Когда парень и его будущая возлюбленная впервые встречаются в роли соперников, события предположительно развиваются так: он оказывается чересчур уверенным в себе, она – безгранично компетентнее; она одерживает над ним безоговорочную победу, ставя его в неловкое и уморительное положение; на него (как и на всех свидетелей произошедшего) это производит впечатление, одновременно доказывая, что она фривольна, способна и может сама позаботиться о себе.
Впрочем, сейчас и Ник Лафон, и Лора Ферно слишком молоды, и на деле позаботиться о себе пока что не может ни один из них. Они оба учатся на первом курсе университета, и это их первый урок бодзюцу для начинающих. Всякий раз, как у нее получается его ударить, они оба роняют свои бо, а всякий раз, как он пытается выдать какой-нибудь хитроумный финт с вращением (пока инструктор, который бы это не одобрил, смотрит в другую сторону), посох неизменно выскальзывает у него из рук и бьет своего хозяина в живот. Весь урок сводится к неуклюжим стойкам, плохо скрываемым выпадам и неловким падениям. К счастью, научиться падать – это первый этап в освоении любого боевого искусства. А второй – научиться не чувствовать себя идиотом от того, что падаешь снова и снова.
Ник записался на эти занятия, потому что до него туда записалось несколько его друзей. В конце урока он приглашает Лору присоединиться к остальной банде в одном из пабов. Ее, как выясняется, уже позвали в паб, поэтому она соглашается. И если уж говорить начистоту, она уже знает всех членов этой пресловутой банды, кроме самого Ника. А объясняется это тем, что все они, не считая Ника, изучают в университете либо чароинженерию, либо теоретическую магию. Все они вот уже полторы недели посещали занятия по базовой магической теории.
Хм.
И вот Ник, простой студент-англовед, увязывается за их оживленной и весьма мудреной беседой, вслушивается и недоумевает. Он наблюдает за звенящими браслетами Лоры, пока та говорит, размахивает руками. Она ставит Ника в тупик. Большинство магов, включая его друзей, – мужчины. А магические кольца, как и небольшие металлические инструменты, свойственные магической профессии, – это и правда инструменты. Каждый из его знакомых магов в лучшем случае носит несколько миниатюрных колец на брелоке или пристегнутом к поясу карабине, а все остальное держит в сумке или самом настоящем ящике для инструментов. Он всегда воспринимал эту штуки, как своеобразные втулки, шпонки, гайки и болты. И никогда не думал о них, как об украшениях.
Его вдруг осеняет, откуда у магов такой интерес к бодзюцу, и чувствует себя глупым от того, что не догадался раньше. Магические кольца составляют меньше половины всей картины. Студент, изучающий магию, – это человек, который собирается провести большую часть своей взрослой жизни, зарабатывая на жизнь взмахами магического посоха, а магический посох – это не что иное, как двухметровый металлический шест, при помощи которого можно двигать и ваять ману.
Нику Лафону восемнадцать лет, он среднего роста, с вьющимися волосами и моложавым лицом. Сейчас начало осени, середина вечера, на улице уже темно и прохладно, но он носит шорты при любой погоде и в любое время года. И повсюду ездит на велосипеде. Если он нужен там, куда не попасть на велике, Ник добирается туда бегом. А если препятствие не оббежать, Ник через него перелезает. Он постоянно читает и как будто все время ест, восполняя потраченную энергию; в его книгах полным-полно крошек от еды. Он любит кино, музыку, пиво, спорт и учиться новому – всему, что он не знал раньше. В его лексиконе почти нет понятий, которые были бы ему не по душе. Как будто за всю жизнь с ним ни разу не случалось ничего плохого. Он безупречный парень с острым умом и золотым сердцем.
Лоре Ферно тоже восемнадцать, и она неудержимо умна. Когда он придвигает к ней табурет и находит способ включиться в разговор, у Ника создается впечатление, что его собеседница как раз пытается разыграть крупный ход в едва начавшейся шахматной партии под названием «жизнь». Она собирается творить историю; за ближайшие три года хочет изучить буквально все, что сейчас известно о магии, и затем делать новые открытия всю оставшуюся жизнь, не сбавляя темпа. Действительно ли у нее есть талант для подобных свершений, судить не ему, ведь познакомились они всего три часа назад, но решимости и уверенности в себе Лоре не занимать. Она в деталях рассказывает о теории батарей Монтока, о том, как магия применяется в металлическом литье, о Трех Нерешенных Проблемах и своей матери, талантливой магессе, научившей ее всему, что знала. Лора метит в будущее.
