– Алло?
– Пауль, первым делом вам надо остановиться.
Пауль Клик оглядывается по сторонам, впитывая зеленый пейзаж парка по левую руку и городскую архитектуру по правую, но несмотря на это продолжает ровным шагом идти по улице. Учитывая время суток и то, как близко он стоит к центру Берлина, сейчас здесь на удивление тихо и спокойно. – Так заставьте меня.
– Заставить я вас не могу. Поэтому прошу. Пожалуйста, просто остановитесь и спокойно постойте; давайте все обсудим. Что именно вы создали?
Пауль останавливается посреди улицы и достает из кармана свое устройство. – Это миниатюрная медная шкатулка, – отвечает он. Он поднимает шкатулку так, чтобы на нее падали солнечные лучи. Утро выдалось довольно скверным, мокрым и грязным, но сейчас, после полудня, Солнце постепенно выходит из-за дождевых туч, которые, испаряясь, устремляются на север. – Наверное, размером с игральную кость. Большую кость. Два сантиметра.
– И что она делает?
– А кто говорит?
– Майк Мёрфи. Я физик. Сейчас я, эм, в аэропорту. Я ехал в командировку, но теперь она, похоже, не состоится. Я работаю консультантом. Я старался следить за публикациями в вашем блоге. Не знаю, помните ли вы меня, но я несколько раз оставлял там комментарии. И, кстати говоря, мне очень жаль. Насчет всего, что случилось. Примите мои искренние соболезнования. Я понимаю ваши чувства.
У Пауля на этот счет большие сомнения.
– Где вы находитесь? – спрашивает Мёрфи.
– Тиргартенштрассе, – отвечает Пауль.
– А направляетесь куда?
– Прямо сейчас я никуда не направляюсь. Я стою. Но вообще я подумывал заглянуть в парк.
– Нет. Не надо, не ходите туда. Просто оставайтесь там, где стоите. Вы ведь знаете, зачем я вам звоню.
–… Да… – рассеянным голосом отвечает Пауль.
Мёрфи терпеливо ждет. – Итак. Расскажите мне своими словами. Что именно вы создали? Расскажите мне об этих костях. В смысле, об игральном кубике. Что он делает?
– Вы знакомы с Эка?
– Да, – уверенно отвечает Майк Мёрфи.
Пауль садится на парковую стену и, немного расслабившись, начинает свою историю. – Я решил немного промотать текст вперед. Я перескочил к отметке в сто мегабайт – вполне себе круглое число, как мне показалось. Гораздо дальше, чем заглядывал кто-либо до меня. Можно сказать, что я колонизировал эту часть Рецепта и начал ее исследовать. Я начал творить. Вы знаете, что информацию можно ваять? Мы можем ее перемещать, модифицировать, превращать в материальные предметы. Не так давно появилась статья, в которой объяснялось, как, имея в распоряжении несколько дополнительных пространственных измерений, достичь состояния, в котором мысль становится фундаментальной силой. В трехмерном мире она просто не действует, потому что для правильной работы ей требуется пять или шесть измерений. Верно?
– Я работал над этой статьей, – отвечает Мёрфи. – Отчасти. Мне немного помогли. Не помню, упоминается ли там мое имя. Но да. Продолжайте.
– Часть Рецепта, за которую я взялся, по-видимому, представляла собой нечто вроде диссертации по той же теме. Многие люди воспринимают Рецепт, как своеобразный учебник. Полагаю, что эта глава Рецепта касалась разума и мышления. Видите ли, разум – это не просто комок серого вещества. Процесс мышления, которым мы обладаем, способность тщательно анализировать ситуацию. Это константа. Важная структура. Кажется, мои слова похожи на бред.
– Хотите сказать, что у всего этого есть некий общий элемент?
– Не совсем. Не элемент. Но любой разум задает определенный процесс. Разум наблюдает за самим собой. Думая о себе, он замыкается в кольцо, и наблюдает за собственными поступками. И обладает сознанием. Оно может быть слабее или сильнее. Муравьи не способны учиться на собственном опыте. Но крысы, в отличие от них, понимают разницу между пользой и вредом, и знают, что туда, где их, скажем, бьют током, ходить не стоит. Люди, приматы и дельфины в этом смысле могут проявлять недюжинные творческие способности. У меня есть кое-какие наработки. Вы, наверное, видели записи в моем блоге.
– Да. Вы сами до этого дошли?
