то вдалеке двери, вслед за которым раздался звон твердолитовых цепей – почти ритмичный звук, сопровождавший шаги заключенного. Когда охранница, сопровождавшая Пио, приблизилась ко входу в комнату, Агата расслабила ремень и подтянулась ближе к двери, но увидеть брата из такого положения все равно не смогла.
– Пожалуйста, оставайтесь на месте, – велела ей охранница. В одной руке у нее была цепь. Добравшись по веревкам до стены, она закрепила цепь в зажиме, после чего повернулась к Агате и сказала: «Подходите».
Пио забрался в комнату по опорной веревке – двигался он довольно ловко, несмотря на каменный прут, рассекавший его поперек туловища. – Здравствуй, Агата, – сказал он.
– Здравствуй. – На мгновение она потеряла дар речи, но затем зрелище исхудавшей фигуры Пио стало невыносимым, и она тихонько зарокотала. Она по-прежнему не была готова признать его невиновность, но за все это время никто и на шаг не приблизился к доказательству его причастности. Если он убил Медоро и его коллег, то заслуживал сидеть за решеткой до самой смерти – но что она могла знать наверняка? Лишь то, что у него новая система передачи с самого начала вызывала точно такое же беспокойство и омерзение, которые сейчас при мысли о ней испытывала и сама Агата.
Охранница проследила, как Пио забрался в страховочный ремень со своей стороны стола. – У вас три куранта, – сказала она Агата. – После чего удалилась в коридор.
Агата собралась с духом, но все-таки сжала плечо брата в тот момент, когда этот жест еще мог сойти за нечто спонтанное и лишенное всякого злого умысла. За высверк до того, как ее ладонь коснулась его кожи, Агата изобразила на ней слова: На твоей стороне. Скажи, чем помочь. Она старалась не волноваться о том, сколько времени ему потребуется, чтобы прочитать послание, если оно окажется неожиданным; процесс имел естественные временные рамки, и если бы она переусердствовала, это бы стало заметно.
Пио откинулся назад, изучая ее оценивающим взглядом. – Обходные пути и правда устроены в точности так, как нам показывали в школе, – изумленно заметил он. – Двенадцать лет в той коробке. Как ты там с ума не сошла?
– Время пролетело незаметно, – ответила она. – Стоило только разменять первый год.
– Не могу сказать того же, хотя с учетом пайков выходит, что мы почти в равном положении. – Он неожиданно зажужжал. – Чира рассказала мне о твоем грандиозном открытии. Предки не сгорят, мы не уничтожим сами себя – что может быть лучше?
– Когда люди станут к нему прислушиваться, – ответила Агата. – Мне казалось, что когда я вернусь, мы оставим все различия позади.
– Пока нет.
Агата не хотела расспрашивать Пио о том, как он относится к обрыву, но было бы странным полностью обойти эту тему стороной. – Как думаешь, систему откючит Совет?
– А с какой стати им это делать?
– Они же видели, к каким проблемам привела система, – сказала она. – Мы не сможем просуществовать еще шесть поколений на одних и тех же технологиях.
– Но как бы они потом объяснили отключение, не признавая, что планировали его все это время? – поинтересовался Пио.
– Они могли бы заявить, что гора испытала незначительный удар, – предположила Агата. – Причем размер препятствия и его траектория оказались таковы, что все двенадцать каналов были разом уничтожены, но никакого другого ущерба гора не понесла.
– О чем они, конечно же, более или менее, догадались. Но не располагая доказательствами, не могли сделать официального объявления. – Пио наклонил голову. – Такое возможно, я полагаю. Скоро узнаем.
– Это точно.
Пио сменил тему. – Ты собираешься встречаться с Чирой?
