Сэт очнулся от криков Далии. Он попытался вновь погрузиться в сон, но неистовое сияние дневного света оказалось оказалось слишком сильным. Дневного света? Он открыл глаза и огляделся в поисках линии светящихся точек; она была направлена аккурат в его сторону. Далекие провалы не выглядели более яркими, чем раньше – и если уж на то пошло, казались даже потускневшими на фоне бело-голубой дымки, которой был пронизан сам воздух. Но в направлении, для которого у него не было названия, – перпендикулярном линии, – дымка становилась настолько яркой, что на нее было едва ли не больно смотреть. Это было все равно что разглядывать Солнце сквозь тонкую пелену облаков, с той лишь разницей, что здесь его свет был окружен не небом, а землей – будто Солнце взошло не над горизонтом, а где-то гораздо ближе.
«Если они не успели сбежать от этого пекла, им конец», – понял он. На поверхность провал выходил вдали от зоны абсолютного лета, но Сэт уже не сомневался, что его горловина простиралась достаточно далеко на юг, чтобы коснуться солнечного конуса. На поверхности оказаться вблизи этого выжженного Солнцем места можно было и находясь на безопасной территории к северу от него – в темновом конусе любого вторичного, рассеянного источника света, – однако здесь правила были иными: любую точку южного гиперболоида всегда можно было увидеть из любой другой.
– Николас с Андреем бы нашли решение, – заметил Тео. – Если бы им не удалось вовремя найти путь на север, они бы направились к берегу.
Сэт не был уверен, что им могло хватить этого расстояния. И все же, южанцы пришвартовывали здесь свои лодки, а значит не ожидали, что рост температуры может воспламенить дерево или превратить воду в пар.
– На хер это место, – пробормотал он. Тело требовало испражниться, но здесь осуществить это будет явно сложнее, чем на том склоне.
Совершив задуманное, он подполз к желобу с водой. Поначалу ему казалось, что пить, не опуская полголовы вместе с сонарами Тео ниже уровня воды, попросту невозможно, но в итоге Сэт нашел выход: сначала он для равновесия опирался на край желоба, а затем располагал правую руку так, чтобы вода взбиралась по ней прямиком ему в рот.
– Ты хоть немного поспала? – спросил он у Ады.
Она не ответила. – Не против, если мы переберемся к тебе и поиграем с Далией?
– Делайте, что хотите. – Ее голос не звучал сердитым или раздраженным; в нем не было рассеянности, как если бы ее сознание витало где-то в другом месте, или высокомерного безразличия, будто подобные вопросы были ниже ее достоинства. Он был монотонным и безжизненным – в равной степени отстраненным и от темы их разговора, и от любых других мыслей.
Она, однако же, не стала отказываться от доли фруктов, которую они выделили ей прошлой ночью – если только их кто-нибудь не забрал или она сама не перекинула их через ограду.
Сэт подполз к Аде, чувствуя стыд из-за своего неопрятного вида. Когда наступала «не совсем ночь», земля становилась твердой и холодной, как лед, но за время «не совсем дня» ее верхний слой успел оттаять, превратившись в красновато-коричневую грязь, так что любые попытки обрызгать его тело водой из их ограниченного запаса были заранее обречены на неудачу.
Поначалу Далия безутешно рыдала, но уже спустя несколько минут стала вести себя куда спокойнее – благодаря то ли беззвучному сюсюканью Тео, то ли ручному кукольному театру Сэта. Сэту уже начинало казаться, что самым милосердным был бы вариант, в котором препарат начисто лишал Далию способности что-либо понимать; возможно, это было лучше, чем жить, осознавая, как с ней обошлась Ада – и как Тантон обошелся с ее родственниками, – не говоря уже о последствиях того факта, что мир к югу от нее бесследно исчез.
– Кто-нибудь из южанцев приходил, пока я спал? – спросил он у Ады. Сэт не хотел донимать ее нескончаемыми беседами, но и не собирался полностью прекращать общение – как бы этому ни способствовала сама Ада.
– Нет.
– Мы с Тео хотим придумать им всем имена. Та, что перенесла нас из тележки, будет «Мартой», пока мы не узнаем, как ее зовут на самом деле. А, может, и чуть дольше, ведь даже если она назовет свое настоящее имя, нам, скорее всего, будет сложно его произнести.
