– Я починил сопло, – сказал Марцио, обращаясь к Тамаре. – Мы готовы к запуску, просто назови время.
Тамара произвела расчеты на своем предплечье. Период вращения Бесподобной составлял около семи махов, но никто, по-видимому, не счел целесообразным тратить топливо, чтобы довести эту величину до целого числа с единственной целью упростить арифметические расчеты, который приходилось бы выполнять всякий раз, когда этот период нужно было соотнести с показаниями часов. Закончив вычисления, она прижала свою руку к руке Марцио, дав ему возможность ощутить числа своей кожей и самому убедиться в их правильности.
– Кажется, все верно, – сказал он. – Ты сможешь вовремя предупредить своих людей?
Тамара снова бросила взгляд на часы, расположенные в противоположной стороне мастерской. – Да. – Она поспешила к сигнальным веревкам и передала сообщение всем обсерваториям; такого предупреждения должно быть достаточно, если, конечно, служащие, отвечавшие за ретрансляцию сообщений, не заснули на рабочем месте. Роберто сейчас должен был только заступать на смену у вершины горы; она не знала точно, кто в это время будет дежурить в антиподальном куполе, но каждый из наблюдателей был готов к этому еще несколько дней тому назад. Отследить первый маяк ей хотелось самой, но еще больше откладывать запуск ради одной только этой привилегии было бы просто нелепым проявлением тщеславия. Кроме того, так она сможет с тем же волнительным чувством наблюдать за самим событием, оставшись в стороне от тяжелой работы.
Дети Марцио, Вивиана и Вивиано, водрузили маяк на тележку и покатили ее к воздушному шлюзу. Устройство было заключено в кубический твердолитовый каркас шириной около двух поступей. Цилиндрические баки, заполненные порошкообразным соляритом, либератором и сжатым воздухом, были выстроены вокруг открытой камеры сгорания; трубы и механика были аккуратно спрятаны за хрусталитовыми панелями.
Марцио отправился вслед за детьми, жестом пригласив Тамару следовать за ним. Эта мастерская была самым большим по площади помещением – не считая пшеничных полей; она изгибалась по дуге, вдоль которой изготовители инструментов, разбившись на несколько дюжин команд, собирали аналогичные маяки. Когда мимо проезжала тележка, группы рабочих остановились, чтобы поприветствовать их одобрительными возгласами, радуясь успеху общего дела.
– Не слишком огорчайся, если что-то пойдет не так, – сказал Марцио. – При необходимости мы сможем изменить конструкцию – у нас полно вариантов.
– В отличие от Москита.
– С Москитом все будет в порядке, – пообещал он. – У него будет собственная бригада ремонтников. Труднее всего построить машину, которая должна идеально работать безо всякого надзора – и не имея возможность хоть что-то поменять, как только выпустишь ее из рук.
Они добрались до пандуса, который спускался к шлюзу. Пока Вивиана и Вивиано надевали шлемы и охладительные мешки, Тамара держалась позади, не желая мешать их приготовлениям. Здесь она была всего лишь наблюдателем; запуск мог продолжаться как с ней, так и без нее.
Вивиана подняла шлюзовую дверь и встала в стороне, держа дверь открытой, пока ее ко вкатывал внутрь маяк. Затем она встала рядом с ним, и ведомая пружиной дверь с шумом захлопнулась. Через окно Тамара наблюдала, как они выкачивают воздух при помощи насосов.
– А что еще может пойти не так? – спросила она у Марцио. – Сопло ты починил; а остальное – это самая обыкновенная механика.
– Механика в пустоте, – ответил Марцио. – Ты, возможно, решишь, что работа машины упрощается, когда ей не мешает ни воздух, ни гравитация – но это не избавляет ее ни от нагрева, ни от трения, ни от твердых частиц, которые могут заклинить механизм, если окажутся поблизости. С поверхностями могут происходить всякие странности, из-за которых они становятся неожиданно липкими или непрозрачными. К слову, одну мою знакомую не на шутку взволновало то, как именно зеркалит мутнеет при отсутствии воздуха.
Тамара слышала об открытии Карлы, но не думала, что другие физики воспринимали его на полном серьезе. – Некоторые люди могут увидеть закономерности в чем угодно, – ответила она.
Вивиана и Вивиано в этот момент выходили из шлюза. Тамара подошла к вешалке с охладительными мешками и выбрала один для себя. Задним взглядом она заметила, что Марцио не пошел следом за ней.
– Ты не будешь наблюдать снаружи?
– Я уже стар, – сказал он. – У меня от этого тошнота начинается.
– Оттого, что видишь внизу звезды?
