Карла помогла Иво присоединить его спектрограф к телескопу, а затем проследила, как он загружает первый образец в катапульту рядом с иллюминатором: первая маленькая порция раздражителя, с помощью которого они надеялись вывести Объект на чистую воду. Воздушного шлюза как такового – то есть достаточного большого помещения, через которое члены экипажа могли бы входить и выходить, не вызывая разгерметизацию всей кабины – в Моските не было, однако Марцио разработал уменьшенную версию, оборудованную ковшами и щипцами с рычажным управлением, благодаря которой эти крошечные образцы можно было перемещать на небольшое расстояние сквозь корпус корабля и загружать в пусковую трубу катапульты.
Когда поверхность Бесподобной еще страдала от спорадических вспышек, источником которых, как считалось, была ортогональная пыль, никому так и не удалось даже пронаблюдать – не говоря уж о том, чтобы зафиксировать – спектр излучаемого света. Прежде, чем центробежная сила положила конец этим представлениям, люди предлагали использовать спектрографы с таким широким обзором, что невозможность точно предугадать местоположение источника света, просто перестала бы иметь значение. Проблема, которую им, впрочем, так и не удалось решить, заключалась во времени: никто не мог среагировать достаточно быстро, чтобы открыть затвор точно в момент появления вспышки; длительное же экспонирование, выполненное с помощью широкоугольной камеры – даже попади в ее поле зрения одно из этих редких событий – просто похоронило бы сигнал вспышки на фоне, который бы дал в сумме отраженный звездный свет.
Никому не удалось обнаружить хотя бы один крохотный кратер или иной изъян, оставшийся после странных воспламенений. Лишившись эмпирических подсказок, три поколения путешественников были вынуждены лишь строить догадки о природе этих соударений. Тот факт, что даже размеренного вращения Бесподобной оказалось достаточно, чтобы смахнуть надвигающиеся частички пыли, исключал объяснение, основанное исключительно на скорости удара, отдавая предпочтение некой химической реакции с участием вещества самой Бесподобной. Однако предложить правдоподобное описание этих событий пока что не удалось ни одной теории химической люминесценции, ни одной теории горючих материалов и либераторов и ни одной теории света и светородов.
– Серые равнины к северу – сбрасываю один чахлик пассивита.
Он отпустил катапульту.
Карла мельком взглянула на Аду, находившуюся в противоположной части кабины. Ада держала руку на аварийном рычаге, который должен был моментально запустить двигатели и унести Москит от греха подальше, если Объект последует примеру Геммы и начнет превращаться в звезду. Тамара, защитив глаза тяжелой повязкой, держалась за веревку рядом с Адой. Если горение Объекта окажется настолько интенсивным, что его излучение станет опасным для здоровья, то это зловещая мера предосторожности, по крайней мере, поможет уберечь зрение одного из навигаторов.
Карла наклонилась и пристально вгляделась в стоявший перед ней теодолит, добровольно подвергая риску один глаз, чтобы учесть противоположную крайность – шанс, что вспышка может оказаться слишком слабой и разглядеть ее иным путем будет невозможно; ее пальцы тем временем касались циферблата соседних часов. Они считали, что знают, сколько времени потребуется крупинке пассивита, чтобы достичь поверхности Объекта, но если сама реакция произойдет с задержкой, точное время станет ценным дополнением к остальным данным.
– Открываю затвор, – тихо произнес Иво.
Карла пристально смотрела на серую поверхность, освещенную звездами, ожидая прозаичного финала. Секрет, ускользавший от целых поколений, не мог просто взять и выдать себя с первой же заброшенной ими песчинкой. Она почувствовала, как стрелка циферблата достигла предсказанного времени столкновения и двинулась дальше: одна лишняя пауза, две, три –
Ослепительно яркая точка вспыхнула на сером фоне, как соляритовая лампа, видимая сквозь крошечное отверстие. Карла добросовестно переписывала точное время события на свое бедро даже мысленно ожидая, когда эта точка взорвется, изодрав в клочья барьер между мирами, и скрытый за ней хаос хлынет наружу.
Свет померк и исчез. Карла быстро обернулась и приложила неослепленный задний глаз к теодолиту. Пламя не распространилось за пределы места удара на манер стихийного пожара. На вид поверхность Объекта совершенно не изменилась.
– Скажи, что мне это не привиделось, – произнес Иво.
– Не привиделось что? – с нетерпением спросила Тамара.
– Реакция была яркой, но… локализованной, – сумела объяснить Карла. – В точности такой же, как описано в старых отчетах пожарной охраны! – Именно такую реакцию впервые наблюдала сама Ялда – оглядываясь на Бесподобную из космической пустоты, когда она чуть не погибла из-за несчастного случая во время сборки двигателей, отвечавших за вращение горы.
