Ну ладно, никака
Ну ладно, никакая я не рыба. Признаю. Что? Вы и сами догадались? Что ж, ума вам не занимать. Что меня выдало? Тот факт, что я пишу книги, что у меня нет плавников или что я гадкий, отъявленный лжец?
Тем не менее, у этого маленького упражнения была своя цель – помимо моей обычной задачи (которая заключается в том, чтобы вас бесить). Мне хотелось кое-что доказать. В предыдущей главе я назвался рыбой – но вместе с тем упомянул, что на мне были черные кроссовки. Помните?
А дело вот в чем. Это был обман; черных кроссовок я тогда не носил. У меня вообще никогда не было черной обуви. Тогда на мне были белые кроссовки; я упоминал них в первой главе.
Почему это так важно? Давайте поговорим о такой штуке, как введение в заблуждение.
В предыдущей главе я наплел громадную ложь и вынудил вас так сильно сосредоточить на ней свое внимание, что вы упустили из виду обман куда меньшего калибра. Я назвался рыбой. А потом, как бы невзначай, сказал, что на мне были черные кроссовки, чтобы вы не обратили на это внимание.
Люди все время пользуются этой стратегией. Они ездят на броских машинах, чтобы другие не обращали внимание на их маленькие дома. Носят яркую одежду, чтобы скрыть собственную непримечательность. Громко говорят, чтобы другие не заметили их пустословия.
Это случилось и со мной. Куда бы я ни направился в Свободных Королевствах, люди с неизменным восторгом поздравляют меня, хвалят или просят благословения. Они все смотрят на рыбу. Они так сосредоточены на главном – на том, что я якобы спас мир от Библиотекарей – что совершенно не замечают фактов. Они не видят, кто я такой и в какую цену встал мой так называемый героизм.
Именно поэтому я и взялся за свою автобиографию. Я хочу научить вас не обращать внимание на рыбу и уделять внимание кроссовкам. Рыба и кроссовки. Запомните это.
– Алькатрас! – разбудил меня чей-то голос. Я продрал глаза и сел.
Мне снился сон. Про волка. Металлического волка, который бежит, бросается на меня, все ближе и ближе.
Он идет, – подумал я. – Охотник. Кость Нотариуса. Он еще жив.
– Алькатрас! – Взглянув на юг, я столкнулся с ошеломительным зрелищем. Неподалеку стоял не кто иной, как мой дедушка.
– Дедушка! – крикнул я, поднимаясь на ноги. Это и правда был мой старик, с густыми белыми усами и пушком белых волос, опоясывавших его голову со стороны затылка.
– Дедушка! – воскликнул я, бросаясь ему навстречу. – Где ты был?
Дедушка Смедри выглядел смущенным, и зачем-то глянул назад. Затем он вскинул на меня голову. – Что?
Я замедлил шаг. Почему на нем вместо Линз Окулятора были Линзы Следопыта? К тому же, приглядевшись получше, я заметил, что и одет он был весьма странно. В розовую тунику и коричневые брюки.
– Алькатрас? – обратился ко мне дедушка Смедри. – Ты о чем? – Его голос был чересчур девчачьим. И если уж говорить начистоту, то звучал он, прямо как голос…
– Австралия? – ошарашенно спросил я.
– Упс! – вдруг воскликнул(а) он(а), широко открыв глаза. Двойник кинулся к рюкзаку и, вытащил зеркало, со стоном сел. – Ох, Битые Стекла!
Тем временем внутри палатки проснулся Каз. Проморгавшись, он сел и тут же прыснул со смеху.
– Да в чем дело? – спросил я, переводя на него взгляд.
– Мой Талант, – угрюмо ответила Австралия. – Я ведь тебя предупреждала, верно? Бывает, что после пробуждения я выгляжу настоящей уродиной.
– Как ты можешь такое говорить о моем дедушке? – изумился я.
Австралия – которое все еще выглядела, как мой дедушка – покраснела. – Извини, – сказала она. – Я не имела в виду, что он сам урод. Просто, ну, такая внешность уродлива для меня.
Я протянул руку. – Понимаю.
– Хуже, когда я думаю о ком-нибудь прямо перед сном, – пожаловалась она. – Я беспокоилась о нем, и Талант, похоже, взял верх. Скоро я начну понемногу приходить в норму.
Я улыбнулся и вдруг понял, что выражение ее лица заставило меня рассмеяться. За короткое время, которое я провел с семейкой Смедри, я повидал не один диковинный Талант, но до этого момента ни разу не сталкивался с умением, который могло смутить своего обладателя сильнее моего.
Хочу заметить, что радоваться чужому горю – не слишком-то хороший поступок. Это крайне скверная привычка – почти такая же вредная, как читать вторую книгу серии раньше первой.
Но совсем другое дело, если ваша двоюродная сестра, проснувшись поутру, выглядит как старик с кустистыми усами. Тогда над ней не грех и посмеяться. По-видимому, это одно из немногих исключений, подпадающих под Закон Ситуаций, над Которыми Можно Безбоязненно Смеяться, Несмотря ни на Что.
