Ракешу снилось, что он был ребенком на Шаб-е-Нуре и нырял в реку вместе со своими друзьями, как вдруг среди них появилась Парантам. Она стояла на берегу и улыбалась. – Мы нашли Ковчег, – сказала она.
– Я сплю или это все наяву? – спросил он.
– И то, и другое, – ответила она.
Его друзей эта новость, похоже, обеспокоила. – Не волнуйтесь, – сказал он им. – Я вернусь, как только улажу это дело. – В его груди возникло нарастающее ощущение паники. Почему он не мог вспомнить имена этих детей?
– Если только мы тебе позволим, – мрачно заметил один из них.
Ракеш проснулся. Слова насчет ковчега ему не привиделись; переданный телескопом отчет проник в его мозг, и новость просочилась в сценарий сновидения.
Он вошел в кабину управления. – Я как раз собиралась тебя будить, – сказала Парантам.
– Новости сделали это за тебя.
– Что скажешь?
Ракеш изучил данные. Нейтронная звезда, рядом с которой обнаружился Ковчег, располагалась в двадцати световых годах от центра галактики. Несмотря на то, что сборка телескопа была завершена на девяносто процентов, изображение их находки представляло собой лишь крохотное пятно темноты на фоне сияния аккреционного диска. Ее спектр, впрочем, не оставлял повода для сомнений; объект состоял из того же материала, что и провальный Ковчег, оставшийся в другой звездной системе.
Найденный ими Ковчег должен был омываться мощными потоками ветра, вызванного разницей в орбитальной скорости по всей длине объекта. Несмотря на агрессивное окружение, его орбита, по всей видимости, не менялась на протяжении пятидесяти миллионов лет; пассивная асимметрия не давала Ковчегу упасть внутрь орбиты, позволяя извлекать энергию из ветра, если он оказывался слишком близко от нейтронной звезды. Он находился именно в той среде, для которой и был создан. Если его создатели выжили, то искать их следовало именно здесь.
– Нас здесь что-нибудь удерживает? – спросил он, как бы размышляя вслух. Они уже построили коммуникационные узлы, при помощи которых телескоп мог передать информацию обо всех новых находках на «Обещание Лал»; перед отправлением они могли бы направить его на их пункт назначения; если же им придется отправиться дальше, на новом месте вместо себя можно было оставить передатчик.
– Лично я никаких причин не вижу, – ответила Парантам.
Ракеша охватило внезапное ощущение тревоги. – А если второй Ковчег тоже окажется пустым?
– Тогда мы дождемся, пока телескоп не найдет следующий. – Даже если все успешные Ковчеги изначально стали спутниками этой нейтронной звезды, отсюда еще не следовало, что она смогла их все удержать. Если их количество было достаточно велико с самого начала – или если Ковчегостроители достигли процветания в своей новой среде и придумали, как построить новые – то жизнеспособные ковчеги вполне могли занять орбиты вокруг нескольких нейтронных звезд.
– А если не найдет?
Парантам подошла к нему и коснулась рукой его щеки – почти что материнский жест, выражавший смесь нежности и раздражения. – Тогда наше пребывание здесь закончится. Мы отправимся дальше. – Она убрала руку. – Но пока до этого не дошло, так что может уже прекратишь ныть? Что бы ни находилось в том Ковчеге, от своих создателей его отделяет пятьдесят миллионов лет, так что я не стану делать каких-либо предположений о природе его обитателей. Но в первом ковчеге жизнь теплилась даже спустя пятьдесят миллионов лет энергетического голода. Мы уже имели дело с наихудшим сценарием. Мы видели пустыню, а теперь отправляемся на поиски оазиса.
Когда их хозяева пересобрали тела Ракеша и Парантам и снова их разбудили, небо из ослепительно яркой соляной крошки превратилось в светящееся молоко. Став в пятьдесят раз плотнее, оно потеряло всякий ощутимый намек на черноту. Ближайшие звезды по-прежнему затмевали яркий фон, образованный расположенным позади них скопищем, но контраст стал куда более размытым. Ночь превратилась в день; казалось, будто они снова оказались на Массе, где звезды балджа можно было увидеть на бледном сумеречном небе задолго до наступления темноты.
