Накал. Глава 11

В центре балджа полтора миллиарда звезд вращались вокруг диска шириной в полторы тысячи световых лет. Астрономы Амальгамы называли его ОЗД – околоядерным звездным диском – и уже давно привыкли наблюдать за ним лишь издалека, воспринимая как всего лишь очередной пример структуры, обнаруженной в миллиарде других галактик. Это был телескопический объект, а отнюдь не туристическое направление.

Многие из звезд ОЗД были космическими вундеркиндами – горячими, яркими, быстрогорящими гигантами, рожденными несколько десятков миллионов лет тому назад в облаках газа, увлекаемого к центру сложной динамкой галактического ядра. Путешествие других, более старых и менее массивных, звезд растягивалось на миллиарды лет, и их орбиты постепенно сокращались вместе с потерей энергии в случайных столкновениях.

Метеор, захваченный отчужденными, сумел лишь немного перебраться через край ОЗД. Поскольку составляющие его породы не расплавились от удара, скорость, с которой он мог отколоться от родительской планеты, была ограничена. Если на тот момент планета была связана со звездой, то чтобы распрощаться с метеором, этой звезде бы потребовалось вполне ощутимое время.

За пятьдесят миллионов лет эта пара успела совершить с десяток оборотов вокруг галактического центра, и их орбиты постепенно отдалялись друг от друга по мере того, как оба небесных тела попадали под влияние разных соседей. Если, однако же, допустить, что звезда, о которой шла речь, действительно была Чужаком, вырвавшим из звездной системы планету, которую Ракеш назвал Стальным Следом, то круг потенциальных вариантов сильно сужался. Многие из звезд, которые в теории могли оказаться в нужной близости от метеора, за последние двести миллионов лет явно не успели удалиться от галактического центра на достаточно большое расстояние, чтобы похитить планету сталеваров. Согласно моделям, которые прогнал Ракеш, лишь сорок шесть звезд могли захватить планету, погрузиться вглубь ОЗД, а затем оказаться в нужном месте пятьдесят миллионов лет тому назад, чтобы объяснить траекторию метеора.

Когда стало ясно, что оставшиеся соседи Стального Следа, три газовых гиганта вместе со своими спутниками, сами по себе были лишены каких бы то ни было следов, Парантам попросила карту доставить «Обещание Лал» к первой из сорока шести звезд.

На этот раз таинственный турагент Отчуждения лишил их маршрут приятных неожиданностей. После очередного скачка в их восприятии небо заполнили горячие голубые звезды, куда ярче солнца, на орбите которого оказался их корабль. Но шли секунды, иллюминатор кабины успел охватить все триста шестьдесят градусов панорамы, а на глаза им не попалось ни одной планеты.

Они просканировали окружающее пространство при помощи своих инструментов, но единственным спутником этой звезды оказался разреженный диск из булыжников: мелкую пыль, которую можно бы было здесь ожидать, сдуло ветром соседних звезд. Ни газа, ни льда; только голые камни. При такой редкости летучих компонентов, – подумал Ракеш, – инженерным спорам отчужденных, наверное, пришлось потрудиться, чтобы наскрести исходные материалы, необходимые для постройки корабля – разве что в их распоряжении имелись настолько хитроумные фемтомашины, что с их помощью элементы было эффективнее трансмутировать, чем добывать в готовом виде.

Второй кандидат из их списка сумел удержать на орбите еще меньше мусора, чем первый. Ветра, исходившие от новорожденных гигантов, здесь были не так сильны, но если эту звезду когда-то и сопровождали хоть сколько-нибудь приличные планеты или астероиды, их уже давно сместили с орбит назойливые соседи. Ракеш еще будучи ребенком усвоил, что жизнь не способна достичь процветания за пределами галактического диска, и как бы сильно сталевары ни продвинулись в своем развитии, воспринимать их как исключение из этого местечкового правила становилось все труднее. Возможно, жизнь смогла развиться и в этой части космоса, заняв пока что неизвестную нишу, для которой не требовались планеты, в течение миллиардов лет сохранявшие устойчивые орбиты вокруг своей звезды; возможно, потомками таких существ были и сами отчужденные. Факт, тем не менее, оставался фактом: дальние родственники Ракеша, судя по всему, сделали ставку на жизненный уклад, который в местных условиях просто не мог обеспечить им продолжительного существования.

У третьей звезды имелся внушительный пояс астероидов, но все так же не было планет. «Вот так все и будет: где-то больше камней, где-то меньше», – подумал Ракеш. Набор расчищенных орбит должен был немного меняться в зависимости от истории близких контактов конкретной звезды, но вокруг каждого из солнц всегда оставалась хоть какая-то горстка мусора.

– Большинство этих астероидов имеет ту же изотопную сигнатуру, что и наш булыжник, – спокойно сообщила Парантам.