(В числе других исключений значатся: укус огромного пингвина, падение с гигантской сырной скульптуры в форме носа и имя, которым родители наградили вас в честь тюрьмы. Я уже подал петицию в суд насчет отзыва третьего пункта.)
Вместе со мной засмеялся Каз, и вскоре хихикать начала и сама Австралия. Таковы уж Смедри. Если ты не можешь посмеяться над собственным Талантом, рискуешь стать настоящим брюзгой.
– Так о чем ты хотела со мной поговорить? – спросил я Австралию.
– Э? – удивилась она, тыкая пальцем свои усы.
– Ты же меня разбудила.
Австралия вскочила на ноги. – О! Точно! – яро воскликнула она. – Эм, кажется, я нашла кое-что интересное!
Я приподнял бровь, а она, вскочив на ноги, помчалась к противоположной стороне библиотечной хижины. Затем указала на землю.
– Видишь! – сказала она.
– Грязь? – уточнил я.
– Нет, нет, следы!
На земле никаких следов не было – а на Австралии, понятное дело, были надеты Линзы Следопыта. Я поднял руки и потрогал ее Линзы.
– Ой, точно! – догадалась она, снимая Линзы и передавая их мне.
Справедливости ради замечу: не стоит чересчур строго судить Австралию. Она вовсе не глупа. Просто имеет склонность отвлекаться. Ну, знаете, например, на вдохи или выдохи.
Я надел Линзы. На земле отчетливо пылали огненно-белые отпечатки ног. Я тут же их узнал – следы разных людей отличались друг от друга.
Эти принадлежали моему дедушке, Ливенворту Смедри. За самой Австралией тянулся шлейф из пухлых розовых подошв. Следы Каза отливали голубым и пересекались с моими собственными беловатыми отпечатками, светившимися перед хижиной – там, где мы осматривали ее вчерашним днем. Кроме них местность исполосовывали красные следы Бастилии; что же до Драулин, то ее я знал совсем мало – да и родственниками мы не были – поэтому ее серые следы быстро исчезали, и сейчас их можно было буквально пересчитать по пальцам.
– Видишь? – снова спросила Австралия, быстро кивая головой. От этого у нее начали отваливаться усы. – Ни у кого из нас таких отпечатков нет – хотя твои похожи больше всего.
К нам присоединился Каз. – Они принадлежат твоему отцу, – сказал я ему.
Он кивнул. – И куда они ведут?
Я пошел по дедушкиным следам. Каз и Австралия направились следом и мы вместе обошли вокруг хижины. Как и наша компания, дедушка решил осмотреться на месте. Я заглянул внутрь и заметил, что отпечатки вели в угол хижины, затем разворачивались и спускались по ступенькам прямиком в темноту.
– Он вошел внутрь, – ответил я.
Каз тяжело вздохнул. – Значит, сейчас они оба внизу.
Я кивнул. – Хотя мой отец, скорее всего, пришел сюда слишком давно, и его следы не сохранились. Нам надо было раньше подумать про Линзы Следопыта! Чувствую себя идиотом.
Каз пожал плечами. – Мы нашли следы. Вот что важно.
– Значит, я сделала что-то полезное, да? – спросила Австралия.
Я взглянул на кузину. У нее на голове уже стали проступать привычные темные волосы, а лицо напоминало что-то среднее между ее собственной внешностью и обликом дедушки Смедри. Если раньше ее вид казался забавным, то теперь она выглядела попросту жутко.
– Конечно, – ответил я. – Ты большая молодчина. Я могу пойти по этим следам, и так мы найдем дедушку. Тогда мы хотя бы будем знать, где находится один из них.
Австралия кивнула. С каждым моим взглядом она становилась все больше похожей на себя, хотя и по-прежнему выглядела грустной.
В чем дело? – подумал я. Она только что сделала важное открытие. Без нее мы бы не смогли…
Австралия сделала это открытие, потому что на ней были Линзы Следопыта. А теперь я их забрал их себе и был готов броситься на поиски деда. Я снял Линзы. – Австралия, не хочешь оставить их себе?
– Правда? – оживилась она.
– Конечно, – ответил я. – Ты ведь не хуже меня можешь показать нам дорогу к дедушке Смедри.
Австралия энергично улыбнулась, забирая Линзы. – Спасибо тебе огромное! – Она выбежала наружу, следуя по отпечаткам туда, откуда пришел дедушка – скорее всего, чтобы выяснить, не заходил ли он куда-нибудь еще.
Каз смерил меня пристальным взглядом. – Я ошибался на твой счет, парень.
Я пожал плечами. – Австралии не очень-то везло в роли Окулятора. Вот я и подумал, что не стоит отнимать у нее ту единственную пару Линз, которые она смогла применить с пользой для дела.