Когда в поле зрения показался аккреционный диск, окружающее небо померкло на его фоне, хотя зрелище произвело отнюдь не такое впечатление, какое могло бы, случись это посреди темной ночи в галактическом диске. Хотя там для него все равно не было подходящих условий. Речь, конечно, не шла о пылающей рентгеновским излучением двойной системе, в которой нейтронная звезда энергично срывала кожицу с летающего поблизости компаньона, но по-настоящему изолированных звезд в этой части космоса не было, и свечение аккреционного диска поддерживалось единым выдохом тысяч соседей. Даже сама нейтронная звезда почти что терялась в ярком центре диска, где из орбитальной плоскости вырастал узкий плазменный джет. Дни ее существования в облике обыкновенной звезды давно ушли в прошлое, но жизнь в ее окрестностях, вполне вероятно, появилась только после того, как звезда променяла свой термоядерный свет на эпоху возрождения, обязанную своим существованием силе гравитации.
Поскольку Ковчег был слишком мал, чтобы его можно было рассмотреть невооруженным глазом, находясь на их отдаленной наблюдательной позиции, Парантам направила на него бортовые телескопы, одновременно управляя запуском исследовательских аппаратов. Серый овоид достигал шестисот метров в длину – так же, как и первый ковчег, который они оставили в другой системе, – но его поверхность выглядела гораздо более гладкой. Это могло означать, что грибки лучше справлялись с его восстановлением, а могло всего-навсего указывать на то, что этот Ковчег избежал столкновений с большей частью обломков, оставшихся после разрушения его родной планеты.
Ковчег вращался, находясь под влиянием приливного захвата: оборот вокруг своей оси он совершал ровно за то же самое время, которое требовалось, чтобы завершить один орбитальный цикл, и в результате всегда был обращен к нейтронной звезда одной и той же стороной. Благодаря этому соотношение растягивающих и сжимающих приливных сил оставалось постоянным, а материал ковчега мог раз и навсегда принять под действием этих сил нужную форму вместо того, чтобы претерпевать бесконечные циклы деформаций; так, скорее всего, было не всегда, однако постепенно растрачивание энергии вращения на постоянное изменение формы рано или поздно должно было синхронизировать осевое вращение с орбитальным. В фиксированной ориентации, которой в итоге достиг Ковчег, его длинная ось, однако же, не была направлена прямо на нейтронную звезду; снабженное комментариями изображение, которое им передавал телескоп, отличалось заметным наклоном, и причиной тому был крутящий момент, созданный орбитальным ветром.
Ракеш спрашивал себя, была ли эта накренившаяся башня создана с учетом того, что ей неизбежно пришлось бы встать под углом. Внутри Ковчега, который они посетили, царила практически полная невесомость, здесь же орбита, находившаяся на расстоянии пятидесяти тысяч километров от нейтронной звезды, была достаточно компактной, чтобы Ковчег мог ощутить на себе действие приливных сил. Пока они дожидались исследовательских аппаратов, Ракеш открыл карту первого Ковчега, чтобы выяснить, где по замыслу его создателей должны были находиться «верх» и «низ». Похоже, что ковчегостроители решили перестраховаться: форма большинства пещер была близка к сферической, поэтому выбор той или иной поверхности в качестве «пола» не требовал какой-либо особой ориентации. Той же логике подчинялись и туннели, протянувшиеся во всех возможных направлениях. Создатели Ковчега постарались учесть случайные риски, но явно не рассчитывали на то, что приливная гравитация вырастет настолько, что станет определяющим факторов в жизни его обитателей. Они верили, что благодаря своей ветровой плавучести Ковчег будет находиться в пределах благоприятных орбит, и в данном случае оказались правы: по оценкам максимальная величина местной гравитации, в сочетании с центробежной силой, вызванной вращением самого Ковчега, была примерно в шесть раз меньше силы тяготения на поверхности их родной планеты.
