Сидя на борту самолета КСООН, Доктор Виктор Хант рассеянно смотрел на открывавшиеся с высоты птичьего полета предместья Хьюстона. Умопомрачительный эффект, который произвел рассказ Колдуэлла, к этому моменту уже достаточно ослабел, чтобы Хант начал собирать в голове мысленную картину происходящего.
Возраст Чарли не вызывал никаких сомнений. Все живые существа поглощают радиоактивные изотопы углерода и других элементов, соблюдая вполне определенные пропорции. При жизни организм поддерживает постоянное соотношение между «обычными» и радиоактивными изотопами, но когда наступает смерть и в тело перестают поступать вещества извне, активные изотопы начинают распадаться согласно предсказуемой закономерности. Этот механизм, таким образом, обеспечивал работу крайне надежных часов, ход которых отсчитывался с момента смерти. Проанализировав остаточное количество радиоактивных изотопов, можно было рассчитать, как долго работали часы. Над Чарли было проведено множество таких испытаний, и все они совпадали друг с другом в пределах небольшой погрешности.
Кто-то заметил, что корректность этого метода основывалась на допущении, что химический состав пищи, которую употреблял Чарли, и атмосфера, которой он дышал, были такими же, как в случае современного человека, на современной же Земле. И поскольку Чарли мог прибыть с другой планеты, справедливость этого предположения была под вопросом. Этот спорный момент, впрочем, вскоре удалось разрешить. Несмотря на то, что функции большинства устройств в ранце Чарли пока что оставались неизвестными, в одном из агрегатов удалось распознать миниатюрный ядерный реактор довольно замысловатой конструкции. Топливные таблетки из урана-235 находились в легкодоступном месте, и благодаря анализу их продуктов распада, удалось получить еще один, независимый, хотя и менее точный, ответ. Энергоблок в ранце Чарли был сделан примерно пятьдесят тысяч лет тому назад. Отсюда следовал и другой вывод: поскольку этот возраст подтверждал результаты первой серии испытаний, питание и атмосфера, которой дышал Чарли, по-видимому, мало чем отличались от земных.
Но человеческий облик сородичей Чарли, напомнил себе Хант, должен был быть результатом эволюции в какой-то среде. Тот факт, что эта среда находилась либо на Земле, либо где-то еще, казался очевидным, ведь других вариантов правила элементарной логики попросту не допускали. Он, насколько позволяла память, проследил в прошлое эволюцию наземных форм жизни в ее общепринятом понимании и задумался, может ли она, несмотря на многие поколения кропотливого труда и исследований, посвященных изучению вопроса, оказаться сложнее, чем с такой уверенностью вплоть до сегодняшнего дня заявляли ученые. Несколько сотен миллионов лет – это, как ни крути, долгий срок; так ли уж невозможна была мысль, что где-то посреди этих пропастей неопределенности могла затеряться развитая линия человеческого вида, которая достигла процветания и успела исчезнуть задолго до того, как начал свое восхождение к славе современный человек?
С другой стороны, тот факт, что Чарли был обнаружен на Луне, указывал на цивилизацию, достаточно развитую в техническом плане, чтобы его туда отправить. Конечно, в процессе разработки космических полетов они бы развили технологическое общество планетарных масштабов, которое бы потребовало создания машин, возведения сооружений, строительства городов, использования металлов, и оставило бы после себя все прочие следы прогресса. Если такая цивилизация некогда существовала на Земле, то за столетия исследований и раскопок люди бы неизбежно обнаружили оставленные ею следы. Однако за всю историю не было зафиксировано ни одного свидетельства подобных открытий. И хотя этот вывод был основан исключительно на отсутствии фактов, Хант, даже с присущей ему склонностью к открытому взгляду на вещи, упорно не мог поверить в правдоподобность такого объяснения.
В таком случае оставался лишь один вариант: Чарли был родом не с Земли. Его домом, очевидно, не могла быть сама Луна: при своем размере она бы не смогла достаточно долго удерживать атмосферу, чтобы на ней успела зародиться жизнь, не говоря уже о достижении ею высокого уровня развития; к тому же скафандр Чарли доказывал, что на Луне он был таким же пришельцем, как и сами люди.