Иво достал из спектрографа полоску бумаги. Карла зажгла лампу, чтобы они смогли ее как следует рассмотреть. Бумага потемнела во всем диапазоне частот, явив спектр, аналогичный любому спектру сгорающего топлива. Но поверх него обнаружилась одна особенность – настолько резкая, что Карла поначалу ошибочно приняла ее за калибровочную отметку на бумаге – линию, которую Иво вполне мог нарисовать с целью юстировки. Но это было не так. Бумага потемнела под влиянием самой вспышки – вдоль узкой полосы, соответствующей ультрафиолетовому свету с длиной волны в один гросс восемь дюжин и два пикколомизера.
Глаза Тамары были защищены повязкой, поэтому Карла объяснила ей результаты эксперимента.
– Что же могло это вызвать? – спросила Тамара. – Одну резкую ультрафиолетовую линию?
– Я такое впервые вижу, – сообщил Иво. – Обычные камни при сгорании не дают такого узкого пика, который бы превосходил все остальное свечение пламени по яркости.
– Не говоря уже о том, чтобы пик был всего один, – добавила Карла. – Полная энергия, необходимая светороду, чтобы покинуть пассивит, будет где-то в две дюжины раз превышать скачок, соответствующий этой ультрафиолетовой линии. Стоило бы ожидать, что пассивитовый либератор будет модифицировать энергетические уровни, разбивая суммарный интервал на множество более мелких – но нет никакой причины, которая бы объясняла, почему все эти промежуточные ступеньки должны иметь одну и ту же высоту!
– Но факт остается фактом – один-единственный пик, – сказала Ада.
Иво запустил второй чахлик пассивита – на этот раз его целью стала красноватая область в южном полушарии Объекта. Ландшафт выглядел так, будто был покрыт огневитом; наблюдая за происходящим в теодолит, Карла приготовилась лицезреть стихийный пожар, а то и полномасштабную катастрофу в духе Геммы.
Спустя три паузы и пять высверков после столкновения они увидели краткую вспышку точечного излучения.
Когда Иво извлек бумагу из спектрографа, в области видимых частот наблюдались кое-какие незначительные отличия, однако в спектре вновь преобладал ультрафиолетовый пик, который в точности совпадал с предыдущим.
Иво повторил эксперимент, выбрав на поверхности Объекта две других области, отличавшихся по своему внешнему виду. Затем он заменил пассивитовый снаряд твердолитом, затем пудритом, хрусталитом, зеркалитом, огневитом и соляритом. После двух дюжин и четырех экспериментов выяснилось, что задержка перед вспышкой могла меняться как в сторону увеличения, так и в сторону уменьшения, а в видимой части спектра можно было увидеть четкие отличия, зависящие от того, в какую именно область на поверхности Объекта был нацелен снаряд. Но в каждом из случаев на бумаге возникала единственная черная линия из области ультрафиолетовых волн – и всякий раз на одном и том же месте.
Карла не могла объяснить этот феномен, и точно так же был сбит с толку и сам Иво. Он даже направила спектрограф на лампу в кабине, чтобы убедиться в том, что вездесущая линия не была результатом какого-то вычурного оптического дефекта. Оказалось, что нет.
– Уберите из этого спектра ультрафиолетовую линию, – сказал он, держа в руках полоску бумаги, облученную вспышкой красного камня в южном полушарии, – а из этого линии либератора. – Он взял контрольную полоску, полученную под воздействием лампы. – Не считая этих отличий, они оба выглядят одинаково – это горящий огневит.
– Значит, огневит остается огневитом, даже если заменить все его светороды на противоположные, – сказала Ада. – Начав гореть, он выдает один и тот же свет, как и должно быть в соответствии с теорией Нерео.
– Однако процесс воспламенения огневита, находящегося на Объекте, совершенно не похож на взаимодействие либератора с обычным огневитом. Ко всему прочему он совершенно неизбирателен – одинаково действует на любой минерал. Ему нет дела до детальной структуры этих твердых тел – их геометрии, их энергетических уровней. Он просто проворачивает свой фокус, и бах…
Тамара, наконец, сняла повязку. – Независимо от того, понимаем ли мы процесс воспламенения, это наверняка должно разрешить наш топливный кризис? Объект можно использовать в качестве горючего, до последнего чахлика! Такое легкое решение, может быть, и не принесет удовлетворения…, но если нам удастся замедлить эту штуку так, чтобы она оставалась в пределах досягаемости, то следующее поколение уже сможет заняться практической стороной дела.
