Тонкая структура. Глава 29. Вселенский хор

– Суть в том, что существуют миллионы Вселенных, расположенных в форме симметричного кольца. Расходящихся в стороны от центральной точки. С общим фокусом в середине.

– Да?

– Слева от нас находится другая Вселенная – точно такая же, как наша. И справа от нас находится другая Вселенная – точно такая же, как наша. Они образуют кольцо, в котором могут насчитываться миллиарды разных миров. Берлофф называл их вселенским «хором», так как все они…, образно выражаясь, «поют одну и ту же песню». Рано или поздно ты возвращаешься в исходную точку. Иначе нельзя, ведь тогда симметрия была бы нарушена. Ряд выкладок подтверждает эту гипотезу. Но доказать ее нельзя. Стоит направить во Вселенную слева некий сигнал или объект…, как Вселенная справа одновременно сделает то же самое по отношению к своей соседке слева, то есть направит такой же объект или сигнал прямо к нам. Обмен, конечно же, произойдет, и все участники сдвинутся на одну ступень, но с точки зрения наблюдателя все останется прежним. Другими словами, гипотеза не поддается проверке. Это не более, чем мысленный эксперимент. Ее предложили в 60-х годах прошлого века, и Берлофф написал об этом статью. Но когда он умер, об этой работе забыли. Она носит название «гипотезы хора».

– Да…?

– Так было до этого момента. – Зеф достает массивный черный объект, формой и плотностью напоминающий олимпийский диск для метания. – Но вселенский хор реален. По крайней мере, об этом сказано в Рецепте. И с сегодняшнего дня гипотеза хора может по праву называться самой настоящей Теорией.

На пятнадцатой минуте рейса в Дублин Майк Мёрфи тайком выглядывает из иллюминатора и замечает проблеск зеленого цвета. Кивнув, он встает и, извинившись, покидает свое место.

Он запирает дверь в туалет, ждет секунду, но, несмотря на свою готовность, все равно подпрыгивает, когда Митчелл Калрус неожиданно возникает в паре сантиметров от его лица. Митч на время снимает кислородную маску. Он облачен в четыре слоя одежды, полноразмерную страховочную обвязку, поверх которой надета теплая зимняя куртка и ранец. Гидрокостюм, как он выяснил, оказался излишним. Все, что ему нужно – это кислород. Он неуклюже поворачивается, демонстрируя Мёрфи ранец, в котором находится кислородный баллон и дополнительное снаряжение. Мёрфи достает черный диск и пару отверток.

Сложно было следовать за мной на борту? – шепотом спрашивает Мёрфи.

У меня осталось меньше воздуха, чем хотелось бы, – отвечает Митч, – но в остальном проблем нет. В этом же вся суть. Делать то, что требуется. Вам стоит увидеть самолет в четырех измерениях – это что-то невероятное.

Думаю, вы могли бы раздобыть большие архитектурные взрыв-схемы, – замечает в ответ Мёрфи. Вскрыв корпус диска, он затягивает пару винтов. В течение нескольких минут он кропотливо возится с настройками, используя крошечные семи-позиционные дисплеи для получения информации об устройстве и несколько оставшихся кнопок для ввода данных. Наконец, удовлетворившись результатом, он захлопывает крышку корпуса. – Можете идти. Вы помните наш план? Расскажите мне всю процедуру.

Пока Мёрфи убирает инструменты, Митч перечисляет шаги, которые ему велели запомнить слово в слово. – Это и правда единственный способ воспроизвести невесомость?

Либо лететь в космос, либо покупать время на «Рвотной Комете». А это бы влетело в копеечку.

У меня есть деньги…

Не говоря уже о шумихе. Которая могла бы подняться, если бы вы исчезли прямо посреди полета. Слушайте, вы доверяете Арике?

Честно говоря, нет.

Но при этом готовы доверить ей свою жизнь.

Конечно. Со своей жизнью люди дурака не валяют.

Митч возвращает Мёрфи спутниковую радиостанцию и снова надевает маску.

