Убежище полнилось слухами. – Салтонцы наверняка приложили к этому руку, – услышала Элис настойчивый голос другого волонтера. – Их наблюдатели ни о чем не сообщили! А их рабочие на дамбе не приняли никаких мер! Они изображают невинность, делая вид, что пострадали, как и остальные города, но я знаю, что они заключили с Митоном какую-то сделку, чтобы поделить землю после того, как вынудят нас покинуть город.
Элис промолчала; она уже поняла: чем больше споришь, тем яростнее становятся твои оппоненты. Она постаралась заглушить гомон паранойи и взаимных упреков, сосредоточившись на более насущных задачах.
Многие из перенесших ампутацию пациентов уже достаточно восстановились после операций, чтобы начать освоение протезов – в сопровождении ассистента, который был готов взять на себя часть их веса и помочь удержаться на ногах. Элис всеми силами помогала больным сделать первые шаги, стараясь варьировать темп и степень поддержки в зависимости от их потребностей – даже когда сами они были слишком злы или раздосадованы, чтобы постоянно озвучивать свои пожелания. Где-то наверняка были эксперты, имевшие опыт в реабилитации таких пациентов, но с учетом населения Ритера и сотен пострадавших жителям приходилось импровизировать. Элис оставалось лишь учиться прямо по ходу работы.
Каждый вечер после своей смены она возвращалась на склад, чтобы помочь матери с разбором завалов. Остальные исследователи вернулись в свои родные города, надеясь раздобыть там новое оборудование для замены того, что пострадало из-за наводнения. Большая часть сломанных инструментов уже не подлежала ремонту, однако многие конспекты еще можно было переписать или собрать из разрозненных фрагментов. Часть информации уцелела.
– Не знаю, зачем мы только стараемся, – заявила Ребекка, шаря в кипе спасенных бумаг. В воде четкие линии слов превратились в подобие темных синяков и прерывистых вен. – Никому не интересно, чем на самом деле является Дисперсия.
– Люди заинтересуются, когда получат представление о картине в целом, – возразила Элис. – Когда мы сможем предложить им лекарство.
– Уверена? Или они поверят только тому лекарству, которое их устроит?
– Когда умирает член твоей семьи…
– Когда умирает член твоей семьи, ты самый везучий человек на свете. У тебя есть оружие, которое дает оправдание любым проявлениям эмоций – даже тем, которые не имеют никакого отношения к реальной причине болезни.
Элис прикусила язык. Ребекке нужно было выговориться, дать волю своей досаде, но она бы никогда не бросила их работу.
– Твой отец заходил сегодня днем. Он принес из Митона кое-какую лабораторную посуду.
– Он еще здесь?
– Нет, он сразу же вернулся. Он пытается пролоббировать нас среди митонских торговцев, что, судя по всему, подразумевает бесконечную череду утомительных званых обедов.
– Как дела в Митоне? – поинтересовалась Элис. – Не считая званых обедов.
– Три убийства, – напрямую ответила Ребекка. – Люди погибли среди бела дня, но самих убийц никто не видел.
– Они наугад мстят незнакомым людям. – Элис пыталась сохранять спокойствие, хотя часть ее была готова ликовать от радости. Часть ее была рада тому, что невиновные люди погибали безо всякой на то причины точно так же, как в самом Ритере. – Это мерзко, – сказала она в ответ. – Теперь ситуация здесь только усложнится. Разве можно рассчитывать на то, что Митон возьмет под контроль свое народное ополчение, если мы не делаем этого сами?
– Ах, но ведь наше ополчение вынуждает митонцев приводить свой город в порядок. Это справедливый и соразмерный ответ, и любая реакция стала бы проявлением злобной эскалации, не более того. – Лишь мгновение спустя Элис поняла, что эти слова были сказаны с сарказмом.
Лампа, при свете которой они работали, начала подрагивать, но горючего у них при себе не оказалось.
– Мы можем вернуться утром, – предложила Элис. – Когда рассветет.
– Хорошо.
Нас не остановят, – пообещала себе Элис, пока они пробирались в ночлежный дом по темным улицам города. У дамбы дежурила круглосуточная охрана; воспользоваться тем же оружием дважды уже не получится. Любой город мог терроризировать своих соседей, засылая к ним своих трусливых убийц, а любой придурок – ублажать свое эго безумными теориями заговора. Она ясно видела настоящего врага посреди окружающего мрака – в двенадцатимерном бальном зале, где он кружился над отбрасываемыми тенями, запертый в ловушке вальса, который он никогда не хотел танцевать.
Не переживай, – заверила его Элис. – Я о тебе не забыла. Дай мне время, и я найду способ выпустить нас обоих на свободу.