Ракеш просмотрел данные. Точки совпадали, планки погрешностей накладывались друг на друга. Более того, запущенные им модели отвергли гипотезу о том, что эти астероиды сформировались в том же газовом облаке, что и звезда, вокруг которой пролегали их орбиты. Все выглядело так, будто они действительно нашли и самого Чужака, и раздробленные остатки планеты сталеваров.

Ракеш был потрясен, хотя и знал, что не имеет права удивляться тому, что их поиски завершились печальным финалом. Чужак затянул планету на еще более опасную территорию; сам факт, что они так долго наслаждались эрой безопасности и стабильности в окрестностях своей родной звезды, был настоящим чудом. – Стало быть, это их кладбище, – произнес он.

– Мы этого не знаем, – возразила Парантам. – Нам известно, что сталевары построили как минимум один межпланетный зонд. На определенном этапе они вполне могли построить межзвездные корабли или инженерные споры. Они могли покинуть этот мир задолго до того, как он развалился на части.

У Ракеша были сомнения насчет того, что сталевары – как биологический вид, не говоря уже о конкретной технологической культуре – смогли бы пережить захват планеты Чужаком. Было, однако же, не исключено, что за минувшие с тех пор сто миллионов лет на их месте мог возникнуть новый вид разумных существ. Так или иначе, он сдержит обещание и тщательно просеет эти руины. Он нес обязательство перед сталеварами и теми, кто пришел им на смену – приложить все усилия, чтобы узнать их историю и донести ее до Амальгамы.

Динамические модели указывали на то, что мир сталеваров, скорее всего, не пострадал от лобового столкновения, а был разорван на части приливными силами. За пятьдесят миллионов лет до этого через их солнечную систему пролетел компактный остаток – скорее всего, это была нейтронная звезда – который оказался настолько близко, что разница в гравитационных силах, действующих на разные стороны планеты, вырвала из ее мантии булыжники размером с астероид, запустив их прямиком в космос. Здравый смысл подсказывал, что на такое способна лишь по-настоящему чудовищная сила, но согласно моделям, приливное растяжение превзошло силу тяготения планеты лишь на довольно скромную величину – вероятно, не более пятидесяти процентов. Если на планете еще обитали незадачливые потомки сталеваров, то приливные силы сами по себе не причинили бы им вреда, но это была наименьшая из ожидавших их проблем. Кому-то из них, вероятно, удалось бы пережить начальные толчки – после того, как давление, сковавшее внутренности планеты, ослабло в одних местах и усилилось в других, отчего планетарная кора полопалась, как кожица сдавленной виноградины. Некоторые бы ощутили, как растет, оставаясь при этом вполне посильной ношей, их вес, и даже там, где приливное растяжение развернуло гравитацию вверх, кому-то могло хватить присутствия духа, чтобы ухватиться за предметы, надежно зафиксированные на поверхности планеты, и бороться за жизнь еще несколько минут, пока окружавший их воздух становился все более и более разреженным. Однако у самой земли, в конечном счете, не нашлось опоры, способной выдержать ее собственный, инвертированный, вес, и планета попросту развалилась на части.

Вместе с Парантам Ракеш разработал рой зондов для исследования руин. Каждый из зондов, размером около микрона, должен был совершать прыжки между астероидами, путешествуя в потоках звездного ветра – не слабого дуновения, исходившего от Чужака, а всепоглощающего дыхания соседних гигантов. На каждом из посещенных ими астероидов зонды будут собирать энергию солнечного света, питая ей небольшой отряд исследовательских наномашин.

Ветер не мог доставить зонды от «Обещания Лал» до самого пояса астероидов, поэтому они дали мастерской задание построить полдюжины доставочных модулей на ионной тяге: каждый из них нес около килограмма зондов, которые предстояло рассеять в космосе по ходу движения вдоль края пояса. Помимо прочего эти модули должны были сыграть роль ретрансляторов и были снабжены инструментами для тщательного отслеживания зондов и извлечения сохраненных в них данных.

Вереница модулей покинула мастерскую; прежде, чем зажглись сопла, центробежная сила уже успела оттолкнуть их от корабля. Ракеш наблюдал за их голубым выхлопом через иллюминатор. – Теперь ты жалеешь, что полетела вместе со мной? – спросил он Парантам.

– Вовсе нет! – воскликнула она. Вопрос ее, похоже, шокировал. – С какой стати?

– Если сталевары погибли и не оставили потомства.

– То это печально, – сказала она, – но история полна трагических глав. Если я не смогу встретиться с ними лицом к лицу, то с радостью возьмусь за археологию. В диске с археологией покончено – все руины затомографированы с молекулярной точностью, каждый клочок древнего языка и каждый артефакт переведен вдоль и поперек. Когда я соглашалась на эту авантюру, мне обещали всего-навсего булыжник, напичканный микробами, помнишь? И ты думаешь, что я стану сомневаться в своем решении только из-за того, что разумный вид, который мы здесь нашли, мог просуществовать меньше ста пятидесяти миллионов лет?