И вот они пьют индийский пейл-эль Greene King и джин с тоником соответственно, пока вечер и беседа перетекают в более комфортное русло, нацеливаясь на долгие посиделки. Это начало чего-то нового, хотя ни она, ни он этого пока не понимают. Позже Лора поубавит свои амбиции – самую малость, – а Ник станет чуть большим реалистом и поймет, что жизнь порой не сахар. Их отношения будут терпеливо развиваться, как хорошая песня, которая начинает нравиться только на третий или четвертый раз. Когда паре станет ясно, что им нужно было в какой-то момент начать отсчет – Ник поймет это первым, но именно Лора поднимет эту тему в очередном разговоре – воспоминания о том, какой именно это был день, уже давно канут в лету.
Спустя ровно шесть месяцев они снова оказываются в пабе. Ник по-прежнему не убедил Лору взглянуть на мир с точки зрения настоящего эля. Он готов съесть и выпить что угодно – неважно, чем оно было раньше, в чем было приготовлено и на чьей тарелке лежало. Люди, имеющие наглость выражать хоть какие-то предпочтения, видятся ему слабаками, и он наотрез отказывается прекращать свои подтрунивания над Лорой, которая настойчиво отвергает любую серьезную выпивку.
Так что в этот раз они пьют ту же пару напитков, и вечер пока что проводят лишь в компании друг друга; возможно, к ним присоединятся и другие, но договоренности на этот счет были весьма туманны и небрежны. Хотя на самом деле здесь и двоих не наберется. Нику кажется, что он единственный, кто «присутствует» здесь в полном смысле слова, поскольку Лора последние пять минут возилась с ручным управлением телевизора, подвешенного в верхнем углу бара, пытаясь отыскать канал, по которому будут транслировать сегодняшний запуск шаттла во Флориде. В том, что касается шаттлов, она настоящая маньячка. Сегодня поймать трансляцию было сравнительно просто, но операции NASA не всегда держатся обычного рабочего расписания, а даже если бы и держались, никто не отменял разницу в пять часовых поясов, так что раз в несколько месяцев она пропускает лекции, консультации или уроки бодзюцу, не ложится до двух ночи или встает в четыре утра – в общем, делает все необходимое, лишь бы в нужное время оказаться у телевизора.
– Вот оно, – сообщает она, когда находит нужный канал и возвращается на свое место, готовясь к предстоящему шоу; как ни крути, мыслями она по-прежнему «не здесь». Звука нет, но ракета на стартовой площадке явно шипит от предвкушения, выпуская струи испаряющегося кислорода и водяного пара. Обратный отсчет приостановлен на двадцати минутах. Это плановая задержка, встроенная в саму процедуру запуска. Лора наизусть знает всю последовательность шагов, от заправки криогенного топливного бака до отключения главного двигателя первой ступени. Если Ник будет внимательно следить за ее глазами во время обратного отсчета, то почти наяву увидит в них огромные батареи огней, меняющих цвет с красного на зеленый.
– Я все равно не понимаю, – говорит ей Ник. – В этом есть своя магия? Это ведь уже пятидесятый запуск шаттла, и ты их все видела, разве нет?
– Пятьдесят шесть в записи, один лично и тридцать восемь в прямом эфире по телевизору, – отвечает Лора. – Скоро будет тридцать девять. Полный набор.
– Так в этом есть что-то магическое?
– Шаттлы первого поколения появились еще до того, как люди научились хоть сколько-нибудь серьезному моделированию магических процессов, – объясняет Лора, – так что технологию просто положили на полку из соображений безопасности. Тогда им не хватило понимания. Я к тому, что сейчас магия довольно предсказуема, потому что у нас есть проверенные теории, которые объясняют ее поведение, и есть симуляции, при помощи которых можно достаточно точно моделировать трехмерные потоки маны. Но тогда на дворе был конец семидесятых. Ты был бы в шоке, если бы узнал, насколько эти штуки примитивны в плане технологий. Ты же знаешь – наверняка знаешь, – что микропроцессор в твоих наручных часах по своей вычислительной мощности легко даст фору процессору лунохода «Аполлон»?
– Ты про часы вообще или конкретно мои? Эти все-таки довольно сложные.