– Нет, я вывел их логическим путем. Используя данные Рецепта. Именно об этом там и говорилось. Перевести отрывок было непросто, но как только я в этом преуспел, понять его смысл оказалось довольно легко. Существует ряд уравнений, которым Рецепт, по-видимому, придает большую важность. Это не закономерность. Скорее наоборот – почти полная ее противоположность. Чтобы ее описать, мне пришлось ввести свой собственный термин – гиперсистема. Трехмерное пространство – это крайне специфичный случай, поэтому здесь ее возможности сильно ограничены. Здесь она не представляет особого интереса. Но это также означает, что ее проще описать математически. И лично меня она заинтересовала. Она реальна. Я взял исходные данные, вместе с формулами и операторами, и превратил их в нечто большее.
Наступает долгая пауза. Одним ухом Пауль вслушивается в чириканье птиц, другим – в нарастающий шум бедлама, разворачивающегося в аэропорту Темпельхоф. – Похоже, что там все довольно скверно.
Устав от шума, Мёрфи начинает пробираться к выходу, волоча за собой сумку с вещами. – Общественность, судя по всему, объясняет случившееся террористической атакой. Все рейсы отменены. Люди в панике. Никто и понятия не имеет о том, что случилось на самом деле. В центре Берлина вряд ли найдется тот, кто прямо сейчас сможет ответить на звонок, но на такие нагрузки телефонные сети просто не рассчитаны. Связь может оборваться в любую минуту. Пауль. Вы нашли способ перемещать разумы в пространстве?
–…, – вздыхает Пауль. К этому моменту он уже забрел в парк и нашел скамейку, на которую можно присесть, одновременно наблюдая за рыбами в пруду. – Не сразу. Это произошло позже.
– Куда вы их отправили? – спрашивает Мёрфи, покидая терминал аэропорта и выбирая подходящую пешую тропинку.
– Шкатулка действует, как проводник в бамперной машинке на автодроме. Он соединяет наш мир с другим. Но это произошло уже позже.
– Куда вы заслали их души, Пауль?
– НЕТ! – вскрикивает Пауль. – НЕТ! Это НЕПРАВИЛЬНОЕ слово! Я им никогда не пользовался. Мне его приписали другие люди. Они насели на меня и попытались превратить крайне сложную и совершенно недоступную для них математику в нечто, что казалось им понятным! А когда они расстроились и обозлились, я стал получать письма с угрозой расправы – и все из-за какой-то глупой газеты, которая хотела не разобраться в сути вещей, а просто продать побольше экземпляров. Душа – это выдумка.
– Клаудия всегда говорила, что душа реальна. А когда я направил устройство на свою голову, и оно засветилась, а потом – на ее голову, и оно снова засветилась, а потом – на ее живот, и оно опять зажглось, хотя и самую малость, она сказала, что это и есть доказательство. Но я все время говорил ей, что это всего лишь особая структура. Каждый раз, когда мы заводили разговор… о том, что «будет потом»…, она всегда точно знала, что случится дальше, всегда говорила, что рано или поздно мы непременно встретимся снова. А я всегда отвечал, что просто не знаю. Я не мог быть уверенным ни в том, ни в другом. Но на тот момент это не вызывало особого беспокойство, так как казалось делом далекой перспективы… А потом я неожиданно столкнулся с этой перспективой лицом к лицу…
Эту часть истории Мёрфи уже знает. Пауль провел шесть месяцев в больничной палате Клаудии, выплескивая накопившиеся эмоции на клавиатуру своего ноутбука; чем более безнадежным становилось состояние Клаудии, тем тяжелее было впечатление от последующих записей в его блоге. В конечном счете они превратились в бессвязный набор слов, и Мёрфи, к своему сожалению, просто перестал их читать. Это было в июле. Сейчас уже август.
– Почему вы не хотите назвать это душой? – Мёрфи пытается удержать Пауля в сосредоточенном состоянии. Сейчас он следует за очередью из застрявших в пробке машин, направляясь к выходу из аэропорта. – Я читал ваши записи. Вы искали ее у самых разных подопытных. Целая масса животных оказались слишком глупыми. Или слишком простыми. Либо обладали лишь примитивной «гиперсистемой». Все сходится, разве нет? То, что есть только у людей, и чего лишен весь остальной мир?
– Душа не предмет научного поиска. Это вопрос мировоззрения. Вы сами решаете, верить вам в нее или нет. Не знаю, верил ли я в Бога раньше, но теперь я точно знаю, что его не существует.
– К тому же души бессмертны. А инфолектрическая гиперсистема – это самая обычная материя. Она формируется в материнской утробе вместе со всем остальным телом. Она растет вместе с человеком. И погибает, когда его оболочка больше не может поддерживать ее существование. Потому что мы живем в трехмерном мире. Где разуму все еще требуется оболочка.
К этому моменту Пауль уже забрел в парк, который, как и улица, буквально усеян опустевшими оболочками.