– Либо следующему поколению удастся догнать Объект и доставить его к Бесподобной, – предположила Ада. – У них будет время, чтобы как следует обдумать результаты наших наблюдений и разобраться в происходящем. Теперь траектория Объекта известна нам с высокой точностью. Мы его не упустим.
Тамара уже почти склонилась на ее сторону, но Иво раздраженно вмешался в разговор. – Наша цель – захватить Объект! Именно эту миссию одобрил Совет: взять образцы, выполнить калориметрию, а затем устроить взрыв, который бы обездвижил эту штуковину. Если мы сдадимся сейчас, то в наследство своим потомкам оставим лишь более продолжительное путешествие и усложненную версию той задачи, которую должны были выполнить своими силами. Три поколения строили теории насчет ортогональной пыли, но это так ни к чему и не привело. Понять эту материю можно только путем экспериментов.
– Ты только что провел полную серию экспериментов! – воскликнула Ада. – Ты действительно хочешь приблизиться к веществу, способному воспламенить все твои инструменты и контейнеры?
– У меня есть пневматические инструменты, – не унимался Иво.
– Которыми можно резать только пудрит, – возразила Ада.
Порывшись в спектрах, Иво извлек одну и бумажных полос. – Вот! Серый минерал, в северной части. Как ты уже говорила, при замене светородов на противоположные базовые свойства вещества не меняются. За вычетом ультрафиолетовой линии этот спектр совпадает со спектром пудрита! На глаз эта порода и выглядит, как самый настоящий пудрит! С физической точки зрения нет причин, которые запрещали бы ей обладать мягкостью обычного пудрита.
Ада и Тамара посмотрели на Карлу. – Мне нечего возразить, – сказала она. – По своим механическим свойства она должна совпадать с обычным минералом. Но судя по тому, что я видела, если хотя бы одна крупинка этого вещества к чему-нибудь прикоснется –
– Из моего охладительного мешка будет постоянно выходить воздух, – сказал Иво. – Кроме того, у Зудня есть собственный воздушный щит. Я это уже отработал: я знаю, что могу добыть образец пудрита, не прикасаясь к нему.
Тамара помолчала. – Хорошо, – неохотно согласилась она. – Если ты уверен в своих силах, я не стану тебе препятствовать.
Она смотала одну из опорных веревок, чтобы освободить пространство, после чего Карла помогла Иво выдвинуть Зудень из отсека хранилища и переместить его в середину кабины. Это было не столько полноценное транспортное средство, сколько своего рода химическая лаборатория, приспособленная для работы в условиях космического вакуума и оборудованная воздушно-реактивными двигателями. Карла, в качестве дублера Иво, проходила собственные тренировки с макетом Зудня, маневрируя на нем по Бесподобной и отрабатывая сход с орбиты. Спустя несколько дней движения аппарата давались ей вполне уверенно – но она уже потеряла счет всем тем легким столкновениям с горой, которые она испытала за время тренировки.
Она отошла в сторону, чтобы Иво смог проверить свое оборудование. Ада наблюдала за этим процессом с выражением сдержанного неодобрения, хотя, как показалось Карле, больше всего она была недовольна тем, что Тамара проигнорировала ее совет. Ада готовилась возглавить миссию, возложить на себя ответственность за все, что они делали. Как бы ни приятно ей было узнать, что ее подруга все-таки оказалась жива, отказаться от лидерства ей наверняка было непросто.
– Я хочу, чтобы ты ограничился тем местом, где пудрит выходит на поверхность, – сказала Тамара, обращаясь к Иво. – Пытаться добыть образцы в другом месте будет слишком сложно; этому минералу придется сыграть роль суррогата для всех остальных.
– С этим я справлюсь, – ответил Иво. Он проверял балансировку отдачи своих воздушных резаков, паря в воздухе рядом с одной из оставшихся опорных веревок и доказывая тем самым, что фиксированное расстояние до нее он способен поддерживать, даже размахивая невидимыми режущими струями. – По всей видимости, наиболее сильную реакцию в каждом из случаев дает процесс, отвечающий за эту ультрафиолетовую линию, чем бы он ни был. Так что если нам удастся количественно оценить энергию, выделенную в случае пудрита –
– Что не так с твоей правой рукой? – спросила Ада.
– Ничего. – Иво заглушил режущую струю и поднял вызвавшую подозрение руку для осмотра. – А с чего ты вообще –?
– Ты стараешься ей не пользоваться, – категорически заявила Ада.
– Это неправда, – возразил он. – Это совершенно новая рука! С тех пор, как я ее заново отрастил, она совсем не болит.
– Возьмись за веревку и попытайся правой рукой раскрутить Зудень вокруг вертикальной оси, – сказала Тамара.
Иво оскорбленно прожужжал. – И с какой стати мне это делать? Если мне нужно будет сменить направление, то для этого есть реактивные двигатели.