Каз улыбнулся и одобрительно кивнул. – У тебя доброе сердце. Сердце настоящего Смедри. Конечно, не такое доброе, как у низкорослого человека, но в этом-то как раз нет ничего удивительного.
Я удивленно поднял бровь.
– Причина номер сто двадцать семь. Низкорослые люди отличаются меньшим размером тела, при том, что размер сердца у них такой же, как у высоких. Выходит, что соотношение сердце/тело у нас больше – а значит, мы более сострадательные, чем высокие люди. – Он подмигнул и неспешно вышел из комнаты.
Я покачал головой и уже собирался направиться следом, но затем остановился. Мой взгляд задержался в углу, куда вели следы; я подошел туда и порылся в грязи.
Под листьями в неглубокой ямке оказался бархатный мешочек. Открыв его, я с удивлением обнаружил внутри пару Линз, к которым прилагалась записка.
Алькатрас! – говорилось в ней.
Я опоздал и не смог помешать твоему отцу войти в библиотеку. Я опасаюсь худшего. Он всегда был любопытным, и ему хватит глупости продать свою душу в обмен на информацию. Я отстал от него всего на несколько дней, но Александрийская Библиотека – жуткий лабиринт из туннелей и коридоров. Надеюсь, что смогу найти и остановить его прежде, чем он совершит какую-нибудь глупость.
Прости, что не смог встретить тебя в аэропорту. Это дело показалось мне более важным. К тому же, есть у меня подозрение, что и ты сам прекрасно справишься.
Если ты это читаешь, значит, не попал в Нальхаллу, как следовало. Ха! Я так и знал. Ты же Смедри! Я оставил тебе пару Линз Ясновидца, которые должны тебе пригодиться. Они покажут тебе возраст любого предмета, который окажется у тебя перед глазами.
Постарайся не сломать ничего ценного, если решишь спуститься в библиотеку. Хранители бывают теми еще стервецами. Видимо, смерть портит людей. Не дай им хитростью заставить тебя взять одну из книг.
С любовью,
Дедушка Смедри
P.S. Если рядом окажется мой чокнутый сынок Казань, шмякни его по голове вместо меня.
Я опустил записку и достал из мешочка Линзы. Затем поспешил их надеть и оглядел хижину. Благодаря им, вокруг любого предмета, на котором я сосредотачивал взгляд, возникало свечение – что-то вроде беловатого блика, который получается, когда солнечный свет отражается от какой-нибудь очень бледной поверхности. Вот только этот блик отличался от предмета к предмету. Большая часть досок хижины выглядели откровенно тусклыми, зато бархатный мешочек у меня в руке светился довольно ярко.
Возраст, – подумал я. – Они показывают мне, насколько предмет стар – доски были созданы и выложены здесь давным-давно. А мешочек изготовили недавно.
Я нахмурился. Ну почему он не мог оставить мне еще одну пару Линз Поджигателя? Да, предыдущую я сломал – но раньше рядом со мной такое случалось постоянно.
Все дело в том, что дедушка Смедри не очень-то ценил линзы атакующего свойства. Куда более мощным оружием он считал информацию.
Если хотите знать мое мнение, то стрелять раскаленными лучами из глаз гораздо полезнее, чем угадывать возраст предметов. Но я решил, что лучше воспользоваться тем, что дают.
Я вышел из хижины и подошел к остальной компании, которая как раз обсуждала открытие Австралии. Когда я оказался рядом, они подняли головы, как и раньше дожидаясь меня.
Дожидаясь, что я возьму на себя роль лидера.
Зачем полагаться на меня? – раздраженно подумал я. – Я даже не понимаю, что делаю. Я вообще не хочу быть главным.
– Государь Смедри, – обратилась ко мне Драулин, – следует ли нам дождаться возвращения вашего дедушки или отправиться следом за ним?
Взглянув на мешочек, я с досадой обнаружил, что пока я шел, его шнурки расплелись. Мой Талант опять дал о себе знать. – Я не знаю, – ответил я.
Остальные переглянулись. Они, очевидно, ждали другого ответа.
Дедушка Смедри, очевидно, хотел, чтобы я возглавил группу и отвел остальных в библиотеку. Но что, если я отдам приказ спускаться и что-то пойдет не так? Что, если кто-то пострадает или попадет в плен? Ведь вина за это будет на мне, разве нет?
Но что, если папе с дедушкой и правда была нужна помощь?
В этом и заключается проблема лидерства. Все сводится к выбору, а выбор – это всегда сплошное мучение. Если кто-нибудь даст вам сладкий батончик, вы, конечно же, обрадуетесь. Но если вам предложат два разных батончика с условием, что выбрать вы можете только один, что тогда? Какой бы вы ни взяли, все равно будете думать, что прогадали.