Значит, его родиной была другая планета. Но тогда возникала проблема с его бесспорно человеческим обликом, что подчеркнул и сам Колдуэлл, не став, однако же, вдаваться в подробности. Хант знал, что согласно общепринятой точке зрения, процесс естественной эволюции осуществлялся за счет долговременного отбора среди случайных серий генетических мутаций. Научно доказанные правила и принципы четко предписывали, что появление двух абсолютно одинаковых конечных продуктов, происходящих от двух полностью изолированных эволюционных ветвей, развивавшихся независимо друг от друга в разных уголках Вселенной, попросту невозможно. Следовательно, если Чарли был родом с другой планеты, этот факт не оставлял камня на камне от целого направления общепринятой научной теории. Получалось, что дом Чарли не мог находиться на Земле. Как и на любой другой планете. А значит, его существование было попросту невозможным. И все же он существовал.
Хант мысленно присвистнул, когда до него начал доходить истинный масштаб последствий. Над этой проблемой научное сообщество могло спорить не одно десятилетие.
В Вествудском Институте Биологии Колдуэлла, Лин Гарланд, Ханта и Грея встретил профессор Кристиан Данчеккер. Англичане узнали его, поскольку Колдуэлл уже представил его через видеофон. По пути в лабораторное подразделение института Данчеккер посвятил их в новые детали.
Для своего возраста тело Чарли прекрасно сохранилось. Причиной тому была среда, в которой обнаружили труп – жесткий стерильный вакуум и температура, которая даже в лунные дни поддерживалась на аномально низком уровне, благодаря теплоизолирующей толще окружающих камней. Это защитило мягкие ткани от бактериального разложения. Повреждений в скафандре обнаружить не удалось. Поэтому на данный момент предпочтение было отдано теории, согласно которой смерть Чарли наступила из-за резкого падения температуры, вызванного отказом системы жизнеобеспечения. Тело подверглось быстрой и глубокой заморозке, из-за чего в нем резко прекратились обменные процессы; кристаллы льда, образовавшиеся из телесных жидкостей Чарли, вызвали массовое повреждение клеточных мембран. Со временем легкие вещества по большей части сублимировались, оставив после себя почерневшую, сморщенную мумию естественного происхождения. Больше всего пострадали глаза, которые почти целиком состояли из жидкостей и в результате были практически целиком уничтожены, превратившись в крохотные чешуйчатые останки.
Одной из главных проблем была исключительная хрупкость тела, практически исключавшая любую попытку детального изучения. Труп и без того понес непоправимый ущерб в ходе доставки на Землю и снятия скафандра; предотвратить еще больший вред удалось лишь благодаря тому, что он буквально окаменел от сильного холода. Именно тогда кто-то вспомнил о Феликсе Борлане из IDCC и разрабатываемом в Англии инструменте, при помощи которого можно было увидеть внутренности предметов. Результатом стал визит Колдуэлла в Портленд.
Внутри первой лаборатории было темно. При помощи бинокулярных микроскопов специалисты изучали наборы диапозитивов, расположенных на подсвеченных снизу столах со стеклянным верхом. Данчеккер выбрал из общей массы несколько фотопластинок и, подозвав остальных, проследовал к дальней стене. Прикрепив первые три пластинки к расположенному на уровне глаз смотровому экрану, он зажег свет и сделал шаг назад, присоединившись к дожидавшемуся полукругу гостей. Пластинки оказались рентгеновскими снимками, на которых были видны фронтальная и боковые проекции черепа. Пять лиц, рельефно выделявшихся на фоне темной комнаты, разглядывали экран в мрачной тишине. Наконец, Данчеккер шагнул вперед, одновременно повернувшись к ним лицом.
– Полагаю, нет нужды объяснять, кто это такой. – Его манера речи была несколько формальной и даже немного душной. – Череп, человеческий во всех отношениях – во всяком случае, насколько можно судить по рентгеновским снимкам. – Данчеккер провел вдоль контура челюсти линейкой, которую подобрал на одном из столов. – Обратите внимание на строение зубов: с каждой стороны мы имеем по два резца, одному клыку, два премоляра и три моляра. Эта закономерность проявилась уже на раннем этапе эволюционной ветви, ведущей к современным человекообразным обезьянам, включая, разумеется, и самих людей. Она отличает нашу общую генеалогическую линию от других ветвей, таких, как обезьяны Нового Света, у которых аналогичная формула имеет вид два, один, три, три.