– Я знаю, – тихо ответила Тамара. – Я просто хочу выяснить, насколько сильна эта рука.
Иво ухватился за висевшую рядом веревку, как она и попросила, и потянулся правой рукой к краю Зудня. Ему удалось привести аппарат во вращение, но теперь его отчаянные попытки пересилить боль стыли очевидны.
Карла поняла: плоть в его пострадавшей руке не пришла в норму, потому что на самом деле он просто не смог ее поглотить. Он проделал движения, втянувшие ее внутрь туловища и сделал вид, что отрастил совершенно новую конечность, однако из-за травмы поврежденная ткань осталась на том же самом месте.
– Тебе нельзя выходить наружу с травмированной рукой, – сказала Ада.
После того, как его уличили во лжи, Иво было нечего ответить. Карла не могла не почувствовать облегчение от того, что Иво избежал риска, который таил в себе выход из корабля – но Ада, казалось, была слишком уж довольна подобным исходом. Она уже получила шанс испытать такое удовлетворение от собственных навыков, которого вот уже несколько поколений не испытывал ни один навигатор; так зачем же нечестным путем лишать Иво той же радости самореализации? Что за удовлетворение было в том, чтобы насыпать на Объект песочка, посмотреть на салют и умчаться домой? Он был химиком, и пришел сюда за тем, чтобы заниматься химией: ему нужно было как можно сильнее замарать руки и при этом не сгореть в процессе.
– Я пойду с ним, – услышала свой голос Карла. – Я буду его правой рукой.
– В плане миссии не предусмотрены два оператора, – заметила Ада, как будто этого было достаточно, чтобы закрыть вопрос.
– Я знаю, как пользоваться Зуднем, – сказала Карла, упрямство которой одержало победу над страхом. – Если Иво по какой-то причине придется остаться, за его работу возьмусь я. Но при такой незначительной травме…, он слишком опытен, чтобы заменять его кем-то другим. Мы можем оборудовать Зудень второй привязью, выйти наружу вдвоем, и тогда, если ему потребуется помощь, я буду рядом, чтобы его подстраховать.
Ада, насупившись, посмотрела на Тамару. – Ты же на это не согласишься!
– Иво? – спросила Тамара.
– У нас получится, – ответил он, мельком взглянув на Карлу с выражением новообретенного уважения. – Я уверен, что нам это по силам.
– Давайте сначала немного потренируемся, – осторожно сказала Тамара. – Один из вас будет управлять Зуднем здесь, на орбите, второй будет находиться на страховочной привязи в качестве пассажира; затем поменяетесь ролями. Если возникнут какие-то проблемы, вся затея отменяется.
– Разумеется, – согласилась Карла. – По-моему, это честно. – Она чувствовала, как во всем ее теле нарастает возбуждение – даже в тот самый момент, когда у нее в голове раздался недоуменный вопль благоразумия.
Иво протянул руку и приложил свою ладонь к ладони Карлы; их кожа соприкасалась, благодаря небольшим отверстиям, которые они проделали в своих охладительных мешках.
Готова? – написал он.
Полностью, – ответила Карла.
Она бросила беглый взгляд на Москит, висевший в дюжине поступей над ними; Ада и Тамара выглядывали из окна – их очертания были видны на фоне звезд, но прочесть их лица было невозможно.
Обнаженными кончиками пальцев на нижней правой руке Карла коснулась циферблата часов, расположенных на нижней стороне Зудня, и слегка заерзала, чтобы устроиться поудобнее. При помощи страховочных ремней они с Иво были привязаны к длинной пластине, расположенной позади основной конструкции и установленной на шести узких опорах. И пластина, и опоры были полыми и покрыты мелкими отверстиями; подобно ткани охладительных мешков, через которую воздух выходил наружу, каждая часть Зудня также источала воздух, выпуская наружу легкий ветерок в надежде парировать внешнюю угрозу. Несмотря на всю разумность этой идеи, Карла все равно ощущала себя до смешного обнаженной – как будто твердый оболочка вроде корпуса Москита могла обеспечить им более надежную защиту.
Опустив руку, Иво открыл клапан на воздушно-реактивном двигателе слева от себя. Сам по себе толчок, вызванный ускорением, был почти незаметен; Карле всего лишь показалось, будто ее страховочная привязь чуть туже натянулась с одной стороны. Но когда она снова посмотрела вверх, Москит уже удалялся от них – опередив их по ходу своего орбитального движения, когда выброс воздуха плавно затормозил Зудень.