– Нет, из-за охладительного мешка.
– А. – Ощущение ткани на своей коже казалось Тамаре отчасти неприятным, но в остальном подобные приспособления ей никак не мешали. Она забралась в выбранный мешок, переместила часть плоти со своих плеч на грудь, чтобы принять форму, соответствующую своему облачению, а затем попросила Марцио проверить, что мешок хорошо сидит, прежде чем прицепить к нему баллон с воздухом, который должен был унести тепловое излучение ее тела в космическую пустоту.
Как только она прошла через шлюз, оказавшись наверху внешнего пандуса, Тамара достала из расположенного рядом желоба страховочный ремень, убедилась, что он надежно привязан к направляющему поручню, идущему вдоль края пандуса, а затем шагнула внутрь страховочной петли и крепко затянула ремень.
Впереди на том же пандусе находились дети Марцио – свои страховочные ремни они привязали к противоположным поручням, чтобы не запутаться друг у друга в веревках. Они уже завели пружину, соединенную с пусковой платформой, и когда они перетаскивали маяк с тележки на положенное место, по ногам Тамары пробежало легкое скрежетание, почти незаметное на фоне обнадеживающего шелеста воздуха, выходящего из ее охладительного мешка. Когда они закончили, Тамара подняла руку в знак приветствия, и они ответили ей тем же. Пружины помогут маяку благополучно оттолкнуться от пандуса, однако большей частью своей скорости он будет обязан вращению Бесподобной. Меньше, чем через год, он окажется на расстоянии в три гросса краев – и к тому моменту, надеялась Тамара, будет всего лишь одной из точек гигантской разреженной сетки, состоящей из одинаковых устройств, дрейфующих в космосе и посылающих в пустоту редкие, но предсказуемые вспышки света. Ориентироваться по звездам мог кто угодно, но совсем другое дело – это знать свое местоположение. Предки для навигации могли использовать Солнце и свои сестринские миры, но если путешественники хотели улететь с Бесподобной и при этом не сбиться с пути, им пришлось бы создать собственные световые ориентиры в масштабе, соответствующем предполагаемому путешествию.
Вивиана установила время запуска на часах, расположенных рядом с пусковой платформой. Выбрать траекторию маяка настолько точно, насколько это требовалось, было невозможно, однако подходящий выбор времени запуска позволял гарантировать более-менее правильное направление. Вивиано протянул руку к маяку и поворотом рычага снял его с предохранителя, позволяя соляриту и либератору попасть в камеру сгорания при следующем открытии воздушного клапана. Затем они оба от греха подальше встали позади платформы.
При свете звезд Тамара следила за тем, как три самых быстрых стрелки часового механизма движутся к заданной отметке. Образы на ее коже стало покалывать от осознания за мгновение до того, как слабая дрожь пружин добралась до нее сквозь горную породу. Маяк оторвался от пандуса и стремительно исчез из вида. Тамара поспешила вперед, к краю и заглянула вниз, но машина была уже не видна – она стала крупинкой тьмы, затерянной посреди звездных шлейфов. Она мельком оглянулась на часы и представила, как пальцы Роберто вращают те же самые рукоятки рядом со скамейкой наблюдателя: одна рука следует за временем, другая – лежит на координатных барабанах телескопа. Второй ее коллега будет заниматься тем же самым на другом конце Бесподобной.
Когда появилась вспышка, Тамара подняла руку, чтобы прикрыть глаза, хотя свет начал слабеть еще до того, как она успела пошевелить хоть одним мускулом. Порошкообразный солярит горел быстро и ярко; Роберто бы воспользовался фильтром, но показания, которые он ощущал кончиками пальцев, укол светового луча выжег бы прямо у него в мозгу. Тамару взяла оторопь, она была наполовину ослеплена, но теперь могла с уверенностью сказать, что свет маяка будет виден в космической пустоте даже через скромную оптику Москита – при условии, что ничего не сломается, ничего не застопорится, а какая-нибудь крупинка ортогональной материи не превратит машину в огненный шар еще до того, как будет запущен сам Москит.
Дожидаться второй вспышки не было смысла; из-за вращения Бесподобной пандус поднимался вверх, скрывая маяк у нее за спиной. Однако у Роберто и ее антипода будет не одна дюжина возможностей повторить свои измерения и триангулировать целую серию точек, расположенных вдоль траектории маяка, до того, как машина перейдет в спящий режим. После этого следующая вспышка произойдет только за череду до запуска Москита.
