– Мне не дает покоя один вопрос, – сказала Кейт. Она сидела вместе с остальными беглецами: Линдой, Гэри, Сьюзан и Ахмедом, сгрудившимися поодаль от простых бездомных, которые проявляли агрессию или безразличие, когда дело касалось их обстоятельств. – Откуда именно взялась эта болезнь? И как именно она распространяется?
– А есть разница? – возразила Линда. – Как бы она ни передавалась, мы знаем, что распространяется она быстро.
Сьюзан, однако же, не торопилась сбрасывать этот вопрос со счетов. – Это может быть важно. У тебя есть какие-то мысли на этот счет?
– У меня во дворе, прямо за домом, есть парочка фиговых деревьев. А на них полно плодоядных летучих мышей. Я, конечно, не хожу туда, чтобы обваляться в их гуано, но наша собака делает это постоянно. – Кейт обвела взглядом их круг в поисках хоть какого-то намека на то, что этот сценарий, в основе которого лежало то, что она увидела в доме Натали, мог описывать схожие обстоятельства пострадавших. – Помните вирус Хендра? Он передавался от летучих мышей лошадям, а от них – людям. Что, если мы имеем дело с чем-то похожим – только теперь роль связующего звена играют не лошади, а собаки?
Какое-то время группа молчала, но затем тишину нарушил Ахмед:
– Пару дней до того, как я ушел, моя собака вела себя как-то странно. Но моя жена тут ни при чем; она бы даже не пустила пса в дом.
– У вас есть фиговые деревья? – уточнила Кейт.
– Нет. Но они есть у нашего соседа, и часть веток свешивается над забором.
Она выждала паузу, но больше никто не решился поделиться с остальными своим зоонозным профилем. Если были отличия в деталях, почему бы об этом не рассказать?
– Так или иначе, – заметил Гэри, – мы знаем, что теперь она, скорее всего, передается напрямую от человека к человеку.
Кейт нахмурилась. – Почему ты так уверен?
– Из-за скорости, – вмешалась Линда.
– Но много ли мы знаем о скорости ее распространения?
Линда уже начинала терять терпение. – Моя мать живет в Сиднее, и болезнь затронула ее в тот же самый день, когда изменился и мой муж. Я позвонила ей и хотела рассказать, что что-то не так, но ее просто… не стало.
Кейт рассудительно кивнула. – Моя сестра пострадала от болезни в ту же ночь, что и мой муж и сын. Но этим утром… – Она собралась с силами, готовая на горьком опыте узнать, сможет ли ее собственное просветление убедить кого-то из присутствующих. – Я позвонила подруге, которая последние два месяца провела в Америке…
Остальные отвернулись от Кейт и перевели взгляд на противоположную сторону склада, в сторону погрузочной платформы. К их кругу приближалась женщина. Ее взгляд был опущен, голова – обрита, но стоило ей оказаться в желтом свете ламп, как Кейт узнала ее по форме лица.
Четверо ее спутников поднялись, и Кейт последовала за ними. Они по очереди обняли Натали, после чего Гэри представил ее Кейт.
Кейт молча пожала ей руку. Натали не встретилась с ней взглядом. Вшестером они уселись на брезентовую скатерть для пикника, которую Гэри расстелил на бетонном полу.
– Это должно произойти сегодня ночью, – сказала Натали.
– Ты уверена? – спросил Гэри. – Стоит нам раскрыть карты, и назад пути не будет. И мне все еще кажется, что я мог бы завербовать новых членов. Роуэн пропал, но, возможно, еще объявится…
– Нет. Мы больше не можем ждать. – Натали говорила спокойным, но властным тоном. – Мы должны послать сигнал всем, кто по-прежнему остается вне досягаемости. Мы должны сообщить им, что они не одиноки, что они могут примкнуть к армии, которая сражается на их стороне, что у них есть пример, которому можно последовать.
– Понимаю. – Гэри обвел взглядом их круг. – Все готовы?
Все, кроме Кейт, кивнули, хотя она заметила, как Ахмед неуверенно взглянул в ее сторону. Если она дала ему лишний повод для сомнений, значит есть шанс нарушить общий консенсус.
– Пожалуйста, могу я кое-что вам рассказать? Это не займет больше минуты. – Сейчас уже не до Эмили и ее голосовой почты. Ей нужен был пример поближе к дому.
Взглянув на Натали, Гэри сказал:
– Конечно.
– В ту ночь, когда я оставила свою семью, – начала Кейт, – я долго ехала на машине, пытаясь решить, как мне поступить. Тогда я подумала – заеду к сестре. Она мне поможет, она все поймет. Телефона у меня с собой не было, так что позвонить я ей не могла. Но когда я направилась к ее дому и подъезжала все ближе и ближе, то чем больше задумывалась о том, что случится, когда я постучу ей в дверь, тем отчетливее понимала, что ее уже постигла та же участь, что и моего мужа и сына. Я знала, что она стала такой же, как они – даже не видя ее, даже не успев с ней поговорить.
– И тогда я решила: навещу своего друга Криса. Он жил гораздо дальше, но я ему доверяла. Я направилась на юг, в сторону его дома, радуясь, что мне по-прежнему есть с кем поговорить. Но в итоге все повторилось. Я так и не доехала до Криса; так с ним и не встретилась, не услышала его голоса. Но при этом была абсолютно уверена, что он был опустошен, как и остальные.
– Что это значит? Неужели я, как по волшебству, могу опознавать изменившихся людей, даже не встречаясь с ними лично?
– Ты сделала предположение, только и всего, – возразила Натали. – В ее тоне звучало все больше раздражения и пассивной агрессии. Она была разумной женщиной и знала, что интуиция так не работает; нельзя доверять предчувствию, за которым не стоит ни единого факта.
– Но это ощущение было таким сильным, – настаивала Кейт. – Прямо как в тот момент, когда я увидела, во что превратился мой муж, лежавший рядом со мной в постели. Я ведь и ему не дала высказаться. Я просто знала, потому что мне это было ясно как день. Но сейчас, если быть честной с самой собой, боюсь, что изменился тогда вовсе не он. Боюсь…
Натали будто слетела с катушек. Она начала кричать, а затем, наклонившись вперед, принялась метелить Кейт своими кулаками. Линда и Ахмед схватили ее и оттащили назад, но и после этого она продолжала вопить и вырываться. Сьюзан расплакалась, в ужасе глядя на Кейт, будто она только что заколола всех пятерых соратников ударом в сердце.
Кейт продолжала говорить, чувствуя, что ей становится дурно от того, как жестоко она поступала по отношению к женщине, и без того уничтоженной горем, но в то же время полная решимости во что бы то ни стало довести дело до конца ради тех, кто еще хотел прислушаться к ее словам.
– Боюсь, что изменилась именно я, – сказала она. – Собака заболела после того, как покопалась в фекалиях летучих мышей, а я дала ей лизнуть свое лицо. Мое лицо, не лицо моего мужа или сына. Я решила, будто они лишились всего, что делало их людьми, но теперь понимаю, что все это происходило только у меня в голове.