Летный костюм Арики Макклюр был практически полностью уничтожен во время перелета из Америки. Его ремонт оказался неудачной затеей, а изоляция от ветра – совершенно излишней, поэтому сейчас она мчится за Боингом 737 на скорости восемьсот км/ч, одетая в джинсы и старую поношенную куртку оливкового цвета. Частота, с которой развевается ее одежда, измеряется, как минимум, в килогерцах. Она просто не предназначена для движения на таких скоростях. – Мне нужно купить кожаные мотоциклетные штаны, – думает Арика.

Громоздкое серое радио у нее на поясе издает характерный писк, и в наушниках, даже на максимальной громкости ей удается лишь едва расслышать слова Мёрфи. (У тебя все готово? Хорошо.) Сброс через три. Два. Один.

Арика удваивает скорость своего восприятия как раз в тот момент, когда из днища самолета вываливается темная, до странности тяжеловесная фигура Митча, на одну из рук которого надет ремень с диском. На секунду поток воздуха отбрасывает его в сторону, и Митч, теряя горизонтальный импульс, отстает от самолета; затем он переходит в нематериальное состояние и камнем падает вниз.

Свободного падения невозможно достичь при помощи простого прыжка с парашютом. Сопротивление воздуха будет вас замедлять. Величина вашего ускорения окажется меньше гравитационного притяжения. В итоге вы рано или поздно достигнете конечной скорости, и ускорение сойдет на нет. Настоящего свободного падения, которое требуется даже для проверки гиперчувствительных компонентов диска, не говоря уже об их полноценной работе, можно достичь, лишь выйдя в космос, или взяв на прокат самолет, который исполнит идеальное параболическое пикирование с работающим двигателем, или более простым способом – завербовав Четырехмерного человека и попросив его перейти в нематериального состояния относительно окружающего воздуха.

Арика Макклюр сосредотачивает взгляд на петле лилового альпинистского троса, который торчит рядом с шеей Митча; петля соединена с обвязкой, которая надета на нем под курткой и ранцем. Митч тем временем обеими руками нажимает на большую кнопку и выкрикивает слово «Один».

Неизъяснимых, исполинских сверхсуществ из высших измерений дела человечества заботят не больше, чем деление одной-единственной бактерии интересует среднестатистического человека. В большинстве случае разница в масштабах между большим и меньшим существами настолько велика, что они практически не влияют друг на друга.

С другой стороны, существуют такие вещи, как ученые-биологи. Микроскопы. И опасные инфекции.

Алеф занимается тем, чем не должна. Нечто просыпается и начинает наблюдать.

Привлекать к себе внимание бога – не лучшая идея.

– Два, – сглатывает Митч, чувствуя, как на его тело начинают воздействовать странные центростремительные ускорения экстрамерной природы. Он держится за диск двумя руками и движется вместе с ним по мере разгона. Если верить Рецепту, шансы, что это сработает, 50/50. Доктор Майк Мёрфи и Доктор Жозефина Берд утверждают, что с вероятностью 50/50 диск не заглохнет прямо у него в руках и не потребует повторного запуска. А еще Зеф знает, что Митч и сам лишь на 50% уверен в том, что хочет ее здесь бросить…

Вселенная похожа на спираль. Частицы движутся вокруг центральной точки либо по часовой стрелке, либо против нее; каждая из них соседствует с миллионами близнецов, и все они повторяют движения друг друга, из-за чего их конфигурация выглядит одинаково, вне зависимости от точки зрения. Митчу кажется, будто он стоит между двумя ростовыми зеркалами, повернутыми относительно друг друга на едва заметный угол в сотую часть секунды, и видит перед собой вереницу из миллионов идентичных копий самого себя, каждая из которых мчится прочь, утягивая его за собой и беспрепятственно исчезая в очередном зеркале в тот самый момент, когда ей на замену приходит еще один дубликат, вырвавшийся из зеркала позади.