– Едва ли в этом есть необходимость, – заметил Хант. – Эти останки явно не похожи на череп мартышек или человекообразных обезьян.
– Верно подмечено, доктор Хант, – кивнув, согласился Данчеккер. – Редуцированные клыки, не сцепленные с верхним рядом зубов, характерная форма бугорков – все это отличительные черты людей. Обратите также внимание на плоский рельеф в нижней лицевой части черепа, отсутствие костных надбровных дуг…, высокий лоб и остроугольная челюсть, округлая черепная коробка. Все это характерные особенности настоящего человека, каким мы его знаем сегодня, – особенности, которые берут свое начало у его далеких предков. В данном случае важность этих деталей заключается в том, что они являют собой именно пример настоящего человека, а не просто существа, имеющего с ним поверхностное сходство.
Профессор снял пластинки, и комнату моментально залило ярким светом. Услышав, как вполголоса выругался один из ученых за столом, он тут же выключил подсветку. Затем он выбрал еще три снимка, расположил их на экране и снова включил свет, на этот раз показав собравшимся боковую проекцию туловища, руки и ступни.
– Туловище опять-таки ничем не отличается от знакомой нам человеческой анатомии. Та же структура ребер… широкая грудь с хорошо развитыми ключицами… нормальное строение таза. Ступня – это, пожалуй, наиболее специализированная часть человеческого скелета, которая обуславливает и на редкость мощную походку, и довольно любопытные особенности человеческой осанки. Если вы знакомы с анатомией человека, то, без сомнения, согласитесь, что эту ступня во всех отношениях аналогична нашей.
– Поверю вам на слово, – неохотно согласился Хант. – Значит, ничего примечательного.
– Самый важный момент, доктор Хант, как раз и состоит в том, что здесь нет ничего примечательного.
Данчеккер погасил экран и вернул пластинки в общую стопку. Когда группа повернулась к выходу, Колдуэлл обратился к Ханту:
– Такое случается далеко не каждый день, – проворчал он. – Вполне понятная причина, чтобы вызвать желание принять… не вполне обычные меры, как считаете?
Хант согласился.
Коридор, короткий лестничный пролет и снова коридор привели их к двойным дверям с выведенной большими красными буквами надписью «СТЕРИЛЬНАЯ ЗОНА». Оказавшись в расположенном за ними тамбуре, они надели хирургические маски, шапочки, костюмы, перчатки и бахилы, а затем прошли через следующую дверь.
В первом отделе, куда они заглянули, изучались образцы кожи и других тканей. Вводя вещества, которые, согласно гипотезе, испарились из них за несколько веков, образцы восстанавливались до состояния, близкого к первоначальному – во всяком случае, как надеялись сами ученые. В целом результаты их изысканий всего лишь подтвердили, что с точки зрения химии Чарли был таким же человеком, как и в плане внутреннего строения. Анализ, впрочем, обнаружил ряд ранее неизвестных ферментов. Динамическое моделирование на компьютере указывало на то, что эти ферменты были предназначены для расщепления белков, совершенно не похожих на те, что встречались в пище современного человека. Данчеккер был готов отмахнуться от этой нестыковки с весьма туманным комментарием «Времена меняются», чем, по-видимому, обескуражил Ханта.
Следующая лаборатория занималась изучением скафандра, а также различных приспособлений и инструментов, обнаруженных как на самом теле, так и поблизости от него. Первым из представленных экспонатов был шлем. Его задняя и верхняя часть были сделаны из металла, покрытого слоем матовой черной краски, и загибались вперед, где соединялась с прозрачным лицевым щитком, идущим от уха до уха. Данчеккер взял шлем, чтобы продемонстрировать его остальным, после чего просунул руку через отверстие в области шеи. Сквозь щиток были хорошо видны пальцы его резиновой перчатки.
