Проснувшись, Фатима какое-то время просто лежала в кровати, прокручивая задачу у себя в голове. Затем она поднялась и прямо в темноте направилась к своему кабинету.
Прежде, чем зажечь свет, она закрыла дверь, затем села за стол и взяла ручку.
Проделав первую серию расчетов, которые должны были объяснить наблюдаемый рост Грани, исходя из допущения, что аномалия представляла собой неизменный объект и просто двигалась в сторону Земли, Габриэлла предполагала, что размер самой Грани пренебрежимо мал по сравнению с ее удаленностью. Фатима никогда и не думала в этом сомневаться, ведь подобная мысль по своей абсурдности ничуть не уступала попытке оспорить тот факт, что радиус Марса был гораздо меньше дистанции между ним и Землей – при том, что всю планету можно было запросто заслонить спичечной головкой на расстоянии вытянутой руки.
Но если Грань представляла собой гигантский диск, и ее центр в действительности был куда ближе к Земле, чем к границам самой аномалии, она все равно могла казаться небольшой и закрывать собой лишь крошечный кружок в небе – и все из-за дополнительного времени, которое требовалось свету, чтобы преодолеть расстояние от ее края. В своих первоначальных расчетах Габриэлла использовала задержку, связанную с расстоянием между наблюдателем и центром Грани, а не ее краем, исходя из предположения, что эти величины были практически равны, и замена одной на другую не имела особого значения.
Получив точную формулу, Фатима вернулась к началу и трижды проверила все выкладки, прежде, чем подставить в нее реальные данные.
Найти сразу все возможные величины – размер, удаленность и скорость Грани – не представлялось возможным, однако простейшее допущение сводилось к тому, что аномалия двигалась точно со скоростью света. Экстраполировав ее движение назад во времени, к моменту, когда видимый размер Грани равнялся нулю – за пять часов до первого наблюдения Фарли, – можно было узнать, когда именно Грань достигла Земли. В этом случае наблюдаемая скорость роста указывала на радиус около 450 световых дней.
Если все это было правдой, то сейчас Грань находилась на расстоянии пары световых лет от Земли, в области, диаметрально противоположной Октанту, при том, что картина в небе отражала прошлое почти 140-летней давности, когда из-за большей удаленности периметра гипотенуза треугольника размеров в 140 световых лет была примерно на два световых дня длиннее одного из катетов – а значит, свет звезд, которым вскоре предстояло скрыться за диском аномалии, должен был достичь Земли на два дня позже самого диска.
Фатима чувствовал себя так, будто помутилась рассудком. Покинув кабинет, она подошла к черному ходу и вышла на задний двор. Поблизости горел уличный фонарь, но ей удалось найти местечко, где его загораживало растущее по соседству дерево. Встав там, она стала ждать, пока ее глаза не привыкнут к темноте и на небе не появятся звезды.
По диаметру Грань уже вдвое превосходила Луну; она все еще уступала Магеллановым Облакам, но гораздо сильнее выделялась на ночном небе, благодаря идеально круглой форме. Она и правда выглядела так, будто кто-то вырезал из Млечного пути кусочек размером с монету, а затем просто передвинул его на новое место.
Услышав, как открылась дверь, Фатима обернулась и увидела Салифа. – Извини, что разбудила, – сказала она.
– Не извиняйся. Я просто хотел узнать, что тебя беспокоит.
Фатима замешкалась, будто, произнесенные вслух, ее слова могли воплотить в реальность все, что она считала правдой, в то время как молчание заставило бы фантазии раствориться в ночи подобно сну.
Мир, однако же, был устроен совершенно иначе.
– Я думаю, мы уже прошли сквозь Грань, – ответила она.
– Ясно. – Салиф потер руки, чтобы согреться. – Если хочешь, чтобы я дал на это вразумительный ответ, мне потребуется больше информации.
Фатима объяснила ему геометрию временной задержки. Поначалу Салиф хмурился, но спустя некоторое время к нему пришло понимание.
– То есть ты хочешь сказать, что все это, – он сделал широкий взмах рукой, вбирая в него весь небосвод, кроме самой Грани, – просто снимок наших старых окрестностей, которые мы видим, оглядываясь назад через портал?
– Да. Можно сказать, что этот снимок последовал за нами. Когда мы прошли сквозь портал, то вместе с нами туда попал и свет, которого оказалось достаточно, чтобы небо казалось нам таким же, как раньше – во всяком случае пока.