Он цепляется за свою драгоценную жизнь. – Триииииииииииииииииииии…

Прижавшись лбом к полу и обхватив голову руками, Чэн Ю-Куан стоит на коленях посреди помещения, расположенного под параболической антенной Средово-преонного детектора; он пытается мыслить рационально, не взирая на боль. Желудок будто наполнен серым туманом. Уже неделю Эка заменяет ему воздух, пищу и сон. Это единственное, что дает ему силы после того, как ушла Сьюзи.

– Всё обладает разумом, – говорит он самому себе. Он поворачивает голову из стороны в сторону – туда, где в пределах досягаемости его рук находится блокнот и шариковая ручка – и принимается небрежно писать, не меняя своей необычной позы на полу. Он записывает тривиальные факты, очевидность которых не вызывает у него сомнения, но которые, тем не менее, нужно зафиксировать на бумаге, прежде чем они нанесут еще больший вред его мозгу. – Наверху жизнь кишит в самой материи. В каждом ее срезе. Булеан. Живых существ. Сам является живым существом.

Тюремная камера жива – сомнений нет.

Ну разумеется: стена этой чертовой тюрьмы – живой организм.

Неоново-желтая щепка мчится в направлении ката по периметру морской звезды/снежинки/воронки, образованной кружащимися вселенными – идеально симметричного созвездия из желтых осколков, которые гонятся друг за другом по кругу, исчезая в одной вселенной и возникая в другой. Накапливая импульс.

– Четыре.

Усиливая нажим на стену тюремной камеры. Сдирая с нее слой за слоем. Такое маленькое устройство, внутри которого скрывается такая огромная сила, миниатюрный двигатель, обладающий мощью целого солнца, трется о внешнюю стену Вселенной, пока в ней не появляется дыра; он разогнался настолько, что его пассажиров уже не удержать: вырвавшись по касательной траектории наружу, они отделяются от (3+1)-мерного пространства, и их отбрасывает в сторону искрящегося великолепия следующей значимой Совокупности.

Митч Калрус моргает четырехмерными глазами.

На него обрушивается шквал цветов. Сущности, геометрию которых он не в состоянии понять, рикошетом мечутся по его полю зрения, взаимодействуют и меняют форму так, что это кажется невозможным. Он смутно ощущает гигантский многомерный резервуар, наполненный туманной Силой, которая сопровождается не вполне понятными метками. Не имея возможности определить свою скорость, он направляется к нему по свободной траектории.

Он понимает, что сила и знания, заякоренные в том месте, принадлежат именно ему. Он как будто бы может расшифровать хранящиеся там метаданные. Он видит крошечные трещины, соединяющие резервуар с лежащей под ним Землей, каскад…

Но затем позади резервуара появляется нечто, выходящее за рамки его воображения. Открывается глаз – он знает, что это именно глаз, сенсорный орган, отвечающий за доскональное восприятие информации в высоком разрешении, – который по своим масштабам превосходит весь нижележащий многомерный массив из миллиардов вселенных. Глаз фокусируется на Митче. И в этот момент природа существа, пакет чистой, рафинированной информации, достигает его разума. И он понимает, с чем имеет дело.

– Пять, – произносит Митч, крепко сжимая черный предмет, который, как ему кажется, лишь наполовину находится в его руках. Реальное пространство и воздух стали неописуемо далеки. Он знает, что уже не свалится обратно. Он знает, что уже набрал необходимую для отрыва скорость. Теперь Митчу лишь остается доказать, что он вправе подняться еще выше.

– Я создал тебя, – кричит он. – Враг повержен. Теперь ты можешь меня выпустить.

Страж, он же стена тюремной камеры, обдумывает его слова. Затем он приближается к Митчу и производит какие-то манипуляции с его вектором. Обнуляет большую его часть. Выкидывает Митча обратно в реальность. А потом делает кое-что еще. Кое-что с местом его приземления. Вытягивает из него информацию с яростью человека, вырывающего сердце из груди своего собрата.

-НЕТ.