– Я о твоих. Про Casio за восемь фунтов такого, наверное, не скажешь. Но с бортовыми компьютерами шаттлов все практически так же. Тебя бы это реально потрясло. Хотя в этом есть свой логика, ведь если ты хочешь запустить в космос ракету с людьми на борту, в вопросах безопасности приходится быть настоящим фанатиком. Кажется, у них есть поговорка, а если нет, то просто обязана быть: «Не чини то, что не сломано, иначе поставишь под угрозу всю миссию». Если работает – не надо разбрасываться жизнями людей.
– И поэтому теперь у нас есть программа «Спейс-шаттл II», – добавляет Ник.
– Даааааа, – говорит Лора. – И новые корабли почти на десять процентов легче старых, благодаря чаровой теплозащите, системе ориентации с магическими кольцами и сигилами и… еще целой массой разных штуковин, которые они не хотели встраивать в существующие модели кораблей.
– Спейс-шаттл II уже стартовал? А если нет…
– В ближайшие несколько лет – вряд ли, – возражает Лора.
– Ты будешь следить и за их запусками?
– Даже не знаю, – отвечает Лора.
– Ты так и не ответила на мой первый вопрос? – замечает Ник.
– Какой вопрос?
– Мой первый вопрос. Про то, что космическая магия – это полный улет и все такое, но в прошлом году ты чуть не пропустила семестровый экзамен.
Лора не отвечает.
– Ты ждешь новой катастрофы Атлантиса? Потому что для нашего поколения это было тот самый момент, про который говорят: «Ты помнишь, где был, когда это произошло?»
– Нет, – отвечает Лора, пялясь в свою кружку. – Мне уже доводилось это видеть, – добавляет она, немного погодя. Ну что, от винта, – думает она про себя.
Пауза.
– Ты в реальном времени наблюдала за катастрофой шаттла «Атлантис»?
– Ну да.
– Постой, в прямом эфире или прямо вживую?
– Мы были прямо там, – отвечает Лора.
– Ты была там? Вместе со своей семьей? – Лора кивает. – Сколько тебе было, четырнадцать? – Снова кивок. – Постой. Постой. – Ник вдруг понимает, что здесь кроется нечто важное. Он делает кое-какие расчеты в уме.
Лора продолжает пристально смотреть, обхватив стакан обеими руками, ее взгляд расфокусирован. Как долго она готовилась, чтобы рассказать об этом Нику? И до сих не смогла подобрать больше нескольких слов.
– Вот как погибла твоя мать?
Обратный отсчет начинается снова. Девятнадцать минут, пятьдесят девять секунд.
– Я не знаю.
Пятьдесят восемь. Пятьдесят семь. Пятьдесят шесть.
Сейчас декабрь 1993 года, и программа Спейс Шаттл не знает неудач. Для ракетного комплекса сверхтяжелого класса шаттл, как утверждается, имеет умопомрачительно низкую вероятность провала: один шанс на шестьдесят тысяч. Реальные шансы, как выяснится впоследствии, были ближе к одному на шестьдесят, а поспособствовали этому халатность, слабая культура безопасности и систематическая переоценка собственных возможностей руководством, которая, в свою очередь, коренилась, главным образом, в безупречной истории предыдущих полетов. Программа шаттлов небезопасна и полна изъянов. И ее небезопасность, по большей части, проистекает из того, что все уверены в обратном. Она вот-вот потерпит неудачу, потому что до этого ни разу не сталкивалась с провалом. Завтрашние газеты выйдут под заголовком «КРУШЕНИЕ».
В 10:08:08 17 декабря, спустя 45.5 секунд после запуска шаттл-миссии STS-77, в топливную систему Атлантиса засасывает большой кусок льда. Лед оказался там из-за того, что во время заполнения внешнего бака в систему попал воздух. Два из трех маршевых двигателей шаттла моментально разносит на кусочки. Диспетчер сразу же отдает команду «Аварийное прекращение полета с возвращением на стартово-посадочный комплекс». На этом этапе миссии орбитер Атлантиса все еще соединен с двумя твердотельными ускорителями, куда больше его самого. После запуска остановить их уже нельзя, поэтому остается только ждать, пока они не израсходуют топливо и не отсоединятся сами спустя 123 секунды после старта. Затем орбитер и внешний бак, все еще состыкованные друг с другом, наклоняются вперед, и оставшийся двигатель выдает струю газов в противоположном направлении, частично компенсируя скорость, с которой корабль несется вперед и вверх, и заставляя его ускоряться в обратном направлении вдоль траектории полета. План таков: обеспечить удовлетворительный курс и траекторию, ведущую обратно к Флориде; развернуть орбитер параллельно земле; отсоединить внешний бак; спланировать к поверхности и совершить посадку на выделенной полосе стартово-посадочного комплекса, подготовленной как раз на этот случай. Это безумно рискованный план со множеством переменных факторов, главный из которых сводится к тому, что неисправность, уничтожившая первые два маршевых двигателя, может рано или поздно вывести из строя третий. Тем не менее, это лучшая и единственная из мыслимых стратегий, и на ее случай уже сделаны приготовления. В реальности возврат на СПК не случался еще ни разу, но он был десять тысяч раз отработан в симуляции: пилот и шестеро человек экипажа готовы к нему, как никто другой. Если что и может сработать, то именно это.