Ада промолчала. Сэт обвел взглядом поселение; открытое пространство, оказавшееся в его поле зрения, выглядело пустынным. Южанцы, должно быть, предпочитали более прохладное время суток; и если так, ему придется скорректировать собственные ритмы сна.
Эта мысль подтолкнула Сэта к тому, чтобы на мгновение задуматься о состоянии, в котором находилось его собственное тело. Ему хотелось есть, но голод не был зверским; к тому же будить хозяев в надежде так скоро получить от них новую порцию еды, по его мнению, не стоило. Его мышцы изнывали одновременно от истощения и недостатка активности; левая рука не то, чтобы болела, а скорее, находилась в состоянии непрекращающегося, ошарашенного недовольства тем, что ее движение было неестественно ограничено, а ее саму, вопреки всему прошлому опыту, заставили нести на себе вес большей части тела.
Он уже хотел сказать самому себе, что к этому пора привыкнуть, когда его взгляд остановился на крытой части их загородки. Сэт подполз к сооружению. Крыша была достаточно высока, чтобы он мог ухватиться за нее, лежа рядом, а затем, используя на манер поручня, приподнять большую часть своего тела, используя в качестве точки вращения боковую часть стопы; в итоге, действуя методом проб и ошибок, он нашел положение, в котором ничего не задевал головой. В этом подвешенном состоянии он мог свободно размахивать левой рукой вперед-назад, пока его левое плечо блаженствовало, не чувствуя ничего, кроме воздуха.
– Тебе тоже надо попробовать, – сказал он Аде. – Что нас защищает от пролежней, то делает нас сильнее.
Сэт продолжал висеть, пока хватало сил, а когда правая рука устала, он приподнял себя при помощи левой, коснувшись предплечьем земли. Выворачивать руку в попытке убрать мешавшие северные пальцы на левой кисти было неудобно, так что он просто сделал для них ямки в земле.
Когда Сэт снова лег на землю, у него болели обе руки, но настолько хорошо он не чувствовал себя с того самого момента, как южанцы вытащили его из воды.
– Тебе стоит проделать то же самое со своими ногами, – предложил Тео.
– Значит, теперь ты у нас специалист по чужим телам?
– Я специалист по минусам неподвижности. Но если ты считаешь, что сможешь остаться ходоком, лишившись силы в ногах, то вперед.
– Марта всегда отнесет меня, куда нужно.
– Даже в Бахарабад?
Поерзав, Сэт сумел водрузить свою ступню на крышу. Правда, в отличие от кузенов-южанцев, у него не было хватательных пальцев на ногах. Попытавшись оторвать ногу от земли, он почувствовал, как проскальзывает его ступня. Он остановился и изогнул верхнюю часть туловища, чтобы было проще удержать равновесие. Затем он поднял левую ногу, от бедра до кончиков пальцев, и осторожно помахал ей вперед-назад. Ощущение было, без сомнения, приятным, но само положение – все таким же ненадежным. – В следующий раз попробую еще, – пообещал он Тео. – Теперь твоя очередь тренировать правый сонар, иначе Далия тебя обгонит.
Спустя какое-то время Сэт лежал на своей подстилке и, дожидаясь пробуждения местных, наблюдал за вращением линии светящихся точек, пытаясь глубже постичь ритмы этого нового мира.
– У них должна быть собственная миграция, – заключил он. – Если бы они оставались на одном месте, то климат рано или поздно стал бы слишком холодным; солнечный конус бы по-прежнему проносился мимо ближайшего провала, но с каждым разом это бы происходило все быстрее и быстрее, пока продолжительность «дней» не упала бы до долей секунды.
– Значит, их обитаемый круг должен соответствовать южной границе нашей собственной обитаемой зоны, – заметил в ответ Тео. – Только в отличие от нас, они не будут ограничены узкой полоской долготы.
– Да, но если сами провалы разделены такими громадными расстояниями, что жар одного остается позади гораздо раньше, чем ты достигнешь следующего, область, в которой климат благоприятствует сельскому хозяйству, может оказаться не такой уж большой. И когда наступит время перебираться на новое место, им придется совершить долгий переход по холодным землям.
– Похоже на то, – с неохотцей признал Тео. – Мы жалуемся на реки, которые меняют русло, но если бы местные узнали, что мы можем, как минимум, выбирать умеренную солнечную широту и жить при одной и той же температуре на всем продвижении к югу, то, наверное, бы ошалели от зависти.
