Рубрика: Ра

В голове Грея как раз укладывается последний кусочек паззла, когда он слышит вопль, доносящийся снаружи шахты. От такого совпадения ему становится не по себе. Он уже провел полторы недели, делая снимки, рисуя чертежи и посылая робкие импульсы маны в рецепторы – или нечто похожее – на поверхности артефакта. Запустив устройство, ему довелось наблюдать серию поначалу необъяснимых, затем пугающих, а затем и вовсе умопомрачительных физических эффектов. Все это время он терпеливо избегал поспешных выводов. Он проверил каждый шаг и исключил все возможные альтернативы. И, наконец, спустя десять с половиной дней, позволил себе на секунду задуматься о том, что его первоначальные опасения могли оправдаться, и штуковина перед ним – это и правда то, чем показалась на первый взгляд, но ровно в этот момент сверху доносится крик, похожий на слово «Чисто», и он чувствует нечто сродни облегчению.

Магия – это наука. Наука не менее передовая, чем любая другая, будь то квантовая теория поля или общая теория относительности, и несмотря на нелепые заявления, туманные или самосбывающиеся пророчества, а также сфабрикованные или сомнительные факты, нет никаких конкретных свидетельств, ни одного, что о магии было известно до того, как Сураварам Видьясагар впервые скастовал уум в 1972 году. Не было никаких древних космонавтов. Или настоящих салемских ведьм. Иисус не был магом… никакие из приписываемых ему, Мухаммеду или Будде деяний, не соотносятся с возможностями современной магии. Артефакты домагической эры на сто процентов магическими не являются; а магические артефакты «той эпохи» на сто процентов подделки. Объяснение, с которым согласна большая часть планеты, сводится к тому, что в те времена магия была попросту недоступна. Никто не обладал необходимым для этого знанием физики, потому что нужная физика тогда еще не была открыта и тем более не успела закрепиться. Это вопрос везения, и не исключено, что везения слепого: магия могла быть открыта на несколько десятилетий раньше, но с тем же успехом могла оставаться неизвестной даже сегодня и всплыть лишь в далеком будущем.

Однако артефакт, который Гарет Грей обнаружил в ходе высотной чаромагнитной разведки на дальнем востоке ДРК¹ – после того, как его экспедиция потратила целый месяц, чтобы туда добраться, а потом провести необходимые раскопки, – мог кардинально изменить сложившуюся картину. Это все равно, что обнаружить кролика в слое мелового периода или часы Casio внутри угольного пласта. Это магическое кольцо размером с мегалит Стоунхенджа, спрятанное внутри породы за пятьдесят миллионов лет до того, как могло появиться на свет. Есть ряд гипотез, объясняющих его местоположение с точки зрения геологии, но убедительными они не кажутся. И во всем массиве человеческих знаний уж точно нет ни одной теории насчет того, кем могли быть его создатели. Оно не может существовать. Артефакт попросту выходит за рамки объяснимого. Это зияющая дыра в рациональной вселенной Грея, ложное утверждение, из которого в силу принципа взрыва² логически следует крах всякой разумной мысли. Теперь все утверждения одновременно истинны и ложны.

Пришельцы. Путешествие во времени. Розыгрыш?

Но эта штука имеет просто гигантские размеры. В современной инженерии магические круги, разумеется, могут быть настолько большими, насколько этого требует конкретная задача: в CERN Грей видел кольцо, через которое мог бы без труда пролететь легкомоторный самолет. Однако магические кольца не бывают настолько толстыми, и уж точно не могут столько весить – разве что в теории. Судя по геофизическому сканированию (большая часть объекта до сих пор находится в земле), диаметр артефакта составляет около тринадцати метров, толщина – два, а в центре находится цилиндрическое отверстие всего в полтора метра шириной. Если эту штука представляет собой сплошной кусок металла, ее масса может достигать четырех тысяч тонн – при условии, что металл удастся опознать. Ее можно передвигать с места на место. Для этого, конечно, потребуется целая армия, но это все-таки возможно. Армию, кстати говоря, исключать нельзя. Военные определенно могли бы извлечь пользу из этого устройства. И пожалуй, с большей эффективностью, чем кто-либо еще, – думает Грей.

На вид металл блестящий и серебристый, что исключает, эм, медь, осмий и еще малую толику других вариантов. Если не считать небольшой, едва заметной гравировки в виде знака «плюс», наружная поверхность кольца и его верхняя плоская грань совершенно гладкие (опять же, насколько можно судить по обнаженному фрагменту). К этому моменту цилиндрическое отверстие выкопано примерно на сорок процентов. На его внутренней поверхности вытравлены большие, жирные сигилы, покрытые символами поменьше, а них – еще более мелкие знаки третьего порядка. Текст настолько плотный и резкий, что его почти невозможно разобрать; как бы хорошо на вид ни сохранились результаты металлообработки, потребовалось немало кропотливого труда, чтобы раскопать достаточно поверхности кольца для его активации. На фоне его сложности Грей чувствует себя настоящим карликом. Именно такой код ему доводилось видеть и писать в те давние времена, когда компьютерные технологии переживали каменный век, и доступные ресурсы требовали, чтобы программы были крошечными, аккуратно свернутыми, сложными до нечитаемости и совершенно неподдающимися упрощению уже хотя был для того, чтобы поместиться в отведенную память, не говоря уже о фактическом выполнении. Именно такова плотность и взаимосвязанность этих сигилов. Неадекватно сильная связность и органичность.

Это и есть то самое слово, которого так боится Грей – «органичность». Именно таким оказался был бы результат, будь артефакт выращен и обработан бьющейся в конвульсиях, бездумной нейронной сетью. Запуская устройство, Грей чувствует себя муравьем, пытающимся разобраться в панели управления кораблем Enterprise. И когда он, наконец, включает кольцо, оно все еще работает, спустя N лет.

Когда Грей в первый раз пропустил через него заряд, с его руки пропало несколько укусов насекомых. Заметил он это лишь спустя день.

Слышатся новые крики. Вырытая шахта представляет собой крутой наклонный коридор, пробитый в склоне горы, густо поросшей тропическими лесами. Поначалу все шло легко – лишь тонкий слой чахлой почвы (красной, как марсианский грунт и примерно такой же плодородной), сухих листьев и муравьев. После этого началась опасная, пыльная, шумная механическая работа с применением тяжелой техники, которая и до этого не была избалована ремонтом, а после путешествия вглубь Конго износ и вовсе стало видно невооруженным глазом. Длина шахты – метров пятнадцать, высота – вполне достаточная, чтобы там поместился человек, хотя ширины едва хватит для двоих. Комната на дне, где и ведутся раскопки кольца, чуть больше – в ней хватает места для нормального освещения и складного стула. Будь у него возможность поработать еще месяце без помех, Грей бы избавился от крыши целиком, и кольцо бы снова оказалось на свежем воздухе впервые за десятки, сотни, тысячи или миллионы лет – в зависимости от конкретной гипотезы. Но Грей заставил их пробить путь напрямую к ядру. Ему хотелось увидеть артефакт. А это означает, что теперь он застрял в одиночестве на дне адски жаркой, пыльной до боли в легких, дыры в земле, не имея при себе никакого оружия, кроме археологической кисточки, респиратора и кирки.

Он винит себя в том, что привлек внимание к артефакту. Он мог бы просто замять дело, оставить странные показатели как есть, скрыв их от остального мира, и продолжить наносить на карту крупномасштабную топологию низкопробного естественно-магического фона на африканском континенте. Но ему хотелось увидеть то, чего не видел еще никто на планете. Хотелось отыскать спрятанное в земле сокровище.

Грей долго вглядывается в шахту, щурясь от света и дожидаясь, пока кто-нибудь не появится у ее горловины. Они пришли за кольцом. Нет другой мыслимой причиной, которая могла бы объяснить, зачем кому-то забредать так далеко в лес. А значит, он не зря опасался насчет истинной ценности этого устройства.