Батончики я хотя бы люблю. А как быть, если приходится выбирать между двумя неприятными вариантами? Подождать или вести группу навстречу опасности? Все равно что решать, съесть тарантула или горсть гвоздей. Хорошего мало и там, и там – вам в любом случае грозит несварением желудка, да и без кетчупа не обойтись – иначе подавишься.
Лично мне куда больше нравится, когда решения принимает кто-нибудь другой. Тогда у меня появляется законная причина ныть и жаловаться. И нытье, и жалобы и обычно нахожу весьма интересным занятием, хотя иногда – к большому сожалению – мне бывает сложно выбрать из них что-то одно.
Вздох. Жизнь порой не сахар.
– Я не хочу принимать это решение, – посетовал я. – Почему вы все рассчитываете на меня?
– Сейчас вы главный Окулятор, государь Смедри, – ответила Драулин.
– Допустим, но три месяца назад я об Окуляторах вообще ничего не знал!
– Ах, но ты же все-таки Смедри, – возразил Каз.
– Да, но… – Я умолк на полуслове. – Понять бы, откуда ноги растут… – Я чувствовал, будто что-то не так. Остальные смотрели на меня, но я не обращал на них внимания, сосредоточившись на собственных ощущениях.
– Что он делает? – шепотом спросила Австралия. Она уже успела вернуть свой привычный облик, разве что ее волосы были слегка растрепаны после сна.
– Понятия не имею, – прошептал в ответ Каз.
– Как думаете, это он сейчас ругнулся? – шепотом добавила Австралия. – Тихоземцы любят при случае поминать пятую точку.
Он направлялся прямо сюда.
Я это почуял. Окуляторы чувствуют, когда неподалеку от них другие Окуляторы используют Линзы. Это наша неотъемлемое качество – как и способность к активации самих Линз.
Меня охватило ощущение неправильности – точно как в те моменты, когда кто-то приводил в действие Линзу. Вот только это ощущение было темным и извращенным. Пугающим.
Это означало, что кто-то рядом со мной активировал Линзу, созданную жутким, кошмарным способом. Охотник нас обнаружил. Я крутанулся в поисках источника ощущений, отчего остальные подпрыгнули на месте.
И тогда я его увидел. Он стоял неподалеку от нас на вершине холма, с рукой слишком длинной для его тела, и пристально разглядывал нас своим исковерканным лицом. С секунду все было тихо.
А потом он побежал.
Драулин выругалась, доставая свой меч.
– Нет! – крикнул я, припустив в сторону хижины. – Мы идем внутрь!
Драулин не стала сомневаться в моих приказах. Она просто кивнула, махнув остальным, чтобы те шли вперед нее. Мы метнулись к хижине, и Каз на ходу вытащил пару Линз Воина, нацепив их на нос. Его скорость тут же подскочила, и он смог догнать нас, несмотря на приземистые ноги.
Добравшись до хижины, я взмахом руки велел Казу и Австралии зайти внутрь. Бастилия сделала крюк и в этот момент как раз собиралась схватить один из рюкзаков.
– Бастилия! – завопил я. – На это нет времени!
Драулин пятилась в нашу сторону; она мельком взглянула сначала на Бастилию, затем на Кость Нотариуса. Тот успел преодолеть половину разделявшего нас расстояния, и я увидел, как в его руке сверкнул какой-то предмет. В ту же секунду Линза выстрелила в меня бело-голубым лучом холода.
Я с воплем спрятался внутри хижины. От морозного удара строение затряслось, а одна стена начала покрываться льдом.
Секундой позже внутрь влетела Бастилия. – Алькатрас, – тяжело дыша, сказала она. – Мне это не нравится.
– Ты о чем? – удивился я. – Не хочешь бросать свою маму снаружи?
– Нет, она может и сама о себе позаботиться. Я о том, чтобы нестись в библиотеку безо всякого плана.
Что-то врезалось в обледеневшую стену, и она рассыпалась на кусочки. Бастилия выругалась, а я завопил, падая на спину.
Сквозь дыру я увидел несущегося ко мне охотника. Заморозив стену, он бросил в нее камень, чтобы сломать.
В полуразрушенную дверь ворвалась Драулин. – Вниз! – велела она, махнув мечом в сторону ступенек, а затем снова подняла клинок, чтобы заблокировать ими выстрел из Линз Морозильщика.
Я глянул на Бастилию.
– Я слышала об этом месте жуткие вещи, Алькатрас, – сказала она.
– Сейчас на это нет времени, – решил я, поднимаясь на ноги с бешено колотящимся сердцем. Стиснув зубы, я помчался вниз по ступенькам прямиком во тьму, чуть впереди Бастилии и Драулин.
Вокруг сгустилась непроницаемая чернота. Я как будто прошел через портал, сквозь который не проникал ни один луч света. От внезапного головокружения я упал на колени.
– Бастилия? – крикнул я в темноту.
Тишина.
– Каз! Австралия! Драулин!
В ответ я не услышал даже эха.
