С мягким, но мощным воем гигантская серебристая торпеда медленно взмыла в воздух, после чего зависла в шестистах метрах над плотным лабиринтом центрального Лондона. Затем трехсотметровый аппарат расправил хвост, превратив его в узкую дельту, поверх которой располагались два скошенных под острым углом плавника. Какое-то время судно просто висело на одном месте, будто наслаждаясь свежеобретенной свободой, и плавно вращало носом в поисках севера. Наконец, с нарастающим гулом оно стало неуклонно ускоряться – пусть и незаметно поначалу – и начало скользить вперед, одновременно поднимаясь все выше и выше. На высоте в три тысячи метров его двигатели, наконец, извергли всю свою мощь, энергично зашвырнув суборбитальный авиалайнер к границе околоземного пространства. В тридцать первом ряду палубы “C” сидел доктор Виктор Хант, возглавлявший Отдел Теоретических Исследований в Компании Нуклонных Инструментов Метадайн, которая располагалась в Рединге, графство Беркшир, и сама представляла собой подразделение громадной Межконтинентальной Корпорации Данных и Управления, IDCC1 с штаб-квартирой в Портленде, штат Орегон, США. Рассеянно оглядев уменьшающуюся картинку Хендона[Микрорайон в северо-западной части Лондона – прим. пер.], медленно ползущую по настенному экрану салона, он вновь попытался отыскать хоть какое-то объяснение событиям последних дней.
Дела с его экспериментами по поглощению света частицами материи-антиматерии шли довольно неплохо. Форсит-Скотт следил за отчетами Ханта с явным интересом, а значит, был в курсе успешного хода испытаний. Тем более странным казался тот факт, что однажды утром он вызвал Ханта в свой кабинет и просто попросил бросить все дела и как можно быстрее отправиться в Портлендский филиал IDCC. Тон и манеры директора недвусмысленно намекали на то, что просьба была облечена в подобную форму исключительно из вежливости; на деле же это был один из немногих случаев, когда мнение самого Ханта в расчет не принималось.
В ответ на его вопросы Форсит-Скотт откровенно признался, что причины, по которым он мог так срочно потребоваться в IDCC, ему неизвестны. Прошлым вечером ему по видеосвязи позвонил Феликс Борлан, президент IDCC, который сообщил, что в порядке первоочередной задачи единственный действующий прототип скопа должен быть подготовлен для немедленной транспортировки в США вместе с сборочной бригадой. Помимо прочего, он настаивал, чтобы Хант переехал в Америку на неопределенный срок и возглавил некий неотложный проект с использованием скопа. В интересах Ханта Форсит-Скотт воспроизвел разговор с Борланом на своем рабочем мониторе, дав ему лично убедиться в том, что Форсит-Скотт и сам действовал под давлением тонко замаскированной директивы. Еще более странным казалось то, что даже Борлан не мог точно объяснить, для чего ему потребовались инструмент и его изобретатель.
Тримагнископ, воплощавший в себе результаты исследования некоторых аспектов нейтринной физики, которыми Хант занимался в течение двух лет, обещал стать, пожалуй, самым успешным коммерческим предприятием за всю историю компании. Хант установил, что, проходя сквозь твердое тело, пучок нейтрино вступал в ряд взаимодействий вблизи атомных ядер, что, в свою очередь, порождало измеримые отличия в характеристиках исходящего пучка. Используя триаду пересекающихся, синхронизированных пучков для сканирования объекта в режиме растровой развертки, она разработал метод, позволяющий извлечь достаточно информации для построения цветной 3D-голограммы, визуально неотличимой от оригинала. Более того, поскольку лучи проходили сквозь любой материал, метод позволял с одинаковой легкостью получать как внешние, так и внутренние изображения предметов. В сочетании со сверхмощным увеличением, которое также было неотъемлемой частью технологии тримагнископа, это открывали перспективы, на которые и близко не были способны имевшиеся на рынке предложения. Начиная с количественного изучения клеточного обмена веществ и бионики, нейрохирургии и металлургии, кристаллографии и молекулярной электроники, и заканчивая техническим контролем и оценкой качества, возможности были просто безграничны. Запросы лились сплошным потоком, и акции компании росли, как на дрожжах. Переброска прототипа и его создателя в США – буквально на корню подрывавшая тщательно спланированные графики производства и сбыта – граничила с катастрофой. Борлан знал об этом не хуже других. Чем больше Хант размышлял над ситуацией, тем менее правдоподобными казались объяснения, которые первыми пришли ему в голову, и тем больше крепла его уверенность в том, что каким бы ни оказался окончательный ответ, он явно будет выходить за рамки полномочий Феликса Борлана и даже самой IDCC.