Иво заглушил реактивную струю. Дистанция между ними и Москитом увеличивалась так медленно, что Карла представила, как Тамара, выйдя из люка, ступает на причудливую звездную тропу и без труда нагоняет их, чтобы передать какой-то предмет, который они по небрежности забыли взять с собой. Что же касается скорости их спуска, то она была и вовсе незаметна. Тем не менее, крохотное уменьшение орбитальной скорости превратило их траекторию из окружности в эллипс; через шесть склянок их высота уменьшится в десять раз.
Подготовленный ими план полета целиком и полностью был основан на предположении, что обычные принципы небесной механики продолжат действовать и в окрестностях Объекта. Принимая во внимание феерический крах традиционной химии, Карла не была готова принимать что-либо на веру, но пока что все факты указывали на то, что расположенная под ними ортогональная каменная глыба создавала точно такое же гравитационное поле, что и тело сопоставимой массы, состоящее из обычной материи. Тамара оценила массу Объекта, исходя из периода обращения Москита, и ее результат подтверждался химическим составов поверхности, установленным в соответствии со спектрами Иво. Камень не мог по волшебству превратиться во что-то принципиально иное только лишь потому, что в четыре-пространстве вы встретились с ним под другим углом. К слову, одна из группировок, существовавших в среде химиков, считала, что обычная материя должна содержать как положительные, так и отрицательные светороды – в равных пропорциях и расположенные симметричным образом – и что инвертированные минералы Объекта будут в буквальном смысле идентичны обычным. Карла отчасти симпатизировала этой идее, исходя из причин чисто эстетического характера – к тому же Сильвано наверняка бы обрадовался, окажись она правдой – но судьба снарядов Иво не оставила этой гипотезе ни единого шанса.
Удобно? – спросил ее Иво.
Она повернулась к нему. – Конечно. – Иво выглядел спокойным, насколько можно было судить по виду его лица сквозь шлем. Если все пройдет гладко, то в течение следующих шести склянок им будет нечем заняться, кроме как разглядывать звезды и окружающий пейзаж. Все опасности будут поджидать их на поверхности – и если они хотели сохранить рассудок до этого момента, то трюк заключался в том, чтобы смириться с невозможностью ускорить спуск и добраться до цели быстрее, чем это было возможно.
Карла разглядывала серую равнину, расположенную прямо под Зуднем; несмотря на то, что в данный момент они покидали эту область, именно она была тем местом, куда их в конечном счете должно было привести это спиральное путешествие. Кратеры здесь были более широкими и многочисленными, чем где-либо еще на поверхности Объекта, и это подкрепляло надежду на то, что серый камень действительно может оказаться таким же мягким, как пудрит.
Когда равнина проплыла мимо, Карла попыталась представить удары, оставившие после себя такие кратеры. Странная реакция с обычной материей, скорее всего, была ни при чем; слишком уж они напоминали кратеры Пио, которые были результатом самых обыкновенных столкновений с околопланетарными скоростями. По мнению астрономов, Объект зародился в глубине ортогонального скопления за дюжину световых лет отсюда, а затем в течение эонов дрейфовал по космосу в полном одиночестве. Впрочем, когда-то он мог быть частью чего-то большего.
Что могло разорвать на части тот материнский мир? Вероятно, это был стихийный пожар, разгоревшийся где-то в глубине. Но что именно послужило тому причиной? Крошечная вероятность того, что каждый из светородов в каждом камне сумеет сбежать из своей энергетической ямы – с учетом того, что шансы на побег будут нарастать в космических масштабах времени. Некоторые материалы сохранят устойчивость и со временем лишь станут жертвой медленной, но неизбежной коррозии, в то время как другие испытают на себе действие своеобразной лавины, когда изменение в одном месте приведет к уменьшению промежутков между энергетическими уровнями соседних частиц, ускоряя весь процесс.
В конечном счете все содержимое космоса стремилось создавать свет и взрываться. Единственным различием был масштаб времени, определяемый количеством фотонов, необходимых, чтобы совершить скачок от твердой фазы до хаоса. Но если в большинстве твердых материалов светородам для распада требовалось одновременно испустить шесть или семь фотонов – шесть или семь сверхинфракрасных фотонов, каждый из которых обладал максимально возможной энергией – то что в принципе могло сократить энергетический разрыв до единственного ультрафиолетового фотона, обнаруженного в спектрах Иво?
Карла почувствовала, как сжался ее живот. Она не ощущала голода с начала полета, но заметила, что ей не хватает успокаивающего аромата земляных орехов.
Остальные руки в порядке? – спросила она у Иво.
Более чем, – заверил он ее.
Ей хотелось увидеть его реакцию вблизи; чем больше она думала над этой загадкой, тем больше ей хотелось в ней разобраться. Просто она не хотела в конечном счете оказаться на его месте.
