Накал. Глава 25

Ракеш сидел на кухне «Обещания Лал», перемешивая вилкой лежащий перед ним рис, и никак не мог взяться за еду. Он уже пропустил три вошедших в привычку послесменных встречи с Зей, а сейчас приближалось время четвертой. Не имея четкого ответа на ее просьбу, Ракеш не знал, как посмотрит ей в глаза.

Готов поклясться, Отчужденные знали об этом с самого начала, – сказал он Парантам. – Может быть, они, как и мы, прошли по следам метеора, а может быть, заранее знали, чем все закончится. Но я не верю, что они привели нас сюда из-за мертвых микробов в том булыжнике. Они хотели, чтобы мы узнали о положении дел в Ковчеге. Чтобы мы решили эту проблему.

Возможно, так и есть, – согласилась Парантам. – Но разве это что-то меняет?

У меня создается ощущение, что мной попользовались – вот что это меняет. – Может быть, именно поэтому Лал выбрала в том узле именно его? Она проникла прямо в его душу, увидела саму суть его скуки и разочарования, знала, как сильно отзовется в его сознании просьба вроде той, что высказала Зей?

Попользовались? И как же? – спросила Парантам. – По-твоему, Отчужденные в моральном плане настолько привередливы, что решили не трогать этот генетический переключатель своими руками, но в то же время настолько несостоятельны, что считают допустимым срежиссировать ситуацию, в которой ты будешь вынужден сделать это за них? Если бы они хотели это сделать, то уже сделали бы. Если бы они были в состоянии осознать бедственное положение ковчегцев, то вполне могли бы им помочь.

Я говорю не о технологиях, – парировал Ракеш. – Понятное дело, что при желании они могли бы без проблем привести этот переключатель в действие. Но они предпочли остаться в стороне и переложить ответственность на других.

Парантам, похоже, была всерьез озадачена. – Хочешь сказать, что столкнувшись с непростой этической проблемой, они решили спросить совета у того, кто по их расчетам окажется более сведущим в вопросе? У сродника ковчегцев, потомка ДНК?

В этот момент Ракешу хотелось ее задушить.

Вообще-то больше всего ему хотелось услышать от Парантам, что он не имеет права вмешиваться и не должен нарушать мирный полусон, в котором пребывали обитатели Ковчега. Именно на такую реакцию он рассчитывал, когда она услышала просьбу Зей. Но Парантам, к несчастью, не захотела идти у него на поводу.

Ракеш попытался отстраниться от всего, что выбивало его из колеи и спокойно проанализировать сложившуюся ситуацию еще раз.

– Этот генетический механизм был насильно встроен в тела ковчегцев их прародителями, – заметил он. – Но вовсе не вслепую или без особой причины; у такого решения есть очевидные преимущества. Благодаря ему, они могут довольствоваться статус-кво, пока статус-кво себя оправдывает. Оно избавляет ковчегцев от скуки и клаустрофобии, которые бы неизбежно преследовали их внутри этого тесного, запертого на орбите нейтронной звезды, булыжника, из которого им попросту некуда бежать. Но стоит их миру столкнуться с какой-то угрозой – с проблемой космических масштабов, вроде тех, с которыми их прародителям приходилось иметь дело еще со времен культуры сталеваров, – как их интеллектуальная мощь пробуждается, и общество переживает эпоху Просвещения на максималках.

Что неплохо само по себе, – заметила Парантам, – до тех пор, пока перед ними не откроются возможности совершенно другого рода – шанс расширить собственные горизонты без стрессов и опасностей. Смогут ли они хотя бы оценить его по достоинству, не говоря уже о том, чтобы применить ради собственной выгоды?

– Не смогут, – ответил Ракеш. – Это невозможно.

– Не считая Зей и ей подобных.

– Именно.

– Значит, вопрос в том, – сказала Парантам, – вправе ли исключения решать за весь Ковчег? У Зей есть и свои интересы. Если она захочет посетить Амальгаму, мы можем попытаться исполнить ее желание. Но имеет ли она право навязывать свой образ мышления всему сообществу, не спросив их согласия?

А вправе ли были создатели Ковчега, – возразил Ракеш, – приговаривать своих детей к пятидесяти миллионам лет смирения? Да, их намерения были безупречны, и да, им приходилось действовать в критической ситуации, отчаянно ища способ сохранить своим потомкам жизнь, пока на их планету надвигалась нейтронная звезда. Но они не могли предугадать всего, что ожидало бы их в будущем. Возможно, они думали, что с наступлением очередного апокалипсиса/ренессанса их потомки во всем разберутся и сделают собственный выбор – перестроят геном их вида по своему усмотрению, чтобы лучше приспособиться к будущим испытаниям. Может быть, они и не рассчитывали на то, что их дети проведут столько времени в заложниках этого непродуманного решения; они просто делали, что могли, в надежде выиграть для своих потомков пару миллионов лет.

Но можем ли мы быть уверены, – как бы размышляя вслух, заметила Парантам, – что эта ситуация носит исключительно рукотворный характер? Что, если аналогичный механизм возник задолго до того, как нейтронная звезда приблизилась к родной планете ковчеготворцев, и они всего лишь внесли в него несколько корректив?

А если она имеет естественное происхождение, это все меняет? – возразил Ракеш.