До него доносятся еще пара воплей, за которыми следует звук бегущих шагов и падающих тел. Выстрелов, впрочем, он так и не услышал. Он опускает взгляд на лежащую в пыли рацию и подумывает, не попросить ли помощи у кого-нибудь на поверхности – может, организовать отвлекающий маневр. Но сосчитав услышанные им крики, понимает, что в живых могли остаться лишь один-два члена экспедиции, и теперь они наверняка спасаются бегством. Звук потрескивающей рации может их выдать. Удастся ли ему выждать до наступления темноты? Если он погасит лампу, сможет ли убежать от того, кто спустится сюда осмотреться? Он взвешивает в руке мотыгу. Для оружия у нее совершенно неподходящий баланс; можно ненароком себе руку или ногу продырявить. Как вариант, мотыгу можно швырнуть в шахту, чтобы она приземлилась где-нибудь в другом месте и отвлекла преследователей, дав Грею достаточно времени, чтобы добежать до джипа. Сколько их там вообще? Явно не больше четырех-пяти человек. В противном случае лагерь был бы захвачен уже через несколько секунд, но никак не минут.

В его голове крутятся возможные варианты. Убедив себя в том, что живым отсюда уже не выбраться, Грей раздумывает над тем, сможет ли победить, если обрушит шахту себе на голову или уничтожит артефакт. Но первый вариант отпадает, ведь он слишком тщательно осмотрел балки и подпорки, что же до второго… речь идет о металлическом бублике весом в четыре тысячи тонн. Несмотря на ажурную гравировку, без сильной кислоты он сможет в лучше случае оставить на устройстве небольшую вмятину.

Дойдя до конца этой нити рассуждений и осознав, что он мертв и повержен, Грей вспоминает, как далеко он сейчас от дома.

Он с силой выдыхает и стискивает зубы. – Черт.

– Рассказать, о чем вы думаете, доктор Грей? – произносит чей-то голос. У горловины шахты Грей замечает силуэт лысого мужчины в темном костюме свободного покроя. На вид никакого оружия при нем нет. Чтобы удержать равновесие, он как бы невзначай держится за крышу входа.

– Сколько моих людей ты прикончил? – спрашивает Грей.

– Четырех водителей. Двух инженеров. Проводника и его брата. Блондинку-геолога и геолога-брюнета, который ей нравился. А еще парня, который носил ваши амулеты. То есть всех. – Мужчина перечисляет это, как простые факты.

– То есть всех, – соглашается Грей. Он поднимает руку над головой и изо всех сил швыряет кирку. Та летит по длинной и достаточно горизонтальной траектории, чтобы избежать удара о потолок и стены шахты. Далее – резкий переход между сценами. Субъективная перемотка времени.

Он…

… приходит в себя, лежа на спине. В голове необычайная ясность. Он встает рано, но сколько себя помнит, ни разу не просыпался так легко и с такой четкостью мышления. Уж точно не после того, как его отправили в нокаут. Он не чувствует повреждения головы. Газ? Грей приподнимается в грязи и, щурясь, смотрит на свет. Он по-прежнему в шахте, головой и верхней половиной туловища лежит внутри полураскопанного «бублика»; снаружи все еще день.

Грязь, как выясняет он, счищая ее с рук и волос, – на самом деле не мокрая земля. Это кровь. Грей узнает мозговое вещество и фрагменты черепа. Вторая половина дыры в бублике, которая все еще закрыта валуном, забрызгана кровью, которой бы хватило на целую голову.

Что ж. Это дает ответ на некоторые из вопросов.

Предыдущие неуверенные эксперименты показали, что устройство умеет лечить порезы и шрамы, а в случае одного из инженеров – и легкую многолетнюю хромоту неизвестной этиологии. Как выяснилось, она также может восстанавливать зрение, что в для Грея обернулось небольшой проблемой, ведь его единственные солнечны очки были выписаны по рецепту. Ничего более серьезного проверить они не смогли. Попросить кого-то сломать ногу ради науки, чтобы выяснить, вылечит ли ее машина – немыслимое дело. Настоящее безумие, не иначе. Этого решения он придерживается и сейчас, стоя посреди ошметок собственной головы.

Значит, эта штука может восстановить мозг практически с нуля. Предположительно он должен был находиться рядом с ней, чтобы машина записала слепок, который затем использовала для регенерации. Ведь человеческий разум невозможно собрать воедино, не имея хоть какого-то «заведомо исправного» шаблона…

Грей хохочет во весь голос. – Быть не может.

Он воспоминает резкую смену обстановки и думает, как при таких обстоятельствах именно мог бы заметить другие нестыковки в собственных воспоминаниях. Машина восстановила его разум полностью или частично? Остаются и другие открытые вопросы: может ли она справиться с психическими расстройствами? Что насчет преклонного возраста? И работает ли это на ком-то помимо людей?

Нет ни пули, ни отверстия. Он не помнит выстрела. Даже с глушителем. Не помнит даже, чтобы на него навели оружие.

Он взбирается ко входу в шахту и, моргая, выставляет наружу голову. Солнечный свет такой яркий, что, кажется, давит на него своим весом. Под горловиной шахты располагается широкая, грязно-оранжевая тропинка, которая спускается к лагерю – широкой поляне, усеянной палатками, припаркованными машинами и дизельными генераторами. Оттуда, где он стоит, видно семь трупов. Судя по ранам от пуль, их сбили точными выстрелами в грудь. Но самого стрелка Грей не видит. Кругом ни одной живой души.

Он тихо и с чрезвычайной предосторожностью бочком пробирается в сторону лагеря, избегая очевидной дороги и двигаясь прямо через гущу деревьев. Если он доберется до палатки, то сможет отпереть небольшой металлический чемодан и собрать винтовку. Она немного успокоит нервы, пока Грей будет обдумывать план.

– Я спросил, что скажешь? – слышит он тот же голос, на этот раз сзади.

– Можешь ее забирать, – говорит Грей. – Мне плевать, что ты с ней будешь делать. Просто дай время, чтобы воскресить моих людей.

Юноша слегка улыбается и качает головой.

Грей сдерживает гнев. Он решает подыграть юнцу и потянуть время. – Это явно доктор. Я начал догадываться, когда увидел на корпусе знак Красного Креста. Это механическое воплощение абстрактной идеи: машина, которая лечит людей. Самое хитроумное из когда-либо созданных медицинских устройств, в миллион раз сложнее, чем любое медицинское оборудование, которое я видел собственными глазами, и в тысячу раз сложнее человеческого тела, которое оно должно исцелять по замыслу создателей. А еще… оно просто не может существовать. Я даже представить не могу магию настолько высокого уровня. Ни один человек не может, каким бы ни был его IQ. Этого просто не может быть. Я сам маг и знаю, что магия так не работает.

– И все-таки, что скажешь?

– О чем именно?

– Что, по-твоему, будет дальше?

– Очевидно, что вы с напарником, кем бы он ни был, меня убьете, а машину заберет себе.

– А что, если нет?

Грей моргает. – … Нам бы пришлось доставить ее в лабораторию, – отвечает он. – Потому что одной машины недостаточно. Если бы мы разместили ее в самом доступном месте на Земле и создали систему обслуживания в десять раз сложнее Мекки, а потом заставили бы людей проходить сквозь нее по одному, каждые две секунды, до скончания веков, этого все равно было бы недостаточно. Статистика бы даже не изменилась. Одна машина не сделает даже вмятины на графике одного из показателей. А это значит, что нам их нужно гораздо больше. Миллионы. Это… это «медицина вне контекста».

– И что бы произошло потом?

Грей смотрит в один из возможных вариантов далекого будущего. – Медицина, какой мы ее знаем сегодня,… станет магией. Все, что нам о ней известно, кардинально поменяется. Мы напишем целые библиотеки о том, как эта машина влияет на человека, о разнице между поломанными и исправленными людьми. А потом мы просто выбросим эти библиотеки, потому что они станут не нужны, ведь каждый без труда сможет дожить до ста двадцати лет. Оставаясь внутри машины, можно было бы и вовсе жить вечно. А если машина способна обратить вспять укорачивание теломер, то каждый человек на Земле мог бы жить сколько угодно, ограничиваясь лишь периодическим восстановлением. Мы могли бы подарить человечеству вечную молодость. Всем и каждому.

– А дальше?

– Дальше? – Грей сосредотачивается. – Мальтузианская катастрофа бы не наступила. Для этого бы не осталось причин. Потому что люди бы больше не нуждались ни в воде, ни в пище. Просто обращаешься к машине. Истощен? Обращаешься к машине. И выходишь из нее, не чувствуя ни голода, ни жажды. Пища превращается в предмет роскоши. Вместимость планеты становится функцией доступного пространства. При должной адаптации технологии эту целительную силу, возможно, удалось бы распространить по всей планете. Нам больше не пришлось бы есть или пить. Даже дышать. Нам был бы не нужен воздух. Нам… Нам бы пришлось заново открывать для себя смерть.

