Ближе к центру околоядерного звездного диска плотность звезд стала угрожающе нарастать. Внутри скопления шириной в двести световых лет миллиарды звезд мчались по сложному переплетению орбит, и чем глубже ты погружался в этот рой, тем плотнее и агрессивнее он становился. Ракешу он напомнил гнездо разъяренных муравьев, оказавшихся на краю обрыва и удерживаемых от падения в бездну одной лишь энергией собственного движения.
На дне этой ямы располагалась Годаль-е-Марказ, черная дыра с массой трех миллионов солнц, единственное место, дальше которого падать было уже некуда. Добраться до этого надира было непросто: зона захвата черной дыры в диаметре достигала почти пятидесяти миллионов километров, а звезды нечасто теряли настолько большую долю своего момента импульса, чтобы устремиться аккурат в пропасть небытия.
Попадание в центр мишени, впрочем, было не единственной дорогой, ведущей к уничтожению. Примерно раз в сто тысяч лет одна из звезд пролетала в достаточной близости от Годаль-е-Марказ, чтобы почувствовать на себе катастрофическое действие приливных сил. Устремляясь к черной дыре, звезда вытягивалась вдоль своей орбиты, одновременно испытывая давление в перпендикулярных направлениях и все сильнее сжимая и распаляя вспучившуюся полосу термоядерного огня. Иногда встреча с черной дырой могла просто разорвать звезду на части, рассеяв ее останки по целой массе орбит, но если приливное давление было достаточно велико, чтобы вызвать всплеск новых термоядерных реакций, то как только давление спадало вслед за удалением от черной дыры, звезда могла взорваться с силой сотни сверхновых. Последствия этих взрывов можно было наблюдать даже тысячи лет спустя в виде разреженных, но все же несущих немалую энергию, газовых оболочек, расширяющихся в направлении от галактического ядра.
Обычные сверхновые, разумеется, встречались еще чаще, и центральное скопление было практически завалено их останками: белыми карликами, черными дырами звездной массы и нейтронными звездами. Подобная перепись производила обескураживающее впечатление, а хаотичная динамика этой области космоса не позволяла исключить из рассмотрения больше нескольких процентов звезд, потенциально виновных в смерти мира ковчегостроителей.
Стоя в кабине управления «Обещания Лал» и всматриваясь в сияние звезд, за которым скрывалась цель их поисков, Ракеш спросил у Парантам: «Ты бы согласилась по очереди посетить пятнадцать миллионов нейтронных звезд в поисках живого ковчега?».
– Абсолютно, – без колебаний ответила она.
На мгновение Ракеш задумался о том, не поймать ли ее на блефе, но он был уверен, что его собственный энтузиазм даст слабину задолго до нее. Выбирая черты синтетов, их создатели были склонны останавливаться на крайностях, которые нечасто встречались даже в тех вариантах наследственности, которые по максимуму использовали последние достижения технологий. Никакой ген заинтересованности не сравнился бы с железной волей Парантам.
– Думаю, нам пора соорудить приличный телескоп, – сказал он.
Она кивнула в знак согласия, не выдав даже малейшего намека на облегчение от того, что он не был всерьез настроен на личное изучение каждого из кандидатов. – Где именно?
– Это место ничем не хуже любого другого, – предложил Ракеш. – По крайней мере, здесь полно сырья. – Они могли бы попытаться выбрать точку наблюдения, которая бы находилась еще ближе к центру галактики, однако шансы обнаружить звезду, у которой бы до сих пор имелся солидный пояс астероидов, были не так уж высоки.
– Вполне справедливо, – заметила Парантам, – что мы воспользуемся небольшой частью мира ковчегостроителей, чтобы найти их новый дом. За это они бы вряд ли нас осудили.
Ракеш ощутил уже ставшее для него привычным чувство дискомфорта, сопровождавшее мысли о том, что их действия могут оказаться надругательством над святыней. Однако вокруг не было никого, кто мог бы оскорбиться их поступками – не считая Отчуждения, которое, не сомневался Ракеш, постоянно стояло у них над душой с готовностью наложить вето на любое проявление недопустимого поведения.