Возразить Ракешу было нечего, хотя сам он придерживался совершенно иного мнения. – Возможно, что в моем подсознании наихудшим сценарием была нудная и кропотливая работа на протяжении тысячи лет, после которых мы бы не нашли ничего, кроме бактерий, а наилучшим – прямая дорога на «Планету давно потерянных братьев и сестер», которых я смог бы пригласить в Амальгаму, где они бы жили долгой и счастливой жизнью. Но теперь, когда нам удалось краешком глаза увидеть реальную картину, мне кажется, что наилучшие шансы жить долго и счастливо были как раз-таки у бактерий.

Он без труда мог представить свой родной поселок на Шаб-е-Нуре: небо с летящей по нему темной точкой, грохот земли, зловещее сияние. В Эру Амальгамы, понятное дело, такого бы просто не случилось; во всем диске не осталось ни одной мыслимой угрозы, которую бы нельзя было засечь и нейтрализовать. Подобные уязвимости стали достоянием истории. Но навязчивость, с которой этот образ катастрофы преследовал Ракеша, выходила за рамки простого сочувствия гипотетическим жертвам. При мысли, что он, в самом широком смысле слова, случайно увернулся от того же самой космической секиры, его до самых костей пробирал холод. Просто его предкам повезло больше, чем сталеварам – вот и все разница.

Когда пришла первая волна результатов зондирования, Ракеш был на кухне и готовил завтрак.

Мертвые микробы были обнаружены в более, чем шестидесяти процентах обследованных астероидов. Показатель был на удивление высоким; либо биосфера мира сталеваров простиралась вглубь его мантии, либо обломки, вырванные из недр планеты, претерпели перекрестное заражение фрагментами, расположенными ближе к ее поверхности.

Фрагменты генома и общая морфология довольно точно соответствовали микробам, найденным в метеоре отчужденных. В сочетании с распределением изотопов этот результат не оставил у Ракеша и тени сомнений в том, что они действительно нашли то, что искали. Окружавший Чужака пояс астероидов наполовину состоял из камней, практически неотличимых от того самого обломка, который и послужил началом их поисков.

– Отчуждению самое время угостить нас каким-нибудь лакомством и почесать за ушком, – сказал он Парантам, накладывая еду на тарелку.

Она уставилась на него так, будто он выжил из ума.

– На моей родной планете, – объяснил он, – люди держат домашних животных, которые могут находить предметы по запаху. Ты даешь им что-нибудь понюхать для затравки, а потом они отправляются на поиски предмета с тем же самым запахом.

– У вас нет машин, которые могли бы это сделать за них?

– Конечно есть. Но эти животные получают удовольствие от самого процесса, это продукт их эволюции. Им становится до смерти скучно, если эти навыки не находят применения на практике.

– Как наша банда в том узле? – иронично предположила Парантам.

– Ну да. – Он не хотел, чтобы это сравнение было воспринято буквально, но на мгновение ощутил нервную дрожь от охватившего его чувства неловкости. – Полагаю, это одна из теорий, которые мы не можем полностью исключить: Отчуждение сжалилось над нами и подарило шанс погоняться за новым необычным запахом в своем загоне.

– Если такую возможность они предоставляют только раз в миллион лет, да и то всего паре людей, то никакой особой жалости в этом нет. – Парантам покачала головой. – Мы не их домашние питомцы. Кое-что они от нас утаили; тем лучше для них. Это еще не делает их превосходящей расой.

– Кое-что? – рассмеялся Ракеш. – Мы составили карту их гамма-лучевой маршрутизации данных. Они могут прочитать наш разум, вплоть до последнего байта. И это ведь ты предположила, что гамма-лучевая сеть может оказаться не более, чем приманкой для хакеров.

– Я и не утверждаю, что мы с ними на равных, – с неохотой признала Парантам. – Они нас определенно обфигачили.

– Обхитрили? – подсказал Ракеш. – Обдурили? Обвели вокруг пальца?

– Обошли нас в загадочности, – ответила она. – Мы целый миллион лет вглядывались в балдж, пытаясь добиться хоть какой-то реакции, а они просто смотрели на нас в ответ, с каменным лицом. Мы сделали куда больше, чем просто моргнули; мы вообще отказались от этой игры в гляделки. Но я не думаю, что это принесло нам вред. Я не считаю, что для нас это обернулось поражением, а для них победой. Это всего лишь разница в нашей природе. Мы никогда не хотели удержать свою натуру и историю в секрете. Это игра, победа в которой нам была не нужна.

Ракеша разбудила очередная волна результатов. Он просматривал крутящиеся в его голове данные и образы, направляясь по коридору в кабину управления, где уже сидела Парантам.

– Оно живое! – радостно воскликнула она. – С ДНК-основой, многоклеточное, рукотворное. Правда, после этого оно испытало генетический дрейф и десятки миллионов лет развивалось, как ему вздумается.