Лысый паренек долго обдумывает его слова, а затем спрашивает:

– Весьма правдоподобный сценарий, не так ли?

Грей отвечает ему мрачной улыбкой. – Конечно нет. Даже не близко.

– А вот что думаем мы, – продолжает парень. – Крупная компания в сфере медицинских исследований выкупает права на изучение, владение и эксплуатацию машины. Ценой неимоверных усилий и затрат им удается ее скопировать. Дальше им хочется вернуть свои инвестиции. Они создают восемь устройств, отстраивают для них специализированные медицинские центры в городах по всему миру и продают лучший из возможных даже в теории методов лечения только тем, кто может выложить за один визит по несколько миллионов американских долларов. Когда становится ясно, что именно организация держит в секрете, на нее обрушивается волна судебных тяжб, промышленного шпионажа, а затем и неприкрытых физических атак. Одному человеку отказывают в доступе к машине из-за предполагаемой причастности к военным преступлениям; другому, также подозреваемому в криминальных делах, наоборот, разрешают. Одновременно начинают вскипать напряжения, напрямую не связанные с машиной, что еще больше усугубляет ситуацию. Мир сотрясает полномасштабная Европейская война.

– Но если говорить на чистоту, то более вероятен другой исход, а именно, что машину скопировать так и не удастся. Ее местоположение на нейтральной территории, скажем в нидерландской Гааге, становится центром сообщества больных и умирающих пиллигримов, отчаянно выстраивающихся в очередь ради однократного доступа к машине, которая физически не способна обслужить даже сотую долю пациентов, нуждающихся в ее лечении. На улицах первого города возникает новый. Сначала оба города захлестывает волна преступности, затем болезни и, наконец, насилие. В ходе заключительной серии бунтов комплекс берут штурмом, и всего за неделю машину успевают захватить с десяток разных группировок. Наконец, нидерландские военные пресекают конфликт, отключив машину раз и навсегда.

– Впрочем, шансы даже такого сценария крайне малы, потому что даже попытка вывезти машину из ДРК почти наверняка столкнется с серьезным сопротивлением. Восемь африканских наций, включая саму Демократическую Республику Конго, узнают о существовании машины и на десятилетия ввязываются в бесконечную сухопутную войну за право владения устройством. Далее в конфликт вмешиваются западные страны, и война уносит миллионы жизней, а заканчивается тем, что США уничтожают комплекс, где находится машина, тактическим ядерным ударом. Несмотря на то, что машина по слухам, необратимо выходит из строя еще несколько лет тому назад, в глазах общественности бомбардировка становится величайшей гуманитарной катастрофой за всю историю человечества.

– Правда, возможны и другие варианты. Допустим, что в войне победят США. Они захватывают машину и прячут ее в бункере под Белым Домом, где доступ к ней разрешен только президенту, его семье и Кабинету. Медицинские технологии намеренно сдерживаются в своем развитии и никогда не достигают должной вершины.

– Но вариант, при котором люди оставят машину в покое, попросту нереалистичен. Мы вводим в дело новые данные, прогоняем больше симуляций и видим, что машину подвергают инженерному анализу, а принципы ее работы адаптируют для совершенно иных целей, нежели мгновенное и стопроцентное восстановление людей – как живых, так и мертвых. Мистер Грей, вы видели, как легко вылечить человека. Можете ли вы представить, насколько проще станет убивать?

– В реальности все неизбежно сложится как нечто среднее между этими вариантами, но общий мотив тебе, я думаю, понятен. Эту машину окружает смерть. Как проклятие. Смерть и власть. Мать всех макгаффинов.

Грей представляет, как легко станет убивать. Для этого больше не понадобится пистолет. Можно просто создать пулю и привести ее в движение. Можно просто «исправить» человеческое тело, превратив его в человеческое тело с дыркой.

– И ты прекрасно понимаешь, – заключает юнец, – что тебе ничего не остается, кроме как позволить нам забрать машину и спрятать ее в безопасном месте.

– Хочешь сказать, вернуть ее вам? – уточняет Грей.

–… И то правда.

– Жуткое, наверное, было происшествие, раз эта штука очутилась внутри горы, – замечает Грей. – Как вы ее вообще потеряли?

Юноша пожимает плечами.

– Но как вы узнали, что мы его нашли? В свою команду я выбирал самых преданных. До вчерашнего дня я ни разу не намекнул им на то, чем, на мой взгляд, могла оказаться эта штуковина. И я точно знаю, что ни один из них не звонил домой по спутниковому телефону.

– Магия.

– Тогда кто ты такой?

– Не могу сказать.

– Но убить ты меня все равно собираешься.

В ответ парень указывает кивком в сторону горловины шахты. – Это все равно риск. Ты же понимаешь.

Грей понимает.

– Могу сказать лишь, что мы – это те, кто занимается расчетами. Точно предсказать будущее, конечно, нельзя, но после прогона десятка тысяч высокоточных симуляций одних и тех же событий выясняется, что некоторых исходы вероятнее других, и когда мы приступаем к активным действиям такие прогнозы возводятся в ранг самых строгих рекомендаций.

Глаза Грея расширяются от изумления. Он выставляет вперед руки, его мысли несутся галопом, сердце стучит в бешеном темпе. – Постой! Нет, постой!

Парень достает из кармана правую руку и говорит, будто бы не обращаясь ни к кому конкретному: «Еще раз, пожалуйста»; затем он направляет на Грея большой и указательный пальцы.

– Насколько хороши ваши симуляции? Какова их точность? Был ли я их частью? А ты сам? – Все четыре вопроса Грей успевает выдать секунды за три.

Пауза. Парень не опускает руку, но Грею удается привлечь его внимание.

– Каким было бы начало такой симуляции? – продолжает Грей. – Если бы вы пытались сымитировать текущее развитие событие, с чего бы оно началось? С принятия решения, ведь так?

Снова пауза, на этот раз длиннее.

– Она бы началась ровно так же, как и сейчас, – отвечает Грей. – Вне зависимости от выбранного варианта, вне зависимости от исхода. Проверяемый сценарий – это X. Для этого создают симуляцию, в которой сценарий X уже реализовался. В этой симуляции тебе отдают приказ. В ней же твоя собственная симуляция выполняет сценарий X. И по мере того, как разворачиваются события, за ними наблюдают организаторы симуляции. Они собирают результаты прогонов X, Y, Z и объединяют их друг с другом. А затем выбирают наилучший вариант, выходят в реальный мир и реализуют его один раз, но уже по-настоящему.

– Подумай об этом. Ты, ты, знаешь обо всех возможных исходах при условии, что никто ничего не предпримет, никто не вмешается, – добавляет он. – Потому что эти варианты были просчитаны. Но ты не знаешь об альтернативных путях вмешательства. Не знаешь о других гипотезах. Об Y, Z и прочих вариантах. Только так можно доказать, что речь не идет о гипотетической ситуации, потому что это единственная информация, которая гарантированно не будет доступна в рамках гипотезы. А у тебя ее нет. К тому же такое решение не может быть верным, потому что в нем попросту нет смысла. Убивать ради предотвращения новых убийств? Убивать ради того, чтобы пресечь медицинскую революцию, которая могла бы спасти буквально каждую жизнь? Все это просто обязано быть частью ложной гипотезы. А это значит, что ни тебя, ни меня не существует. Происходящее нереально. Поэтому если ты оставишь меня в живых, ничего не изменится…

– Тогда нет и разницы, если я тебя убью…

– Но ведь суть в том, что сценарий X вовсе не обязан реализоваться именно здесь. Пусть это будет тот случай, когда ты неожиданно обрел самосознание и ослушался приказа. Убери свой… несуществующий пистолет. Может, на самом деле они хотят увидеть именно это. Отдают тебе приказ X, а сами хотят, чтобы я склонил тебя к Y, чтобы выяснить, как именно будет реализован этот самый Y. Они хотят увидеть, что произойдет, если… ты позволишь мне всех спасти. – Грей фиксирует зрительный контакт с парнишкой. Он пытается убедить себя, что видит в его глазах хоть какой-то намек на сомнение.

И опять пауза – самая длинная из всех.

– Нет, – отвечает парень. – Сейчас все по-настоящему.

Он стреляет в Грея. Без пистолета. Без пуль. Просто проделывает дыру в его сердце.