С такого расстояния шестисотметровый ковчег, расположенный в пределах центрального скопления, теоретически можно было разглядеть в оптический телескоп шириной четыре миллиона километров, однако для получения четкого спектра, который бы дал однозначный ответ на вопрос о материале стенок, планку разумнее было поднять.
– Десять миллионов километров? – предложил он.
– Думаю, этого хватит.
Ракеш позаимствовал из библиотеки кое-какие стандартные модели и подкорректировал их, чтобы приспособить под конкретные цели и условия. Они могли заняться добычей сырья на руинах, оставшихся от планеты ковчегостроителей, затем направить очищенные материалы на свободную от пыли и микрометеоров орбиту, где будет происходить сборка сегментов зеркала. Поскольку основными источниками энергии станут солнечный свет и звездный ветер, работа будет продвигаться довольно неспешно, и для ее завершения потребуется больше года. Но это задержка была ничтожно мала по сравнению с тем, что они уже затратили на путешествие внутри балджа, не говоря уже времени, которое бы ушло на прыжки между нейтронными звездами.
Ракеш запустил процесс, направив в пояс астероидов двенадцать транспортировочных модулей для засевания минералов инженерными спорами.
– Никакого вмешательства со стороны Отчуждения, – заметил он. – Они не впускают споры извне, но против распространения этих ничего не имеют.
– Значит, они либо нам доверяют, – заключила Парантам, своим тоном ясно давая понять, как она относилась к подобному предположению, – либо следят за нами так пристально, что в точности знают, на что эти споры способны, а на что – нет.
– Что, если бы мы попытались построить здесь узел? – задумчиво произнес Ракеш. – В соответствии со стандартами Амальгамы? У нас бы появился собственный короткий путь через балдж.
– Я бы сказала, что мы находимся слишком далеко от края, чтобы установить надежную связь с сетью Амальгамы, – ответила Парантам, осторожно выбирая слова.
– Возможно, – согласился Ракеш. – Но дело не в этом. Что, если бы мы все-таки попытались?
– Я думаю, что если бы мы всерьез вознамерились пойти против правил, за соблюдением которых Отчуждение следило в течение миллиона лет, то наши хозяева в ту же секунду превратили бы наши тела в пыль и отправили ее прямиком в Годаль-е-Марказ. Мы находимся здесь с их разрешения. Нам не следует даже задумываться о том, чтобы испытывать здесь свою удачу. – Она улыбнулась. – Тебе сняться сны, Ракеш?
– Да.
– Тогда составь перечень тем для своего цензора сновидений. Мы же не хотим, чтобы Отчужденные нас неправильно поняли.
Ракеш последовал за одним из зеркальных пауков, зависнув рядом, пока тот поглощал сырье, поступавшее к нему из пояса астероидов. Внешне поток напоминал жидкость молочно-белого цвета, хотя в действительности состоял из крошечных гранул, каждая из которых представляла собой ядро летучих веществ, окруженное специфической минеральной оболочкой, которая предназначалась как для защиты, так и для маркировки содержимого. Благодаря острому зрению и проворным ротовым органам, паук мог извлекать из струи необходимые ему вещества, в то время как весь остальной поток направлялся к следующему потребителю.
Заполнив расположенный в животе мешок, он направился обратно к своей паутине, придав себе ускорение при помощи едва заметной ионной струи. Он уже соорудил жесткий скелетообразный каркас отведенного ему зеркального сегмента. Ширина каждого из зеркал равнялась километру, но даже после того, как все десять миллиардов сегментов будут собраны, их суммарная площадь составит лишь одну десятитысячную от восьмидесяти триллионов квадратных километров пространства, охватывающего габариты телескопа. Если бы кто-то взглянул на зеркальный массив в целом, то увидел бы по большей части пустое пространство; такая разреженность зеркал, впрочем, никоим образом не ухудшала светособирательную способность отдельных сегментов, а разрешение телескопа при этом возрастало в сотню раз.