– Вряд ли. – Агата допускала, что ее готовность помириться с Пио, но не с матерью, может вызвать подозрение. Но она была не настолько хорошей актрисой, чтобы с успехом провернуть такую встречу, при том, что у самой Чиры мотивации ей подыгрывать была бы еще меньше. – Если она была для тебя опорой, это достойно восхищения, но я думаю, что мы с ней уже давно достигли такого состояния, когда счастливыми быть можно только на расстоянии.
– Понимаю.
– Я могу тебе что-нибудь принести? – предложила она. – Тебе же разрешают держать у себя книги, да?
– Мне всегда пригодится лишняя бумага и краска, – ответил Пио. – Сейчас я пишу собственную книгу.
– Какую книгу? – Агата не могла удержаться от легкой издевки. – Теперь ведь нет нужды в манифесте миграционистов?
– Это история женщин и мужчин, – ответил он.
– Ты имеешь в виду открытие отторжения – в таком духе?
– Более-менее. Когда она будет готова, можешь прочитать, если захочешь.
Агата не могла и представить, что, по его мнению, он мог бы добавить к версии, уже имевшейся в архивах, но если этот проект помогал скоротать время, за него можно было лишь порадоваться.
Когда охранница вернулась, чтобы его забрать, Пио наклонился вперед и неуклюже обнял Агату. Когда он отстранился, она все еще пыталась запечатлеть в своей памяти ощущение его ладони на своем плече.
– Мы еще увидимся? – спросил он.
– Конечно, – ответила она. Охранница, похоже, была удивлена; судя по всему, в ближайшие пять черед этого не произойдет.
Какое-то время Агата продолжала сидеть за столом в смущенной задумчивости, положив ладони на бедра и передавая между двумя лоскутками кожи плотно уложенные небрежным почерком копии указаний, которые ей оставил Пио.
Столовая располагалась недалеко от поверхности, и даже во второй склянке здесь было не протолкнуться. Агата вошла в зал и заняла очередь к прилавку, стараясь сохранять невозмутимый вид и замечая тем временем, как люди по два раза смотрят в ее сторону – вероятно, узнав в ней человека с архивного снимка, запечатлевшего возвращение Геодезиста. Во всяком случае на их лицах был виден проблеск удивления, доказывающий, что они не считали эту встречу настолько важной, чтобы предупреждать себя о ней заранее.
Вчера ночью ей едва удалось заснуть, а когда Агата уже собиралась выходить из своей квартиры, консоль подала сигнал и передала ей послание от ее будущего я:
Я по-прежнему не согласна.
Его должны были отправить за три череды до обрыва; это еще не доказывало, что она будет на свободе до самого конца, но даже такая новость приносила больше утешения, чем абсолютная тишина. И если сейчас смысл послания был ей неясен, Агата могла лишь надеяться, что для человека, который стал бы за ней шпионить, отсутствие контекста не показалось бы чем-то из ряда вон. У людей не было причин вкладывать в свои личные сообщения подробные описания дилемм, которые эти сообщения и были призваны решить. Квоты на пропускную способность имели свои пределы: краткость, достойная афоризма, в большинстве случаев была полезным качеством, а вовсе не признаком того, что отправителю есть что скрывать.
Когда подошла ее очередь, Агата, оказавшись перед прилавком, попросила принести два простых каравая; после вечеринки по случаю их возвращения она обнаружила, что ее желудок стал плохо ладить со свежими специями. Она отнесла еду в самый удаленный от входа угол, куда большинство обедающих не решались подходить из-за неуклюже расположенной охладительной палатки. При такой толпе у нее было не так уже много альтернатив, так что ее выбор не должен был казаться чересчур эксцентричным.
Она села на пол и стала медленно есть, опустив передние глаза на свой обед и вперившись задними в стену столовой.
Когда она уже съела половину второго каравая, к ней обратился какой-то мужчина. – Это не вы обронили? – Агата подняла глаза. На его вытянутой ладони лежали три монеты; Агата прищурилась, запоминая их достоинство, а затем сказала: «Нет, это не мое».
– Прошу прощения за беспокойство.