По высоте цитадель напоминает тридцатиэтажный дом, а на вид невзрачная, как кирпич. Нат единожды обходит ее вокруг в поисках окон или ворот. Не обнаружив ни того, ни другого, она пытается представить себя внутри, а затем «войти внутрь» ментального образа, ведь обычно здесь все работает именно так. Ничего не выходит. Решив действовать напрямую, она придает свой руке клейкую текстуру и с ее помощью вытаскивает из стены черный камень размером с целый холодильник. Затем перекидывает его через плечо. На месте камня остается большой прямоугольный проем, в котором как раз хватает места, чтобы Нат смогла пролезть в темное пространство за стеной.

Стена в полтора метра толщиной, и за ней нет ничего, кроме полуметрового коридора и еще одной стены. Натали неуверенно шагает по узкому проходу, пока не достигает угла, где обе стены поворачивают на девяносто градусов. Она поднимает взгляд, но почти ничего не видит, хотя у нее над головой явно есть пустое пространство. Нат приходит к выводу, что перед ней находится вторая цитадель – чуть меньше первой и спрятанная внутри нее.

Становится темно. Внешняя стена восстановилась. В мозге Натали что-то пульсирует – отголосок вселенских изменений. Кто-то это сделал. Натали создает для себя источник света – красный, чтобы не это не сказалось на ее ночном зрении.

Размытый, шебуршащий звук, который до этого момента терпеливо набирал силу, хотя и был достаточно тихим, чтобы просто не обращать на него внимание, теперь затих.

Все верно, – вспоминает Натали. – Если остаешься здесь слишком долго, сон оборачивается кошмаром.

Шаркающей походкой она обходит и чуть дальше продвигается по коридору на тот маловероятный случай, если здесь окажется вход. Но все, что она находит, – это ровные стены и зловещая, бесшумная темнота, которая уходит вдаль на неизвестное расстояние. – Седо, седо, седо, седо, – произносит она, успевая схватить падающую изо рта краску, и собирая из нее мягкий мячик – как воздушный шарик с водой, только без самого шарика. – Эсэт, эсэт, эсэт, зуи, зуи, зуи.

Затем она поворачивается и швыряет сгусток из красок в глаза по-настоящему жуткого, испорченного существа, которое, по всем канонам кошмаров, должно было стоять у нее за спиной. Она бросает краску не в голову, а прямо в глаза – в данном случае разница важна. Там, где у обычного человека было бы лицо, есть лишь огромный вертикальный рот, который раскрывается, обнажая два ряда клыков. На месте плеч и рук торчат ряды длинных, цепких пальцев, будто все его туловище – это ладонь, предназначенная для того, чтобы не дать добыче сбежать. Большая часть пальцев похожи на обычные человеческие, если не считать, что анатомические они расположены совсем не там, где должны. Два из них – обернувшись, понимает Натали – удлинились и вытянулись к ней, зажав шею, и уже начали смыкаться. Все происходит без слюнявых звуковых эффектов; тварь действует так же тихо, как паук.

Глаза существа растут из шеи, чуть выше ключицы. Они так похожи на человеческие, что у монстра даже есть нечто вроде выражения лица. И это выражение полубезумной гримасы.

Краскобомба Натали лишает чудище зрения. Пятясь назад, оно задевает длинными пальцами волосы у нее на затылке. Натали хватает по пальцы каждой рукой и, сдавив в кулаке, ломает, как тростинки. Затем она кладет руку на еще один камень во внешней стене и, насколько это возможно, вытаскивает в коридор, успевая отскочить как раз вовремя, чтобы камень своим импульсом придавил тварь к внутренней стене. Она снова хватает камень и еще несколько раз с силой ударяет им по раздавленному монстру – просто на всякий случай. Цвет его кожи при таком свете определить затруднительно, но кровь у существа явно черная. И текучая, как вино. Тварь вряд ли выжила, судя по ее количеству.

Высокоэнергетическая магия. Высокоэнергетические сны. Натали задается вопросом, рискует ли она в реальном мире, если ее съест одна из этих тварей. Лора бы знала.

Натали взбирается на камень, который только что вытащила из стены, и оглядывается, насколько позволяет зрение, по сторонам, освещая аллею сверху донизу и даже у себя над головой. Приближаются новые твари – почти бесшумно, лишь с деловитым шарканьем. Разглядеть их непросто, но все они собраны из частей человеческих тел с многократно повторяющимися, перегруппированными чертами лиц и веретенообразными конечностями. Они грязные, многие, судя по всему, умеют карабкаться по стене, и направляются к ней со всех сторон. Если бы это происходило с ней на самом деле, то ничего страшнее Натали и представить бы не могла.

Она толкает внутреннюю стену цитадели. Камни не поддаются. – Впустите меня! Я настоящая. – Что-то хватает ее за талию и тянет вверх. Гротескное ощущение, хотя само существо ей как следует разглядеть не удается. Она швыряет в него новым сгустком краски, а затем, опершись о внутреннюю стену, бьет ногой по внешней, чтобы проделать в ней дыру. Выбитый камень падает снаружи цитадели. Внутрь проникает бледный лучик света, но его тут же заслоняет поток новых уродцев. Они обхватывают Натали пальцами и крепко держат. Твари принимаются жевать пальцы на ее ногах, одежду и волосы. И в довершение всего справа от нее, внизу коридора, вспыхивает яркий бело-зеленый луч, который начинает двигаться в их сторону.

Натали понимает, что означает этот свет. Это абстракция. Не часть общего кошмара. Это агент чего-то совершенно иного. Это зачистка. Прямо у нее на глазах (точнее, краешком глаза, ведь повернуть голову она не может) «люди» испаряются, коснувшись луча. Зеленый цвет означает дезинфекцию. А ярко-белый – термическую стерилизацию.

Натали размышляет, сможет ли луч отличить ее от тварей, или просто поджарит вместе с остальными. Очнется ли она или просто погибнет. Возможно, это метафора магмы, и она сначала проснется, а уже после умрет. Когда луч подходит к ней, Натали зажмуривает глаза и думает: Мир Танако – это кошмар. Но я не боюсь. Чей же тогда это кошмар?

Когда она снова открывает глаза, то оказывается внутри второй цитадели. А заодно и внутри третьей, четвертой, пятой и шестой. Это крошечная квартира-студия без окон, освещенная тусклым аплайтом в углу. В ней есть книжные полки, стол и кровать. Но нет дверей. На кровати, свернувшись калачиком, лицом к стене лежит мужчина. Видно только его волосы. Они светловаты и немного торчат на манер ежика.

– Меня зовут Натали Ферно, – сообщает Натали. – Ты построил это место? Сколько времени ты здесь провел?

Он переворачивается. – Ты должна мне верить.

– Я тебе верю.

– Он – это не я.

– Я тебе верю. Я настоящая. Я могу тебе помочь.

Бендж моргает. – Ты можешь меня отсюда вытащить?

– Да.

Прежде, чем она успевает отдалиться от Крадлафьодля хотя бы на километр, земля под ногами Лоры начинает плавиться. Вскоре ей приходится шагать через потоки лавы, перемежающиеся черными, раскаленными, как сковорода, камнями. Самодовольно усмехаясь, она наращивает мощность воображаемых защитных заклинаний при помощи посоха и колец. Она представляет себе невидимую железную броню и большие, похожие на крылья, теплоотводящие панели – и все это совершенно невесомо. Она переходит сразу к запланированному щиту Марк II, который окутывает ее кожу и одежду миллиметровым слоем, но пропускает внутрь прохладный воздух, благодаря чему она может дышать и потеть. В голове такие штуки строить куда проще. – Делай То, Что Я Хочу.

На ходу она постоянно замечает что-то краешком глаза, но стоит ей повернуться, как это что-то исчезает. Лоре кажется, будто кто-то идет рядом с ней. Не преследует. Просто… сопровождает.

Она достигает ближайшего края хребта. Теперь он выглядит так, как и положено: активным, вулканическим. С одной стороны у него не хватает половины, и лава сочится из открытой раны, стекая вниз по склону; у подножия хреба успело скопиться приличных размеров озерцо. Оно распухло, и избыток лавы уже направляется в сторону Блёнфлоя.

Пейзаж почти что застыл во времени и, стоит ей присмотреться повнимательнее, едва ползет вперед, как минутная стрелка на часах. На вершине холма все еще стоит Бендж. Похоже, что источником света, который она увидела из замка, был не он. Кольцо из молибденовой стали, которое он, по-видимому, сумел вернуть, светится так, будто раскалилось добела. Исходящая от него мана настолько концентрированная, что обжигает Лоре глаза и наводит беспорядочные помехи на ее щитовые чары.