– Вертикальная черта, открывающая квадратная скобка, алеф, закрывающая квадратная скобка, вертикальная черта, равняется пониманию, открывающая круглая скобка, точка, запятая, вертикальная черта, открывающая квадратная скобка, алеф, закрывающая квадратная скобка, вертикальная черта, закрывающая круглая скобка, плюс, плюс, плюс, плюс, один. Я это уже видел. Вот только где? Откуда это взялось?

Чэн псевдослучайным образом мечется по комнате между стопками бумаг, планомерно перемешивая их страницы; невозможность найти искомое заставляет его чувствовать настоящую агонию.

Я где-то это видел, – повторяет он. – Формула возникла у меня в голове не просто так, – добавляет он, пытаясь убедить в этом самого себя. – Алеф – это наша Вселенная. Вертикальная черта, открывающая квадратная скобка, закрывающая квадратная скобка, вертикальная черта означает разумное население Алеф. Точка – это я. Точка – это «ты». Точка – это читатель.

Осциллограмма Митча Калруса схлопывается. Его тело, двигаясь по идеальному перпендикуляру к привычным трем измерениям скорости, врезается в только что опустившуюся каменную стену, отделяющую Алеф от соседней Вселенной. Он остается в живых. В направлениях, где его тело не существует, он не может чувствовать ни ударов, ни ускорений.

Часть диска взрывается.

Шес… ааааааааа!

Арика Макклюр, которая, оставаясь позади Митча, все это время, как в замедленной съемке, ныряла ласточкой у него над головой, замечает миниатюрный взрыв. Митч машет руками и роняет устройство. Просунув руку в веревочную петлю, Арика начинает замедляться и резким движением останавливает падение Митча. – Ээрк! – вскрикивает он, когда страховочная обвязка неожиданно затягивается на его груди и бедрах. Несколько фрагментов диска болтаются на запястье, остальные просто падают вниз.

Он сосредотачивается на том, что видит прямо перед собой: поля, холмы, небольшие селения. Они находятся в нескольких километров над Уэльсом. Сноудония. Реальный мир. Зеленый, серый, синий и белый. Теперь, когда он прекратил падать, голова кружится куда сильнее.

– Я вас поймала.

– Господи боже, – произносит Калрус.

– Вы в порядке?

В ответ Калрус лишь маниакально смеется. – Понятия не имею. Я чувствовал себя, как в «Космической одиссее». Напомни, где мы встречаемся с Зеф? Далеко до города с тем смешным названием, которое я все никак не могу выговорить?

Что там…

Что?

О боже.

Митч поднимает голову. Но внимание Арики привлек не он. Она смотрит вдаль, на самолет, который к этому моменту успел оторваться от них на целую милю. Он опутан отвратительными на вид щупальцами черных молний, похожими на веретенообразные паучьи ноги. Будто какой-то лавкрафтовский монстр пытается пробраться в этот мир через портал внутри пассажирского салона. Все происходит без единого звука, и Арика чувствует, как у нее по коже ползут мурашки; у Митча от увиденного встают дыбом волосы на руках.

Образ исчезает спустя долю секунды – как раз достаточно, чтобы Арика успела моргнуть; затем возникает вспышка света, и самолет, медленно опрокидываясь, входит в пике.

Калрус что-то кричит – может быть, «сбрось меня», а может быть, наоборот, «не бросай», но Арика об этом не знает, потому что уже разогналась до максимума, и ее мышление по скорости намного опережает речь Митча.

Если самолет разобьется, погибнут сотни людей. Не тех, к кому она питает особую эмоциональную привязанность – кроме, разве что, едва знакомого ей Мёрфи, – но даже так, они все равно люди. На ее совести и так немало жизней. Но если она спасет самолет, об этом узнают все. А значит, узнают и об остальном. Узнают, кто она такая и что сделала. На ее жизни можно будет ставить крест.

Если только она не успеет сбежать, когда все закончится.

А бегать она умеет хорошо.

Арика начинает ускоряться в направлении самолета и, как на буксире, тянет за собой Митча, который в панике размахивает руками. – Нет! Нет!