Расположившись на краю каркаса, паук начал выделять блестящую полимерную пленку, больше похожую на ленту с металлическим отливом, чем на шелковую нить. Благодаря подвижным электронам, полимер по своей отражающей способности не уступал серебру, но при этом был легче и прочнее любого металла. Точная молекулярная структура полимера постоянно корректировалась по мере его синтеза, подстраивая естественную кривизну пленки под параболическую форму зеркала: итоговая погрешность оказывалась меньше, чем длина световой волны.
Поскольку каркас вращался, пауку требовалось лишь медленно продвигаться к его центру, нанося пленку в виде плотно скрученной спирали вслед за поворотом растущего зеркала. Ракеш терпеливо следил за процессом: наконец, кольцеобразная полоса выросла настолько, что он смог уловить в ней отражение яркого марева центрального скопления – настолько четкое, что оно напоминало, скорее, разрыв ткани пространства, нежели простое изображение в зеркале.
Когда сегмент будет завершен и перемещен на нужное место, за его ориентацией в пространстве будет следить массив прецизионных акселерометров, измеряющих фазовый сдвиг между вращающимися в противоположные стороны токами внутри сверхпроводящего материала, и для того, чтобы обеспечить идеально точное расположение зеркал хватит едва ощутимого дуновения его ионных двигателей. Комплект похожих на глаза насекомого инструментов, расположенных в фокусе телескопа, был уже готов и проходил тестирование и калибровку. Как только примерно миллион из десяти миллиардов сегментов будут расположены на своих местах, станет возможным провести хоть сколько-нибудь результативный сбор данных, пусть даже и с гораздо меньшей скоростью, чем это позволит вся площадь светособирающей поверхности. К этому моменту телескоп будет одновременно фиксировать аккреционные диски тысяч нейтронных звезд, пытаясь обнаружить среди них характерный спектр синтетических стенок ковчега.
Прочесав заваленный булыжниками центр единственного оставшегося в этой системе ковчега, зонды не обнаружили ни артефактов, ни мумифицированных останков его изначальных обитателей. Несмотря на то, что верхние ярусы экосистемы, живущей за счет звездного ветра, скорее всего, потерпели стремительный крах, здесь даже сейчас обитала достаточно большая популяция микробов, которая могла в два счета расправиться с любой органикой, а медленное истирание обломков стен на протяжении тысячелетий обратило в пыль любые следы материальной культуры бывших хозяев ковчега. Ракеш не осмеливался строить догадки о том, с какой вероятностью ковчег, захваченный нейтронной звездой, мог превратиться в процветающий мир – пусть даже ненадолго, не говоря уже о пятидесяти миллионах лет – но ему уже доводилось преждевременно списывать своих инопланетных родственников со счетов, и он отнюдь не собирался совершать ту же ошибку дважды.
Он отвернулся от зеркала и оставил свой аватар дрейфовать в космосе, медленно вращаясь вокруг своей оси. Он переместил зрение ниже по спектру, в область инфракрасного и микроволнового излучения, пригасив свет звезд, но вместе с тем обнажая окружавший их потусторонний мир газа и пыли, наполненный более тонкими, деликатными и расплывчатыми структурами. Плазменные оболочки тысячелетних сверхновых висели в пространстве наподобие дыма, созданного замедленным во времени фейерверком. С полдюжины ярких нитей, выстроившихся перпендикулярно плоскости галактического диска сияли синхротронным излучением электронов, мчавшихся по спиральным траекториям вдоль линий магнитного поля. Из газового кольца шириной в несколько десятков световых лет вырастала причудливая двойная спираль, протянувшаяся через все небо: так в инфракрасном спектре светилась пыль, захваченная волной в ловушку магнитного поля, деформированного движущимся по орбите газом, который служил для него своеобразным якорем в пространстве.