Зонды обнаружили пленку грибкообразной поросли, местами покрывавшую некоторые из астероидов. Это были не просто колонии микроорганизмов; клетки обладали специализацией и были объединены в четкие кластеры. Несмотря на то, что анатомия кластеров включала в себя защитную оболочку, клетки и по отдельности обладали достаточной прочностью, чтобы сохранять внутри себя жидкую воду в широком диапазоне температур и даже контактируя с вакуумом; при этом прочность клеточных стенок дополнялась антифризами и препятствующими испарению растворимыми полимерами. Геном выказывал явные признаки сложной инженерной работы, и хотя эти организмы имели общего предка с мертвыми микробами, большая часть признаков, обеспечивавших их выживание в современных, суровых условиях, по-видимому, были результатов искусственной модификации.

Точно датировать момент создания вида можно были лишь после оценки частоты мутаций и времени жизни одного поколения, но исходя из общих биохимических соображений, грибок, вполне вероятно, был намеренно создан примерно в то же самое время, когда мир сталеваров разлетелся на куски.

Ракеш погрузился в изучение диаграмм метаболических путей. – Оно живет за счет звездного ветра, – изумленно произнес он. – Это его источник энергии. Для добычи сырья оно использует астероиды, но кое-какие рудиментарные ферменты указывают на то, что эти организмы могли успешно существовать на немного ином субстрате. Значит, они попали на астероиды откуда-то еще и со временем приспособились к новой среде обитания, хотя изначальный вид больше предпочитал другие условия.

– Ты смотришь в небо и видишь надвигающуюся нейтронную звезду, – сказала Парантам. – Транспортной сети, через которую можно было бы умчаться в безопасное место, нет; сбить этого планетарного убийцу с курса не вариант. Как ты поступишь?

– Построю космический корабль.

– И куда ты на нем полетишь? Вокруг полно звезд, но ни у одной из них нет спутников. Сто миллионов лет назад твои предки посещали другую планету, но с тех пор космическая программа успела слегка заржаветь.

Ракеш состроил гримасу. – То есть я отказываюсь от плана бегства и вместо этого создаю грибок, который меня переживет? Понимаю, я испорчен высокотехнологичным бессмертием, но меня бы такой выход не сильно утешил.

– Возможно, это лишь низшее звено пищевой цепи, – сказала Парантам. – Сначала ты создаешь грибок, который может тебя пережить, затем – несколько видов, которые могут им питаться, и так далее. А потом ты рожаешь ребенка, который может жить за их счет.

– Возможно. – Ракеш провел рукой по волосам. – Но где именно жить? Я говорил о старых генах, но на большинстве астероидов нет элементов, на которые полагались закодированные в них ферменты. Если ты знаешь, что твой мир вот-вот разорвет на части, а в поле зрения нет других планет, то где ты собираешься жить, если не на оставшейся после катастрофы мусорной куче?

Ответ нашелся несколько часов спустя, и помогли в этом не столько зонды, сколько телескопы. Оказалось, что на орбите у края пояса посреди других камней находится шестисотметровый объект с крайне атипичным спектром. Телескоп показал серый эллипсоид – несмотря на покрывавшие его ямы и следы коррозии, для астероида объект явно имел слишком правильную форму. Спектроскопический анализ показал, что в его поверхности содержатся молекулярные нити – углеродные нанотрубки, подвергнутые сложными химическим модификациям, которые придавали им большую прочность, одновременно защищая от звездного ветра. Разновидность затвердевшего в вакууме грибка, которые они обнаружили на астероидах, встречалась в углублениях ударных кратеров, где их не мог достать ветер.

– Этот материал, конечно, выходит за рамки технологии сталеваров, – задумчиво произнес Ракеш, – но не опережает ее на сто миллионов лет. Должно быть, они прошли через долгий период Темных веков, прежде, чем их цивилизация снова воспряла духом. – И все ради того, чтобы стать жертвой еще одной катастрофы? Ответ был неясен. Их родная планета лежала в руинах, но этот артефакт остался целым и невредимым.

– Поверхность выглядит так, будто ее пятьдесят миллионов лет не ремонтировали, – заметила Парантам.

– Не всем есть дело до поверхности, – сказал в ответ Ракеш. – Возможно, здесь и сейчас кто-то живет.

Они направили к артефакту геодезический зонд, который провел его томографию при помощи фоновых нейтрино. Внутри располагался настоящий лабиринт туннелей и пещер. Но даже без учета этих пустот плотность объекта подчинялась какой-то хитроумной закономерности: местами его стенки были твердыми, как базальт, а местами казались рыхлыми и проницаемыми, как известняк.

При помощи зонда Парантам передала артефакту радиосигнал – простое приветственное сообщение, повторяющееся по всему спектру. Слабое пассивное эхо, которым ответил объект, позволяло предположить, что внутри имелись протяженные слои проводящего материала, но не было никаких колебательных контуров: электропроводка, впрочем, не исключалась, но о явных низкотехнологичных приемниках или передатчиках говорить не приходилось.