Когда они достигают инверсионного следа – потратив в общей сложности пятнадцать секунд – самолет уже успевает сделать бочку. Его правое крыло направлено вертикально вниз, и судно все еще продолжает крениться. Арика хватается за фюзеляж сразу под верхним рядом иллюминаторов и забрасывает Митча на корпус самолета. Калрус закрывает лицо руками и инстинктивно переходит в нематериальный режим. Он пролетает сквозь три сидения и, ухватившись за четвертое, сбрасывает скорость до полной остановки. Приземление оказывается жестким. Ощущения от четырехмерного трения не из приятных. Самолет поворачивается, и отбрасывает Митча к потолку, где ему удается вклиниться и продержаться достаточно, чтобы собраться с мыслями.

Митчу повезло – его появления никто не заметил. Вокруг него – сплошные вопли. Звонит чей-то мобильный телефон. В поле зрения рикошетом мечутся кислородные маски, наушники и пластиковые столовые приборы. Разве еще капелька безумия что-то поменяет?

Вынырнув из своего ранца, Митч пытается понять, где находится кабина пилота.

Арика прижимается ладонями к самому толстому месту в верхней части левого крыла – то есть того самого крыла, которое сейчас направлено к земле – и принимается толкать, изо всех сил. В ответ ее руки чувствуют тревожные, пульсирующие вибрации (это шум сопротивляющегося металла, который Арика не слышит из-за слишком низкой частоты), но как-то раз она видела на YouTube ролик, в котором крыло самолета сгибали до тех пор, пока оно не сломалось, сумев, однако же, выдержать куда большие деформации, чем металл у нее в руках. К тому же крыло должно нести на себе вес половины самолета – это самая прочная часть всей его инфраструктуры, разве нет?

Постойте-как, но ведь тот самолет вроде был больше?

Она пулей отлетает от судна, чуть прибавляет в скорости, на мгновение задерживает взгляд на его движении, затем снова замедляется, бросается обратно к самолету и продолжает давить. Под ее усилием металл начинает поддаваться, поэтому она ложится на крыло всем телом, чтобы распределить усилие по большей площади; человеческий мозг, однако же, не слишком хорошо справляется с механикой давления, когда у этого давления нет опоры, поэтому Арике приходится снова и снова перепроверять свою работу, дабы убедиться, что она движется в нужном направлении.

И все-таки у нее начинает получаться.д

Касаясь крыла, Арика каждый раз издает дум, который слышит находящийся внутри Митч. Она движется настолько быстро, что дум-дум-дум-дум-дум занимает всего несколько секунд, и каждый ее удар резко поворачивает самолет на несколько градусов в случайном направлении. Наконец, Митча неожиданно перестает швырять по салону, и ему удается схватиться за подлокотник ближайшего кресла. Крен исчезает. Митч занимает вертикальное положение. Проход оказывается прямо у него под ногами.

Мне нужно понять, куда мы летим.

Кабина пилота, к счастью, до сих пор находится внизу практически отвесного прохода. Самолет, однако же, продолжает свое бесконтрольное рыскание – от севера к востоку, от востока к югу и, наконец, от юга к западу – совершая полный оборот за одну секунду. Небо Митч видит лишь краешком глаза и сквозь крошечные смотровые отверстия, поэтому у него нет ни единой возможности привязать движение судна к какой-либо системе координат. Ему известно лишь, что какая-то незримая, флуктуирующая сила тянет его вправо.

Он пытается отключить связанную с равновесием часть мозга и объективно взглянуть на окружающее пространство. Вниз по проходу – значит вперед. Вверх по проходу – назад.

Остов самолета издает кошмарные, пробирающие до костей звуки. Он не рассчитан на то, что его будут толкать люди со сверхсилой. Корпус, конечно, может выдержать и куда большие нагрузки, но только если они действуют на структуру в целом – а вовсе не на пару точечных контактов размером с человеческую ладонь. Тем не менее, благодаря усилиям Арики, которая тянет судно за кончик левого крыла, постепенно корректируя вышедшее из-под контроля рыскание, центробежная составляющая начинает уменьшаться и в итоге сходит на нет. Два из трех, – думает Митч Калрус в тот самый момент, когда, сбросив накатившую на глаза пелену, отпускает опорную стойку ближайшего кресла и ударятся носом о дверь кабины пилота. Теперь Арике остается разобраться лишь с тем фактом, что прямо сейчас самолет, под углом где-то в восемьдесят градусов, несется к земле со скоростью в 0.8 маха.