Его мысли прервал голос, идущий со стороны потолка кабины.
– Добрый день, дамы и господа. Говорит капитан Мейсон. От имени авиакомпании Бритиш Эйрвейз хочу поприветствовать вас на борту нашего самолета Боинг-1017. В настоящий момент мы совершаем горизонтальный полет с крейсерской высотой 83.5 км на скорости 5 850 км/ч. Наш маршрут проходит в тридцати пяти градусах к западу от истинного севера; в данный момент мы пролетаем над побережьем, в пяти километрах по правому борту находится Ливерпуль. Пассажиры могут свободно перемещаться по салону. Мы открыли бары и уже подаем вам напитки и закуски. По плану мы прибываем в Сан-Франциско в 10:38 по местному времени; время до посадки – один час пятьдесят минут. Хочу напомнить вам, что во время снижения, к которому мы приступим через час тридцать пять минут, все пассажира должны находиться на своих местах. За десять минут до начала снижения мы оповестим вас по громкой связи; еще одно сообщение последует спустя пять минут. Желаем вам удачного полета. Спасибо за внимание.
Капитан отключился, и характерный щелчок тут же потонул в шуме, с которым местные завсегдатаи, как водится, пытались первыми пробиться к видеофонным будкам.
В соседнем с Хантом кресле с открытым чемоданом на коленях расположился Роб Грей, возглавлявший в Метадайне Отдел Экспериментальной Инженерии.
– Обычный рейс до Портланда стартует через пятнадцать минут после нашей посадки, – объявил он, изучив информацию на дисплее, встроенном в крышку чемоданчика. – Почти впритык. А следующий только через четыре с лишним часа. Что думаешь? – Свой вопрос он сопроводил косым взглядом и приподнятыми бровями.
В ответ Хант скривился. – Я не стану слоняться по Фриско четыре часа. Забронируй нам ави, сами долетим.
– Тоже об этом подумал.
Пощелкав по клавишам небольшой клавиатуры, расположенной чуть ниже экрана, Грей вывел на экран справочный указатель и, быстро сверившись с ним, нажал еще одну клавишу, чтобы перейти в телефонный справочник. Он выбрал номер в одной из колонок и ввел его, беззвучно шевеля губами. Внизу экрана отобразился подтверждающий вопрос и выбранный телефон. Грей нажал клавишу Y. На несколько секунд экран опустел, после чего буквально взорвался водоворотом цветов, почти моментально принявших очертания платиновой блондинки, излучавшей улыбку, которую обычно встретишь только в рекламе зубной пасты.
– Доброе утро. Ави Сан-Франциско, городской терминал. Меня зовут Сью Паркер. Чем могу помочь?
Грей обратился к решетке микрофона, расположенной над экраном рядом с крошечной видеокамерой.
– Привет, Сью. Моя фамилия Грей – Р. Дж. Грей, нахожусь на борту рейса до Сан-Франциско, прибываю где-то через два часа. Могу я забронировать авиамобиль?
– Конечно. Радиус?
– О… примерно восемьсот… – Он глянул на Ханта.