На отметке T+181 гаснет последний двигатель Атлантиса. Турбонасосная установка втянула еще один кусок льда, и теперь, изрезанная в клочки, кровоточит прямо в воздух жидким кислородом и водородом. Корабль находится в 22 милях над землей и в 31 миле от места старта по трассе полета, и все еще продолжает двигаться почти вертикально вверх, удаляясь от летной полосы со скоростью больше тысячи миль в час – в перевернутом положении, лишенный движущей силы и несущийся в свободном падении, как брошенный камень. Его миссия окончена. Режимов аварийного отказа на этот случай уже не предусмотрено. Корабль не сможет поменять траекторию, не сможет пересечь океан, чтобы приземлиться на экстренную посадочную площадку по другую сторону Атлантики, а у экипажа нет возможности катапультироваться. Примерно через минуту шаттл достигнет максимальной высоты. А спустя еще пять рухнет в Атлантический океан. Все, кто находятся на борту, погибнут. А все, кто смотрят запуск по телевизору, слушают по радио или наблюдают за происходящим с земли, будут тем временем просто стоять. Все, кроме одной.
– Даг, – обращается к своему мужу Рейчел Ферно, а когда тот поворачивается, чтобы взглянуть ей в лицо, удивляет его поцелуем. – Я тебя люблю, – говорит она. – Каста анх сукудат мирсии. Дети!
– Рейч, что ты… – начинает было Даглас Ферно, но затем умолкает, отвлеченный тем, как пять сегментов ее двухметрового магического посоха выпрыгивают из рюкзака и ввинчиваются друг в друга прямо в воздухе. Этот на вид простой трюк поражает его до глубины души. Он неоднократно был свидетелем того, как его жена творит магию, и уже миллион раз видел сам посох, но всякий раз ей приходилось собирать его вручную, тратя на этот кропотливый процесс не меньше минуты. Он финансовый директор, не маг, но даже ему известно, что такое заклинание требует около месяца на разработку и еще столько же для отработки на практике – и виной тому длинный перечень потенциальных неполадок, которые нужно учесть при создании чар. Откуда сегменты знают, как им выбраться из рюкзака? Как они выбирают точку для сборки в воздухе? Как долго посох должен ждать завершения процесса сборки? Что, если в наличии только четыре сегмента; что, если половина из них застрянут по другую сторону стены?
Лора и Натали – подростки, и не сразу понимают всю серьезность ее намерений, когда Рейчел обнимает их обеих разом, одну – левой рукой, другую – правой, и снова говорит «Я вас люблю». Она пытается подстраховаться, выразив этой фразой нечто среднее между «Я вас люблю: очень скоро мы опять увидимся» и «Я вас люблю: прощайте навсегда». – Эсэт каста оэринуум ООЛО, – добавляет она, включая подачу кислорода. Заклинанию не хватает тонкой настройки: оно рывком сдувает ее волосы к низу, будто миниатюрный невидимый ураган. Ее одежда мерцает посреди шквального ветра, а трава под ногами распластывается в разные стороны. Но сейчас не время для корректировок. Вот составляющие, которые имеют значение: «Седо оэринуум ИНКЕХ седо МОМЕХ. Каста эсдук ячта!»