Митч просовывает голову сквозь дверь, ведущую в кабину пилота. Увидев, что внутри есть место, он отклоняется назад, переключает все свое тело в нематериальный режим и проскальзывает внутрь, одновременно освобождаясь от своей страховочной привязи ради большей свободы движения. Одно из кресел занято пилотом. Он полулежит, навалившись телом на приборную панель. Следов второго пилота нет. Митч соскальзывает вниз, ударяется ногами о панель управления и, изо всех сил стараясь удержать равновесие, не задев каких-нибудь важных на вид переключателей, отталкивает бессознательное тело от штурвала. Митчу с трудом удается переместить пилота на пол и занять его место; уперевшись ногами в панель управления, он берется за штурвал и начинает тянуть его в обратную сторону.

На приборной панели вспыхивают красные предупреждающе индикаторы. Показания альтиметра размыты до нечитаемого состояния. Краем глаза он то и дело замечает темно-зеленые вспышки, которые исчезают спустя долю секунды.

Крылья все еще прикреплены к фюзеляжу и продолжают удерживать самолет в в воздухе. При горизонтальной скорости девятьсот километров в час стальная птица остается в небе, поэтому проблему представляет лишь тангаж самолета, который, однако же, постепенно начинает выравниваться, благодаря поддержке, пусть небольшого, но все-таки сверхчеловека, поднимающего судно за нос, и неопытным командам Митча, который тянет управляющие поверхности вверх настолько быстро, насколько это позволяет машина.

Тело Арики работает почти на максимальной скорости. Тридцать секунд Митча в ее восприятии растягиваются почти до двух часов. Происходящее ее даже немного расслабляет.

Неотложность ситуации ей совершенно неведома. Она и понятия не имеет, с какой силой они врежутся в землю.

В лучшие времена, еще до обретения сил, молодая Арика Макклюр вполне могла прокатить на закорках своего старшего брата Роя, весившего немногим меньше 70 килограмм. С тех пор ее телосложение по сути не изменилось и лишь дополнилось стабильным, четко отмеренным потоком энергии, благодаря которому ее сила теперь умножается на два в восьмой степени. Это дает ей доказанную и проверенную способность к подъему грузов массой чуть меньше восемнадцати тонн. Но типовой Боинг 747 весит все шестьдесят.

Когда до земли остается меньше пятисот метров, Арика понимает, что они не справятся. Отделившись от передней части самолета, она направляется к правому крылу и пытается его оторвать, чтобы уменьшить вес свой ноши, но алюминиевый сплав лишь мнется в ее руках, превращаясь в пластичную и прочную массу, которая совершенно не поддается разрыву. Ей не хватает сил. Джейсону это бы наверняка удалось. Но Джейсона здесь нет.

Прямо по курсу Арика и Митч одновременно замечают одну и ту же долину. Арика направляет туда самолет. У ближнего края долины располагается гора, но если ее удастся миновать, они просто ударятся днищем о дальний склон и съедут по нему вниз до полной остановки; тогда есть шанс, что половина пассажиров и экипажа останется в живых. Таков план.

Не план, а жалкое подобие.

Митч тянет на себя оба дроссельных рычага, уменьшая подачу топлива до минимума. Последние тридцать секунд он только и делал, что держался за штурвал. У него было время на размышления. Теперь он абсолютно уверен, что погибнет. Арика выжимается на полную и пытается поднять судно за головной обтекатель. У нее почти получается. Самолет занимает практически горизонтальное положение. Еще несколько секунд, и они бы справились.

Последнее, что видит Митч перед столкновением с горой, – это указатель скорости, стрелка которого падает ниже отметки в сто сорок узлов. Мгновение агонии, и все вокруг погружается в темноту.