Будьте добры один шоколадный батончик и пригоршню гвоздей. Кетчупа ни у кого не найдется?я я не рыба. Признаю. Что? Вы и сами догадались? Что ж, ума вам не занимать. Что меня выдало? Тот факт, что я пишу книги, что у меня нет плавников или что я гадкий, отъявленный лжец?
Тем не менее, у этого маленького упражнения была своя цель – помимо моей обычной задачи (которая заключается в том, чтобы вас бесить). Мне хотелось кое-что доказать. В предыдущей главе я назвался рыбой – но вместе с тем упомянул, что на мне были черные кроссовки. Помните?
А дело вот в чем. Это был обман; черных кроссовок я тогда не носил. У меня вообще никогда не было черной обуви. Тогда на мне были белые кроссовки; я упоминал них в первой главе.
Почему это так важно? Давайте поговорим о такой штуке, как введение в заблуждение.
В предыдущей главе я наплел громадную ложь и вынудил вас так сильно сосредоточить на ней свое внимание, что вы упустили из виду обман куда меньшего калибра. Я назвался рыбой. А потом, как бы невзначай, сказал, что на мне были черные кроссовки, чтобы вы не обратили на это внимание.
Люди все время пользуются этой стратегией. Они ездят на броских машинах, чтобы другие не обращали внимание на их маленькие дома. Носят яркую одежду, чтобы скрыть собственную непримечательность. Громко говорят, чтобы другие не заметили их пустословия.
Это случилось и со мной. Куда бы я ни направился в Свободных Королевствах, люди с неизменным восторгом поздравляют меня, хвалят или просят благословения. Они все смотрят на рыбу. Они так сосредоточены на главном – на том, что я якобы спас мир от Библиотекарей – что совершенно не замечают фактов. Они не видят, кто я такой и в какую цену встал мой так называемый героизм.
Именно поэтому я и взялся за свою автобиографию. Я хочу научить вас не обращать внимание на рыбу и уделять внимание кроссовкам. Рыба и кроссовки. Запомните это.
– Алькатрас! – разбудил меня чей-то голос. Я продрал глаза и сел.
Мне снился сон. Про волка. Металлического волка, который бежит, бросается на меня, все ближе и ближе.
Он идет, – подумал я. – Охотник. Кость Нотариуса. Он еще жив.
– Алькатрас! – Взглянув на юг, я столкнулся с ошеломительным зрелищем. Неподалеку стоял не кто иной, как мой дедушка.
– Дедушка! – крикнул я, поднимаясь на ноги. Это и правда был мой старик, с густыми белыми усами и пушком белых волос, опоясывавших его голову со стороны затылка.
– Дедушка! – воскликнул я, бросаясь ему навстречу. – Где ты был?
Дедушка Смедри выглядел смущенным, и зачем-то глянул назад. Затем он вскинул на меня голову. – Что?
Я замедлил шаг. Почему на нем вместо Линз Окулятора были Линзы Следопыта? К тому же, приглядевшись получше, я заметил, что и одет он был весьма странно. В розовую тунику и коричневые брюки.
– Алькатрас? – обратился ко мне дедушка Смедри. – Ты о чем? – Его голос был чересчур девчачьим. И если уж говорить начистоту, то звучал он, прямо как голос…
– Австралия? – ошарашенно спросил я.
– Упс! – вдруг воскликнул(а) он(а), широко открыв глаза. Двойник кинулся к рюкзаку и, вытащил зеркало, со стоном сел. – Ох, Битые Стекла!
Тем временем внутри палатки проснулся Каз. Проморгавшись, он сел и тут же прыснул со смеху.
– Да в чем дело? – спросил я, переводя на него взгляд.
– Мой Талант, – угрюмо ответила Австралия. – Я ведь тебя предупреждала, верно? Бывает, что после пробуждения я выгляжу настоящей уродиной.
– Как ты можешь такое говорить о моем дедушке? – изумился я.
Австралия – которое все еще выглядела, как мой дедушка – покраснела. – Извини, – сказала она. – Я не имела в виду, что он сам урод. Просто, ну, такая внешность уродлива для меня.
Я протянул руку. – Понимаю.
– Хуже, когда я думаю о ком-нибудь прямо перед сном, – пожаловалась она. – Я беспокоилась о нем, и Талант, похоже, взял верх. Скоро я начну понемногу приходить в норму.
Я улыбнулся и вдруг понял, что выражение ее лица заставило меня рассмеяться. За короткое время, которое я провел с семейкой Смедри, я повидал не один диковинный Талант, но до этого момента ни разу не сталкивался с умением, который могло смутить своего обладателя сильнее моего.
Хочу заметить, что радоваться чужому горю – не слишком-то хороший поступок. Это крайне скверная привычка – почти такая же вредная, как читать вторую книгу серии раньше первой.
Но совсем другое дело, если ваша двоюродная сестра, проснувшись поутру, выглядит как старик с кустистыми усами. Тогда над ней не грех и посмеяться. По-видимому, это одно из немногих исключений, подпадающих под Закон Ситуаций, над Которыми Можно Безбоязненно Смеяться, Несмотря ни на Что.