Исследовательские аппараты достигли цели. Ракеш с тревогой наблюдал, как нейтринный томограф медленно накапливал информацию, и из тумана постепенно проступали очертания монолитного лабиринта. Градиенты плотности стен и внутренняя структура в целом довольно сильно напоминали первый ковчег, хотя туннели были проложены иначе. На сей раз эти градиенты оказались к месту: ветер, согласно моделям, рассеивался, проникая в мертвую зону вокруг центра, где скорость обращения плазмы совпадала с орбитальной скоростью самого Ковчега. Собственно говоря, как показало сканирование, главное отличие между двумя ковчегами заключалось именно в их центральной части; если в первом было полно обломков и нуждавшихся в ремонте трещин, то второй находился в идеальном состоянии.
Исследовательские аппараты дополнили эти результаты анализом теплового бюджета, который показал, что значительная часть энергии ветра рассеивалась в виде тепла, причем характер этого превращения нельзя было объяснить за счет одной лишь турбулентности. Отсюда следовало, что по количеству находящейся внутри биомассы этот Ковчег должен был, по крайней мере, в десять тысяч раз превосходить своего менее населенного собрата.
– Давай посмотрим, не захочет ли кто-нибудь с нами побеседовать, – предложила Парантам. При помощи одного из зондов она разослала приветственный сигнал, охватив всю зону спектра от самых длинных волн, какие только можно было применить для этой цели, до глубокого инфракрасного излучения. Плазма аккреционного диска, которую постоянно перемешивало магнитное поле нейтронной звезды, была не самым лучшим радиоприемником, однако более короткие волны не смогли бы пробиться сквозь стены Ковчега, а внешних антенн или детектор, на которые их можно было бы нацелить, обнаружить не удалось. В стенах первого Ковчега имелись длинные жилы, состоящий из проводящего ток материала, но даже если они были изначальной частью его конструкции, к настоящему моменту, скорее всего, рассыпались и превратились в пыль. Это, впрочем, могло и не быть признаком упадка и разрухи, а всего лишь указывать на смену технологической базы, при которой существующая инфраструктура шла в расход, приспосабливаясь для новых целей.
– Мне не по душе вламываться в Ковчег, пока мы не дали им возможности ответить. Сложно сказать, как должно выглядеть наше предупреждение, учитывая, что они, похоже, совсем не интересуются внешним миром, но нам стоит хотя бы попытаться.
– Звучит вполне разумно, – согласилась Парантам.
Но было ли разумным заходить внутрь? Ракеш попытался отстраниться от своих насущных планов и взглянуть на ситуацию объективно. Вне зависимости от того, жили ли в местном Ковчеге потомки единой культурной династии, уходящей корнями в цивилизацию сталеваров, эти существа, а может быть, уже их предки, претерпели немало бед от неподвластной от стихии. Имели ли они право приложить все усилия, чтобы заглушить окружавшую их Вселенную и жить своей жизнью внутри этого кокона? Амальгама действительно была в силах предложить им куда более безопасные условия, чем те, которыми могла похвастаться даже самая стабильная орбита в этой коварной части космоса, но было бы наивным считать, что попытка контакта произведет на них нейтральное впечатление. В диске Амальгама обычно не вступала в контакт с цивилизацией, прежде чем та осваивала межзвездные путешествия; исключения из этого правила нередко заканчивались неприятностями.
Он повернулся к Парантам. – Если предположить, что Ковчег населен, то разве Отчуждение не в состоянии обеспечить их безопасность? По-твоему, они действительно не знали об этом месте, пока сюда не пришли мы?
– А кто сказал, что они за ними не присматривают? – возразила она. – Они может быть, прямо сейчас корректируют орбиты местных звезд. Возможно, они уже заключили эту искру жизни в свои гигантские ладони, чтобы уберечь ее от опасности – и делают это с той же педантичностью, с какой защищают балдж от незваных гостей.
– Тогда зачем мы здесь? Чего они от нас хотят?
Парантам покачала головой. – Я могла бы состряпать полуправдоподобную теорию о том, что они ищут компаньонов для этих одиноких подкидышей, но, по правде говоря, просто не знаю. К тому же читать их мысли – не наше дело; наши обязанности касаются лишь обитателей Ковчега.
– Но в чем именно состоят эти обязанности? – Ракеш сам не до конца осознавал, как сильно был напряжен, пока не услышал это в собственном голосе. Он не хотел взваливать на свои плечи судьбу цивилизации, но в то же время не мог просто развернуться и уйти. Люди, пережившие скитания своего мира между звездами, пережившие его крушение, заслуживали прибежища. Но чего ему точно не хотелось, так это бесцеремонно ввалиться туда и разрушить их рай, если они все-таки сумели обрести его на новом месте.
