– Эти люди и без того увядают на глазах, а вы хотите, чтобы я разрешил перевести пациентов на диету, которая лишит их последнего шанса сберечь и без того скудные запасы плоти? – Доктор Харви не питал к ним ни враждебности, ни пренебрежения, но при этом ясно дал понять, что видит в предложении группы очевидный абсурд на грани со смертоубийством.
Элис молчала; ее официальной ролью на этой встрече было ведение записей. Ребекка взяла с собой миссис Бэмбридж, как единственную из приглашенных исследователей, кого в данный момент могли видеть ритеранцы; такой совет ей дали сведущие люди, которым было известно, что главврачу вряд ли бы хватило терпения на разговор с меловыми досками.
– Эти люди умирают, – сказала в ответ Ребекка. – Они знают, что лечения нет даже в перспективе. Если они решат вызваться добровольцами, чтобы испытать новый метод в надежде прояснить его воздействие на организм, почему бы им этого не позволить?
– Вы хотите дать больным надежду, укоротив их жизнь? – парировал доктор Харви. – При том, что ваше обоснование… можно едва назвать связным.
– Я могу поручиться за наблюдения осадков на бинтах, – высказалась миссис Бэмбридж. – Все мои коллеги перепроверили и сами результаты, и прогнозируемый исход. Подобный уровень согласованности вряд ли можно списать на случайное стечение обстоятельств; можно спорить о конкретной интерпретации формул, но они явно отражают поведение стоящей за этим болезни.
– Они указывают на то, что болезнь носит циклический характер, связанный с календарем взаимодействий, – согласился доктор Харви. – Но стоит ли этому удивляться? Так устроена сама жизнь – она существует, согласно этим циклам. Нельзя доказать этим любую безумную теорию, которую вы захотите притянуть к тем же самым фактам.
Ребекка уже была готова поддаться отчаянию. – Если мы найдем лекарство, оно принесет пользу не только самим больным, – добавила она. – Мы боремся за саму этиологию болезни. Разве это не придает нашим аргументам больше веса?
Доктору Харви это предложение пришлось не по душе. – Обе стороны использовали конфликт с Митоном, как повод для целой массы экстремистских выпадов. Я не дам воспользоваться им в качестве оправдания для жестоких экспериментов над больными. Приходите, когда ваши теории будут подкреплены реальными фактами.
Делегация покинула кабинет и с понурым видом побрела по усыпанной пылью городской площади.
– Твой друг так и не продвинулся в своих выкладках? – спросила миссис Бэмбридж.
– Нет, – ответила Элис. – Он согласен, что у лечения есть оптимальное временное окно, но не знает, как его определить, исходя из одной только математики.
– Нам нужно провести новый раунд экспериментов, – предложила Ребекка. – Подвергнуть эту теорию более строгим испытаниям. Уверена, мы сможем придумать…
Элис услышала позади себя какой-то странный звук – высокий, но в то же время слишком кратковременный, чтобы как следует его описать, – и повернулась в поисках источника. Раздались крики, и толпа пришла в движение, напирая на нее, будто желая ретироваться от какой-то угрозы, и в результате загородила ей обзор.
– В чем дело? – раздраженно спросила Ребекка.
– Позовите врача! – раздался чей-то крик.
Элис попыталась вызволить свою мать из общей давки, но вместе с ней оказалась зажатой между волной людей, спасавшихся бегством, и противоположным наплывом зевак, которым не терпелось узнать, что здесь произошло. Она обняла Ребекку за плечи и крепко прижалась к матери всем телом, опасаясь, что кто-нибудь может сбить ее с ног, и толпа просто затопчет женщину в общей суматохе.
Звук раздался снова, и следом за ним какой-то мужчина завопил от боли. – На крыше лучник! – прокричали в толпе. Элис подняла глаза и, пристально всматриваясь сквозь пыль, обвела взглядом крыши домов. Она не смогла разглядеть парящие в воздухе лук или стрелы, но ведь между выстрелами лучник мог просто положить их на черепичные плитки. Плотность пыли на такой высоте была слишком мала, чтобы выдать очертания злоумышленника, в то время как он сам сверху мог запросто разглядеть столпившихся на площади жертв. Элис была уверена, что именно о таком сценарии предупреждали сторонников «меловых хлопков», но те были непреклонны. Ведь свое собственное решение городских проблем каждый считал наилучшим из возможных.
Она оставила попытки спастись бегством и лишь старалась в меру своих сил оберегать мать от океана пихающихся локтей. – Пропустите доктора! – раздался чей-то умоляющий голос, и человек, которого ранило стрелой, снова закричал.
– Думаю, они окружают преступника, – предположила миссис Бэмбридж, кивая в сторону крыши конференц-зала. С полдюжины мужчин и женщин уже забрались наверх и теперь лазили по крыше, размахивая в воздухе каменными дубинками. Одна из женщин подняла стрелу и победоносно помахала ей над головой, но найти лук им пока что не удалось. Лучник мог оставить сотню стрел на дюжине крыш; именно так бы на его месте поступила сама Элис. Сотня стрел и столько луков, сколько сумела бы унести. Площадь, наверное, была буквально усеяна самым разным оружием, которое одновременно играло роль арсенала и отвлекающего маневра для преследователей.
Ребекка начала задыхаться. – Дайте нам немного места! – взмолилась Элис. – Моей маме плохо!
– Здесь человек кровью истекает, – осадила ее стоявшая впереди женщина. – Имейте же чувство меры!
– Следуй за мной, – сказала Элис миссис Бэмбридж. Она повернулась к краю площади и начала протискиваться сквозь толпу, не обращая внимания на возражения и ответные толчки. Прижавшись к Ребекке, Элис направляла ее в освободившееся пространство, отталкивая локтями любого, кто пытался занять ее место.
Выбравшись из толкучки, они оказались чуть менее многолюдном переулке; Ребекка остановилась, облокотившись о стену и тяжело дыша. Элис услышала позади пронзительные крики радости и оглянулась, чтобы собственными глазами увидеть зрелище, вызвавшее подобную реакцию.
На крыше зала фигура, которую Элис не могла разглядеть напрямую, безуспешно пыталась сбросить с себя сеть, сделанную из унизанных камнями веревок. Преследователи собрались вокруг и по очереди избивали дубинками того, кто попал в их ловушку. Элис почувствовала, как по ее коже побежали мурашки; признать пленника невиновным она не могла, и все же испытывала отвращение, видя, как этого безликого мужчину или женщину избивают до смерти. Жертвы лучника казались всего лишь призраками, выхолощенными, мельтешащими в пыли силуэтами, а теперь и он сам был низведен до той же пустотелой оболочки в глазах своих мучителей. Любое возмездие казалось справедливым с позиции вызвавшего его акта агрессии – но, насколько она могла судить, человек, которому сограждане Элис пытались на радостях переломать все кости, был вовлечен в преступление из-за того, что какой-то ритеранский фанатик насмерть заколол его ребенка посреди Митона.
– Когда же все это закончится? – спросила она.
– Я не знаю, – ответила Ребекка. – Но пока у нас нет лекарства, мы не увидим и намека… на конец.