(В числе других исключений значатся: укус огромного пингвина, падение с гигантской сырной скульптуры в форме носа и имя, которым родители наградили вас в честь тюрьмы. Я уже подал петицию в суд насчет отзыва третьего пункта.)
Вместе со мной засмеялся Каз, и вскоре хихикать начала и сама Австралия. Таковы уж Смедри. Если ты не можешь посмеяться над собственным Талантом, рискуешь стать настоящим брюзгой.
– Так о чем ты хотела со мной поговорить? – спросил я Австралию.
– Э? – удивилась она, тыкая пальцем свои усы.
– Ты же меня разбудила.
Австралия вскочила на ноги. – О! Точно! – яро воскликнула она. – Эм, кажется, я нашла кое-что интересное!
Я приподнял бровь, а она, вскочив на ноги, помчалась к противоположной стороне библиотечной хижины. Затем указала на землю.
– Видишь! – сказала она.
– Грязь? – уточнил я.
– Нет, нет, следы!
На земле никаких следов не было – а на Австралии, понятное дело, были надеты Линзы Следопыта. Я поднял руки и потрогал ее Линзы.
– Ой, точно! – догадалась она, снимая Линзы и передавая их мне.
Справедливости ради замечу: не стоит чересчур строго судить Австралию. Она вовсе не глупа. Просто имеет склонность отвлекаться. Ну, знаете, например, на вдохи или выдохи.
Я надел Линзы. На земле отчетливо пылали огненно-белые отпечатки ног. Я тут же их узнал – следы разных людей отличались друг от друга.
Эти принадлежали моему дедушке, Ливенворту Смедри. За самой Австралией тянулся шлейф из пухлых розовых подошв. Следы Каза отливали голубым и пересекались с моими собственными беловатыми отпечатками, светившимися перед хижиной – там, где мы осматривали ее вчерашним днем. Кроме них местность исполосовывали красные следы Бастилии; что же до Драулин, то ее я знал совсем мало – да и родственниками мы не были – поэтому ее серые следы быстро исчезали, и сейчас их можно было буквально пересчитать по пальцам.
– Видишь? – снова спросила Австралия, быстро кивая головой. От этого у нее начали отваливаться усы. – Ни у кого из нас таких отпечатков нет – хотя твои похожи больше всего.
К нам присоединился Каз. – Они принадлежат твоему отцу, – сказал я ему.
Он кивнул. – И куда они ведут?
Я пошел по дедушкиным следам. Каз и Австралия направились следом и мы вместе обошли вокруг хижины. Как и наша компания, дедушка решил осмотреться на месте. Я заглянул внутрь и заметил, что отпечатки вели в угол хижины, затем разворачивались и спускались по ступенькам прямиком в темноту.
– Он вошел внутрь, – ответил я.
Каз тяжело вздохнул. – Значит, сейчас они оба внизу.
Я кивнул. – Хотя мой отец, скорее всего, пришел сюда слишком давно, и его следы не сохранились. Нам надо было раньше подумать про Линзы Следопыта! Чувствую себя идиотом.
Каз пожал плечами. – Мы нашли следы. Вот что важно.
– Значит, я сделала что-то полезное, да? – спросила Австралия.
Я взглянул на кузину. У нее на голове уже стали проступать привычные темные волосы, а лицо напоминало что-то среднее между ее собственной внешностью и обликом дедушки Смедри. Если раньше ее вид казался забавным, то теперь она выглядела попросту жутко.
– Конечно, – ответил я. – Ты большая молодчина. Я могу пойти по этим следам, и так мы найдем дедушку. Тогда мы хотя бы будем знать, где находится один из них.
Австралия кивнула. С каждым моим взглядом она становилась все больше похожей на себя, хотя и по-прежнему выглядела грустной.
В чем дело? – подумал я. Она только что сделала важное открытие. Без нее мы бы не смогли…
Австралия сделала это открытие, потому что на ней были Линзы Следопыта. А теперь я их забрал их себе и был готов броситься на поиски деда. Я снял Линзы. – Австралия, не хочешь оставить их себе?
– Правда? – оживилась она.
– Конечно, – ответил я. – Ты ведь не хуже меня можешь показать нам дорогу к дедушке Смедри.
Австралия энергично улыбнулась, забирая Линзы. – Спасибо тебе огромное! – Она выбежала наружу, следуя по отпечаткам туда, откуда пришел дедушка – скорее всего, чтобы выяснить, не заходил ли он куда-нибудь еще.
Каз смерил меня пристальным взглядом. – Я ошибался на твой счет, парень.
Я пожал плечами. – Австралии не очень-то везло в роли Окулятора. Вот я и подумал, что не стоит отнимать у нее ту единственную пару Линз, которые она смогла применить с пользой для дела.