– Неважно, управляют ли отчужденные нами откуда-то из-за кулис, неважно, есть ли им вообще какое-то дело до этого места – в конечном итоге мы можем полагаться лишь на собственное суждение, – сказала Парантам. – Все, что нам остается – это действовать с осторожностью. Я думаю, нам стоит выждать несколько недель, чтобы дать им возможность ответить на наше сообщение. Если никто не отзовется, мы как можно незаметнее войдем внутрь и посмотрим что к чему.
Стоя на поверхности Ковчега в точке максимального сближения с нейтронной звездой, Ракеш чувствовал плазменный ветер и приливную силу тяготения, которые пытались столкнуть его, отбросив в аккреционный диск. Все равно что висеть вверх ногами на сильном ветру, но при слабой гравитации и очень низком давлении. Липкие подушечки на ступнях желейки могли без труда сопротивляться натиску его веса, но постоянное тянущее усилие все же вызывало дискомфорт. Неудивительно, что за все время наблюдения они ни разу не видели местных жителей, которым бы, несмотря на все риски, хватило глупости выйти наружу.
– Давай, нам сюда, – сказала Парантам. Он направился следом за ней по серой равнине; его липкие стопы ощущали шероховатость, хотя на глаз поверхность казалась гладкой и практически не была изъедена кратерами. Окружавшая их плазма была невероятно горячей, но отличалась крайне низкой плотностью; исходя из абсолютной температуры, можно было подумать, что она способна моментально поджарить все что угодно, однако расчет энергетической плотности показывал, что в реальности все обстояло куда более мирно. Внутренний край диска вместе с падающей на поверхность звезды плазмой испускал жесткое излучение, которое было бы губительным для любой органики, но их аватарам ничего не угрожало, а внутри их защитой будут служить стенки самого Ковчега.
Обнаруженная ими трещина оказалась еще уже предыдущей, и чтобы попасть внутрь, им пришлось уменьшить своих аватаров. Первой вошла Парантам, за ней последовал Ракеш; просунув внутрь руку, он согнулся в три погибели, как следует ухватившись за стену, прежде чем оторвать подошвы от земли. Они могли бы воспользоваться ионными двигателями и возложить навигацию внутри трещины на автопилот, так что им даже не пришлось бы касаться ее краев, но в понимании Ракеша это бы свело на нет все ощущение присутствия; с тем же успехом он мог бы отправить сюда исследовательский зонд и просто наблюдать за происходящим через камеры. Как бы это ни восприняли местные жители, Ракешу было куда приятнее заявиться без приглашения в виде аватара, чем посылать в Ковчег автономное разведывательное устройство; ему казалось, что так он ведет себя более уважительно, а не действует исподтишка. Эта особенность, вне всякого сомнения, была проявлением его культурных предубеждений, но в том, что касалось принятия решений эти установки за неимением лучшего варианта пока что были ничем не хуже других.
Как только они добрались до места, защищенного от прямого воздействия ветра, на каменных породах Ковчега стала появляться грибковая поросль. Ракеш взял несколько образцов и отсеквенировал их ДНК; несмотря на существенные отличия в геноме, отвечавшие за адаптацию к новой среде обитания, в них явно прослеживалось родство с видами, населявшими первый Ковчег. Когда они стали взбираться по стенам, свет звезд вскоре исчез за краем извивающегося прохода, но на этот раз видеть им помогало не только тепловое излучение самого Ковчега: местные породы были прозрачны для полосы терагерцовых волн, которые испускались электронами, закрученными вокруг линий магнитного поля плазмы. Судя по всему, эта часть спектра соответствовала преобладающим частотам плазмы, окружающей естественную орбиту Ковчега и, стало быть, почти наверняка составляла часть общего замысла. Созданное ковчегостроителями убежище не было мрачным миром подземных туннелей и пещер; они создали мир стекла и отправили его в плавание по океану света.