Вивиана и Вивиано уже возвращались к шлюзу с пустой тележкой. Тамара продолжала стоять на краю пандуса, обхватив одной рукой страховочный тросс и оценивая его успокаивающую силу натяжения. Она не ввязывается в какую-то глупую миссию; они не отправятся в пустоту вслепую. Задолго до начала путешествия они окутают окружающее их пространство светом, геометрией и числами.
Когда Тамара шла вдоль тропинки, проходившей посередине фермы, цветки пшеницы уже раскрывались – безжизненные серые мешочки распускали свои лепестки, пока их красное сияние не наполнило весь зал, возобладав над светом мха, исходившим от потолка и стен. Над полем нависал слабый запах дыма, но следов выгорания видно не было.
Тамара протянула руку и погладила желтые стебельки кончиками пальцев. Хотя злаки вырастали и увядали, сама ферма казалась неизменной, будто существующей вне времени. Но она помнила, как ее дедушка рассказывал, что при жизни его родителей вся каменная стена, расположенная слева от нее, была настоящем полем, покрытым слоем почвы. Тогда не было ни низких потолков, ни пристроенных над ними вторых, третьих или четвертых ферм; когда в горе вырезали эти залы, никто брал в расчет центробежную силу. Порой Тамара замечала в себе возмутительно желание, чтобы двигатели не запускались как можно дольше и ее потомки, таким образом, были бы избавлены от нудной работы по переоборудованию фермы во второй и третий раз. А может быть, к тому моменту какому-нибудь блестящему агроному удастся настолько поднять урожаи, что в течение обратного полета все смогут прожить, питаясь исключительно запасенным зерном, а фермеры смогут взять трехлетний отпуск.
– Привет! – прокричала она, подходя к полянке. В поле зрения никого не было. Она подошла к погребку и достала небольшой мешок муки, оставшейся после вчерашнего помола.
Тамаро и Эрминио вернулись, когда она уже доедала караваи; каждый из них нес косы и лампы. Лампы были потушены, но запах дыма, все еще цеплявшегося за их кожу, говорил Тамаре об огне совершенно другого рода.
– Насколько все плохо? – спросила она.
– Все под контролем, – заверил ее отец. – Болезнь затронула всего несколько квадратных поступей, и теперь на их месте нет ничего, кроме пепла.
Глаза Тамары расширились от облегчения. Болезнь, поразившая пшеницу, проявлялась на тыльной стороне лепестков, вблизи стебля, поэтому ее было практически невозможно заметить при открытых цветках. Чтобы ее обнаружить, приходилось вооружаться лампами и осматривать спящие цветки при свете мха – а единственным решением было немедленно сжечь больные растения.
Двое мужчин сели и присоединились к Тамаре за приготовленным ею ужином. Тамара знала, что поблизости у них есть свой погребок и что они приступят к еде поутру, как только она уйдет, но какая-то ее часть была по-прежнему в состоянии закрыть глаза на это абстрактное знание и сшить воедино ту версию будничной семейной рутины, которая ограничивалась лишь ее повседневным опытом. Каждый вечер она готовила три каравая и делилась ими со своим отцом и ко; возвращаясь, она неизменно убеждалась в том, что ее запасы зерна и муки оставались такими же, как и до ее ухода – и это давало ей возможность убеждать себя в том, что втроем они вели одинаково аскетичный образ жизни. Она ни на мгновение не забывала о том, что все это – ее выдумки, но несмотря ни на что эти выдумки делали ее жизнь более сносной, чем любое время, проведенное в раздумьях над последствиями, которые она, в конечном счете, испытает на себе, поддавшись своему голоду.
– Как дела с маяком? – спросил у нее Тамаро.
– Мы наконец-то отправили его в полет! – Тамара пересказала подробности запуска. – Потом я узнала от Роберто, что траекторию нам, похоже, удалось задать довольно точно. Так что мы продолжим работу и займемся остальными маяками. Следующий должен быть готов в течение одной череды.
Говоря это, она заметила, как нарастает беспокойство Тамаро. – Уверен, ты сумеешь привести навигационную систему в рабочее состояние, – сказал он. – Но меня по-прежнему беспокоит этот идиот Иво.
Тамара задумалась, не могла ли она нечаянно очернить этого человека; было нелегко устоять перед шутками о его ящеричной бумаге, но свое дело он, без сомнения, знал. – Он немного эксцентричен, – сказала она, – но никак не идиот.
– Он ведет себя безрассудно. – Тамаро смахнул крошки со своего тимпана. – Стоит мужчине увидеть своих внуков, и его совершенно перестает заботить собственная жизнь.
– Это просто глупое обобщение, – с раздражением ответила Тамара. – В любом случае решения насчет Москита принимает не он. Совет назначил собственных экспертов, которые будут проверять все, чем мы планируем заниматься – эти люди не войдут в состав экспедиции и поэтому смогут взглянуть на ситуацию с иной точки зрения.
