Полет на север к базе Копёр занял чуть меньше двух часов. По прибытии группа с Земли направилась в диспетчерское здание и собралась в офицерской кухне-столовой; за кофе ученые с Юпитера-4 поделились с ними новой информацией по ганимейскому вопросу.
Корабль ганимейцев почти наверняка предназначался для длительных крупномасштабных путешествий, а его цели не ограничивались скромной исследовательской экспедицией. Вместе с кораблем погибло несколько сотен ганимейцев. Количество и разнообразие припасов, материалов, оборудования и живности на борту давало понять, что куда бы ни направлялось это судно, ганимейцы явно собиралась там задержаться.
Каждая деталь корабля, а в особенности его приборное оборудование и система управления, свидетельствовала о крайне высоком уровне научных познаний. Большая часть электроники по-прежнему оставалась загадкой, а некоторые из специализированных компонентов были и вовсе не похожи на все, с чем когда-либо доводилось иметь дело инженерам КСООН. Ганимейские компьютеры были созданы с использованием масс-интегральной технологии, при которой миллионы компонентов, слой за слоем, внедрялись в монолитный кремниевый блок посредством диффузии. Тепло, рассеиваемое внутри кристалла, отводилось при помощи электронной сети охлаждения, вплетенной в функциональную часть контура. В некоторых устройствах, которые, как предполагалось, входили в состав навигационной системы корабля, плотность расположение компонентов приближалась к человеческому мозгу. Один из физиков продемонстрировал кусок похожего на кремний материала, размером с большой словарь; по своей вычислительной мощности, заявил он, этот кристалл вполне мог превзойти совокупный ресурс всех компьютеров в штаб-квартире НавКомм.
Корабль имел обтекаемую форму и отличался прочной конструкцией, а значит, был спроектирован таким образом, чтобы, помимо прочего, летать в атмосфере и приземляться на планеты, не рушась под собственным весом. Похоже, что ганимейская инженерия достигла уровня, позволявшего комбинировать функции Веги и межорбитального транспорта в одном космическом аппарате.
Двигатель радикально отличался от известных им систем тяги. У корабля не было ни крупных отверстий для истечения рабочего тела, ни явных точек приложения реакции, которые бы указывали на то, что он приводится в движение неким тяговым усилием термодинамической или фотонной природы. Главная система хранения топлива снабжала цепочку преобразователей и генераторов, рассчитанных на выдачу гигантских объемов электромагнитной энергии. Та, в свою очередь, питала систему токопроводящих шин, каждая площадью в 1/5 квадратного метра, и целый лабиринт перемежающихся друг с другом извилин, сделанных из сплошных медных стержней. Посреди всего этого находилось нечто, по-видимому, представлявшее собой главный двигатель судна. Никто точно не знал, как именно это конструкция обеспечивала движение корабля, но некоторые из теорий повергали в шок.
Могло ли это судно оказаться настоящим межзвездным кораблем? Совершили ли ганимейцы массовый исход со своей планеты в поисках новых звезд? Потерпел ли этот корабль крушение по пути к границам Солнечной Системы, вскоре после отбытия с Минервы? На эти и тысячу других вопросов еще только предстояло найти ответ. Ясным, однако же, было одно: если открытие Чарли на два года обеспечило работой довольно заметную часть сотрудников КСООН, то этой информации хватит на то, чтобы занять ученые умы на десятки, если не сотни лет.
Группа провела какое-то время в недавно сооруженном лабораторном куполе, изучая найденные подо льдом предметы – среди которых было несколько ганимейских скелетов и пара десятков земных животных. К разочарованию Данчеккера среди них не оказалось его фаворита – антропоидного обезьяночеловека, которого он много месяцев назад показывал на экране Ханту и Колдуэллу. «Сирила» в целях более подробного изучения перевезли на командный корабль Юпитера-4. Свое имя, которым его любезно окрестили биологи КСООН, примат получил в честь научного руководителя миссии.
Пообедав в столовой, они направились в купол, которым был накрыт один из надшахтных копров. Спустя пятнадцать минут, они уже стояли глубоко под ледовым полем, благоговейно глядя на сам корабль.