Благодаря гироскопам, ориентация Зудня относительно звезд осталась неизменной, поэтому вслед за его движением по орбите вокруг Объекта сам Объект двигался по небу. Карла едва ли испытывала необходимость сверяться с часами, чтобы понять, когда именно они совершили полоборота: местность, которая в данный момент протянулась над ее головой, ее широкий и ровный, пусть и перевернутый с ног на голову, горизонт, очевидным образом отражала всю конфигурацию.
Именно ее сторона Зудня в настоящий момент была ведущей, а значит, очередь тормозить аппарат тоже переходила к ней. Открыв сопло своего реактивного двигателя, она на пальцах отсчитала высверки, создав воздушный поток чуть большей длительности, чем у Иво. По сравнению с предыдущей, их новая орбита будет гораздо ближе к окружности, но в то же время достаточно эллиптической, чтобы в месте наибольшего сближения опустить их практически до самой поверхности. Скользя над пудритовыми равнинами, они могли выбрать самое перспективное место, а затем свести свою скорость к нулю. Как только они приблизятся на расстояние вытянутой руки, для подавления любого дальнейшего движения потребуется лишь слабая вертикальная тяга.
Каменный потолок начал крениться к той стороне Зудня, где находился Иво; снижаясь, они набирали орбитальную скорость относительно Объекта. Карла заметила, что ощущение импульса не столько вызывает тревогу, сколько придает ей душевных сил; ждать ей уже порядком надоело. Она хотела увидеть раскинувшуюся внизу ортогональную равнину – так близко, что можно почти коснуться. Путешествуя назад во времени, этот осколок первородного мира обогнул историю всего космоса; мир, породивший ее предков, избрал иной путь. И когда дитя одного из них встречало другой мир, этот колоссальный и величественный круг должен был замкнуться – здесь в столкновении, которое так яростно сулили гремучие звезды, можно было увидеть нечто спокойное и безмятежное. Безмятежное, если действовать с должной осмотрительностью.
Иво взял ее за руку. – Ты это видела?
Что?
Вспышку, – ответил он.
Карла глянула мимо него на коричневую скалу зубчатой формы, неизменную при свете звезд. Время от времени Объект, вероятно, сталкивался с частичками обычной пыли. Не исключено даже, что какая-то крупинка, отделившаяся от корпуса Москита, или частичка несгоревшего солярита, оставшегося с момента последнего запуска двигателей, только что добралась до поверхности Объекта.
Следующую вспышку она увидела уже сама. По своей интенсивности она уступала тем, что они устроили, находясь в Моските, и была гораздо более рассеянной – напоминая не ослепительно яркую точку, а скорее, яркое светящееся пятно. Такое рассредоточенное возгорание не могло быть вызвано какой бы то ни было крупинкой.
Что их вызывает? – спросила она, обращаясь к Иво. Не успел он ответить, как поверхность снова засветилась: всплеск голубоватого пламени распространился за пределы скалы, после чего быстро рассеялся.
Мы? – предположил он.
Карла почувствовала, как напряглись от страха ее мышцы, однако в теории Иво не было смысла. Как от них вообще может что-то отделяться, если они столько времени провели в окружении воздушных струй? Этот неумолимый ветер уже давно бы смел любой материал, неплотно прилегавший к их снаряжению или телу.
А поточнее? – сказала она в ответ.
Иво задумался на мах или два; тем временем слева от него разразилась очередная вспышка.
Примеси в воздухе, – заключил он.
Карла не могла видеть его лица, которое было обращено в сторону Объекта, но его фигура осунулась от стыда. Иво отвечал за фильтрацию всего воздуха, который они взяли с собой, и должен был позаботиться об отсутствии в нем каких-либо посторонних частиц. К подобной задаче он бы подошел со всей тщательностью – иного она и представить себе не могла.
И все же вину на себя он взял не без причины; под давлением внешних признаков его вердикт обретал ужасающую достоверность. Если потенциальный воздушный щит, которым был окружен Зудень, действительно разбрасывал во все стороны едва заметные порции тончайшей пыли, это бы объяснило, почему последние возгорания были гораздо более рассеянными, чем те, что спровоцировали снаряды с Москита.
Теперь вспышки происходили раз в одну-две паузы, а каменная стена подбиралась все ближе. Карла изо всех сил старалась не паниковать; худшее, что они могли бы сделать – это направить реактивную струю прямо к поверхности в надежде на быстрый подъем. Ко всем своим баллонам приходилось относиться с тем же подозрением: содержимое любого из них при соприкосновении с поверхностью могло превратить Зудень в центр огромного пожара.