– Как можно быть экспертом по веществу, которого никогда не видел? – спросил Эрминио.
– И если они сами не войдут в команду Москита, – добавил Тамаро, – то с чего бы им беспокоиться о судьбе его пассажиров?
– Ты уж определись, – резко возразила Тамара. – Кто ведет себя безрассудно: Иво или советники, которые остаются на Бесподобной?
– Всех их будет больше волновать то, как поймать Объект, чем жизни или смерти пассажиров, – в сердцах ответил Тамаро. – Как только этот драгоценный кладезь ортогональной материи будет неподвижно висеть в пустоте, Москит останется не у дел, верно?
Тамара зарокотала от досады. – Да ты сам-то себя послушай! Чтобы поймать Объект, потребуется решить задачку из области точного ракетостроения. Москит пострадает только в том случае, если мы потеряем контроль над ситуацией. Два исхода взаимно исключают друг друга! Нельзя достичь первого, рискнув вторым.
Тамаро слегка наклонил голову, признавая, что, вероятно, перегнул палку. – Тем не менее, факт остается фактом: Иво – старик, он уже прожил свою жизнь. Я не утверждаю, что он планирует суицидальную миссию, но когда на одной чаше весов окажутся риски, а на другой – его шанс обрести славу, он не станет выбирать самый безопасный маршрут.
– Так чего ты от меня хочешь? – строго спросила Тамара. – Нарушить данное ему слово и не брать его в команду? Сказать, чтобы он поручил эту задачу более молодому коллеге, который рискует больше него?
– Нет, – ответил Тамаро. – Но ты можешь остаться сама. Найти другого старика, который бы занял твое место.
Тамара взглянула на своего отца в надежде, что тот хоть как-то возразит против подобного деления людей на две принципиально разные категории: отживших свой век «расходников» и людей, достойных того, чтобы жить. Но в ответ он с укором посмотрел на нее, как бы говоря: Послушай, что говорит твой ко, он заботится о твоих же интересах.
– Я главный навигатор, – спокойно ответила Тамара. – Без меня не будет никакой миссии.
– Мне казалось, что навигацию изучают все астрономы, – возразил Тамаро.
– Да, но здесь нужны другие методы! Они изучают, как задавался курс Бесподобной и то, что однажды потребуется для возвращения домой. Здесь эти знания неприменимы.
Тамаро продолжал стоять на своем. – То есть ты разработала новую систему, специально для Москита? И ты хочешь сказать, что ей нельзя научить других? Что ни один астроном не обладает навыками наблюдениями или способностью выполнять расчеты?
Тамара замялась, не понимая, как именно загнала себя в угол. – Конечно нет, – согласилась она. Она уже научила Аду всему, что ей требовалось знать, чтобы – в случае необходимости – заменить саму Тамару. – Но это я обнаружила Объект, и это я предложила организовать экспедицию. И если только не найдется человек, который подходит для этой работы больше меня, я имею право войти в команду Москита. С этим согласны мои коллеги, с этим согласен Совет. И если ты думаешь, что Иво представляет для этой миссии такую угрозу, то должен радоваться, что я тоже буду там и смогу держать его под контролем!
– Сейчас ты расстроена, – сказал Эрминио. – Мы можем обсудить это завтра, когда все успокоятся.
– Я совершенно спокойна! – отозвалась Тамара. Но ее отец уже поднялся на ноги; разговор был окончен.
Когда семейство стало готовиться ко сну в своей клумбе, она достала из погребка порцию холина. Эрминио пожелал своим детям спокойной ночи и улегся за червеклятником. Тамаро смахнул лепестки и солому, небрежно засыпавшие их общую яму, а затем положил свою косу посередине постели.
Тамара улеглась на землю рядом с ним – длинное твердолитовое лезвие отделяло их друг от друга. – Ты должен мне доверять, – прошептала она. – Я не позволю Иво совершить какую-нибудь глупость.
Не услышав ответа, она закрыла глаза. Разозлилась бы она точно так же на его месте, – думала Тамара, – если бы была уверена, что ее ко ставит под угрозу собственную жизнь? Рискует причинить боль и страдание своей семье, рискует оставить их детей сиротами? Она была вынуждена признать, что ее ужасает сама мысль о родах в одиночестве.
Если бы он очертя голову бросился в какую-то безрассудную авантюру, она бы конечно попыталась его отговорить. Но если цель была достойной, а его желание сыграть свою роль имело под собой какие-то основания, она, надеялась Тамара, прислушалась бы к его словам.
Спасибо.