– Лично я завидую возможности спланировать миграцию, просто оглядевшись вокруг. – Сэт взмахнул рукой, указывая на чашу гиперболоида, протянувшуюся до краев его поля зрения. – Там, где мы рискуем нарваться на утес, не имея ни малейшего понятия, что ждет нас впереди, они могут пользоваться самыми яркими из всех возможных маяков, которые заранее освещают им путь в течение многих поколений.
– Я же говорил, что это твоя родина. – Тео ненадолго задумался. – Но все, возможно, не так просто. Издалека один из этих провалов может показаться многообещающим, но если тебе в итоге не подойдут вода и климат, путешествие к следующему может занять немало времени. Бьюсь об заклад, им наверняка приходится высылать передовые отряды, чтобы выяснить, стоит ли перебираться на новое место всем остальным.
– Значит, у них, скорее всего, тоже есть топографы, в некотором роде. – Мысль внушала Сэту определенный оптимизм. Если южанцам не были абсолютно чужды цели их экспедиции, если бы они смогли понять, что привело сюда Сэта и остальных, то наверняка бы согласились помочь топографам вернуться домой с необходимой им информацией?
Когда свет начал меркнуть, а в воздухе появилось ощущение прохлады, поселение вернулось к жизни. Сэт слышал доносящиеся из домов голоса южанцев; их звуки казались настолько разнородными, что если бы он сам не увидел, как их издают местные, то, скорее всего, решил бы, что в этом рокоте участвуют четыре или пять разных видов.
Вскоре после этого они начали выходит из домиков, энергично шагая по открытому пространству поселка. Многие из них несли какие-то небольшие предметы, но ни на одном не было одежды; их мех, судя по всему, обеспечивал всю необходимую защиту от превратностей стихии – по крайней мере, в это время дня, – в то время как дома, главным образом, служили укрытием от Солнца. Сэт надеялся, что поблизости не водятся хищники; пока что ему не попалось ни одной травинки и ни одного существа, крупнее насекомого – не считая, понятное дело, самих южанцев, – так что животные, способные его съесть, едва ли смогли бы выжить здесь в обычных условиях. Но дерево, с которого сорвали сапоту, должно было расти неподалеку – если не в джунглях, то, по крайней мере, в саду.
Он заметил Марту, которая направлялась к загородке на шести ногах, неся новую порцию еды. Наблюдение за скоростью и расчетливостью ее движений могло еще больше укрепить его уверенность в собственной недееспособности, но вместо этого придало Сэту оптимизма. Каким бы враждебным ни казалось это место, он вовсе не обязан становиться его жертвой, если сумеет завести здесь подходящих друзей.
– Кажется, я влюбился, – пошутил он, обращаясь к Тео.
– Только, пожалуйста, ей об этом не рассказывай.
Добравшись до стены, Марта перебросила через нее фрукт, который несла в руках. На этот раз им оказалась не сапота; шанс попробовать что-то новое вызвал в нем приятное возбуждение, но вместо того, чтобы сразу броситься за едой, Сэт решил воспользоваться повернувшейся возможностью, чтобы вступить с местными в контакт.
– Спасибо за еду, – поблагодарил он, стараясь говорить как можно четче и глядя прямо ей в лицо. На мгновение их глаза встретились, но Марта просто скользнула по нему взглядом и, отвернувшись, ушла. – Спасибо! – прокричал он вслед.
Ада расхохоталась.
– Что в этом смешного? – спросил Сэт, радуясь, что она, наконец, ожила.
– Мы для них просто животные. Парочка странных, экзотических особей, которых они выловили из воды. Они не станут изучать наш язык и общаться с нами. А даже если такая мысль и приходила им в голову, с какой стати им так себя утруждать? У них наверняка есть тысяча дел поважнее.
Сэт почувствовал укол обиды, но был вынужден признать, что отчасти ее слова могли оказаться правдой. Они с Адой носили одежду, но что это значило для южанцев, которые ею не пользовались? Да, они видели Адин фрагмент лодки, но даже если и распознали в нем часть некогда действующего судна, откуда им было знать, что она построила его собственными руками – и сама же им управляла; она была всего лишь вымокшим, вопящим существом, уцепившимся за плавучие обломки корабля, которые сами по себе могли взяться откуда угодно. Что могло навести их на мысль, что эти животные были способны на сложное мышление, не говоря уже о речи?