Полностью очищенный ото льда, он располагался в громадной, освещенной прожекторами, пещере и нижней частью по-прежнему опирался на свой ледяной оттиск. Корпус судна прорезал четко очерченную полосу сквозь настоящий лес выдвижных опор из стали и ледяных колонн, принимавших на себя вес потолка. Под каркасом пандусов и строительных лесов, примыкавших к боку корабля, находились участки корпуса, с которых сняли целые секции, чтобы открыть доступ к их внутренним отсекам. Пол вокруг был буквально усеян деталями машин, извлеченными при помощи подъемных кранов. Увиденное напомнило Ханту один случай, когда они с Борланом посетили неподалеку от Сиэтла огромный завод компании Боинг, на котором собирались авиалайнеры модели 1017 – хотя здесь масштаб работ был на порядки выше. Они обошли хитросплетение проложенных через корабль мостиков и лестниц: от командной палубы с пятиметровыми экранами, минуя диспетчерские каюты, жилые помещения и лазарет, к грузовым отсекам и ярусам клеток, в которых содержались животные. Отсеки, в которых располагались главный преобразователь энергии и генератор, выглядели такими же сложными и внушительными, как внутренности термоядерной электростанции. Дальше, преодолев одну из переборок, группа оказалась перед двумя изогнутыми тороидами, колоссальный размер которых заставил их почувствовать себя настоящими карликами.
Стенки их внешних корпусов имеют почти пятиметровую толщину, – сообщил он. – Они сделаны из сплава, который режет вольфрамово-карбидную сталь, как масло. Концентрация массы внутри них достигает феноменальных величин. Мы считаем, что они играли роль замкнутых каналов, поддерживавших циркуляцию или колебательный резонанс материи с высокой плотностью, которая, в свою очередь, взаимодействовал с сильными полями. Вероятно, быстроменяющийся гравитационный потенциал, порождаемый этим процессом, каким-то образом использовался для контролируемой деформации пространства вокруг самого корабля. Другими словами, судно двигалось за счет постоянного падения в дыру, которую создавало прямо перед собой – наподобие четырехмерной гусеничной ленты.
– Хотите сказать, что корабль запирал себя внутри пространственно-временного пузыря, который каким-то образом двигался в обычном пространстве? – предположил кто-то из них.
– Можно и так сказать, – подтвердил инженер. – Полагаю, что аналогия с пузырем ничем не хуже прочих. Интересно здесь то, что если двигатель действительно работал именно так, то каждая частица самого корабля и всего, что находится внутри, должна испытывать одно и то же ускорение. Другими словами, никаких перегрузок. Можно за миллисекунду остановить корабль, несущийся, скажем на скорости миллион километров в час, и люди внутри даже не почувствуют разницы.
– Что насчет максимальной скорости? – спросил кто-то еще. – Разве он не должен подчиняться релятивистскому пределу?
– Мы не знаем. Теоретики на Юпитере-4 из-за этого уже спать толком не могут. Движение самого корабля не подчиняется традиционной механике, поскольку в локальном пространстве пузыря он будет стоять на месте. Как в обычном пространстве перемещается сам пузырь – это уже совершенно другая история. Потребуется разработать совершенно новую теорию поля. Возможно, здесь действуют принципиально иные законы физики – как я уже говорил, мы просто этого не знаем. Ясно, по-видимому, только одно: межзвездные корабли с фотонным двигателем, которые сейчас разрабатывают в Калифорнии, могут устареть еще до того, как их успеют построить. Если мы сумеем как следует разобраться в устройстве ганимейского корабля, то с этими знаниями на сотню лет опередим современную науку.
К концу дня в мыслях Ханта царила настоящая сумятица. Новая информация поступала быстрее, чем он успевал ее переварить. Вопросы в его голове множились в тысячу раз быстрее, чем он мог на них ответить. С каждым новым откровением он был все больше заинтригован тайной ганимейского корабля, но где-то на задворках сознания по-прежнему крутилась нерешенная загадка лунарианцев. Ему нужно было время, чтобы сделать шаг назад и подумать – навести порядок в своем ментальном доме и превратить заполнявшую его неразбериху во взаимосвязанные мысли, которые можно было рассортировать по мысленным картотечным ящикам. Тогда он лучше сможет понять, как друг от друга зависели те или иные вопросы, и какими из них нужно было заняться в первую очередь. Однако бардак накапливался быстрее, чем он успевал разгребать завалы.