– Взгляните, – сказал он, взяв с верстака мощный ксеноновый фонарь. Профессор направил луч на лицевой щиток, и на его поверхности тут же появился черный круг. Сквозь поверхность вокруг пятна было видно, что уровень освещенности внутри самого шлема практически не изменился. Он начал двигать фонарик, и темный круг следовал за ним, будто тень.
– Встроенный антиблик, – заметил Грей.
– Щиток сделан из самополяризующегося кристалла, – сообщил Данчеккер. – Он линейно реагирует на падающий свет, причем эта зависимость сохраняется даже при высокой интенсивности луча. Помимо прочего этот материал служит эффективной защитой от гамма-излучения.
Хант взял шлем в руки, чтобы внимательнее изучить. Сопряжение кривых, составлявших его внешний контур, не представляло особого интереса, но немного покрутив шлем и осмотрев его внутреннюю сторону, Хант заметил, что панель в верхней части был снята, и за ней открывалась ниша – пустая, если не считать крошечных проводков и нескольких фиксирующих зажимов.
– В этом углублении находилась полноценная станция связи в миниатюре, – подсказал Данчеккер, заметив его интерес. – За боковыми решетками были спрятаны динамики, а в верхнюю часть, над самым лбом, встроен микрофон. – Он просунул руку внутрь полости и извлек из верхней секции шлема небольшой выдвижной бинокулярный перископ, который тут же со щелчком зафиксировался напротив глаз потенциального носителя. – Встроенный монитор здесь тоже есть, – пояснил он. – Управлялся при помощи нагрудной панели. В небольшом отверстии спереди находилась видеокамера. – Хант продолжал вертеть трофей в руках, изучая его со всех углов в задумчивом молчании. Две недели тому назад он сидел за столом в Метадайне, занимаясь рутинной работой. Даже в своих самых безумных фантазиях он не мог и помыслить, что однажды в его руках окажется одно из самых захватывающих открытий века, если не за всю историю человечества. Даже его живому уму было непросто со всем этим совладать.
– Мы можем взглянуть на его электронную начинку? – наконец, спросил он.
– Не сегодня, – ответил Колдуэлл. – Электронные компоненты шлема изучаются в другом месте – как и большая часть содержимого ранца. Пока что ограничимся тем, что эти ребята явно знали толк в молекулярных схемах.
– Ранец – настоящий шедевр прецизионного машиностроения в миниатюре, – продолжил Данчеккер, ведя их в другую часть лаборатории. Нам удалось идентифицировать основной источник энергии, на котором работало все остальное оборудование и система теплоснабжения – как выяснилось, он имеет ядерную природу. Помимо этого, мы обнаружили целый комплекс оборотного водоснабжения, систему жизнеобеспечения, резервный источник питания с системой связи и минизавод по получению сжиженного кислорода – и все это уместилось здесь! – Он продемонстрировал остальным выпотрошенный кожух ранца, после чего бросил его обратно на верстак. – Внутри ранца были и другие устройства, но их назначение пока что остается неясным. Позади вы можете видеть кое-что из личных вещей погибшего.
Развернувшись, профессор указал на набор предметов, cнятых с тела Чарли и теперь аккуратно разложенных на еще одном верстаке, будто экспонаты музея.
– Ручка для письма – не так уж сильно отличающаяся от знакомого нам шарикового аналога; поворотом верхней части можно менять цвет. – Он взял в руки набор металлических пластин, который выдвигались из футляра на манер лезвий швейцарского ножа. – Мы думаем, что это своего рода ключи, поскольку на их поверхности записаны магнитные коды.
Сбоку располагалась коллекция объектов, напоминавших смятые листки бумаги; на некоторых из них местами виднелись группы едва различимых символов. Рядом лежали две книги карманного размера, каждая толщиной чуть больше сантиметра.