Дагласу Ферно эта фразовая структура не знакома; слова просто накатывают на него, как волна. Лора и Натали справляются куда хуже. Их базовых магических знаний вполне хватает, чтобы понять: то, что сейчас вытворяет их мать, либо чепуха, либо настолько выходит за рамки современной магии, что вполне может оказаться… в общем, тем, что придет ей на смену. Рейчел Ферно только что активировала два высокопроизводительных трансдукционных заклинания едва ли не фрактальной сложности. Фигуры, которые образуют исходящие от нее потоки маны, попросту за гранью понимания. А их сияние сравнимо с мощью самого Солнца. Для разума в подходящем состоянии они ослепительно ярки. Кто в состоянии справиться с заклинанием такой сложности? Кому вообще по силам их вообразить?
Рейчел Ферно отрывается от земли и парит на высоте нескольких сантиметров. При помощи пассов, похожих на символы жестового языка, она распределяет виртуальные органы управления по точкам пространства, где ей будет удобно до них дотянуться. Она создает виртуальную кабину пилота. И для этого ей вполне хватает колец на пальцах и движения рук. Теперь она и вовсе обходится без слов. – Мама, что ты делаешь? – кричит Лора. На глазах сестер вокруг их матери смыкаются похожие на пауков слои лучистой маны, образуя подобие вычурной брони.
Даглас Ферно этого не видит: он протягивает к своей жене руку, но натыкается на невидимое силовое поле. – Рейч, что происходит? – Его смущение можно понять, ведь для проецирования даже самых компактных и примитивных силовых полей требуется портативный модуль размером с мотоцикл, а поля искривленной формы – дело и вовсе немыслимое. То, что она делает, абсолютно невозможно. – Рейчел!
Рейчел вытягивает правую руку и хватает посох, который все это время дожидался ее, паря в воздухе. – Ну что, от винта. – Касание сопровождается единственным импульсом реального света, похожим на вспышку фотокамеры. В следующее мгновение она взлетает и несется в сторону моря вслед за следом выхлопных газов и падающим шаттлом.
Без свидетелей, понятное дело, не обходится. Если собираешься следить за запуском шаттла с хорошей наблюдательной позиции, рядом непременно окажется кто-нибудь еще; места семьи Ферно располагаются в многолюдном парке Тайтусвилла. Полиция готова поверить в то, что Рейчел Ферно исчезла. Но исчезла в направлении моря, во время запуска шаттла? Береговая охрана воспринимает новость всерьез, и начинаются поиски. Но даже люди, которые все видели собственными глазами – даже те, у кого есть фотоснимки – не верят в то, что Рейчел могла просто улететь.
Человека на радаре не видно. Человек, висящий посреди сорокамильного воздушного пространства, – всего лишь пылинка, слишком мелкая, чтобы проявиться на видеозаписи.
На отметке T+318.9 вытекающая наружу смесь жидкого кислорода и водорода, наконец, воспламеняется, взрывая внешний бак. Отсек экипажа переживает взрыв и почти невредимым падает в Атлантический океан, но и сам модуль, и его обитателей буквально размалывает в пыль от удара о воду.
На месте катастрофы силами NASA обнаруживают семь трупов.
(Девять минут.)
– Значит, дело в этом?
Лора пожимает плечами.
– Так что произошло? …Лора, что произошло?
– Мы не знаем! Мы целый месяц провели во Флориде, дожидаясь хоть какой-то информации. Но тело так и не нашли. Ни полиция, ни береговая охрана, ни NASA. Если NASA вообще искали восьмое тело, что весьма сомнительно. Мы не знаем, что случилось. Не знаем, действительно ли она пыталась спасти шаттл. Не знаем даже, на самом ли деле она погибла. Она пропала…, в общем, не так уж давно. Пройдет еще несколько лет, и мы будем вправе объявить ее мертвой. Такой ответ годится?
– Господи, – произносит Ник и, задумавшись, делает еще один большой глоток из своей кружки. – Нет, не годится, – говорит он после этого.
– Ты любила свою маму. Но каждый раз, когда ты о ней рассказываешь, складывается впечатление, что она наполовину была для тебя учительницей, а наполовину – соперницей. Она обучила тебя всему, что ты знаешь о магии – тебя и Натали – и ты была уже близка к тому, чтобы ее, наконец, догнать, а потом и превзойти. Все здорово. Но потом, в тот самый момент, когда ты уже практически стала ей ровней, она буквально выбила землю у вас обеих из-под ног. Прямо у тебя на глазах она совершила семь или восемь невозможных трюков, трюков, о самой возможности которых она не потрудилась даже рассказать, а потом просто улетела, так и не рассказав тебе ни что сделала, ни как ей это удалось. Она бросила тебя с полным непониманием того, сколько еще могла от тебя утаить или кем на самом деле была, потому что в ту последнюю секунду она…
– Она как будто сбросила маску мамы/жены, – договаривает Лора. – Вот кто я такая на самом деле. Я гребаный Титан, я всемогущая богиня чародейства в мантии. Всего хорошего.