Сочетание методов обработки визуальных данных, которыми они воспользовались в предыдущем Ковчеге, с чувствительностью к этой части спектра, дало на удивление хорошие результаты; несмотря на то, что получаемая ими информация сильно отличалась от той, что давало обычное рассеяние света при контакте с различными поверхностями, использование нужных подсказок позволяло получить не менее богатый и детализированный спектр ощущений. Ракеш осознал, что способен различить большую часть разновидностей грибка по их внешнему виду и даже заметить те, что прятались под слоем другого вида. Поначалу он испытал настоящий шок, обнаружив, что абсолютно непрозрачных материалов в этой части спектра практически не было; но стоило лишь смириться с этим фактом, и потенциальное замешательство теряло силу. Он по-прежнему мог определить, какой из двух предметов в области прямой видимости находится ближе; нужно было всего лишь отказаться от привычных ожиданий, что ближайший объект непременно закроет собой более далекий.
Они миновали точку, где из тела грибка начинали расти усики, оплетавшие разлом по всей его ширине. Имитационные модели на базе грибкового генома, насколько было известно Ракешу, показывали, что эта структура впоследствии должна была разрастись до целой сети, способной захватывать дрейфующий материал – включая как «песок», образующийся в результате эрозии пород Ковчега, так и богатые минералами останки микроорганизмов – а затем использовать его для восстановления стены. Через век-другой трещина, вполне вероятно, закроется полностью.
Они выбрались из трещины и, вскарабкавшись наверх, оказались на полу небольшого туннеля; в ширину он занимал меньше сантиметра, хоть и казался огромным по сравнению с их аватарами. На стенах произрастали дюжины разновидностей грибка, наполнявших кристальную прозрачность слагающих Ковчег пород богатой палитрой цветов. Если в этом месте не окажется более развитых форм жизни, причиной тому будет явно не недостаток в пище. Даже сейчас Ракеш чувствовал дыхание плазменного ветра, проникавшего сквозь стены.
– Видимо, наше появление не вызвало особого шума, – сказала Парантам, – но мне кажется, что непрошеные гости сюда наведываются не так уж часто.
– Похоже на то.
– И что дальше?
– Не будем спешить, – предложил Ракеш. – Дадим им возможность среагировать. Подождем здесь пару часов, чтобы нам не посчитали агрессивными или нетерпеливыми. Если ответа не последует, продвинемся чуть глубже и попробуем еще раз.
Они стали ждать. Ракеш был уверен, что некоторые из цивилизаций, возраст которых насчитывал пятьдесят миллионов лет, неизбежно бы заметили их присутствие в тот самый момент, как их ноги коснулись Ковчега; с другой стороны, если бы обитатели Ковчега принадлежали к такой цивилизации, их бы здесь, скорее всего, уже не было. Возможные варианты, впрочем, друг друга не исключали: технологически развитая раса, возможности которой позволяли путешествовать за пределы ближнего космоса, могла и не покидать Ковчег, а тот факт, что им с Парантам пока что не устроили официальную встречу, еще не доказывал, что обитатели Ковчега вымерли или нашли себе новый дом.
Через два часа, так и не получив намеков на то, что их заметили, Ракеш и Парантам отправились в путь по туннелю.
Когда они приблизились к перекрестку, сенсоры в аватаре Ракеша засекли едва заметный сигнал в виде сложной серии колебаний, доносившихся сюда сквозь каменную толщу стен. Он не совпадал с походкой двенадцатиногих созданий, которых они встретили в первом Ковчеге; если его источником и были живые существа, речь явно шла о большой группе, включавшей не один вид.
На перекрестке они свернули в более широкий туннель, последовав за источником вибраций. Их собственные шаги, похоже, не привлекали внимания, но даже если аватары можно было услышать, эти звуки, вполне вероятно, бы просто потонули в гомоне толпы.