Вскоре терпеть смех и подколки в столовой после ужина стало попросту невозможно. Он вернулся в комнату, но одиночество вызывало ощущение клаустрофобии. Какое-то время он бродил по коридорам, соединявшим купола с корпусами базы. Сооружения давили на него своим видом; он слишком долго жил в металлических консервных банках. В итоге Хант оказался под куполом диспетчерской башни, где пристально вглядывался в сияющую серую стену, созданную светом прожекторов, сочившимся сквозь метаново-аммиачную дымку ганимедской ночи. Спустя некоторое время ему стало мешать даже присутствие дежурного оператора, лицо которого прорезалось из темноты его светящейся консолью. Хант остановился рядом с ним по пути к лестнице.
– Оформите мне пропуск на поверхность.
Дежурный оператор взглянул на Ханта. – Собираетесь наружу?
– Хочу подышать воздухом.
Диспетчер включил один из экранов. – Представьтесь, пожалуйста.
– Хант. Доктор В. Хант.
– Идентификационный номер?
– 730289 C/EX4.
Диспетчер зафиксировал данные, затем сверился с часами и ввел текущее время.
– Если не вернетесь в течение часа, сообщите по радио. Держите приемник включенным на частоте 24.328 мегагерц.
– Хорошо, – ответил Хант. – Доброй ночи.
– Доброй.
Проследив, как Хант исчез в направлении нижнего этажа, диспетчер пожал плечами и машинально обвел взглядом стоящие перед ним мониторы. Ночь обещала быть тихой.
В тамбуре, который соединял первый этаж с выходом на поверхность, Хант выбрал себе скафандр, воспользовавшись шкафчиками, примыкавшими к правой стене. Спустя несколько минут, одевшись и надежно зафиксировав шлем, он подошел к шлюзу, ввел во входной терминал свое имя и идентификационный номер и подождал пару секунд, пока не отодвинется внутренняя дверь.
Выйдя наружу, он оказался посреди клубящегося серебристого тумана и повернул направо, следуя вдоль нависавшей над ним черной металлической громады диспетчерского корпуса. В этих разреженных парах хруст порошкообразного льда под ботинками казался далеким и приглушенным. Когда стена закончилась, Хант продолжил медленно идти по прямой, направляясь к открытой местности и границе базы. В окружавших его безмолвных тенях проступали и вновь терялись призрачные очертания стальных форм. Темнота впереди сгущалась вслед за проплывавшими слева и справа островками рассеянного света. Лед начал приобретать уклон и теперь шел вверх. По пути стали все чаще попадаться нерегулярные пятна обнаженных, вздымающихся скал. Хант, будто в трансе, продолжал идти вперед.
В памяти проносились картины из прошлого: мальчик, читающий книги, запершись наверху в доме посреди лондонских трущоб…, юноша, каждое утро колесивший по узким улочкам Кембриджа на своем велосипеде. Люди, которыми он был раньше, казались не более реальными, чем те, в кого ему предстояло превратиться. Всю свою жизнь Хант мчался вперед, никогда не задерживаясь на месте и постоянно находясь в состоянии перехода от того, чем он был, к тому, чем станет. И за каждым новым миром его уже манил следующий. А окружавшие его лица всякий раз казались незнакомыми: они попросту вплывали в его жизнь подобно теням скал, которые прямо сейчас надвигались на него из тумана. Как и скалы, люди, казалось, существовали лишь какое-то время и, обретя форму и материальность, в итоге уходили прочь, растворяясь в пелене прошлого, как будто их и не было. Форсит-Скотт, Феликс Борлан и Роб Грей уже прекратили свое существование. Может быть, вскоре к ним, померкнув, присоединятся Колдуэлл, Данчеккер и все остальные? И что за новые фигуры придут им на смену из неведанных миров, сокрытых за вуалью будущего?
Он с удивлением обнаружил, что туман начал снова светлеть; ко всему прочему, Хант вдруг стал видеть дальше. Он карабкался вверх по исполинскому ледовому полю, которое теперь было гладким и совершенно лишенным скальных выступов. Свет выглядел, как жутковатое сияние, которое равномерно пронизывало дымку со всех сторон, создавая ощущение, будто туман светится сам по себе. Он поднялся выше. С каждым шагом горизонт его поля зрения расширялся, а свечение перетекало из окружающего тумана, концентрируясь в пределах одного островка, который с каждой секундой становился все ярче и ярче у него над головой. Наконец, перед ним открылся вид поверх туманной гряды. Это был своего рода карман внутри гигантской впадины, где была построена база; такое расположение наверняка было выбрано для того, чтобы сократить протяженность шахты, ведущей к кораблю ганимейцев. Идущий вверх склон оканчивался длинным, закругленным хребтом, располагавшимся метрах в пятнадцати от того места, где стоял Хант. Он слегка изменил направление, выбрав более крутой подъем, который вел напрямую к вершине хребта. Перед глазами опали последние зыбкие пряди белизны.