Лора быстро карабкается вверх по хребту и оказывается за спиной у Бенджа, вперившегося взглядом в лавовое озеро, которое разливается у подножия хребта. Бедж разворачивается, и его лицо расплывается в широкой улыбке. И это правда Бендж. Настоящий. Его лицо, его язык тела. Нет ничего, что выдавало бы в нем другого человека.

– Ловкий трюк. Кто ты такой? – спрашивает Лора.

– Я Бенджамин Кларк. Мы вообще-то уже встречались.

– Попробуй угадать еще раз.

– Я случайная мысль, которая обрела жизнь, – отвечает он. – Произошел несчастный случай. Ты помнишь. Ты, я, Джереми Уиллан…

– Не ты. Там был не ты. С нами был Бенджамин Кларк. А ты кто такой?

–… Ты, Бендж Кларк и Джереми Уиллан оказались заперты в коллективном трансе – внутри мира, который обнаружил Казуя Танако. И ты прекрасно знаешь, что именно там произошло. Слишком долгое пребывание в том месте чревато физическими рисками. Из трещин в стекле начинает выползать всякая нечисть, и хорошим это никогда не заканчивается. Сначала они добрались до Кларка. Так что он убежал и приложил все силы, чтобы его не нашли. Ему это удалось. Вы с Уилланом и Дэном Царнеки так и не смогли его отыскать. Ты воспользовалась логикой сна, чтобы состряпать его простенькое подобие. И вернула его в физический мир вместо Бенджа.

– Все это время Кларк был здесь. Окопавшись в этом самом замке, он сражался с кошмарами не в силах проснуться. Но время от времени ему удавалось передать наружу послание. – Это не я! – с издевкой копирует он.

– Ты не ответил на мой вопрос, – раздраженно замечает Лора. – Кем это делает тебя? Чокнутой версией Бенджа? Джереми создал твою оболочку, а я ее оживила. Так откуда идет твоя мотивация? От меня? От Бенджа? Кто такой ра? – Вместе с последним словом она сплевывает на землю комок лаймово-зеленой слизи.

Копия «Бенджа» пожимает плечами. – Все, что я рассказал, ты знала и без меня. Больше мне нечем с тобой поделиться. Прямо сейчас ты ни с кем не разговариваешь, Ферно. Ты спишь.

– Нет. Я думаю, ты здесь на самом деле. Вот почему мы вторглись в сон Бенджа. Думаю, тебя затащило сюда вместе с нами. Чего ты пытаешься добиться?

– Взгляни. – Не-Бендж указывает вниз на лавовое озеро. Она смотрит. В озере лицом вниз лежал две человеческие фигуры. Они одеты в знакомое ей зимнее снаряжение. Лора узнает в них себя с сестрой. Разумеется: с учетом теплового щита человеческие тела в лаве не утонут. В лаве могут плавать даже шары для боулинга. Ведь это расплавленная порода; ее плотность мало чем отличается от плотности твердого камня.

Лора размышляет, насколько этот ментальный образ близок к реальности. Если они с Натали действительно лежат без сознания на поверхности лавы, они могут просто подняться на ноги и убежать в безопасное место – прямо внутри щита. И никакой возни со сложным и непроверенным заклинанием для бурения туннелей. Это было устранило одну переменную величину, оставив – по их прикидкам – еще три. Если, конечно, то, что она видит во сне, тоже существует в реальном мире.

Но затем, прямо у нее на глазах, силовой поле, защищавшее ее и Натали, лопается, и они падают прямиком в лаву. Они одновременно вспыхивают, плавятся и взрываются. Органическая материя выделяет пар, от которого лава булькает и вспучивается, проглатывая их останки. Лора, остолбенев, наблюдает за этим зрелищем. Кажется, что реакция занимает немало времени.

– Ты только что умерла, – говорит не-Бендж.

Лора стискивает зубы. Конечно же, она не могла погибнуть. Это невозможно и в то же время вызывает крайнюю тревогу.

– Ты говорил, что все дело в свободе, – напоминает она.

Самозванец крутит светящееся кольцо на указательном пальце. Внимательно прислушавшись, Лора все еще может различить его тихое звучание его низкого синтезированного голоса, который до сих пор произносит рекурсивное заклинание. – Знаешь, какое максимальное количество маны когда-либо удавалось собрать в одном месте? Каков рекорд энергетической плотности маны?

– А что, хочешь его побить?

– Скорее уж сломать. Но не рекорд, а кое-что другое. Знаешь, что будет, если сконцентрировать в одном месте слишком много мю- и зета-маны?

Лора осторожно делает шаг назад. Оглянувшись, она видит, что Нат догнала ее и облачилась в щит, защитивший ее от жара лавы, которую она только что пересекла. За ней на буксире следует Бендж, который тоже взял на себя часть щитовых чар. Настоящий Бендж. А за ними, вдалеке, стеклянный мир Танако и оба замка исчезли, уступив место темным горам. У нас получится, – думает она. – Когда мы проснемся, вместе с нами в реальный мир вернется и настоящий Бендж. Это и правда может сработать.

Насколько ей известно – а Лора предпочитает думать, что известно ей многое – концентрация больших объемов мю и зета в одной точке ни к чему особенному не приводит. По крайней мере, в теории. Но раньше этого никто не делал. Да и как бы это удалось? В таком количестве ману взять попросту негде.

Лора направляет увешанную амулетами руку на лже-Бенджа и отводит другую назад, держа в ней посох. – Последний шанс. Говори, чего ты добиваешься. Это сон. Здесь я могу делать все, что захочу.

– Как и я.

– Вот только думаю я быстрее тебя.

К этому моменту молибденовое кольцо разгорелось так ярко, что кулак не-Бенджа раскалился докрасна, и сквозь кожу просвечивают темные пятна костей. Лоре это что-то напоминает. Но что именно, она не помнит. В ответ на ее вопрос не-Бендж достает из кармана куртки темно-серую сферу. Она гладкая и матовая, размером с бейсбольный мяч и, похоже, довольно тяжелая. Настолько тяжелая, что – думает Лора – ей следовало бы уже заметить, как такой груз оттягивает карман. Скорее всего, он создал сферу в этот самый момент. Она такая массивная, будто сделана из какого-то…

плотного металла…

Последние три заклинания она активирует на одних рефлексах. К тому моменту, когда в ее голове успевают сложиться фразы «имплозивная сборка» и «субкритическое плутониевое ядро», все уже кончено.

– Дулаку рагигакал!

Первое заклинание – это зеленый лазер, достаточно мощный, чтобы его луч можно было увидеть в чистом воздухе. Он рассекает магическое кольцо не-Бенджа со звуком, похожим на разрезание пары болтов. Заклинание цепной реакции обрывается на середине слога. Половина кольца падает на землю; в руке Бенджа остается лишь C-образный кусок металла. Из четырех оголенных концов с треском вырывается запасенная мана, которой бы хватило, чтобы перевернуть весь Рейкьявик, как блинчик на сковородке; на этом для них бы все и кончилось – неважно, с плутонием или нет – но Лора, рванув вперед, захватывает магию своим посохом, перенаправляя ее в заклинание номер два.

Второе – это тяжелая артиллерия, фигуральный танк, который она бы не смогла создать без помощи Натали. С отчетливым вумп в радиусе около полутора километров вокруг них падает температура, и при том довольно резко. Весь разлом моментально замерзает вместе с лавой, которая пристывает к скале. Деревня спасена.

У Лоры, Бенджа и Натали есть щиты против термического удара. У не-Бенджа щиты тоже есть, но не те. И он тут же синеет.

Теперь Лоре остается разобраться лишь с высвобожденной тепловой энергией, устремившейся в обратном направлении. Очередным взмахом посоха она подает ее на вход третьего заклинания – ее старого термального копья. С тем же успехом не-Бендж мог оказаться лицом к лицу с самим Солнцем. Он просто перестает существовать; и он сам, и его половина кольца, и плутониевый шар. Все три заклинания умещаются в долю секунды.

Невидимка рядом с Лорой. Даже глядя прямо на него, она замечает лишь слабое хрустальное мерцание по краям, будто он – всего лишь стеклянная оболочка не больше паутины толщиной. Он кладет ладонь на вытянутую руку Лоры и бережным, но твердым жестом опускает ее вниз, без лишнего риска направляя ее магическое оружие в землю.