Отчуждение каким-то образом сумело взять это прекрасное и полное опасностей место под контроль и заявить на него свои права. Пока незадачливые двоюродные братья и сестры Ракеша подвергались безжалостным ударам стихии – возможно, вплоть до своего полного уничтожения – отчужденные нашли способ превозмочь или попросту обойти эти лишения, превратив окружающую часть космоса в свой ревностно охраняемый дом. Достигли ли они зрелости внутри диска и пришли сюда лишь позднее, уже располагая хитроумными технологиями, или с самого начала были невосприимчивы к опасностям балджа в силу особенностей своей природы – об этом можно было только гадать. Ракеш не рассчитывал получить от них ответы – во всяком случае, не напрямую – но в то же время не мог полностью отказаться от наивной надежды, что уже сама возможность преодолеть этот космический кордон и увидеть то, что видели сами отчужденные, погрузиться всем телом в то же самое космическое излучение и ощутить те же самые звездные ветра и приливы, позволит ему в какой-то мере выкристаллизовать в своем сознании представление об их природе, которое ему, находясь в диске, никогда бы не удалось получить за счет одних лишь праздных домыслов.
Его грезы лопнули, как мыльный пузырь, когда Парантам нарушила тишину.
– Мы не одни.
Это утверждение было настолько странным и неожиданным, что какое-то время Ракеш просто молча парил в воздухе, не желая покидать своего паучьего святилища, чтобы выяснить, шутит она или говорит на полном серьезе.
– Ты о чем? – наконец, спросил он.
– Кто-то направил к нам посланника. Я уже спросила, о чем он хотел рассказать, но он настаивает на том, что будет говорить только с нами обоими.
Ракеш отключился от аватара, и ощущения снова вернулись к его телу, сгорбившемуся на кушетке в кабине управления «Обещания Лал».
Рядом с Парантам стояла фигура, по виду напоминавшая Кси – такого, каким Ракеш воспринимал его еще находясь в том узле: та же лысина, те же серьезные манеры, тот же едва заметный намек на улыбку. В отличие от самого Кси, спрашивать у посланника, как он выглядел на самом деле, было бессмысленно; будучи лишенным разума курьером, он не обладал самовосприятием, не говоря уже о потребности в физическом воплощении. Их хозяева просто загрузили его в один из процессоров жилого модуля и позволили программе общаться с ними при помощи стандартных протоколов Амальгамы.
Ракеш поднялся на ноги и обнял посланника. – Добро пожаловать в балдж! – Он не был его старым другом, но был создан так, чтобы с ним можно было общаться, как с самим Кси; возможно, он даже мог переслать тому слова Ракеша. Некоторые людям в присутствии посланников начинали смущаться, но политика, которой придерживался Ракеш, требовала относиться к посланнику точно так же, как и к его отправителю и отходить от этой роли лишь в абсурдных ситуациях. В объятиях с этой неразумной галлюцинацией глупости было не больше, чем в теплом и искреннем ответе на письмо или видеосообщение. – Как дела? Откуда ты прибыл?
– С Дарья-е-гашанг. Через несколько лет после того, как вы с Парантам покинули узел, туда прибыл странствующий фестиваль – «Океан десяти миллионов миров». Я присоединился к ним и с тех пор мы путешествуем вместе.
– Океан десяти миллионов миров?
– Каждый месяц мы купаемся, плаваем или ныряем в водах очередной планеты.
Ракеш улыбнулся, вспомнив свое «мокрое» прощание. – Звучит здорово. – В действительности подобные фестивали представляли собой всего-навсего большие группы совместно путешествующих друзей, но у каждого из них, как правило, была своя, уникальная атрибутика: претензии на новую социальную структуру, художественное окружение или выбор цели путешествия с целью воздать должное какой-то определенной стороне жизни. Самым соблазнительным в них было то, что эти группы предлагали своим участникам удовлетворительную смесь стабильности и новизны. До тех пор, пока ты оставался их членом, тебе не было нужды обрывать связи со всеми, кого ты знал, ради простой смены обстановки.
– Так с чего ты вдруг вспомнил о нас? – спросила Парантам.
– До меня дошли кое-какие новости насчет Лал, – ответил посланник.
