– У меня появилась идея, – объявила Габриэлла. – Думаю, у нас есть шанс раз и навсегда разрешить этот спор. Но для этого потребуется коронограф. В космосе.
– Я слушаю, – сказала Фатима.
План показался ей вполне разумным, однако для его реализации требовалось выбить время на телескопе имени Джеймса Уэбба. Фатима принялась рассылать электронные письма, пытаясь завербовать сторонников их нового проекта и совершенно не надеясь на успех. Среди ее знакомых в экзопланетном сообществе не было ни одного человека, отрицавшего новую модель Грани, но это лишь усиливало их желание использовать Уэбб по его прямому назначению, ведь в скором времени все его планетарные мишени должны были оказаться вне досягаемости измерительных приборов.
Джолифф, наконец, затих, но остальные приверженцы червоточин упорно стояли на своем. Даже тот факт, что всего один взгляд в южное небо мог продемонстрировать им вид на Млечный Путь – каким бы он выглядел в 65000-м году н. э. с расстояния в 63000 световых лет – не мог убедить их в том, что они и сами преодолели этот же промежуток времени и пространства вместе с Землей. Червоточины можно было использовать на манер машины времени, а значит, они вполне могли видеть свет, попавший сюда прямиком из будущего. Модель Эскалатора объясняла те же наблюдения, не нарушая принципа причинности; проходя сквозь Грань, вы действительно пересекали громадную область пространства-времени, однако скорость света при этом не превышалась, а развернуться и снова попасть в свое старое время было уже нельзя.
Шли дни, и едва заметная сплюснутость очертаний Грани продолжала набирать силу; судя по характеру ее роста, расстояние между Землей и осью аномалии составляло около двухсот световых дней. Сторонники сферических червоточин больше не могли укрываться за своими аргументами, но хотя асимметрия надвигающейся на Землю громады действительно смогла утихомирить кое-кого из критиков, тот факт, что искривленная граница аномалии должна была расти быстрее идеального круга, держал Фатиму в постоянном напряжении – учитывая, что даже сейчас вид растущего в небе объекта вполне мог стать поводом для паники.
На тридцать шестой день после пересечения Грани они получили оповещение о выделенном под их нужды времени на телескопе Джеймса Уэбба. До назначенного окна оставалось еще три дня. Габриэлла радовалась так, будто ей предстояло лично совершить полет к точке Лагранжа, чтобы управлять инструментом напрямую.
– Это будет непросто, – подчеркнула Фатима. – Если не получится, постарайся не принимать это близко к сердцу.
– Хорошо.
Поток спама тем временем продолжал просачиваться через настроенные Фатимой фильтры; в последних письмах не было ни оскорблений, ни угроз, но их отправителям, судя по всему, отчаянно хотелось поделиться с ней своими личными теориями насчет Грани. Их тексты по большей части представляли собой бессвязную писанину, но Фатима чувствовала себя обязанной хотя бы бегло просматривать почту, в которой не было откровенного хамства.
Нас отправили в изгнание, – прочла она. Своего имени отправитель не указал. – Стоило нам лишь выйти за пределы Земли, как те, к кому мы протянули руку, просто отбросили нас прочь. Так сострадательный человек смахивает непрошеное насекомое со скатерти для пикника вместо того, чтобы просто его раздавить.
Подобный сценарий, конечно, не исключался, но Фатиму слова анонима не убедили. Ведь цивилизация, способная создать нечто вроде Грани, не увидела бы в людях ни малейшего намека на угрозу. Так или иначе, при должном везении им вскоре удастся пролить свет на происхождение аномалии, выбросившей Землю за пределы Млечного Пути: была ли она результатом недавнего события, случившегося в близлежащем космосе, или же пришла к ним издалека, имея при себе нечто большее, чем можно было ожидать от простого инструмента, созданного щепетильными соседями ради выселения землян.