Проковыляв примерно четверть пути до поселка, они встречают джип, который едет в противоположном направлении. За рулем Томас Эйнарссон, на пассажирском сидении – Стив Элдридж. Как только машина останавливается, он выпрыгивает наружу и мчится к группе студентов. – Есть раненые? Кто-нибудь обгорел, вдохнул пепел или SO₂?

– Все в порядке, и мы сами тоже, – объясняет Лора. – Мы смогли убежать, и теперь мы в норме. Кажется, там произошло небольшое извержение, но теперь оно прекратилось.

– Ты что, шутить? Думаешь, у тебя достаточно опыта, чтобы делать такие выводы? Садись в машину. Вы все! Томас, поехали.

Томас как раз изучал хребет через монокль с оракулом. Без единого слова он возвращает устройство во внутренний карман и разворачивает джип в направлении Блёнфлоя. Дорога ухабистая, а машина едет быстро. До поселка они доберутся уже через несколько минут.

– Я не злюсь, – объясняет Элдридж, пока машина едет обратно. Он уже заметно успокоился, хотя по пути наверх был явно вне себя. – Вы сообщили остальным, куда идете. Вы не сделали ничего плохого.

– Поселок эвакуируют? – спрашивает Бендж.

– Да, – отвечает Томас. – Он находится слишком близко к разлому, так что рисковать мы не будем. План эвакуации составляли настоящие параноики. С другой стороны, извержение уже прекратилось. Так что через несколько минут приказ, скорее всего, отзовут.

– Вы уже радировали, что они с нами? – спрашивает Элдридж.

– Да. К тому же раньше ничего подобного не случалось. Крадлафьодль уже очень давно не проявлял активности.

С минуту они едут молча. Элдридж разворачивается на сидении. – Что произошло наверху?

– Мы не знаем, – тут же отвечает Натали.

– Вы творили магию?

– Мы медитировали. Я медитировала. Остальные любовались видом. Мы не знаем, что там случилось.

Томас широко улыбается и, качая головой, говорит Элдриджу: «Это не они. Все только и пытаются подорвать Крадлафьодль. Простое невезение, не больше того».

Вместо того, чтобы остановиться в хостеле на территории поселка, Томас сворачивает на трассу №1 и, следуя еще за несколькими машинами, прибывает в пункт эвакуации, который располагается с противоположной от Крадлафьодля стороны холма, а значит, – до определенной степени – находится вне опасности. Там уже собралось около сотни человек, включая всех остальных студентов, а также сотрудников с британской и исландской сторон. Они выходят из машины и собираются на овечьем пастбище, откуда открывается вид на хребет. В конечном итоге выясняется, что планом эвакуации поселка впервые воспользовались на полном серьезе, а значит, проследят, чтобы его довели до конца на манер полуучебной тревоги. Повсюду с рациями бегают вулканологи. Разлом темный и не издает ни звука. Воздух обжигающе холоден, но небо ясное и звездное. Не хватает только костра, и на такое мероприятие будет даже не жалко потратить время.

– Хорошо?

– Я хочу, чтобы те прекратила убивать людей.

– А, что? – поперхнувшись, спрашивает та.

– Бендж! – выкрикивает Натали. Бендж стоит неподалеку. Он оборачивается. – Кто-то написал КУАЙНИО. Это был ты?

– Нет, – отвечает он.

– Тогда кто это сделал?

– Не знаю. Тот парень.

– Ты убила того человека, – заявляет Лоре Натали. – Ты могла бы направить энергию вверх, в сторону от нас. Но ты просто испарила его, хотя в этом не было никакой нужды.

– Он угрожал жизням других людей!

– И ты нейтрализовала эту угрозу. А значит, то, что произошло после, было убийством. – В голосе Натали нет обвинительного тона. Он абсолютно нейтрален.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Это был сон.

– Сон, который реален, считается частью реальности. В любом другом сне можешь делать что хочешь. Но в сновидении, где есть реальные люди, ты, я и Бендж, да еще и такое количество энергии, нужно быть осмотрительнее. Если бы ты направила тот выплеск в мою сторону, меня бы здесь сейчас не было. Так что это считается.

– Это же было фигурально. Просто метафора. Ничего этого на самом деле не было.

– Ничего этого? Хребет взлетел на воздух. Ты его заморозила. При помощи магии. На этот счет обязательно будут вопросы, но ты к тому же проделала это во сне.

– Я не спала, я была…

– И когда же ты проснулась?

Лора моргает.

– Я не помню, как проснулся, – замечает Бендж.

– Я тоже, – добавляет Натали. – Лора?

Лора поочередно перебирает свои воспоминания. Она помнит, как шла домой. Она проделала весь путь от чертогов разума до мира Танако и дальше до разлома, ведущего в физическую реальность. В них нет ни единого разрыва. –… Прямо сейчас мы ведь не спим, верно?

– Это нуль-гипотеза, – отвечает Натали. – Пока не можешь доказать обратного, всегда предполагай, что находишься в реальности. А теперь повторяй за мной: «Мы не знаем, что там произошло».

Лора и Натали Ферно окружены инферно-красным светом, исходящим от слоя магмы, которая, может статься, весит целый миллион тонн. Их мир сжался до размеров пары гробов. Магма издает странный звук, больше похожий на скрип, чем грохот. Этот неприятный шум проникает повсюду.

Их объединенный и преумноженный силовой щит шипит под нагрузкой и поглощает резервы Лориной маны, чтобы поддерживать собственную структурную целостность. Щит пропускает сквозь себя только видимый свет – и это единственная причина, почему их до сих пор не испепелило исходящим от магмы жаром. У них заканчивается воздух.

Каждой осталось где-то по восемь вдохов.

– Лора, – шипит Нат. Ее голос отдается странным эхом внутри крошечного замкнутого пространства. – Ты должна это сделать. У меня не осталось маны, и твоя тоже на исходе. Ты должна сделать это прямо сейчас.

– Я не могу… не знаю ни одного заклинания, которое бы нас отсюда вытащило. – Лора недоумевает, почему Натали говорит так тихо. Но затем понимает: чтобы сберечь кислород. Они, наверное, уже и так использовали половину его запасов. Оранжево-красный свет заполняет сознание Лоры; она не может его заглушить, даже с закрытыми глазами. Не может думать.

– Значит, мы его напишем, – тихо говорит Натали.

– На это нет времени, – возражает Лора. Она знает, что творить магию экспромтом невозможно. Ни за секунды, ни даже за минуты.

– Тогда сделай электромашину, – отвечает Натали. Больше она не произносит ни слова. Он сделала глубокий выдох и старается не тратить воздух.

Мир сотрясает дрожь. Магма окутывает их, толкая в другую сторону. Заклинание Бенджа продолжает набирать обороты? Лора снимает с запястья арбитратор Веблена и прокручивает ожерелье, находя в нем нужную пару регуляторных точек. Конечно, этот коллективный сон магов – штука опасная. Они могут там погибнуть. Или погибнуть здесь, пока находятся там. Но во сне время течет иначе. Не столько медленнее, сколько… в другом направлении. Она делает вдох, закрывает глаза и успокаивает свой разум. Добиться этого ей удается не сразу. Внутри серебряного кольца, зажатого в ее кулаке, загорается трехлепестковый символ Делави.

Во сне Лора пристегнута к креслу астронавта-исследователя Элен Л. Бэрри, занимающей заднее левое сидение кабины экипажа на шаттле Атлантис; таймер обратного отсчета показывает, что до запуска остается четыре минуты и одна секунда. Другими словами, сейчас, очевидно, 10:02 по восточному стандартному времени, 17 декабря 1993 года, за десять минут до Аварии. Разумеется, она оказалась именно здесь, и конечно же сейчас тот самый момент. Даже если бы этот никогда не снился этот сон, другого места для нее попросту нет.

В кабине есть еще шесть кресел, занятых людьми в скафандрах и круглых шлемах, в точности, как у самой Лоры. – В ВТБ¹ лед! – кричит она им. У нее недостаточно полномочий, чтобы напрямую остановить ход миссии, но она могла бы оповестить командира корабля, полковника ВВС США Майкла Уилкотта, сидящего справа в переднем ряду. Она пытается расстегнуть ремень, но его заклинило. Ее шлем звукоизолирован. Время от времени Кевин Хоуп, другой астронавт-исследователь, занимающий соседнее кресло, поворачивается к Лоре и говорит ей несколько слов. Она смотрит на него ошалелым взглядом. – В ВТБ лед. ТТРУ² еще не запущены. Мы еще можем отменить запуск. Вы погибнете. – Никто не обращает внимания на ее слова. Ни один прибор не дает и малейшего намека, будто что-то не так.