Анализ теплового излучения артефакта не выявил внутри него значимых источников тепла, если не считать того, что можно было бы ожидать от небольшой популяции грибка и, вполне возможно, некоторых других видов. Не было здесь и очевидного потока отходов, органических или иных, который бы выводился наружу артефакта; впрочем, если учесть, что единственным источником ресурсов для этой гипотетической экосистемы был звездный ветер, за любые материалы ей пришлось бы держаться мертвой хваткой.

– Пора засылать к ним наши желейки, – сказал Ракеш.

– Ха! Со Стальной Горой ты вел себя куда осторожнее, – напомнила ему Парантам.

– Если наши действия вызовут какую-нибудь хитроумную защитную реакцию, – ответил Ракеш, – то я, по крайней мере, умру счастливым. Зная, что эта цивилизация не канула в лету.

Артефакт не имел специального входа, однако геодезический зонд обнаружил в его внешней стенке систему узких трещин, которые в конечном счете вели в один из внутренних туннелей. Воспользовавшись еще более миниатюрными аватарами – примерно одна пятая миллиметра в высоту – они бы смогли протиснуться в одну из таких щелей.

В последний раз взглянув на небо, полное горячих голубых звезд, Ракеш последовал за Парантам в открывшуюся перед ними бездну.

По мере продвижения вглубь окружавшие их стенки изгибались и закручивались: вскоре звезды исчезли из вида, и пространство утонуло в густых тенях вакуума; переключившись на инфракрасное зрение, они, однако же, смогли наощупь отыскать путь вниз, ориентируясь по тепловому излучению внешней среды. На ладонях и ступнях их аватаров располагались липкие подушечки, подогнанные под химические свойства оголенной поверхности, но их хватку ослаблял поселившийся на стенках грибок.

Ракеш воспользовался запасом наномашин в руке своего аватара, чтобы отправить часть их в грибковую поросль для ее секвенирования. Анализ выявил по меньшей мере девять различных видов, и все они заметно отличались от грибков, обнаруженных на астероидах. Рудиментарные ферменты, на которые он обратил внимание, здесь производились в гораздо большем количестве и, по-видимому, взаимодействовали с некоторыми компонентами материала, составляющего стены туннелей. Размышляя над модифицированной схемой метаболических путей, он понял суть происходящего. Стены играли роль резервуара исходных материалов, необходимых для роста грибка, однако сам грибок делал нечто большее, чем просто поглощал питательные вещества из окружающей среды. В процессе своего жизненного цикла он возвращал все, что когда-то позаимствовал, а вместе с тем еще и восстанавливал структурные дефекты стен. Система, конечно, была неидеальной, но несколько трещин за пятьдесят миллионов лет – отнюдь не плохой результат.

Прокладывать маршрут по извилистым трещинам было непросто, но Ракешу не хотелось отключать свое восприятие, вверяя аватар в руки автопилота. Он не знал, куда пытается проникнуть – в поросшую ли плесенью гробницу или процветающий мегаполис, – но вовсе не хотел смягчать впечатление или как-то отстраняться от происходящего. Какой бы болезненной ни казалась необходимость столкнуться лицом к лицу с мрачными перспективами жизни в пределах галактического ядра, эта экспедиция была именно тем, что он искал после отлета со своей родной планеты. Кто еще на всем Шаб-е-Нуре, кто еще в целом диске смог бы сказать своим потомкам: «Мы пролезли через дыру в стене и спустились вниз, не зная, что именно ждет нас внутри этой структуры спустя пятьдесят миллионов лет»?

Когда они добрались до туннеля, все поле зрения Ракеша заполнило безликое сияние. Распределение температуры в туннеле было настолько близким к равномерному, что с точки зрения теплового излучения все окружающее пространство выглядело как одноцветный фон безо всякого намека на контраст. Невозможно было даже понять, что именно находится у него перед глазами, не говоря уже о том, чтобы проложить на основе этой информации хоть какой-то маршрут.

– Это только я ничего не вижу? – спросил он у Парантам.

– Чувствительности ИК-сенсоров не хватает. Нам нужно переписать всю систему обработки визуальных данных, – предложила она.

Ракеш обратился к библиотеке. Помимо обонятельных и осязательных модальностей – ориентации в темноте по запаху или наощупь – многие из обитавших под землей видов могли ощущать вибрацию или использовать некое подобие сонара. Но возможности подобных сенсоров были ограничены, даже при том, что стенки туннелей служили отличным проводником звука. Ракешу удалось обнаружить вариант инфракрасного зрения, которым пользовались роботы, ведущие добычу ископаемых на астероидах, и некоторые виды, обитавшие в туннелях. Суть его сводилась к считыванию и интерпретации незначительных изменений температуры под действием источников тепла; именно это и было нужно ему с Парантам.