– У них, наверное, и правда есть более важные дела, чего не скажешь о нас. Мы сможем изучить их язык, если будем внимательно слушать и наблюдать.
– Да неужели? – Ада выдала серию грубых клекочущих и ухающих звуков. – Такой язык мы никогда в жизни не поймем, и уж тем более не сможем на нем говорить.
– Нам придется, – возразил Сэт. – Иначе мы здесь же и умрем.
Ада невесело улыбнулась. – Значит, умрем. И будем надеяться, что это случится не от болезни или старости; будем надеяться, что кому-нибудь из них станет любопытно, и они просто вскроют нас, чтобы изучить наши внутренности.
– Но ты, как я вижу, не торопишься умирать от недоедания.
– К этому я бы прибегла в первую очередь, – ответила Ада. – Но усилия не стоят крика, который поднимает эта кровопийца, почувствовав малейший намек на голод.
Сэта так и подмывало спросить, почему она просто не прикончила Далию, но в итоге он решил, что этого делать не стоит. Подобная мысль наверняка приходила ей в голову, и озвучив ее, он мог лишь подтолкнуть ее к активным действиям.
– Допустим, что ты права, – сказал Тео. – В лучшем случае у южанцев просто не будет на нас времени. Мы с Сэтом неспособны выучить их язык, как бы ни старались. Но даже если я с этим соглашусь, у нас по-прежнему нет повода сдаваться.
– И с чего бы это? – спросила Ада. – Думаешь, Андрей с Николасом прямо сейчас мчатся к поверхности в пятой части лодки и, как доберутся, сразу же созовут друзей, чтобы те спустились сюда на аэростате и нас спасли?
– Я бы не стал сбрасывать это со счетов, – ответил Тео. – Но вообще-то я имел в виду кое-что другое.
– А именно..?
Тео замешкался. – Скажи мне, что хочешь жить. Скажи мне, что хочешь справиться с этим и вернуться домой.
Ада пренебрежительно фыркнула. – Не важно, чего я хочу; одного желания недостаточно, чтобы сделать это возможным.
– Верно, однако без должной мотивации возможное может стать невозможным. Если хочешь лишить нас последнего шанса, хочешь, чтобы мы все здесь сгинули, просто дай честный ответ, и я оставлю тебя в покое.
Лидо Ады исказилось от тоски. – Только мне здесь хватает честности взглянуть правде в лицо.
– Возможно, – спокойно ответил Тео. – Но ты так и не ответила на мой вопрос. Когда ты говоришь, что все мы здесь умрем, то выражаешь свою веру или желание?
– Да кто бы такого пожелал? – возразила она в ответ. –Я же не чокнутая. Конечно, я бы предпочла жизнь.
– Значит, если бы мы могли вернуться домой, ты бы сделала все от тебя зависящее, чтобы этого добиться? – не унимался Тео.
– Да. Но пути назад нет.
– Может есть, может нет, – ответил Тео. – Препарат, который ты давала Далии, мог навсегда и безвозвратно повредить ее мозг – настолько, что теперь она всю оставшуюся жизнь проведет с интеллектом младенца.
– Либо он мог не столько остановить ее развитие, сколько удерживать его в спящем состоянии. И теперь, когда действие наркотика прекратилось, у нее, вполне возможно, есть способность, еще больше роднящая ее мозг с мозгом младенца – способность познавать за счет прямого контакта и учиться на примере, быстрее и эффективнее любого взрослого. Способность осваивать язык методом проб и ошибок, просто слушая и наблюдая – а возможно, как и в случае с большинством поперечников, сразу два языка за раз.
– В таком случае Далия станет нашей главной надеждой, лучшей возможностью обзавестись компетентным переводчиком. Но все зависит от тебя. Мы с Сэтом можем с ней говорить, и сама она, скорее всего, услышит крики южанцев из любого места этой клетки. Но ты – ее единственная пара глаз, единственная возможность связать услышанное с тем, что происходит вокруг нее.
– Вот это тебе и предстоит решить. Готова ли ты стать ее глазами? Готова ли видеть то, чего хочет она, и поддерживать ваше общее зрение? Потому что если твой ответ – да, то нам, возможно, еще удастся выжить.