– Мы заперты в этой Вселенной, – сообщает голос по телефону. – Есть пути, которые ведут к более высоким плоскостям бытия. Пути, о существовании которых мы не должны были узнать. За всеми нами, за каждым нашим шагом наблюдает некое божество. И всякий раз, когда мы пытаемся что-то сделать, пытаемся воспользоваться чем-то новым или мощным, оно блокирует этот путь, отбирает у нас инструменты и еще сильнее сжимает стены нашей тюремной камеры. Оно изменило законы физики, чтобы удержать нас под карантином.

– Во Вселенной Алеф технология кольцевого ката-ускорителя больше не доступна. Оно намертво заблокировало физические аксиомы.

Оно все видит и все знает. Оно разумно. Непомерно разумно. Оно знает наши имена, и ему нет никакого дело до того, что мы тоже разумные существа. Оно уничтожает разумы, чтобы сохранить целостность тюремной камеры и медленно, но верно становится все более агрессивным. Перехитрить его будет непросто.

Мозг Мёрфи умер, – сообщает Митч Калрус. – Он дышит и даже смотрит на меня, но говорить не может. Он стал овощем. Как и все люди в этом самолете. Что с ним произошло? Что это были за молнии?

Их целью был Мёрфи, его знания, – отвечает Чэн. – Он был одним из наших инструментов, нашим оружием…

В этот момент звонок обрывается. Это телефон Мёрфи. Митч и Арика нашли его в проходе, ведущем к хвосту самолета, недалеко от туалета. Мёрфи несколько раз швыряло по салону, отчего его лоб кровоточит – но рана не тяжелая, кровь еще можно остановить. Телефон звонил у него в кармане. Чэн пытался их предупредить, остановить эксперимент. Слишком поздно.

Самолет застрял внутри горы. На долю секунды Митч переместил его в четвертое измерение, а затем сбросил его вниз, и объемное четырехмерное трение между камнем и металлическим остовом – трение, которое раньше существовало лишь в статьях по прикладной математике – заставило самолет с визгом остановиться в трехмерном пространстве. Головной обтекатель на десять метров выступает из камня, а весь остальной фюзеляж немыслимым образом переплетен с горой, будто во Вселенной на время отключили фиксацию столкновений.

Арика пробирается внутрь, разбив стекло в кабине пилота.

Телефон звонил, когда его нашел Митч. Однако никто в здравом уме не станет рассчитывать на надежный сигнал под валиийской горой. Митч захлопывает телефон и поднимается, не зная, что делать дальше.

Диск создал Майк Мёрфи, – говорит Арика. – Та штуковина, с помощью которой вы собирались сбежать из нашей Вселенной. Это его творение. Кто-нибудь еще знал, как она работает?

Зеф, – отвечает Митч. – Зеф и Митч создали его вместе. Больше об этом устройстве никто не знал. Был еще какой-то тип по фамилии Берлофф, но его уже много лет нет в живых… Ты должна доставить меня к Зеф.

Нам нужно дождаться, пока прибудет помощь!

Взгляд Митча врезается в Арику подобно снаряду. Люди вокруг них спят, потеряли сознание, впали в вегетативное состояние и не представляют угрозы. Среди них есть раненые, но помочь им Митч с Арикой не в состоянии. Здесь есть раненые. Но их травмы не угрожают жизни. К тому же помощь уже в пути. – Но мы не хотим быть здесь, когда спасатели доберутся до самолета, – добавляет Арика, высказывая вслух их общие мысли.

Они будут задавать вопросы, на которые мы не хотим отвечать. Ты уже спасла полторы сотни жизней, – добавляет Митч. – Теперь помоги мне спасти еще одну. Отнеси меня к Зеф! Скорее!

Джозефина Берд сидит в своей машине в двенадцати километрах от места катастрофы, на пустой парковке в крошечной деревне Тросфинидд. Ее телефон звонит. Через каждые двадцать секунд звонок прерывается, и вызов перенаправляется в голосовую почту. Затем он звонит снова. Но Зеф не отвечает.