Каз улыбнулся и одобрительно кивнул. – У тебя доброе сердце. Сердце настоящего Смедри. Конечно, не такое доброе, как у низкорослого человека, но в этом-то как раз нет ничего удивительного.
Я удивленно поднял бровь.
– Причина номер сто двадцать семь. Низкорослые люди отличаются меньшим размером тела, при том, что размер сердца у них такой же, как у высоких. Выходит, что соотношение сердце/тело у нас больше – а значит, мы более сострадательные, чем высокие люди. – Он подмигнул и неспешно вышел из комнаты.
Я покачал головой и уже собирался направиться следом, но затем остановился. Мой взгляд задержался в углу, куда вели следы; я подошел туда и порылся в грязи.
Под листьями в неглубокой ямке оказался бархатный мешочек. Открыв его, я с удивлением обнаружил внутри пару Линз, к которым прилагалась записка.
Алькатрас! – говорилось в ней.
Я опоздал и не смог помешать твоему отцу войти в библиотеку. Я опасаюсь худшего. Он всегда был любопытным, и ему хватит глупости продать свою душу в обмен на информацию. Я отстал от него всего на несколько дней, но Александрийская Библиотека – жуткий лабиринт из туннелей и коридоров. Надеюсь, что смогу найти и остановить его прежде, чем он совершит какую-нибудь глупость.
Прости, что не смог встретить тебя в аэропорту. Это дело показалось мне более важным. К тому же, есть у меня подозрение, что и ты сам прекрасно справишься.
Если ты это читаешь, значит, не попал в Нальхаллу, как следовало. Ха! Я так и знал. Ты же Смедри! Я оставил тебе пару Линз Ясновидца, которые должны тебе пригодиться. Они покажут тебе возраст любого предмета, который окажется у тебя перед глазами.
Постарайся не сломать ничего ценного, если решишь спуститься в библиотеку. Хранители бывают теми еще стервецами. Видимо, смерть портит людей. Не дай им хитростью заставить тебя взять одну из книг.
С любовью,
Дедушка Смедри
P.S. Если рядом окажется мой чокнутый сынок Казань, шмякни его по голове вместо меня.
Я опустил записку и достал из мешочка Линзы. Затем поспешил их надеть и оглядел хижину. Благодаря им, вокруг любого предмета, на котором я сосредотачивал взгляд, возникало свечение – что-то вроде беловатого блика, который получается, когда солнечный свет отражается от какой-нибудь очень бледной поверхности. Вот только этот блик отличался от предмета к предмету. Большая часть досок хижины выглядели откровенно тусклыми, зато бархатный мешочек у меня в руке светился довольно ярко.
Возраст, – подумал я. – Они показывают мне, насколько предмет стар – доски были созданы и выложены здесь давным-давно. А мешочек изготовили недавно.
Я нахмурился. Ну почему он не мог оставить мне еще одну пару Линз Поджигателя? Да, предыдущую я сломал – но раньше рядом со мной такое случалось постоянно.
Все дело в том, что дедушка Смедри не очень-то ценил линзы атакующего свойства. Куда более мощным оружием он считал информацию.
Если хотите знать мое мнение, то стрелять раскаленными лучами из глаз гораздо полезнее, чем угадывать возраст предметов. Но я решил, что лучше воспользоваться тем, что дают.
Я вышел из хижины и подошел к остальной компании, которая как раз обсуждала открытие Австралии. Когда я оказался рядом, они подняли головы, как и раньше дожидаясь меня.
Дожидаясь, что я возьму на себя роль лидера.
Зачем полагаться на меня? – раздраженно подумал я. – Я даже не понимаю, что делаю. Я вообще не хочу быть главным.
– Государь Смедри, – обратилась ко мне Драулин, – следует ли нам дождаться возвращения вашего дедушки или отправиться следом за ним?
Взглянув на мешочек, я с досадой обнаружил, что пока я шел, его шнурки расплелись. Мой Талант опять дал о себе знать. – Я не знаю, – ответил я.
Остальные переглянулись. Они, очевидно, ждали другого ответа.
Дедушка Смедри, очевидно, хотел, чтобы я возглавил группу и отвел остальных в библиотеку. Но что, если я отдам приказ спускаться и что-то пойдет не так? Что, если кто-то пострадает или попадет в плен? Ведь вина за это будет на мне, разве нет?
Но что, если папе с дедушкой и правда была нужна помощь?
В этом и заключается проблема лидерства. Все сводится к выбору, а выбор – это всегда сплошное мучение. Если кто-нибудь даст вам сладкий батончик, вы, конечно же, обрадуетесь. Но если вам предложат два разных батончика с условием, что выбрать вы можете только один, что тогда? Какой бы вы ни взяли, все равно будете думать, что прогадали.
Батончики я хотя бы люблю. А как быть, если приходится выбирать между двумя неприятными вариантами? Подождать или вести группу навстречу опасности? Все равно что решать, съесть тарантула или горсть гвоздей. Хорошего мало и там, и там – вам в любом случае грозит несварением желудка, да и без кетчупа не обойтись – иначе подавишься.