Салиф был настроен скептически. – Если мы видим Грань такой, какой она была 140 лет тому назад, то откуда такая уверенность в том, что мы прошли ее насквозь? Если бы она двигалась чуть в стороне от нас – как раз настолько, чтобы пролететь мимо – мы бы заметили хоть какую-то разницу?
– Если бы Грань летела мимо нас, то нам бы казалось, что по мере увеличения размеров ее центр смещается в сторону – достаточно сильно, чтобы два соседних снимка ее границ не располагались один внутри другого, а пересекались. Но на деле каждый последующий вмещает в себя все предыдущие – почти как концентрические окружности. Так что в мишень мы все-таки вписались – даже если и не попали точно в яблочко.
Салиф рассмеялся и покачал головой. – Не знаю, что и сказать! Если ты права, то мы только что преодолели тысячи световых лет, и никто этого не заметил?
– Никто не заметил, потому мы срезали путь через пространство с плоским рельефом. Если бы мы налетели на край, последствия могли быть катастрофическими, однако сама Грань, как мне кажется, – это всего лишь вакуум. Так что в каком-то смысле с нами вообще ничего не «произошло» – ничего, что можно было бы засечь, ограничиваясь только локальными измерениями. Просто окружающая нас топология оказалась не такой, как мы ожидали.
– Это, пожалуй, потянет на самое сдержанное высказывание тысячелетия. – Салиф обхватил себя руками; на улице и правда становилось прохладно. – Значит, само путешествие мы пережили, но сейчас, на новом месте нам могут грозить какие-то опасности?
– Лично я в этом сомневаюсь, – ответила Фатима. – У нас нет повода считать, что Земле угрожает столкновение с другим объектом. Новые звезды, судя по всему, расположены достаточно далеко, и даже сам размер Грани в какой-то степени указывает на то, что свое ближайшее окружение мы, скорее всего, захватили с собой.
– Но, по-твоему, это природное явление? Нас не могли поймать каким-нибудь инопланетным сачком для бабочек?
Фатима решила отнестись к вопросу всерьез, хотя и не знала наверняка, поддразнивает ее Салиф или нет. – Если Грань представляет собой топологический дефект, то возникнуть она могла еще во времена Большого взрыва. Я не могу объяснить, как именно она появилась, но еще сложнее было бы поверить в то, что ее создали искусственным путем.
– Ясно. – Салиф ненадолго замолчал, будто пытаясь сложить из разрозненных фрагментов некую удовлетворительную картину. – Насколько ты в этом уверена? – наконец, спросил он.
– Ни капли, – вынужденно признала Фатима. – Наши наблюдения эта модель описывает лучше любой известной мне альтернативы, но само по себе это еще ни о чем не говорит. Я могу сделать кое-какие прогнозы и проверить, оправдаются ли они в ближайшие несколько месяцев.
– Но рано или поздно ты все равно собираешься объявить всему миру, что наша планета уже провалилась сквозь увеличительное стекло? – Казалось, что сейчас Салиф обеспокоен сильнее, чем во время разговора о самом феномене.
– Как раз над этим я и думаю, – ответила Фатима. Сеять панику мне бы не хотелось. Но если я права, то дальше события будут принимать все более пугающий оборот: Грань продолжит расти – и чем больше звезд она закроет, тем ближе будет казаться. Если люди боятся, что столкновение с Гранью может уничтожить Землю, то что может быть лучше, чем развеять их опасения, объявив, что мы уже прошли сквозь аномалию без единой царапины?
Салифа это, однако же, не успокоило. – Но что, если ты все-таки ошиблась? Что, если эта штука просто рассеется? Ты хочешь, чтобы тебя запомнили, как женщину, заявившую, что небо упало на нас, пока мы спали? И которая в ответ на замечания, что все привычные нам созвездия до сих пор видны на своих прежних местах, продолжала настаивать, что это не более, чем мираж?
Фатима ощутила неизбежный укол обиды, но Салиф был прав в своем стремлении вернуть ее с небес на землю. – Первым делом я обсужу это с коллегами, – сказала она. – Может быть, Габриэлла сумеет найти в моей логике какой-нибудь изъян и доказать, что все это – просто бред сумасшедшего.
Салиф сделал шаг вперед и обнял ее. – Ты ведь знаешь, что я тебе верю, – сказал он. – Просто я не хочу видеть, как ты страдаешь.
– Знаю. – Фатима высвободилась из его объятий. – Нам лучше вернуться внутрь, пока мы оба не окоченели.