– Лучше возьми тысячу, – посоветовал Хант.
– Как минимум, тысяча километров.
– Без проблем, мистер Грей. У нас есть Скайровер, Меркурий-3, Ханиби и Йеллоу Бёрд. Есть ли у вас какие-то предпочтения?
– Нет, подойдет любой.
– Тогда бронирую Меркурий. Примерный срок аренды?
– Не знаю… без ограничений.
– Поняла. Полная компьютерная навигация и управление полетом? Автоматический ВВП2?
– Желательно и, ах, да.
– У вас есть полная лицензия на ручное управление? – Задавая вопросы, блондинка щелкала по невидимым клавишам.
– Да.
– Могу я запросить личную информацию и данные банковского счета?
Во время разговора Грей вытащил из бумажника карточку. Затем он вставил ее в разъем сбоку экрана и нажал клавишу.
Блондинка вновь сверилась с незримыми оракулами. – О’кей, – ответила она. – На борту будут другие пилоты?
– Один. Доктор В. Хант.
– Его личные данные?
Грей взял карточку, предусмотрительно протянутую Хантом, и вставил ее взамен собственной. Ритуал повторился. Затем лицо на экране исчезло, сменившись форматированным текстом с заполненными окошками.
– Пожалуйста, проверьте данные и авторизуйте ваш заказ, – произнес бестелесный голос из решетки. – Стоимость указана справа.
Грей быстро пробежался взглядом по экрану, тяжело вздохнул и ввел заученную последовательность цифр, не отобразившихся на мониторе. В окошке «Авторизация» добавилась надпись «ПОДТВЕРЖДЕНО». Затем на экране снова появилось улыбающееся лицо работницы компании.
– Когда вы будете готовы забрать транспорт, мистер Грей? – спросила она.
Грей повернулся к Ханту.
– Мы хотим сначала пообедать в аэропорту?
Хант состроил гримасу. – Только не после вчерашней вечеринки. Сейчас я на еду даже смотреть не могу. – Он провел языком по внутренней поверхности лошадиного ануса, который когда-то называл ртом, и на его лице отразилось выражение резкого отвращения. – Давай где-нибудь поедим сегодня вечером.
– Давайте остановимся на половине двенадцатого, – сообщил Грей.
– Машина будет готова.
– Спасибо, Сью.
– Спасибо вам. До свидания.
– Пока.
Грей щелкнул выключателем, отсоединил чемодан от розетки, встроенной в подлокотник его кресла, и свернул соединительный шнур, спрятав его в отведенном месте внутри крышки. После этого он закрыл чемодан и уложил его позади сидения.
– Готово, – сообщил он.
Тримагнископ представлял собой последнее творением в череде технологических триумфов, которые составляли продуктовую линейку Метадайна и были рождены и взращены тандемом Ханта и Грея. Хант был человеком идей, который вел внутри компании жизнь своеобразного фрилансера и мог заниматься любыми исследованиями или экспериментами, согласно собственным желаниям или потребностям своих же изысканий. Название его должности отчасти сбивало с толку: на самом деле он и был Отделом Теоретических Исследований. Эту должность он, вполне осознанно, задумал так, чтобы она не занимала какого-либо очевидного места в иерархии Метадайна. Он не признавал никаких начальников, за исключением директора, сэра Фрэнсиса Форсит-Скотта, и гордился тем, что у него нет подчиненных. На организационной схеме компании клетка с надписью «Отдел Теоретических Исследований» стояла в полном одиночестве рядом с перевернутым деревом под заголовком «Научные исследования и разработки», будто ее добавили задним числом. Внутри нее значилось единственное имя – Доктор Виктор Хант. Ему нравилось такое положение вещей – симбиотические взаимоотношения, в которых Метадайн предоставляла оборудование, производственные возможности, услуги и финансы, необходимые для его работы, а он – во-первых, позволял компании держать на балансе всемирно известного специалиста по теории ядерной инфраструктуры, а во-вторых, обеспечивал стабильный поток «осадков».