– Здесь самые разные предметы, – сказал Данчеккер, охватывая взглядом верстак. – Документы сделаны из некоего пластифицированного волокна. Местами видны фрагменты печатного и рукописного текста – но разобрать их, по понятным причинам, почти невозможно. Материал сильно деградировал и имеет склонность рассыпаться в пыль при малейшем касании. – Он кивнул Ханту. – Это еще одна сфера, в которой мы надеемся получить как можно больше информации при помощи Тримагнископа, прежде чем переходить к более рискованным альтернативам. – Он указал на оставшиеся предметы и просто перечислил их, не вдаваясь в подробности. – Факел размером с ручку для письма; нечто вроде карманного огнемета, как нам кажется; нож; карманная электродрель, тоже не больше шариковой ручки, с комплектом сверл в рукоятке; контейнеры для еды и напитков – при помощи клапанов они соединяются с трубками в нижней части шлема; карманный скоросшиватель наподобие бумажника – слишком ветхий, чтобы его открывать; перемена нижнего белья; предметы личной гигиены; странные фрагменты металла неопределенного назначения. В карманах также было обнаружено несколько электронных устройств; их отправили для изучения в другую лабораторию вместе с остальной техникой.
По пути к выходу группа задержалась у алого скафандра, который был надет на полноразмерный манекен, занимавший небольшой постамент. На первый взгляд, пропорции фигуры едва заметно отличались от таковых у среднестатистического человека: телосложение было ближе к коренастому, а конечности чуть короче, чем можно было ожидать при росте в сто шестьдесят восемь сантиметров. Впрочем, скафандр не был вплотную подогнан к телу, так что было сложно сказать наверняка. Хант обратил внимание на необычно толстые подошвы.
– Встроенная амортизация, – подсказал Данчеккер, следуя за его взглядом.
– Что это?
– Весьма неординарное изобретение. Механические свойства подошвы меняются в зависимости от приложенного давления. При обычной ходьбе они сохраняют умеренную гибкость. Однако при ударе – например, от прыжка, подошвы приобретают характеристики жесткой пружины. Это идеальное приспособление для кенгуриных прыжков в условиях лунной гравитации, которое одновременно использует преимущества сниженного веса и нормальной инерции.
– А теперь, джентльмены, – сказал Колдуэлл, который с явным удовлетворением наблюдал за происходящим, – настал момент, которого вы, как я полагаю, ждали больше всего – давайте взглянем на самого Чарли.
Лифт доставил их на подземные уровни института. Они оказались в мрачноватом коридоре с белыми лампами и выложенными белой плиткой стенами, после чего проследовали к большой металлической двери. Данчеккер приложил большой палец к встроенной в стену стеклянной панели, и дверь, распознав его отпечаток, бесшумно отодвинулась в сторону. В ту же секунду расположенную за ней комнату наполнило белое сияние – яркое, но в то же время рассеянное.
Внутри было холодно. Большая часть стен была занята панелями управления, аналитическим оборудованием и стеклянными кабинетами, уставленными рядами сверкающих инструментов. Здесь все было светло-зеленым, как в операционной, и создавало ощущение хирургической чистоты. Сбоку стоял большой стол, опиравшийся на единственную центральную колонну. Сверху на нем лежало нечто вроде стеклянного гроба. Внутри находилось тело. Не говоря ни слова, профессор провел их через комнату, скрипя бахилами на прорезиненном полу. Небольшая группа собралась у стола и в молчаливом благоговении воззрилась на лежавшую перед ними фигуру.
Тело, от нижней части груди и до пальцев ног, было закрыто простыней. В этом больничном окружении чудовищный эффект, который произвело зрелище, буквально выпрыгнувшее на них с экрана в кабинете Колдуэлла, практически исчез. Остался лишь предмет научных изысканий. Хант был ошарашен тем, что на расстоянии вытянутой руки от него находилось существо, которое некогда было частью другой цивилизации, выросло и покинуло этот мир еще до того, как забрезжил рассвет человеческой истории. Он, казалось, долго разглядывал труп, не говоря ни слова, не в силах сформулировать хоть сколько-нибудь осмысленный вопрос или комментарий, пока в его голове крутились догадки о жизни и временах этого диковинного существа. Когда Хант, будто встряхнувшись, вернулся в настоящее, то понял, что профессор продолжает говорить.