– Лал? – Ответ удивил Ракеша почти так же, как и само появление посланника. – И что же она сделала, чтобы стать знаменитостью?
– Она покинула балдж, не входя в него.
– Ясно, – ответил Ракеш. Если его слова были правдой, это вполне могло повлечь за собой некоторую дурную славу.
– Отчет о внутрисетевом трафике узла, который, по словам самой Лал, послужил ей точкой входа в балдж, наконец-то, достиг узла, послужившего ей точкой материализации, – объяснил посланник. – На это ушло какое-то время, поскольку ее слова о нехватке ключей шифрования, связывающих эти узлы, оказались правдой. Когда дефицит ключей был устранен, и оба узла сравнили свои данные, стало ясно, что Лал солгала о своем происхождении.
– Но ведь отсюда еще не следует, что она ни разу не попадала внутрь балджа, – возразила Парантам. – Она могла войти в него из другой точки, а данные, когда ты сверялся с ними в последний раз, возможно, еще не были синхронизированы.
– Когда я покидал Дарья-е-гашанг, это, строго говоря, было возможно, – неохотно согласился посланник, – но даже тогда возможностей для подобного маневра оставалось совсем немного. Сейчас на значительной территории западного внутреннего диска распространено убеждение, что ее сотворили отчужденные: что воспользовавшись знаниями обо всех незашифрованных путешественниках, которых они могли изучать в течение тысяч лет, они создали правдоподобного гражданина Амальгамы, а потом заслали ее в диск… в общем, с какой-то непонятной целью.
– И где же она теперь? – спросил Ракеш.
– Никто не знает. О ее отправлении с узла, где мы с ней встретились, нет никаких записей.
Ракеш рассмеялся. Он не был уверен в том, что Лал чем-то отличалась от самого обыкновенного путешественника, не желавшего оставлять подробных записей о своем передвижении; возможно, ее рассказ о клане синхронистов был прикрытием для более сложной и скверной правды. И пусть даже она была посланником Отчуждения – которое, предлагая «потомку ДНК» заняться исследованием метеора, от недостатка коммуникабельности было вынуждено сформулировать свою просьбу в слегка недобросовестной манере – разве это само по себе давало повод для беспокойства?
– Я рад, что ты решил поделиться с нами этой новостью, – сказал Ракеш, – но на наши планы она никак не повлияет. Я не одобряю мошенничество, но послание Лал по своей сути не было какой-то выдумкой. Парантам рассказала тебе о наших открытиях?
– Да.
– Тогда как нам следует поступить? Если Отчуждение хотело нам навредить, мешать им уже слишком поздно, а тот факт, что ты смог добраться до нас, чтобы сообщить эти подозрения, лишь понижает шансы такого расклада.
– Я прибыл не для того, чтобы предупредить вас насчет Отчуждения, – сказал посланник. – Я прибыл, чтобы предупредить вас насчет Амальгамы.
– О. – В этот момент Ракеш ощутил накатившую на него волну неловкости.
– Нешифрованные, не прошедшие аутентификацию путешественники, пользующиеся коротким маршрутом, который проходит через балдж, всегда действовали на свой страх и риск. Дело не только в том, что с ними могут сделать сами отчужденные; принимающие узлы на противоположной стороне балджа, вообще говоря, не обязаны материализовывать или перенаправлять данные, не подтвердившие свою подлинность. Со времен Лейлы и Джазима и первой волны ажиотажа, последовавшего за открытием сети Отчуждения, обитатели внутреннего диска стали на регулярной основе делать исключения для данных, двигающихся по короткому пути. Но по мере распространения слухов о том, что Отчуждение действует за нашей спиной – штампуя самозванцев, которых они выплевывают в наши сети в качестве шпионов и саботажников – эта беспечная политика начинает вызывать сомнения.
– Значит, когда наши дела здесь будут завершены, и придет время возвращаться назад…, – сказала Парантам.
– Это может оказаться сложнее, чем вы думали, – закончил за нее посланник. – Амальгама, возможно, не захочет принять вас обратно.