Нет, но кое-какое значение это все же имеет, – ответила Парантам. – Все стремления, все ценности и приоритеты достались тебе от биологических предков. От одних потребностей ты избавился, другие усилил, но тебе никогда не приходилось решать: «Каким я должен быть, исходя из первооснов – если закрыть глаза на все качества, унаследованные мной от прародителей? Как мне следует жить? Каких ценностей придерживаться?»

Ладно, я понял, что ты имеешь в виду, – сказал Ракеш. – Такой первоосновы нет. Я рискую заразить Ковчег собственными ценностями. Но если ковчегцы унаследовали эту долгую зиму в своем сознании – и какая-то притаившаяся в глубине часть их разума лелеяла ее точно так же, как я ценю некоторые из человеческих качеств, не имея на то хоть сколько-нибудь значимой, универсальной причины, – то должны были унаследовать и интеллектуальную весну. Я поделился с Зей несколькими простыми фактами из области естественных наук; я не колонизировал ее мозг нанороботами и не превращал ее в нечто чуждое ее природе. То, что она собой воплощает, изначально принадлежит всему ее виду – ничуть не меньше, чем смиренный настрой ее соплеменников. И лишь по воле случая они стали жертвой обстоятельств, не дающих им реализовать эту врожденную способность – до тех, пока они не окажутся на краю гибели. Разве что-то могло оторвать их от нейтронной звезды и при этом дать достаточно времени, чтобы их культура успела перезагрузиться до состояния, в котором они сумели бы себя защитить?

Парантам умолкла. Ракеш оттолкнул тарелку с едой. Он мог сколько угодно проклинать Отчужденных, мог выслушать Зей, мог выслушать Парантам, но Парантам, в свою очередь, могла тысячи лет обсуждать плюсы и минусы, не становясь на чью-либо сторону. Как бы сильно он ни ненавидел свое положение, решение оставалось за ним. Он не мог просто уйти, сделав вид, будто никогда не видел Ковчега, как не мог и обратиться с воззванием ко всему диску в надежде найти того, кто возьмет ответственность на себя.

Что, если мы пробудим их ровно настолько, чтобы они смогли вступить с нами в осмысленный диалог – как у нас с Зей – а потом предоставим им право выбора. Мы могли бы предложить им простой способ вернуть свой покладистый нрав – по желанию, в индивидуальном порядке. Они не могут дать согласие на мое предложение, но если мы поместим их в состояние, которое даст им возможность осознать мой вопрос, это не значит, что они будут обязаны оставаться в нем и дальше. Образ мышления Зей нельзя было назвать идеально самоподдерживающимся: переход в это состояние еще не гарантировал, что ему будет отдано предпочтение. Каждый член их сообщества по-прежнему сможет обдумать ситуацию и принять собственное решение.

Парантам задумалась. – Допустим, мы поступим так, как ты предлагаешь. Что дальше? Те, кто решат вернуться к прежней жизни, надо полагать, останутся в Ковчеге; вопрос в том, смогут ли они ужиться с тысячей неугомонных Зей, если от этого не будет зависеть их жизнь?

Остальные будут исследовать балдж или отправятся вместе с нами в диск.

Исследовать балдж? И как именно? – не унималась Парантам. – Разве Отчужденные обещали предоставить им доступ к местной сети?

Ну, нет, – неохотно согласился Ракеш.

И разве Амальгама давала обещание впустить их в диск?

Ты думаешь, что из-за фокуса, который Отчужденные выкинули с Лал, жителям Ковчега не разрешат вступить в Амальгаму?

Я думаю, что улаживание дальнейших взаимоотношений между балджем и диском займет какое-то время. Я считаю, что нам нужно вернуться и навести порядок в этой неразберихе, прежде чем устраивать интеллектуальный ренессанс в маленьком и тесном ковчеге без аварийного выхода.

Насчет главной проблемы, вызывавшей беспокойство Парантам, возразить ему было нечего. Нельзя было просто разжечь это пламя и уйти, переложив разрешение будущего конфликта на самих обитателей Ковчега. Эти существа были заперты глубоко на дне гравитационной ямы, не имея в своем распоряжении ни планеты, которую можно было бы использовать для добычи материалов, ни каких-либо ресурсов за исключением мизерных запасов самого Ковчега и разреженной плазмы в аккреционном диске нейтронной звезды. По замыслу создателей Ковчега переключатель в их мозге срабатывал не просто в момент кризиса, но также и в момент открывшихся возможностей. Но без моста, связывающего Ковчег с внешним миром, такой возможности не предвиделось. Было бы слишком жестоко оставлять их томиться в собственной неудовлетворенности.

Хорошо, – сказал он, – нам нужно расчистить путь из балджа в диск. Покинуть это место, а потом вернуться обратно. Будем надеяться, что идиоты из диска пропустят нас через границу, а идиоты из балджа снова впустят нас внутрь.

Кивнув, Парантам облегченно рассмеялась. – Значит, все? Мы договорились? Это твое окончательное решение?

Ракеш замешкался. Прежде, чем они вернутся сюда во второй раз, пройдет не одна тысяча лет. Ковчег наверняка уцелеет и все останется практически таким же, как и сейчас, вот только Зей уже давно не будет в живых.

Он уже знал, что ответила бы Зей, если бы он поделился с ней этим планом, этим обещанием далекого будущего. Она бы стала упрашивать его найти ту самую искру в ее сознании, которая отличала Зей от соплеменников, ту самую искру, с которой он общался, которую растил и подбадривал смена за сменой.

А потом она попросила бы Ракеша проникнуть в ее разум и загасить эту искру навсегда.