Лично мне куда больше нравится, когда решения принимает кто-нибудь другой. Тогда у меня появляется законная причина ныть и жаловаться. И нытье, и жалобы и обычно нахожу весьма интересным занятием, хотя иногда – к большому сожалению – мне бывает сложно выбрать из них что-то одно.
Вздох. Жизнь порой не сахар.
– Я не хочу принимать это решение, – посетовал я. – Почему вы все рассчитываете на меня?
– Сейчас вы главный Окулятор, государь Смедри, – ответила Драулин.
– Допустим, но три месяца назад я об Окуляторах вообще ничего не знал!
– Ах, но ты же все-таки Смедри, – возразил Каз.
– Да, но… – Я умолк на полуслове. – Понять бы, откуда ноги растут… – Я чувствовал, будто что-то не так. Остальные смотрели на меня, но я не обращал на них внимания, сосредоточившись на собственных ощущениях.
– Что он делает? – шепотом спросила Австралия. Она уже успела вернуть свой привычный облик, разве что ее волосы были слегка растрепаны после сна.
– Понятия не имею, – прошептал в ответ Каз.
– Как думаете, это он сейчас ругнулся? – шепотом добавила Австралия. – Тихоземцы любят при случае поминать пятую точку.
Он направлялся прямо сюда.
Я это почуял. Окуляторы чувствуют, когда неподалеку от них другие Окуляторы используют Линзы. Это наша неотъемлемое качество – как и способность к активации самих Линз.
Меня охватило ощущение неправильности – точно как в те моменты, когда кто-то приводил в действие Линзу. Вот только это ощущение было темным и извращенным. Пугающим.
Это означало, что кто-то рядом со мной активировал Линзу, созданную жутким, кошмарным способом. Охотник нас обнаружил. Я крутанулся в поисках источника ощущений, отчего остальные подпрыгнули на месте.
И тогда я его увидел. Он стоял неподалеку от нас на вершине холма, с рукой слишком длинной для его тела, и пристально разглядывал нас своим исковерканным лицом. С секунду все было тихо.
А потом он побежал.
Драулин выругалась, доставая свой меч.
– Нет! – крикнул я, припустив в сторону хижины. – Мы идем внутрь!
Драулин не стала сомневаться в моих приказах. Она просто кивнула, махнув остальным, чтобы те шли вперед нее. Мы метнулись к хижине, и Каз на ходу вытащил пару Линз Воина, нацепив их на нос. Его скорость тут же подскочила, и он смог догнать нас, несмотря на приземистые ноги.
Добравшись до хижины, я взмахом руки велел Казу и Австралии зайти внутрь. Бастилия сделала крюк и в этот момент как раз собиралась схватить один из рюкзаков.
– Бастилия! – завопил я. – На это нет времени!
Драулин пятилась в нашу сторону; она мельком взглянула сначала на Бастилию, затем на Кость Нотариуса. Тот успел преодолеть половину разделявшего нас расстояния, и я увидел, как в его руке сверкнул какой-то предмет. В ту же секунду Линза выстрелила в меня бело-голубым лучом холода.
Я с воплем спрятался внутри хижины. От морозного удара строение затряслось, а одна стена начала покрываться льдом.
Секундой позже внутрь влетела Бастилия. – Алькатрас, – тяжело дыша, сказала она. – Мне это не нравится.
– Ты о чем? – удивился я. – Не хочешь бросать свою маму снаружи?
– Нет, она может и сама о себе позаботиться. Я о том, чтобы нестись в библиотеку безо всякого плана.
Что-то врезалось в обледеневшую стену, и она рассыпалась на кусочки. Бастилия выругалась, а я завопил, падая на спину.
Сквозь дыру я увидел несущегося ко мне охотника. Заморозив стену, он бросил в нее камень, чтобы сломать.
В полуразрушенную дверь ворвалась Драулин. – Вниз! – велела она, махнув мечом в сторону ступенек, а затем снова подняла клинок, чтобы заблокировать ими выстрел из Линз Морозильщика.
Я глянул на Бастилию.
– Я слышала об этом месте жуткие вещи, Алькатрас, – сказала она.
– Сейчас на это нет времени, – решил я, поднимаясь на ноги с бешено колотящимся сердцем. Стиснув зубы, я помчался вниз по ступенькам прямиком во тьму, чуть впереди Бастилии и Драулин.
Вокруг сгустилась непроницаемая чернота. Я как будто прошел через портал, сквозь который не проникал ни один луч света. От внезапного головокружения я упал на колени.
– Бастилия? – крикнул я в темноту.
Тишина.
– Каз! Австралия! Драулин!
В ответ я не услышал даже эха.
Будьте добры один шоколадный батончик и пригоршню гвоздей. Кетчупа ни у кого не найдется?