Туннель резко ушел в сторону, а затем вывел их в большую пещеру. Поначалу в поле зрения Ракеша попадала лишь противоположная стена, густо покрытая слоем грибка, но когда они приблизились к выходу, он, наконец, увидел пол пещеры. Его глазам предстало несколько дюжин – возможно, даже целая сотня – существ, передвигавшихся по зарослям грибка. Размер каждого из них составлял около сантиметра – в десять раз больше того любопытного членистоногого, которое встретило их в первом Ковчеге. У одних было шесть ног, у других – восемь. Их туловища в форме сплюснутых овоидов были заключены в гладкие экзоскелеты, сегментированные с двух сторон. Внутри Ракеш видел небольшие пульсирующие органы, которые перекачивали жидкость через систему полостей, окружавших внутренние структуры, назначение которых было сложнее уловить с первого взгляда.
Стоя у входа в туннель, они молча наблюдали за этими созданиями. Их движения казались систематичным и целенаправленными. Спустя какое-то время Парантам заметила: «Они не едят грибок – мне кажется, они за ним ухаживают».
Ракеш придерживался того же мнения. Своими клешнями они давили растения, которые местами встречались среди их грибковых полей, а заодно и обитавшую в этих зарослях крохотную живность, но сами, похоже, ничего не ели. Отдавая предпочтение небольшой группке видов, которые явно процветали под их покровительством, они убивали всех, кто в их глазах играл роль сорняков и вредителей.
Это еще не доказывало их разумность; сельское хозяйство было весьма распространенной формой естественного симбиоза. Могли ли настолько умелые генные инженеры, как ковчегостроители, приговорить своих потомков к тяжелой работе на полях? Они бы наверняка создали агрокультуры, не требовавшие специального ухода. Было ли это доказательством того, что инфраструктура пришла в упадок? Или же сама мысль о том, что эти существа влачили жалкое существование, была лишь предубеждением его культуры? Возможно, этот тяжелый труд приносил им радость и был чем-то сродни бодрящей пробежке для представителей ракешева фенотипа.
– Видишь, как они барабанят ногами по своему туловищу? – заметила Парантам.
– Да.
– Вибрации проникают сквозь камень, так что это может оказаться средством коммуникации. Я пыталась найти корреляции с их окружением и поведением, но пока что ничего не обнаружила.
– Значит, либо это не общение как таковое, – заключил Ракеш, – либо оно играет более сложную роль, чем координация их работы.
– Похоже на то, – согласилась Парантам. – Я думала, что они могут оказаться домашними животными, созданными специально для ухода за растительными культурами, но если они беседуют друг с другом о том, что не имеет непосредственного отношения к этому месту и времени, мне бы хотелось верить, что они на самом деле они местные фермеры.
– А что еще это может значить?
– Они могут обладать разумом, но при этом быть рабами.
Ее слова привели Ракеша в ужас. – И откуда ты только берешь эти прелестные гипотезы?
– История знает такие примеры, – сухо ответила Парантам.
Если «фермеры» и заметили их присутствие, то явно не подавали вида. По размеру аватары уступали им в сотню раз, и хотя вредители, которых они извлекали из клубков грибка, были не сильно крупнее, фермерам приходилось иметь с ними дело только вблизи. Ракеш не мог избавиться от ощущения, что если бы они с Парантам забрели вглубь пещеры, отношение местным к ним, скорее всего, бы ничуть не изменилось. Так или иначе, попытка установить контакт на этом этапе была бы преждевременной; сначала нужно было изучить язык, на котором общались эти существа – при условии, что он у них был, и точно выяснить, какие понятия он мог выражать. Перевод фразы «Мы мирные путешественники с другой звезды» мог оказаться непростой задачей, если обитатели ковчега уже несколько миллионов лет не отваживались испытать на себе жесткое излучение внешнего мира. Впрочем, поддаваться предрассудкам было бы неразумно; насколько он мог судить, эти фермеры вполне могли коротать время за космологическими дискуссиями и размышлениями о том, способна ли жизнь существовать вне идеальных условий галактического балджа.
Двое путешественников продолжали терпеливо наблюдать. Когда Ракешу уже стало казаться, что изменений они так и не дождутся – ведь никаких суточных циклов здесь не наблюдалось – фермеры прекратили обход полей и толпами направились к выходам из пещеры. Никто из них не приблизился к туннелю, где стояли Ракеш и Парантам; все двигались в противоположном направлении, вглубь Ковчега.