Туннель резко сфокусировался, и на стенах проявились замысловатые узоры, созданные многообразием грибковой поросли. При всей необычности открывшейся перед ним картины новая система воспринималась вполне естественно: Ракеш знал, где находится в данный момент, как нужно двигаться, и что ожидать от своего зрения по ходу движения. Ему было не по себе от напоминания о том, что зрение было доведенной до совершенства формой знания, набором суждений о мире, которые требовалось вывести из имеющихся фактов, а вовсе не пассивным потоком данных, который втекал в его голову с той же легкостью, с которой камера впитывает свет.

Аватары зашагали по туннелю, который нависал над ними, как монументальное достижение инженерного искусства. В ширину он занимал пару сантиметров, но Ракеш не мог знать, как именно его воспринимали сами строители: как узкий коридор, огромную магистраль или нечто среднее.

Они решили не использовать датчики вибрации в качестве основной модальности восприятия, однако это не помешало им засечь слабый, но нарастающий ритм, доносившийся через стены туннелей. – Может, нам стоит пойти и выяснить, что это? – спросила Парантам.

– Судя по звуку, оно уже движется в нашу сторону, – заметил Ракеш.

Из-за поворота туннеля выбежало гигантское существо. Оно передвигалось на двенадцати ногах на манер деловитого членистоногого размером около миллиметра. Благодаря их новому зрению, существо казалось полупрозрачным – внутри него прослеживались очертания изгибающихся и сокращающихся мембран и полостей.

Когда оно сменило направление и бросилось прямо к ним, Ракеш подавил настойчивое желание сбежать; аватары отличались высокой прочностью и даже в крайнем случае их было легко заменить на новые. Остановившись, существо наклонило к нему ось своего тела; предполагать, что оно опустило к ним своей лицо, было бы, пожалуй, чересчур самонадеянно, учитывая, что Ракеш не смог сразу же разобраться в той запутанной массе щетинок, шишек и щупалец, с которыми ему пришлось столкнуться лицом к лицу. Один из пучков, образованных этими органами, неожиданно бросился вперед и вступил в контакт с аватаром Ракеша, обхватив его и зажав в крепкой хватке. Он мысленно приготовился к шоку от опосредованного заглатывания, но спустя мгновение существо отпустило желейку и оставило ее в покое. Секунду или две оно стояло неподвижно, как бы раздумывая, следует ли сделать еще одну попытку, но затем развернулось и направилось дальше по туннелю, так же быстро, как и появилось.

– Нам стоит пойти за ним, – сказала Парантам.

– Да.

Аватары были оснащены небольшими ионными двигателями, которые работали на термоядерном синтезе и были присоединены на манер ранца; не встречая сопротивления со стороны гравитации или воздуха, догнать существо и лететь над ним на высоте пары сантиметров, было довольно просто. Один раз сбросив их со счетов, как несъедобных, существо, по-видимому, не было обеспокоено их присутствием, если вообще их замечало.

Часть клеток существа осталась на аватаре Ракеша, и он велел наномашинам провести секвенирование, пока сам летел по туннелю. Они обладали некоторыми признаками твердеющего в вакууме грибка, с которым их роднила и значительная часть других генов, как естественных, так и привнесенных искусственным путем.

– Мне бы хотелось прогнать морфогенетическую модель, – сказала Парантам. – Что скажешь?

– Поставь низкую гранулярность – думаю, это не вызовет проблем с этикой. – Программное обеспечение могло сымитировать развитие эмбриона, располагая информацией о его геноме. Имитационная модель с высокой гранулярностью неизбежно испытала бы на себе все то, через что проходит настоящий организм, в то время как модель с низкой гранулярностью могла предоставить информацию о спектре возможных генетических вариантов, не заставляя кого бы то ни было испытывать их на себе.

– Хорошо.

В отдельном уголке разума Парантам постепенно обретал форму грубый набросок виртуального организма. Пока Ракеш наблюдал за семенящей внизу взрослой особью, которая время от времени останавливалась, чтобы пощипать грибковую поросль, в его втором поле зрения отображалась размеченная схема развивающегося эмбриона в яйцевой капсуле. Морфогенные градиенты омывали делящиеся клетки, формируя восемь четких сегментов: на шести средних медленно вырастало по паре плотно сложенных ног. Из растущей массы клеток выделились части ротового аппарата, органы выделения и размножения. Развивающаяся нервная система оказалась крайне простой, и к моменту вылупления из яйца представляла собой довольно жестко заданную структуру: благодаря горстке врожденных мотиваций и рефлексов, это существо могло передвигаться, питаться и спариваться, но не имело потенциала к более сложной деятельности.

Как и вся жизнь, в основе которой лежала ДНК, эти организмы были дальними родственниками Ракеша, но вряд ли вели свой род непосредственно от создателей этого ковчега.