Она произвела быстрые расчеты у себя на бедре. Четвертое сопло, шесть высверков, – предложила она. Четвертое сопло было направлено назад по касательной к их орбите; несмотря на то, что воздушная струя будет направлена по горизонтали, она должна была увеличить их скорость и сократить кривизну траектории настолько, чтобы заставить их двигаться вверх.
А как быть со струей воздуха? – возразил Иво.
Ничего не поделаешь. – Сопло вытолкнет воздух в виде широкого конуса, и часть его наверняка достигнет поверхности. Но если они ничего не сделают, то останутся на первоначальной орбите, проходящей всего в нескольких дюжинах поступей от ортогональной породы. Пламя, вполне вероятно, уже достигало этой высоты, а если источник примесей окажется еще ближе, прорывы пламени станут только сильнее.
Перекрыть весь воздух? – сказал в ответ Иво.
Карла замешкалась. Разумнее ли поступить так, чем предпринимать рискованный маневр с реактивным двигателем? Воздушный щит, очевидно, был скорее обузой, чем средством защиты, но она не могла сказать того же об их охладительных мешках.
Гипертермия? – возразила она.
Главная проблема – щит, – заметил Иво. – Потом – мешки, но ненадолго.
К первому шагу он приступил, не дожидаясь ответа; просунув руку в центр Зудня, Иво перекрыл выпускной вентиль баллона, подававшего воздух для щита.
Языки голубого пламени не сдавались и не затухали – это продолжалось так долго, что Карла уже была готова объявить зловещую гипотезу Иво ложной, заявив, что теперь они могут безнаказанно отступить, воспользовавшись воздушно-реактивными двигателями. Затем все неожиданно погасло.
После того, как огонь действительно отступил, воспринимать эту новость как плохой знак было непросто. Но даже при том, что Иво оказался прав насчет причины возгорания, его сценарий с минимизацией воздушного потока вовсе не обязательно был наименее рискованным для Зудня выходом. Сколько воздуха они бы выпустили наружу, воспользовавшись реактивной тягой? Какой высоты бы достиг взрыв? Успел бы он достаточно быстро распространиться от места возгорания, чтобы их нагнать?
По правде говоря, Карла не знала. Количественно оценить эти величины она не могла.
Сколько же в таком случае они смогут прожить без воздуха, отводящего тепло от их тел? Людям, пережившим несчастные случаи в космосе, редко выпадала возможность свериться с часами, но по слухам предел составлял пару курантов.
Объект заполнил собой полнеба. Ее нерешительность поставила точку в вопросе: теперь они были слишком близко, и использовать реактивную тягу было слишком рискованно. Им оставалось только двигаться вниз по орбите.
Карла видела, как снизу к ней приближаются серые пудритовые равнины – они проносились мимо нее слева направо, как каменная стена, которая постепенно наклоняясь, совершала полный оборот. Оценить масштаб было невозможно; она сверилась с часами. До нижней точки орбиты все еще оставалось семь курантов.
Мимо пронесся широкий неглубокий кратер, своими разрушенными стенами напоминавший развалины пустынной крепости, которую описывал ее отец, пересказывая историю из саг. Когда они пролетали над ним, часть его края взорвалась столбом пламени, и огонь разлился по земле. Вот и все: встреча двух миров, которой она ждала с таким нетерпением. Она с тоской подумала о милом Карло – о том, как усердно он старался сохранить ей жизнь, как сосредоточенно изучал данные переписи населения, чтобы спланировать каждую их встречу.
Шлейф голубого пламени погнался за Зуднем, прочертив изрытый ландшафт. Он горел ослепительно ярким светом – еще немного, и на него было бы больно смотреть, – но Карла не могла отвернуться. Иво протянул руку к баллону у себя на груди и перекрыл доступ воздуха в свой охладительный мешок. Несколько мгновений спустя пламя ослабло, но не исчезло полностью.
Она сдавила руку Иво, не находя слов, но стараясь донести мысль, что не винит его в случившемся. Он не заставлял Карлу следовать его примеру. Теперь поверхность находилась так близко, что она видела структуру минерала – поверхность, покрытую неровными буграми и углублениями размером с ее кулак. Выглядел он в точности, как пудрит. Отважный план, с помощью которого Иво собирался добыть образец, даже мог сработать, если бы не грубый просчет, из-за которого его воздушные резаки превратились в инструмент столь же самоубийственный, что и твердолитовая стамеска.
Пламя поднималось вновь, настигая Зудень. Карла сверилась с часами; до нижней точки оставалось еще четыре куранта. Она уменьшила поток воздуха в своем мешке до минимума, при котором на ее коже все еще ощущался слабый ветерок, однако на высоте пламени это сказалось слабо, а вскоре и этот эффект сошел на нет вслед за снижением Зудня. Она уже чувствовала жар, исходивший от пылающей земли – страшнее любого вреда, который ей могло причинить собственное тело.