Ракеш обменялся взглядами с Парантам; при всей невыразительности лиц желейных аватаров им не потребовались слова, чтобы утвердить общее решение. Переключившись на реактивные двигатели, они взлетели и направились к противоположному краю пещеры. Приближаясь к ней, они продолжали следовать негласному консенсусу: вместе влетели в один из туннелей, а затем застыли посреди него, чтобы понаблюдать за миграцией. Фермеры теснились внизу, запрудив небольшой коридор, и иногда забирались на стены и потолок, чтобы обойти своих собратьев; они, похоже, без труда удерживали собственный вес, распластавшись клешнями по поверхности камня, хотя такая поза, скорее всего, требовала определенных усилий, поскольку им все-таки приходилось учитывать влияние гравитации. Находясь в пространстве, близком к вакууму, и не имея возможности коснуться стен, Ракеш уже не мог воспринимать вибрации их гипотетического языка, но каждое из существ в бурлящем вокруг него потоке тел было заметно увлечено все теми же барабанящими жестами – и даже сильнее, чем находясь на поле. Аватары их по-прежнему не интересовали; учитывая слабое свечение ионных двигателей, выходивших далеко за пределы спектра, которым обладал фоновый свет, они, должно быть, казались не более, чем пылинками, поднятыми вверх под ногами бегущей толпы; чтобы задуматься о том, почему они не падают на землю, кому-нибудь из этих существ пришлось бы посмотреть в их сторону дважды, а то и трижды – а шансы на это были невелики.
Когда мимо них промелькнул последний фермер, Ракеш и Парантам сели их компании на хвост. Достигнув развилки, они разделились. Преследовать сразу всех не представлялось возможным, поэтому Ракеш выбрал среди всей толпы группу из пятерых созданий, которые, как ему казалось, держались вместе. Но по мере того, как они преодолевали боковые туннели и маленькие пещеры, группка постепенно редела, когда из нее выбывал очередной фермер. Они протискивались внутрь расщелин в окружающей породе и просто стояли там, погрузившись в сон.
Когда преследовать было уже некого, Ракеш вернулся по туннелям тем же путем и поделился увиденным с Парантам еще до того, как их аватары встретились друг с другом.
– У меня то же самое, – ответила она. – Возможно, ковчегостроители испытывали потребность в чередующихся циклах активности, которые объяснялись физиологией их предков, поэтому ежесуточные сигналы, которые, скорее всего, имели место на их планете, они попытались сымитировать при помощи внутренних или социальных стимулов.
– Сон, блаженный сон, – с восхищением произнес Ракеш. – А мы с ними и правда родственники.
Их аватары вернулись к развилке, где разошлись их пути. – Так что, сейчас все спят, – с недоумением спросил Ракеш, – или пока здесь ночь, у других – наоборот, день? – Он уже хотел предложить Парантам поискать признаки активности, но затем увидел двух похожих на фермеров существ, приближавшихся к ним по туннелю, из которого совсем недавно вышла Парантам.
Двигались они довольно энергично, но время от времени останавливались, чтобы внимательно изучить стены туннеля. Искали вредителей, как те фермеры в пещере? Или рыскали в поисках какой-то конкретной пищи?
Наконец, существа остановились, и Ракеш подлетел поближе, чтобы посмотреть, чем он занимаются. Пока одно их них отскребало грибок со стен своими клешнями, другое раскрыло полость в боковой части туловища и извлекло из нее небольшой, не связанный с остальным телом мешочек или пузырь, заполненный темной жидкостью. Содержимое нельзя было назвать непрозрачным в полном смысле этого слова, и все же под такую характеристику эта жидкость подходила лучше любого другого материала, который Ракешу довелось увидеть в Ковчеге.
Когда первое существо закончило чистку, второе кончиком клешни проделало в пузыре отверстие, после чего принялось медленно и методично выдавливать жидкость на поверхность стены. Заняв более удобную наблюдательную позицию, Ракеш увидел сложный узор из пересекающихся линий, который был нанесен на стену той же самой жидкостью из пузыря – только уже успевшей выцвести и побледнеть. Линия за линией обитатели ковчега восстанавливали обесцветившийся символ.
Догнав его, Парантам зависла рядом и стала молча наблюдать за происходящим. Когда знакописцы закончили свою работу, двое путешественников остались на месте, продолжая разглядывать диковинные символы.