Наверху царила кристально ясная ночь. Он стоял на ледяном берегу, который отлого спускался к ватному озеру от самых его ног. На противоположной стороне озера возвышались вершины каменных выступов и ледяных утесов, располагавшихся за пределами базы. На многие километры вокруг в облачном океане плавали призрачно-белые ганимедские айсберги, сверкавшие на фоне черного неба.
Но без единого намека на Солнце.
Он поднял глаза и невольно ахнул. Над ним, впятеро больший, чем Луна при взгляде с Земли, парил полный диск Юпитера. Ни одна из фотографий, которые ему доводилось видеть за свою жизнь, и ни одно изображение на экране монитора не могло сравниться с величием этого зрелища. Оно наполняло небо своим сиянием. Все цвета радуги сплетались друг с другом в переливчатых лентах света, слоями расходившихся от экватора. Приближаясь к краю, они тускнели, сливаясь в дымчатый розоватый ореол вокруг планеты. Затем розовый сменялся фиолетовым и, наконец, пурпурным, завершаясь четким, резко очерченным контуром в виде исполинской окружности. Неизменный, недвижимый, вечный… самый могучий из всех богов – и крошечный, ничтожный, эфемерный человек, который в своем паломничестве прополз восемьсот миллионов километров, чтобы отдать Юпитеру дань уважения.
Возможно, прошло всего несколько секунд, а возможно, и целые часы. Хант не мог сказать наверняка. Какую-то крошечную долю вечности он неподвижно стоял – будто песчинка, затерявшаяся на фоне безмолвных башен из камня и льда. Чарли тоже когда-то стоял посреди безжизненной пустоши, созерцая мир, окруженный ореолом светящихся красок – но то были цвета смерти.
В этот момент увиденное Чарли как никогда ярко проявилось в сознании Ханта. Он лицезрел города, поглощенные огненными шарами в полтора десятка километров высотой; зияющие провалы, сожженный и почерневший пепел на месте океанов и пылающие озера там, где некогда возвышались горы. Он смотрел, как коробятся и раскалываются континенты; видел, как они тонут в неистовстве белого пекла, вырывавшегося из-под земли. Так ясно, будто это происходило наяву, Хант видел, как набухает и разлетается на части огромный шар у него над головой – с гротеском, присущим обманчивой медлительности, которую эти грандиозные события приобретали на огромных расстояниях. С каждым днем он будет разлетаться все дальше, поглощая друг за другом собственные луны в неутолимой оргии чревоугодия, пока, наконец, не растратит все силы. А потом…
Хант вздрогнул и вернулся обратно в реальность.
Перед ним вдруг появился ответ, который он искал. Возник из ниоткуда. Хант попытался найти его истоки, проследив за своими мыслями от конца к началу – но ничего не обнаружил. Пути, ведущие к глубинным слоям его разума, открылись лишь на секунду. Иллюзия лишилась своих чар. Парадокс исчез. Стоит ли удивляться, что этого раньше никто не замечал? Кто бы усомнился в самоочевидной истине, которая была старше самой человеческой расы?
– Диспетчер базы Копёр вызывает доктора В. Ханта. Доктор Хант, пожалуйста, ответьте. – Его ошарашил неожиданный голос в динамике шлема. Он нажал кнопку на нагрудной панели управления.
– Говорит Хант, – отозвался он. – Я вас слышу.
– Плановая проверка. Пять минут назад вы должны были сообщить о своем статусе. Все в порядке?
– Прошу прощения, потерял счет времени. Да, все в порядке…, даже очень в порядке. Я уже возвращаюсь на базу.
– Спасибо. – Голос с щелчком умолк.
Неужели его не было так долго. Хант понял, что замерз. Внутри скафандра начинало ощущаться ледяное прикосновение ганимедской ночи. Он прибавил тепла, провернув на один оборот регулятор температуры и размял руки. Но прежде чем развернуться, Хант бросил последний мимолетный взгляд на парившую в небе гигантскую планету. По какой-то необъяснимой причине ему показалось, что Юпитер улыбается.
– Спасибо, приятель, – подмигнув, пробормотал он. – Может быть, однажды я смогу оказать тебе ответную услугу.
С этими словами он начал спускаться с хребта и вскоре растворился в море облаков.