Грей был инженером. Он олицетворял решето, на которое падали те самые осадки. У него был гениальный талант замечать среди сырых идей настоящие бриллианты, имевшие практический потенциал, и превращать их в проработанные, оттестированные, ликвидные продукты и улучшения. Он, как и Хант, пережил минные поля безрассудного возраста и добрался до тридцати с чем-то лет одиноким и невредимым. С Хантом его объединяла страсть к работе, уравновешенная здоровым пристрастием к большей части смертных грехов, и адресная книга. В целом они были неплохой командой.
Грей прикусил нижнюю губу и потер левое ухо. Он всегда прикусывал нижнюю губу и потирал левое ухо перед разговором на профессиональную тему.
– Уже понял, в чем там дело? – спросил он.
– С Борланом?
– Ага.
Хант покачал головой и зажег сигарету. – Без понятия.
– Я тут подумал… Допустим, что Феликс где-то откопал супер-перспективных покупателей твоего скопа – может, кто-нибудь из числа крупных клиентов среди янки. Возможно, он хочет устроить им крутую демонстрацию продукта или вроде того.
Хант снова покачал головой. – Нет Феликс не стал бы ради такого срывать графики Метадайна. Да и особого смысла в этом нет – самым очевидным решением было бы доставить людей туда, где находится скоп, а не наоборот.
– Мммм… У меня была еще одна мысль, но она, полагаю, страдает от того же недостатка: я подумал, может он хочет организовать экспресс-семинар для людей из IDCC.
– Ты прав, та же проблема.
– Мммм… – Когда Грей заговорил снова, они успели пролететь еще десять километров. – Может, он хочет перехватить контроль? Скоп – штука немаленькая; Феликс хочет, чтобы ее обслуживали на стороне Штатов.
Хант обдумал его слова. – Вряд ли. Он слишком уважает Фрэнсиса, чтобы отколоть такой номер. Он знает, что Фрэнсис прекрасно с этим справится. Да и вообще такие грязные делишки не в его стиле. – Хант сделал паузу, чтобы выдохнуть облако дыма. – Как бы то ни было, мне кажется, все не так просто. Насколько я понял, даже Феликс не до конца уверен, в чем тут дело.
– Мммм… – Поразмыслив еще немного, Грей решил отказаться от дальнейших экскурсов в дебри дедуктивной логики. Он задумался о нарастающей волне пассажиров, направлявшихся в сторону бара на палубе “C”. – У меня что-то тоже в животе бурлит, – признался он. – Будто запил суперострый карри ящиком Гиннеса. Пойдем-ка возьмем по кофе.
Посреди усеянного звездами черного вельвета, в полутора с лишним тысячах километров над ними, телекоммуникационный спутник Сириус-14 следил своими холодными и всеведущими глазами за движением авиалайнера, который мчался по пестреющей внизу сфере. Среди безостановочных потоков двоичных данных, курсировавших через его антенну, спутник засек вызов с главного компьютера Боинга Гамма-9, который запрашивал подробную информацию о прогнозе погоды в северной Калифорнии. Сириус-14 отправил сообщение Сириусу-12, парящему высоко над Канадскими Скалистыми горами, а двенадцатый, в свою очередь, переслал его на станцию слежения в Эдмонтоне. Оттуда сообщение при помощи оптоволоконного кабеля было ретранслировано в Управляющий Центр Ванкувера, и наконец, пройдя через вереницу микроволновых повторителей, оказалось на метеостанции в Сиэтле. Спустя несколько тысячных долей секунды, ответы потекли по той же цепочке в обратном направлении. Гамма-9 переварил информацию, внес одну-две незначительных коррективы в курс и план полета, а затем передал запись диалога на землю, в Престуикский Центр управления воздушным движением.