Она полностью перекрыла доступ воздуха.
Пламя дрогнуло и померкло, оставив Зудень планировать над освещенным звездами ландшафтом. Карла почувствовала прилив эйфории, но время и геометрия были не на ее стороне. Если они с Иво оба потеряют сознание, то наверняка погибнут. Даже если они все еще будут живы в тот момент, когда снова можно будет пустить воздух, не опасаясь за свою безопасность, они просто не будут знать о выпавшем им шансе на спасение.
Она теперь уже рассерженно глазела на бесполезные воздушные резаки, расположенные наверху верстака. Иво уже видел своих внуков; возможно, народная примета все-таки была права. Это чувство завершенности позволяло ему легкомысленно относиться к собственной жизни, а теперь из-за его небрежности погибнет и она. Ей пришла мысль схватить эти дурацкие инструменты и бросить их на землю, чтобы погибнуть в ореоле пылающей славы, сделав свое имя достоянием саг.
Она представила эту сцену со стороны: ее силуэт на фоне созданного ею пылающего ада, по резаку в каждой руке, шланги, по которым в них подавался воздух из Зудня. Без сомнения, это был яркий образ – правда, рядом не было ни одного очевидца, который мог бы запечатлеть ее непреклонную позу.
Шланги.
Она повернулась к Иво; он обвис в своих страховочных ремнях, закрыв глаза. Чего она ждала – его разрешения разнести устройство на части? Карла сорвала шланг с правого резака, затем наклонилась и выдернула второй его конец из баллона с воздухом. Нижними руками она ухватилась за низ Зудня, пытаясь нащупать часы, с показаниями которых сверялась раньше. Механизм был полностью открыт; Марцио, долгих лет ему, не спрятал его за декоративными панелями, которые бы только усложнили ремонт.
Она почувствовала валы, соединенные с циферблатами часов: на мгновение Карла была сбита с толку, но циферблат, отсчитывавший высверки, было легко отличить по его скорости; немногим сложнее было нащупать и циферблат с паузами. Как только она мысленно зафиксировала их положение, найти нужный ей вал – тот, что совершал полный оборот в течение куранта – было нетрудно.
Она ощупала пространство между тыльной стороной циферблата и шестеренкой у основания вала. Расстояние между ними было больше толщины шланга. Больше, конечно, лучше, чем меньше – но шланг не будет сидеть достаточно плотно, чтобы удержаться на месте за счет одной лишь силы трения.
Углубившись в летающий верстак, она нащупала штатив со склянками, запас реагентов, которые Иво собирался использовать в своих калориметрических экспериментах. Каждая склянка была запечатана толстым слоем смолы. Заострив кончики пальцев, Карла отрезала верхнюю половину пробки и обмазала вал липкой смолой. То же самое она сделала и со вторым герметиком, покрыв им центральную часть шестеренки. Ее тело уже начало свой протест против жара; под кожей кишели зудни, и какой-то бессмысленный инстинкт пытался соблазнить ее фантазиями о прохладной постели из песка.
Согнув шланг, она свела его концы друг с другом так, чтобы место сгиба превратилось в непроходимо узкую складку – она, возможно, и не была герметичной, однако проходящий сквозь нее воздух будет составлять лишь крошечную долю первоначального потока. Затем она передала шланг в свои нижние руки и прижала согнутый конец к осмоленному валу.
Карла принялась кропотливо сворачивать шланг в спираль, обвивая длинный конец вокруг узких мест часового механизма. Шланг сопротивлялся изгибанию и вырывался. Теперь она ощущала жгучую боль всей своей кожей; перед глазами уже замельтешили светящиеся точки.
Шланг, пятикратно обвитый вокруг медленно вращающегося вала, держался крепко. Отсоединив свой охладительный мешок от баллона с воздухом, она вставила между ними сработанный наспех таймер.
Карла медленно открыла клапан на баллоне с воздухом, опасаясь, что шланг может сорвать от чрезмерного давления. Она остановилась на уровне, который запомнила наощупь – заметно меньше максимума, но так, чтобы чувствовать хоть какую-то разницу от воздушного потока на своей коже. Складка оказалась непроницаемой, и не было никакой вибрации, которую мог бы вызвать раскручивающийся шланг.
Она уже чувствовала головокружение и была слишком дезориентирована, чтобы доверять себе проверку собственных манипуляций, не говоря уж о том, чтобы пытаться что-то изменить. Огоньки за ее веками роились и дергались. Она попыталась представить себе Карло, их тела, прижатые друг к другу, но затем какая-то ее часть отказалась поддаваться на эту уловку или искать в ней утешение, и образ Карло моментально утонул в окружавшей ее белизне.