– Они вообще не пользуются инфракрасным излучением, – заметила Парантам. – Они вслушиваются в звуки, которые проводятся стенками туннелей.

– Как же одно из них нашло меня, пока я стоял как вкопанный? – Ракеш внимательнее изучил результаты моделирования. – Ага. Резонансы, вызванные его собственными шагами. Значит, все-таки некое подобие сонара. Дать точный ответ на вопрос о том, как жили их предки, было непросто, однако искусственные признаки, которые обладали эти существа, были довольно обширны и изобретательны. Ковчегостроители, возможно, и не располагали технологией, необходимой для обнаружения другой планеты, похожей на их собственную, не говоря уже о полете к ней, но они приложили все усилия, чтобы адаптировать жизнь к новым условиям обитания.

– Где же его создатели? – спросил он Парантам.

– Прояви терпение, – ответила она. – Это только вершина айсберга.

Добравшись до развилки туннеля, они запустили небольшой зонд, который должен был следовать за двенадцатиногим созданием, а сами свернули в другую сторону, направившись к центру ковчега.

Ракеш все еще ожидал, что перед его глазами разразится буйство жизненных форм – что он в какой-то момент пересечет черту, отмечавшую конец безжизненных окраин и станет свидетелем неожиданного взрыва разнообразия – но вокруг них не было ничего, кроме тех же самых грибков и все тех же поедавших их паукообразных существ. Мало того, чем дальше они продвигались, тем более скудной становилась грибковая поросль.

– Вся эта экосистема работает на звездном ветре, – задумчиво произнесла Парантам. – Но на такую глубину он почти не проникает. Стенки для него местами проницаемы, а местами – нет; ковчег будто спроектирован с таким расчетом, чтобы в нем существовал определенный поток материи – некая система пронизывающих его течений. Но тогда ветер, скорее всего, был гораздо сильнее. Сейчас он слишком слаб и уже не справляется с этой задачей. А другого механизма для переноса энергии к центру ковчега здесь, по-видимому, нет.

Ракеш ничего не ответил, но все же не смог удержаться от того, чтобы довести ее рассуждения до логического конца. Ковчегостроители изобрели целую экосистему, в которой они смогли бы выжить после смерти своей планеты, но прихоти галактического ядра снова взяли над ними верх. Решив использовать горячие ветра ближайших звезд-гигантов в качестве основного источника энергии, они пренебрегли относительно слабым излучением приемной звезды – пусть и слабой, но зато стабильной. Жизнь гигантов коротка, и несмотря на то, что в галактике такие звезды рождались постоянно, в любом конкретном месте поток звездного ветра мог кардинально поменяться даже в масштабе нескольких миллионов лет. Чужак, возможно, и прикончил сталеваров, но для тех, кто пришел им на смену, он вполне мог стать источником более или менее стабильного света на последующие три миллиарда лет.

Залетев еще глубже, они обнаружили, что грибок окончательно исчез. Внутренности ковчега были полностью лишены жизни. Оставшись без живых ремонтников, стенки туннелей растрескивались все сильнее; тепловое напряжение, накопившееся за тысячи лет, разорвало структуру на части, местами превратив ее в рыхлые груды обломков. Электромагнитные зонды выявили остатки того, что некогда могло быть сетью медных проводников, пронизывающих стены туннелей – возможно, использовавшихся для передачи энергии или информации; теперь от нее остались лишь разрозненные сегменты, обветшавшие и разломанные по действием крошечных, но бесконечно терпеливых сил.

Примерно на полпути к центру дорогу перекрыла стена из обломков. Они отправил и вперед рой микроскопических зондов, которые могли протиснуться сквозь оставшиеся щели, а сами отправились назад и свернули вбок, чтобы выяснить, есть ли там нечто, что они могли бы исследовать «своими силами». Ракеш уже привык к своему новому телу и не очень-то хотел прекращать поиски, чтобы в итоге снова очнуться на «Обещании Лал».

– Пятьдесят миллионов лет – долгий срок: вряд ли можно ожидать, что кто-то все это время проведет в такой тесноте. Возможно, ковчегостроители, наконец-то, освоили межзвездные путешествия, занялись добычей ресурсов на астероидах, а потом решили покинуть ОЗД в поисках более безопасного дома.

– Не исключено, – согласилась Парантам. – И если мы не видим дыру, через которую они вылупились из этого кокона, то ее, вполне, возможно, запечатал грибок. – Она замешкалась. – Хотя сама конструкция этого ковчега мне все равно кажется странной. Даже если на момент его строительства звездные ветра были гораздо сильнее, я не могу понять, какую цель преследовали его создатели, оптимизируя внутренний поток. Плотность материала, из которого состоят стенки, подчиняется очень точной закономерности; она слишком регулярна, чтобы оказаться случайной, так что либо это инженерная особенность, которую я просто не понимаю, либо отражение каких-то очень странных эстетических предпочтений. Если разрезать ковчег пополам вдоль длинной оси, то поток в одной из половин будет больше, чем в другой. В чем здесь смысл? А еще я готова поклясться, что локальные перепады подобраны так, чтобы вызванная им турбулентность способствовала как можно большему рассеянию грибка, вот только нет ни одного правдоподобного сценария, в котором бы ветер, обдувающий такую систему, обладал бы нужной аэродинамикой.