Пио не говорил, как долго ей следует ждать, поэтому доев каравай, Агата сразу же покинула столовую и направилась в квартиру, адрес которой был обозначен номиналами монет. Этот район был ей в новинку, но поднимаясь по лестнице к оси, а затем пробираясь по веревкам вдоль коридора, ведущего к цели ее путешествия, она чувствовала, что гладкая текстура камня у нее под ногами и красный туннель с поросшими светящимся мхом стенами сами по себе вызывали у нее мучительное ощущение знакомой обстановки. Она была не в силах даже представить себе, что всех обитателей горы, не считая немногочисленных счастливчиков, успевших эвакуироваться в космос, ждет смерть, но при этом ближе, чем кто бы то ни было из живых подошла к ощущению небытия горы как таковой. Если бы ей потребовалось представить потерю, которую она всеми силами старалась предотвратить, сознание Агаты могло бы нарисовать картину уплывающей вдаль Бесподобной, которая постепенно сжималась до размеров темной точки на фоне звезд и, наконец, бесследно исчезала.
Оказавшись у входа, Агата замешкалась, но у нее не было иного выбора, кроме как верить, что товарищи Пио позаботятся о надлежащих мерах предосторожности, а кризис инноваций помешает Совету организовать автоматическую и повсеместную слежку за каждым жителем горы. Она решительно постучала; через несколько пауз дверь распахнулась, и мужчина пригласил ее внутрь.
– Меня зовут Джакомо, – сказал он.
– Меня – Агата. – Она закрыла за собой дверь. – Мы можем говорить открыто?
– Безусловно.
Увиливать не было смысла. – Я хочу помочь с отключением системы передачи, – сказала она. – На склоне горы у нас есть дюжина и шесть небольших машин, способных перемещаться по толще породы и летать на короткие расстояния. Если вы скажете, куда именно их направить, то мы могли бы использовать их, чтобы заблокировать ортогональные звезды во всех каналах.
Прежде, чем дать ответ, Джакомо помедлил – но ровно столько, чтобы не показаться невежливым. У него наверняка был не один год, чтобы подумать над ее предложением.
– Система использует свет всего ортогонального скопления, – ответил он. – Каждый из каналов не ограничивается какой-то определенной звездой. Чтобы вывести ее из строя, вам пришлось бы закрыть половину неба с двенадцати разных точек обзор.
– Целое скопление? – Агата всегда представляла, что источником света будет всего одна звезда. Когда Медоро в первый раз поделился с ней этой идеей, то начал с мысленного эксперимента, в котором отдаленный объект двигался перед ортогональной звездой – а если объект должен был находиться достаточно далеко, чтобы путь свет занял существенное время, он вряд ли бы смог закрыть что-то большее самой звезды. Но стоило зациклить движение света с помощью зеркал, как эти ограничения переставали иметь значение.
– Оптика собирает свет со всех направлений, видимых с подножия горы, – объяснил Джакомо. – Или излучает, если вести речь в терминах нашей стрелы времени, хотя лично мне проще представить всю эту конструкцию работающей задом наперед. Каждому каналу нужен лишь надежный источник света, который можно блокировать или открывать с помощью затвора. Объединение света со всего скопления увеличивает яркость источника и повышает его отказоустойчивость.
– А еще уменьшает шансы успешной диверсии, – неохотно признала Агата. Она убедила себя, что Советники будут полагаться на секретность – что каждый из них будет хранить координаты выбранной им звезды. Но вместо этого они остановились на более надежном решении, которое невозможно было саботировать, просто раскрыв кому-то пару чисел.
– Но ваши машины нам все равно очень пригодятся, – обнадеживающе заверил его Джакомо. – Это я гарантирую.
– Как именно?
– Они уже много лет были частью нашего плана. Они не смогут заблокировать каналы одним своим присутствием, но зато смогут доставить в нужные места заряды взрывчатки.