–… На текущем этапе мы, разумеется, еще не в состоянии ответить, была ли это всего лишь генетическая случайность, присущая только данному индивиду, или же общая черта всей его расы, однако измерения глазниц, а также некоторых частей черепа дают понять, что его глаза, относительно общего размера тела, были несколько больше наших. Это, в свою очередь, указывает на то, что привычный нам солнечный свет показался бы ему слишком ярким. Кроме того, обратите внимание на длину ноздрей. Принимая во внимание сужение просвета с возрастом, они явно предназначены для более длительного прохождения теплого воздуха. Это означает, что на его родине преобладал сравнительно холодный климат…, аналогичные особенности можно наблюдать у современных эскимосов. – Данчеккер взмахнул рукой, охватывая своим жестом всё тело Чарли. – Гипотеза холодной среды обитания также подтверждается приземистым, коренастым телосложением. Более короткий и округлый объект обладает меньшей площадью поверхности в расчете на единицу объема, чем длинный и тонкий, и, как следствие, теряет меньше тепла. Сравните компактное строение тела у эскимосов с длинными конечностями и худощавым телосложением негров. Мы знаем, что при жизни Чарли на Земле как раз начинался последний холодный этап плейстоценового ледникового периода. У форм жизни, которые тогда населяли нашу планету, было в запасе несколько миллионов лет, чтобы успеть адаптировать к холоду. Кроме того, есть довольно веские основания полагать, что причиной ледниковых периодов служит сокращение падающего на Землю солнечного излучения, которое, в свою очередь, вызвано прохождением Солнца и планет через области пространства с повышенной концентрацией космической пыли. Ледниковые периоды, к примеру, наступают примерно каждые двести пятьдесят миллионов лет; таков же период обращения нашей галактики, что вряд ли является простым совпадением. Таким образом, очевидная приспособленность этого существа к холодному климату, указания на пониженный уровень освещенности и его установленный возраст прекрасно соотносятся друг с другом.
Хант недоуменно взглянул на профессора. – Значит, вы вполне уверены, что Чарли родом с Земли? – спросил он слегка удивленным тоном. – Я, конечно, о Земле из прошлого – это точно?
Данчеккер презрительно отвел назад голову и насупил брови, изобразив толику раздражения. – Конечно, это более, чем очевидно, доктор Хант. – Профессор произнес это таким тоном, будто отчитывал заблудшего студента. – Задумайтесь о том, что мы уже рассмотрели: зубы, череп, кости, типы и расположение органов. Я намеренно обратил внимание на эти детали, чтобы подчеркнуть наше с ним родство. Нет никаких сомнений, что мы потомки одних и тех же предков. – Он поднес руку к лицу и помахал ей туда-сюда. – Нет, это ясно как день. Чарли произошел от тех же существ, что и современный человек, и все остальные земные приматы.
У Грея на этот счет были сомнения. – Ну, даже не знаю, – сказал он. – Мне кажется, в словах Вика есть резон. Я к тому, что если его соплеменники родом с Земли, то кто-нибудь уже бы давно обнаружил их следы, разве нет?
Данчеккер вздохнул с наигранным безразличием. – Если вы хотите поставить мои слова под сомнение, то такое право у вас, безусловно, есть, – заявил он. – Но со своей стороны я, как биолог и антрополог, вижу более, чем достаточно фактов в пользу озвученных мною выводов.
Ханта такой ответ, похоже, ничуть не удовлетворил, и он уже было хотел что-то возразить, но в разговор вмешался Колдуэлл.
– Парни, остыньте. Думаете, за последние недели у нас было мало таких споров?
– Я думаю, сейчас подходящий момент, чтобы устроить перерыв на обед, – со своевременной тактичностью добавила Лин Гарланд.
Данчеккер развернулся и зашагал к двери, зачитывая по памяти статистику о плотности волос и толщине подкожного жира – судя по всему, попросту выбросив инцидент из головы. Хант задержался, чтобы еще раз осмотреть тело Чарли, прежде чем развернуться и направиться следом, чем на секунду привлек внимание Грея. Рот инженера молниеносно дернулся у самых уголков; Хант едва заметно пожал плечами. Колдуэлл, который все еще стоял у подножия стола, обратил внимание на их обмен жестами. Он повернул голову в сторону Данчеккера, затем снова перевел взгляд на англичан, глубокомысленно сощурив глаза. Наконец, медленно кивая самому себе, он с легкой улыбкой на лице последовал к выходу чуть позади остальной группы.
Дверь бесшумно задвинулась, и комната вновь погрузилась в темноту.