Путь снова перегородила завеса из обломков. Ракеш затормозил и остался висеть посреди туннеля.

– Двигателей у этой штуковины нет, – заметил он. – Как им, по-твоему, удалось доставить ее со своей планеты, когда через их систему пролетела нейтронная звезда?

Парантам пожала плечами. – Возможно, они транспортировали ее по кусочкам, а потом склеили их друг с другом при помощи грибка.

– Это при условии, что у них вообще были ракеты, – сказал Ракеш.

– Ну да. В противном случае они могли просто соорудить ковчег на поверхности планеты, чтобы он поднялся под действием приливных сил. Правда, полагаться на такую стратегию было бы довольно рискованно.

– Но где бы находилось самое безопасное место для запуска? – Взглянув на модель, Ракеш сам ответил на свой вопрос. – В точке максимального удаления от нейтронной звезды в момент, когда приливные силы с ее стороны в точности уравновешивались тяготением планеты. Если бы ковчег выдержал тряску, то просто лег бы в дрейф и улетел в космос.

– Но большой форы перед полетевшими следом булыжниками у него бы не было. Столкновения между обломками должны были перераспределить их импульс, породив несколько фрагментов, движущихся быстрее общей массы. Его бы как следует изрешетило, и это в лучшем случае.

– Думаю, они могли построить несколько ковчегов, чтобы повысить шансы на успех, – предположил Ракеш. – Остальные могли быть уничтожены обломками планеты или захвачены нейтронной звездой.

Парантам издала протяжный укоризненный стон. – Захвачены нейтронной звездой?

– По-твоему, это невозможно? – изумленно спросил Ракеш.

– Конечно возможно. И именно в этом заключалась их цель! Этот ковчег – неудачный экземпляр, который остался за бортом.

– Разве в их случае остаться за бортом – это неудача?

– Звездный ветер гигантов, – ответила она, – имеет более высокую плотность энергии, чем свет зрелой звезды, но кое-что могло бы придать ему еще большую мощь – гравитационное поле нейтронной звезды. Такая звезда бы затянула ветер в окружающий ее аккреционный диск, который содержит гораздо больше энергии, чем любой другой объект в поле зрения. Ковчегостроители увидели приближение этого чудища и подумали: раз уж он собирается стереть наш дом в порошок, то лучше научиться пить из этого водоворота, чем прятаться посреди руин в ожидании очередной катастрофы.

– Этот ковчег и все, что в нем находится, было создано для выживания в аккреционном диске. Сквозной асимметричный поток должен был придать определенную плавучесть, которая бы выталкивала ковчег на более высокую орбиту всякий раз, когда он оказывался слишком близко к звезде. – Парантам запустила модель и перенаправила Ракешу ее выходные данные. – Сила ветра была бы достаточно велика, чтобы грибок мог расти практически в любом месте, поддерживая пищевую цепь в масштабах всего ковчега.

Ракеш впитал результаты моделирования. Спорить с выводами Парантам было сложно.

– Значит, это место изначально было обречено на голодную смерть? – произнес он. – Не попав на орбиту нейтронной звезды, они потеряли всякую надежду? – Потомки ковчегостроителей, созданные для того, чтобы избежать судьбы прикованных к планете родителей, оказались выброшенными на произвол судьбы с чуждой для этого мира биологией, попав в ловушку хитроумной машины, предназначенной для добычи энергии из нового экзотического источника, который каждую секунду удалялся от них на несколько сотен километров.

– Надежду потеряли лишь они сами, – ответила Парантам. – Но я не думаю, что ковчег был всего один. Их создатели могли построить десятки, а то и тысячи таких сооружений. Если они и правда посчитали невозможным сбежать от нейтронной звезды, все ресурсы планеты были бы брошены на то, чтобы приумножить шансы проехаться автостопом.

Ракеш обвел взглядом руины этой отчаянной стратегии и попытался представить жизнь, бурлившую в местных туннелях, пока в их стенах гуляли горячие ветра аккреционного диска, окружавшего нейтронную звезду. Возможно, эта невероятная ставка могла принести свои плоды, если бы они сделали нужное число попыток.

– Если им удалось поймать нейтронную звезду, то куда же она их унесла? – Когда он и Парантам впервые осознали, что именно эта звезда должна была породить местный пояс астероидов, они прогнали динамические модели и сверились с картами, но так и не смогли определить местоположение виновницы. Единственное, что им удалось выяснить – это общее направление ее движения.

– К центру, – ответила Парантам. – Вглубь ядра.