Майк Мёрфи оборачивается и видит в небе военный самолет, несущийся к центру города с юго-востока. Это единственный движущийся объект во всем небе. – Пауль?
– Вот тогда я и понял, что именно мне нужно сделать…
– Пауль, вы должны отключить вашу шкатулку, – говорит Мёрфи.
– Там нечего отключать, – отвечает Пауль Клик.
Майк Мёрфи просто наблюдает. Многие из путешествующих, руководствуясь теми же соображениями, начали вместе с ним продвигаться к съезду с дороги, а около дюжины из них заметили, куда он смотрит, и тоже стали наблюдать. – Пауль. Они отправили кого-то в город. – Затем Мёрфи осеняет, что он, вполне возможно, единственный во всем городе человек, который знает, что поле – это не плоский круг, а трехмерный шар. Немного погодя раздаются чьи-то вопли, и человек рядом с Мёрфи кричит что-то на непонятном ему языке; самолет, который к этому моменту уже превратился в темную точку на фоне колонн желтого света, пробивающихся сквозь редеющие дождевые облака, совершает невозмутимый кувырок и как будто проваливается. Он просто падает вниз и исчезает из поля зрения. Куум – раздается из миниатюрного низкокачественного динамка в телефоне Мёрфи. Несколько секунд спустя, когда звук удара преодолевает разделяющее их расстояние, КУУУУУМ отдается эхом над аэропортом. В небо поднимается стол дыма.
– Вы это видели? – умоляет Мёрфи, который отчасти еще надеется, что сумеет положить этому конец, и старается оградить свои мысли от разыгрывающихся вокруг него сцен ужаса и шока.
– Слышал, – отвечает Пауль.
– Пауль, вы и понятия не имеете, к чему привели ваши действия. Здесь полнейший хаос. Вы в полутора милях от какой бы то ни было человеческой реакции на ваш поступок. Вы изолированы от реального мира. Вы должны узнать о том, что здесь происходит. Вы погубили целый город.
– Я… как, говорите, вас зовут?
– Майкл Мёрфи. Доктор. Не в том смысле.
– Майкл. Вы не понимаете, потому что не дали мне довести свой рассказ до конца. Я никого не убивал. Ваша реакция, как и реакция всех остальных, вызвана страхом. Я тоже боялся, когда увидел, что происходит с моей женой. Я изучал ее заболевание. Прилагал все усилия, пусть я и не доктор – ни тот, ни другой. Но человеческое тело не предназначено для ремонта. Предполагается, что оно просто должно работать! В нем есть куча бредовых зависимостей, умещающихся в таком малом пространстве, настолько эффективных и трудных для понимания, что у меня голова идет кругом от одной мысли об этом. Никто не смог бы вылечить Клаудию, потому что человеческое тело – это полный абсурд. Но разумы устроены проще.
– Предполагаемый порядок вещей в Структуре таков, что разум обычно умирает там же, где и рождается. Нет ни движения вверх, ни движения вниз. Никаких душ. Только математика. Нет никакого Бога. Но сама Структура существует. Мир за пределами трех измерений реален. И я нашел лазейку. Белоснежную тропу, ведущую вверх, в нечто большее, чем известная нам реальность. И можете не говорить, о чем вы сейчас думаете. Ваши мысли мне известны. Это всего лишь выход, очередной пункт назначения.
– Пауль, вы погибнете, – говорит Майк Мёрфи. – Они разберутся в происходящем, найдут вас, а потом запустят в вас крылатую ракету, и вы погибнете. Выключите шкатулку.
– Я не стану – разве вы не понимаете? Теперь людям необязательно умирать. Там целый новый мир! Мы можем просто уйти! Расправить крылья, чтобы увернуться от надвигающейся кирпичной стены!
– Это не вам решать! Вы говорите, как какой-то сектант! Просто послушайте себя!
– Завтра вас может сбить грузовик, Майкл, – возражает Пауль Клик, – и если ваш мозг погибнет, на этом все закончится. Моя жена потеряла половину своей жизни. Мой сын умер еще до своего рождения. Я не мог их спасти. Я действовал слишком медленно. Но больше такого не повторится. Теперь у нас есть уверенность. Они все живы, обещаю вам. Приходите ко мне. Я вам все покажу.
Майк Мёрфи уже вышел за пределы аэропорта. Выбрав направление, которое ведет к центру города, и место на карте, где, по его мнению, находится Пауль Клик, он отправляется в путь. Он не знает, зачем туда идет, но вдали от истерии аэропорта у него хотя бы появляется возможность поразмыслить. – Это не вам решать. Вы не имели права. Тем более, вы даже не знаете, что ваше устройство сработало.
– Вы ошибаетесь, – говорит Пауль.
В этот момент звонок Мёрфи, наконец, обрывается.