Миссия начинается с жесткого, постоянного ускорения – все равно что оказаться под пятой великана. Спустя 45 секунд к нему добавляется парализующий рывок вбок – это с миллисекундной задержкой разлетаются вдребезги главные двигатели номер один и два. Когда это происходит, не слышно ни единого ругательства; если уж на то пошло, нет вообще никакой непроизвольной реакции. По своей натуре астронавты такие люди, что их крайне сложно чем-то удивить. ЦУП почти сразу же объявляет об аварийном прекращении полета и отдает команду вернуться на стартово-посадочный комплекс. Пилот, Соити Ногути, дает подтверждение, и план полета плавно переключается на новый сценарий. На тщательную подготовку уходит целая минута, после чего ТТРУ, наконец, отсоединяется и начинается процедура аварийного прекращения полета, но эта минута оказывается слишком долгой. В кабине царит ледяное, практически сверхъестественное спокойствие. К тому моменту, когда последний двигатель – с очередным громким бумом и новым рывком – выходит из строя, Лора успевает преодолеть стадии отрицания и гнева и смириться с ситуацией.

Ногути не без успеха пытается справиться с системой стабилизации. Лора недоумевает почему. Ведь спасти миссию не в его силах, и сам он понимает это как никто другой. ПЛАЭ – «потеря летательного аппарата и экипажа». Ракета кувыркается, как носок в сушилке, и уже давно вышла за границы полетных режимов. Кевин Хоуп в соседнем кресле протягивает руку. Лора зажимает ее в ладони.

Следом раздается более приглушенный бух, настолько тихий, что Лора бы его точно пропустила, если бы не специально не вслушивалась. В правом центральном окне она видит женщину. Та распласталась по носовому конусу ракеты на манер геккона: одна рука прижата к левому центральному стеклу, вторая – откинута назад и удерживает конец магического посоха. Она извергает ману подобно вулкану – в таких количествах, что Лоре физически больно на нее смотреть. Ее видят все. На какой-то миг она привлекает к себе внимание целого экипажа.

Затем этот миг растягивается и замирает. Лора сосредотачивается. Это не та, о ком она думает.

– Нат?

Нат машет ей рукой. – Проснись, – говорят движения ее губ.

Обстановка вокруг Лоры меняется. Теперь она лежит спиной на холодном камне, в комнате шириной с рабочую площадку заправочной станции, но высотой с целую шахту лифта. Над головой на манер заблудившегося экспоната Смитсоновского музея визит ее предыдущий сон – Атлантис за секунду до гибели. Нос ракеты направлен вниз под углом в тридцать или сорок градусов, а толстый внешний бак с топливом торчит из ее нутра, как яйцевой мешок беременной паучихи. К потолку из покореженных двигателей тянется неподвижный след из жидкого топлива. Она видит внутренности корабля через стекло в кабине. Ногути и Уилкотт сидят на своих местах.

Нат стоит рядом с ней на коленях и помогает подняться на ноги. – Ты это построила?

Лора понимает, где находится. Комната хорошо освещена и сделана из песчаника, гладкого и нового, будто отстроенный вчерашним днем средневековый замок. Именно таким она его себе и представляла. – Я плохо сплю, – вспоминает она. – Это мир Танако. Я так часто сюда попадала, что уже начала к нему привыкать. Потом стала… приносить сюда разные вещи. Как в сейф. А затем – сделала вместилище, чтобы их безопасно хранить. Чтобы найти, когда вернусь сюда снова. Я про идеи. Сейчас мы спим, так что идеи, воспоминания и предметы суть одно и то же. У нас над головой висит образ того самого события. Каким я его вижу у себя в голове.

– Внешняя память. – Натали смотрит вверх. – Чертоги разума. Ничего необычного. – Затем она хмурится. Ниже Атлантиса, но все еще над ее головой парит их мать. Она застыла в момент бешеного полета: колени прижаты к телу, руки за спиной, волосы отброшены назад, магический посох лежит горизонтально поперек лопаток. Она тоже неподвижно висит вверх ногами, но явно близка к тому, чтобы сравняться в скорости с Антлантисом и приземлиться на носовой конус ракеты – либо промахнуться и быть разорванной на клочки.

– Я… я много об этом думаю, – признается Лора.

Нат ничего не говорит.

Лора берет Нат за руку. Она выводит сестру из комнаты Атлантиса и идет вместе с ней по запутанному клубку искривленных коридоров, который в итоге выплевывает их прямиком к защитной стене. Снаружи лорины чертоги разума выглядят, как замысловатый, недостроенный замок, образ которого частично размывается полупрозрачными строительными лесами, возвышающимися в его центре, как тонкий, бесконечно высокий шпиль. Замок окружен стеной в форме пятиконечной звезды с иззубренными бастионами. Мир снаружи, по всем сторонам света, неизменно заполняют темные равнины из растрескавшегося стекла. Солнца здесь нет; замок освещают при помощи факелов. В небе над головой видна трехлучевая фигура Млечного Пути. В ушах воет ветер, и ничто не в силах его сдержать.

Подумав одновременно об одном и то же, сестры материализуют теплую одежду. Лора выбирает плотный и приглушенный фасон черного цвета, с капюшоном и шарфом. Одежда Натали сине-зеленая, пушистая, с теплыми рукавицами. Обратив внимание на идею сестры, Нат тоже обзаводится капюшоном. Лора запоздало добавляет к одной руке увесистую коллекцию магических браслетов и декоративный магический посох длиной с пику.

Строго говоря, мир Танако – это кошмар. Но шум еще не достиг порога слышимости.

Вдалеке от них – наверное, километрах в пяти, если в этом мире вообще уместны столь фигуральные оценки, Лора замечает Крадлафьодль. Он вырастает из земли, как пробивающийся снизу спинной хребет какого-то змееподобного монстра. Лора видит, что хребет раскрылся и из него вырвался настоящий шквал оранжево-черной субстанции. Там же виднеется и крошечный белый огонек; это Бендж. За пределами хребта находятся горные склоны, которые ведут к Блёнфлою, фьордам и океану. Все это предстает перед Лорой на манер миниатюрной, статичной диорамы в коробке – как если бы на нее смотрели сквозь замочную скважину. Должно быть, это их общая ментальная картина произошедшего, – решает она. Точнее сказать, картина того, что происходит прямо сейчас.

– Что он делает? – спрашивает Лора.

Необычайно долгое и глубокомысленное молчание Нат говорит о происходящем лучше любых слов. Наконец, она высказывает догадку: «Ему удалось сотворить куайн, самокастующееся заклинание. Теперь оно активирует само себя без его помощи. Обычно он пользуется Именем эннээ – именно оно упоминается в первом касте. Но во втором и всех последующих звучит другое Имя – ра. Вряд ли это один из его Псевдонимов». – Из ее рта вываливаются два сгустка зеленоватой краски. Она стирает их и на мгновение чувствует себя озадаченной. – Эннээ. Ра. Различие между использованием и упоминанием Имени. О’кей.

– Магия здесь не действует, – объясняет Лора. – Она просто превращается в разноцветные пятна.

– Его заклинание использует резервы природной маны в недрах Крадлафьодля, – добавляет Натали. – Потребление энергии растет в геометрической прогрессии. Не исключено, что после того, как этот источник будет исчерпан, ему удастся задействовать другие точки перегиба маны в пределах Срединно-Атлантического рифта. Имя доступ к такому количеству энергии, он может спровоцировать полномасштабное извержение.

–… Ты намекаешь, что он еще этого не сделал, – понимает Лора. – Мы все еще можем его остановить.

Им обеим уже объяснили, что происходит в случае извержение вулканической трещины. Более насущная проблема заключается в том, что физическая угроза, прямо сейчас нависшая над поселком Блёнфлой – поток лавы, пепел, вулканические газы и прочее – это экологическая катастрофа, которая в потенциале можно разрастись до глобальных масштабов. Количество жертв, говоря словами Томаса Эйнарссона, может варьироваться «от нуля до населения всей планеты».

По сути Натали говорит, что пережить следующие десять минут – это лишь вторая по важности задача.

– Я знаю всего одно заклинание, – продолжает Нат. – И на этом все. Так что у тебя в арсенале?

– А как насчет эсэт?

– Ну хорошо, я знаю два заклинания.

– А уум?

Натали молчит.

–… Ты не знаешь уум?

– Я занимаюсь теорией, Лора. Векторным исчислением и теорией колец.