– Она была похожа на настоящую волшебницу…
–… и никогда не раскрывала своих секретов, – добавляет Лора. – Такая мысль приходила мне в голову. Но – я уверена, что уже это говорила: магия – худшее в истории название для научной дисциплины. Паршивое, глупое имя совершенно новой области физики, которое в итоге закрепилось, а человек, который его придумал, стал объектом всеобщей ненависти. Он и сам себя за это презирает. Магия – это никакая не магия. Это область науки. Результаты исследований не держат в секрете. Уж точно не такие результаты.
– То есть ты следишь за запусками не потому, что боишься очередной катастрофы и хочешь быть первой, кто этому помешает, – замечает Ник.
– Нет.
– И не потому, что скучаешь по матери.
– Нет.
– Но ты все-таки по ней скучаешь.
– Скучаю.
– И ты точно не собираешься втайне от остальных становиться похожей на нее.
– Господи, нет конечно.
– Тогда я ничего не понимаю. Она тебя разозлила. Это всего лишь кошмарное воспоминание. Чего ты хочешь?
– … Я хочу, чтобы мы прямо сейчас отправились в космос, – отвечает Лора. Она снимает с руки несколько браслетов и принимается бесцельно крутить их между пальцами. – Только мы двое. Мы могли бы выйти за дверь, и оттуда весь путь займет минут десять, строго вверх. Мне просто нужно произнести правильные слова. Я хочу самодвижущиеся модули, панель управления прямо в воздухе, заклинание жидкостного насоса, при помощи которого она перекачивала кислород, активацию чар без использования голоса, интуитивный пользовательский интерфейс, динамические щиты и то, что она использовала в качестве источника маны. Для начала. Я хочу все это, а еще стать первым человеком, который сможет попасть в космос без использования транспортных средств. Сегодня, если это возможно. И еще много чего в будущем.
– Магия – это не Сила. В ней нет никакой мистики, это просто одна из калибровочных теорий. Она объясняет наблюдения. В своей основе это набор сухих, неприглядных дифференциальных уравнения в частных производных, которые, как нам известно, не вполне соответствуют реальности. Магия не говорит с нами и не выполняет наших команд. Если у тебя нет безумно сложного оборудования, магию почти невозможно к чему бы то ни было принудить – не говоря уже о том, чтобы добиться от нее именно того, что нужно тебе. Создавать такое оборудование люди научились только в 1981 или около того, и только в 1990-х появились достаточно развитые системы автоматизированного проектирования и производства. И я еще молчу об умственной гимнастике. Ты знаешь, что мои однокурсники должны не меньше двенадцати часов в неделю посвящать медитации?
Нику это прекрасно известно. Как и то, что Лора обходится меньшим количеством упражнений.
– Магия сложна, – продолжает Лора. – Это неприглядное, дорогостоящее и бестолковое занятие. Магия – это вовсе не магия.
… Но должна ей быть, – заключает Ник.
– Ага.
– Это вряд ли случится прямо сегодня, Лора.
– Значит, на этой неделе.
Ник качает головой. Лора в ответ делает то же. Она прекрасно понимает, о чем просит.
Их стаканы опустели. – Повторим? – спрашивает Ник.
– Через минутку, – отвечает Лора, указывая рукой.
Она знает, куда смотреть, поэтому без труда замечает на экране телевизора, как приводится в действие система звукоподавления, выливающая на стартовую площадку тысячу тонн воды, которая должна защитить орбитер от акустических повреждений. Из ямы, расположенной под двигателями шаттла, вырывается сноп красных искр, сжигающих остатки горючего водорода перед пуском самого корабля. За неимением экранного таймера или комментатора со звуковым сопровождением, Лора считает про себя:
– Девять. Восемь. Запуск маршевого двигателя…
Все три сопла загораются одновременно – поначалу красные, затем белые, а затем всего за несколько секунд разогреваются до таких температур, что самая горячая часть выхлопа становится и вовсе невидимой. Ракета слегка наклоняется вперед, реагируя на смещенную относительно центра тягу, после чего аккуратно откидывается обратно к вертикали. Теперь остается лишь запустить твердотельные ускорители. – Четыре. Три. Два. Один.