Мёрфи пробует снова дозвониться до Пауля – повторяя попытку каждые пять мнут в течение часа и даже после этого, хотя и реже, но его усилия ни к чему не приводят. Спустя какое-то время он оказывается в многолюдном пабе, где на большом проекторном экране ведется прямая телетрансляция; Мёрфи смотрит передачу, пытаясь в меру своих возможностей переводить бегущую строку на английский. На экране показывают улицы, усеянные трупами и разбитыми машинами, и остатки сил полиции, наспех возводящие бесполезный кордон вокруг мертвой зоны. Какая-то женщина в истерике прорывается через ограждение и мчится внутрь, чтобы быть со своим сыном… она падает, не успев сделать и десяти шагов.
Позднее тем же днем в город запускают дрон, беспилотный летательный аппарат, которому удается достичь центра мертвой зоны; телекамеры отслеживают устройство, пока оно не исчезает из поля зрения. Об увиденном замалчивается в течение нескольких дней.
На улице темнеет, и Мёрфи, которому некуда податься, проводит по большей части бессонную ночь прямо в аэропорту, среди тысяч таких же беспомощных путешественников; многие из них – это немцы, которые лишились крыши над головой и оплакивают семьи, живущие в мертвой зоне. Наконец, так и не сумев заснуть, Мёрфи достает свой ноутбук и, в отсутствие работающего Wi-Fi, извлекает из браузерного кэша копии записей в блоге Пауля Клика. При свете дежурных свечей на другом конце терминала Мёрфи строчит свои собственные уравнения и выкладки на обратной стороне блокнота. Продремав несколько часов в районе рассвета, он просыпается, чувствуя себя не просто отдохнувшим, а испытавшим своего рода просветление. Во сне мозг Мёрфи свел воедино кое-какие уравнения, не поддававшиеся его полуспящему, полуосознанному разуму. Под последней строкой выкладок в своем блокноте он пишет «ЭТО РАБОТАЕТ». Затем он какое-то время разглядывает надпись, думая, что делать дальше.
Ранним утром группа чокнутых авантюристов, которые либо вовсе не знали о возможных рисках, либо просто решили ими пренебречь, проникла на территорию мертвой зоны в надежде поживиться машинами и ценными вещами. Они остаются в живых (хотя на выходе их все же арестовывают). Становится ясно, что мертвая зона исчезла. В течение месяца люди неохотно перебираются в центр Берлина, и район снова заселяется. Число жертв, поначалу сильно завышенное, в конечном счете оказывается немногим меньше девятисот тысяч человек.
К середине дня Мёрфи удается отойти от Берлина на достаточное расстояние, чтобы сесть на поезд, который довезет его до дома. К этому моменту становится известно, что БПЛА действительно обнаружил Пауля Клика в эпицентре события и опознал в нем его источник. Клик был найден мертвым – предполагается, что он покончил жизнь самоубийством, хотя немало людей высказывают мнение, что его могли убить при помощи беспилотника. При нем была обнаружена небольшая закрытая шкатулка из меди; когда ее открыли, то выяснилось, что внутри ничего нет.
Как только мобильная связь приходит в норму, Мёрфи начинает созваниваться со своими друзьями и близкими, которые опасались, что он стал жертвой то ли атаки, как ее называют одни источники, то ли катастрофы, как она значится в других. Чэн Ю-Куан находится в этом списке чуть ниже середины.
– Рецепт снова изменился, – сообщает ему Чэн. – Я не знаю, что именно это означает, но вижу, что это уравнения Клика. Прямо сейчас мы видим там результаты его исследований. Теперь они под запретом.
Мёрфи рассказывает то, что ему удалось узнать от самого Клика. – Шкатулка создает вокруг себя какое-то странное поле. Не странное, как «кварки», а странное в смысле «необычное». Внутри него разумы освобождались от связи с телом. Свободно парили в пространстве, как я это понимаю. Как работает сама шкатулка, я не представляю. Механизма, который бы объяснил создание подобного устройства, просто не существует. Все, что я наблюдаю – это последствия его работы. Все, кто попадали в радиус действия шкатулки, просто… покидали свои тела. В теории поле могло сохраняться неограниченно долго. И только представь, как сильно бы это изменило нашу жизнь. В религии, медицине, военном деле…
– Вот только Вселенная отреагировала на наше злоупотребление, – замечает Чэн. – Клик открыл очередную дверь, но не прошло и суток, как она снова закрылась, и теперь уже навсегда. Хотел бы я знать, так это или нет.
– Как и я, – соглашается Майк Мёрфи. – Слушай, мне надо это обдумать, а мы как раз приближаемся к тоннелю под Ла-Маншем. Поговорим чуть позже.