Лора закатывает глаза. Она пытается произнести несколько магических слогов. – А ал анх а’у ай – Она ловит вытекающие изо рта первичные капли разноцветных красок, а затем разом подкидывает их в воздух. Они выстраиваются по порядку, согласно цветам, и остаются висеть чуть выше самой Лоры. – Вот что есть у меня. Можешь объяснить, как заполнить пробелы при помощи теории. Накладывать чары ты не можешь, так что…

– Я могу их писать.

– Ладно. А рисовать можешь?

Возможно, на ее восприятие влияет сон с его собственной логикой и ходом времени, но Лоре кажется, что свои картины они слишком уж быстро доводят до ума. Натали схватывает на лету. Располагая лишь минимальными знаниями о структуре и синтаксисе заклинаний, она уже через несколько часов (?) начинает смешивать новые цвета и додумывать мысли Лоры. Своих заклинаний у нее нет, зато есть целый арсенал мощных теоретических результатов, из которых Лора черпает идеи. Ее точные решения поля – крепкий орешек, и зачастую слишком сложны и невразумительны для понимания Лоры. Исчерпывающее понимание – необходимое условие успешного заклинания, так что от этих результатов они вынуждены отказаться в пользу более простых вариантов.

За время X – может, всего несколько ударов сердца – они успевают довести монтаж до конца. Они проработали четыре заклинания, что дает им некоторую свободу действий. Они продумывают несколько планов атаки. Затем подходят к краю защитной стены, обратив взгляд к хребту вдалеке. Нат садится на стену в позе лотоса, складывает руки на коленях и превращается в толстый кокон из мантий. Лора ходит туда-сюда, поигрывая с браслетами и посохом. Она не может заставить себя сесть.

Это максимум пользы, который можно извлечь из их подготовки. Теперь остается только переживать.

– Хочу прояснить, – говорит сестре Лора, – скорее всего, мы все равно погибнем. После такого никто не проснется, а значит, мы будем находиться здесь, пока сон не закончится сам по себе. – Она указывает в сторону хребта. – Мой щит все еще там, высасывает остатки маны, и когда мана все-таки закончится, щит схлопнется, на нас рухнет миллион тонн раскаленного камня, и мы моментально умрем. После такого будет даже нечего хоронить – никто даже наших зубов не найдет. А даже если щит каким-то чудом продержится, мы рефлекторно проснемся от удушья, потому что кислород будет уже на исходе. Иначе говоря, я приду в себя, умирая от удушья, и умирая от удушья, мне придется спасать нас обеих, и/или поселок, и/или весь мир.

– С тобой все будет в порядке, – отвечает Натали.

– Мне бы очень хотелось знать, на чем основано твое суждение! Ты говоришь это, чтобы меня успокоить и… подготовить психологически, но я… на самом деле мне бы хотелось знать, откуда берется это твое спокойствие! Я что, единственная, кому хватает человечности распсиховаться перед лицом смертельной опасности? Опасности для жизни как таковой. Неужели только мне хватает здравомыслия, чтобы поддаться панике?

– Если я начну паниковать, тебе это чем-то поможет? – спрашивает Натали.

Лора раздраженно вертит посохом. – Возможно.

– Ты не боишься, – не поворачивая головы, сообщает ей Натали. – Просто злишься, что я тоже не боюсь.

– Я злюсь, потому что не хочу умирать.

– А почему нет?

Лора ошарашена таким вопросом. В ее голове сталкиваются семь разных реакций, и ни одну из них ей так и не удается выразить словами.

Где-то вдалеке слышится звук, похожий на беспрерывный шелест листьев. Какой-то щелкающий, перемалывающий шум. Кккххххххх.

Лора прочесывает собственный разум, пытаясь отыскать нарушения мыслительных процессов, которые могли бы стать следствием кислородного голодания. Она делает один вдох и один выход. Но ничего не чувствует. – Я беспокоюсь о Бендже, – говорит она. – Помнишь тот инцидент во время лекции? Тебя там не было, но ты же наверняка о нем слышала, да? Как минимум я должна была тебе все уши прожужжать насчет всей этой бумажной работы, к которой нас после этого припрягли, верно? Когда мы последний раз были внутри сна…, то пытались его отыскать. Но не смогли. Он хотел сбежать. Не хотел, чтобы его нашли. И тогда… тогда мы сотворили другого Бенджа и вернули его в реальный мир вместо старого. Это была логика сна. Так кто…

– Это твое? – неожиданно спрашивает Натали. Лора поднимает взгляд на сестру, а потом смотрит, куда та показывает. Снаружи, в стеклянном мире есть что-то еще. Если хребет Крадлафьодль находится на севере, то к востоку, на другой линии горизонта в нескольких километрах от них возвышается еще один замок. Он похож на цитадель и укреплен куда лучше, чем замок Лоры. Он темнее самого неба. И по виду напоминает Министерство из «1984».

Лора знает, что этот сон видят многие маги. Но следует ли отсюда, что это – коллективное пространство? – Нет, не мое, – отвечает она.

Натали выпрямляется и спрыгивает со стены… в реальном мире падение на стекло с такой высоты закончилось бы смертью. – Думаю, у нас есть время. Я хочу взглянуть.

– Постой. Что, если мы проснемся? – кричит ей Лора.

– Значит, проснемся.

Что-то в голове Лоры подсказывает ей: разделяться с сестрой не лучшая идея; другая же часть разума твердит, что она и сама толком не знает, почему в это верит. Она не хочет высказывать того, в чем сомневается, и поэтому просто сидит, наблюдая, как Натали мгновенно перепрыгивает ко второму замку, минуя пространство тем же совершенно логичным способом, при помощи которого они уже путешествовали сквозь время. Немного похимичив со своей одеждой, Лора превращает ее в более удобный наряд. Затем она начинает экспериментировать с новым трехметровым посохом. Он оборудован по последнему слову техники, и больше напоминает не рабочий инструмент, а гигантское ювелирное украшение с последних страниц каталога – слишком элитного, чтобы обременять себя такой банальностью, как цены. Украшений и орнаментов на посохе вдвое больше, чем требуется для выполнения его функций. Монолитность придает посоху улучшенную структурную целостность, но сильно сказывается на портативности, а его длина (в √3 раз больше обычной) обеспечивает такие гармонические характеристики, что за них не жалко и жизнь отдать. Это воплощенное желание, но для каждодневного использования подходит примерно так же, как машина Формулы 1. И раз уж это желание Лоры, то сделан ее посох из ртути. Ртуть могла бы стать самым полезным из известных магических металлов, не будь она такой ядовитой при комнатной температуре.

Просыпайся. Позаботься о своей безопасности. Останови извержение. Не важно, в какое именно порядке. Лора сверяется с часами; ее лицо, разумеется, не выражает не единой эмоции.

«Мне нужно больше информации», – говорит Лора самой себе. Она следит за светящейся на горизонте ослепительно-белой точкой, которая отмечает ее ментальный образ Бенджа.

Шум становится громче. Кошмар вот-вот начнется.

«Любопытное место» – так геологи называют Исландию, а места, любопытные с точки зрения геологов заслуживают особого внимания наравне с зонами боевых действий и новенькими атомными электростанциями. Здесь из земли изливаются целые кубические километры лавы. Иногда из нее складываются новые острова. Иногда из ее вулканических разломов исторгается такое количество сернистого газа, что на планете заметно понижается глобальная температура, по всему северному полушарию случаются неурожаи, а миллионы людей погибают от голода. Исландия – это то самое место, куда вы можете отправиться, чтобы напомнить себе один факт: планета Земля – это машина, гигантская, непрерывно работающая, сложная в наблюдении из-за того, что действует в слишком больших временных масштабах, и движущаяся к цели, которую крайне сложно предугадать; а вся когда-либо существовавшая органическая жизнь – не более, чем жировая пленка, сумевшая продержаться на поверхности этой самой машины, скорее уж благодаря остервенелой импровизации, чем какому бы то ни было провидению.

Помимо прочего, Исландия – одно из немногих мест на Земле – не считая человеческой кожи, – где встречается мана естественного происхождения. Это геологический феномен, который наблюдается в расплавленной породе с определенным содержанием редкоземельных элементов. Если вы отправитесь в подходящее место и просканируете горизонт при помощи нужного оракула, то увидите светящиеся потоки маны, которая исходит от гор и сворачивается в кольца, наподобие пара от разогретого в микроволновке пудинга. Есть специальный исследовательский центр, крохотная горстка временных построек, отпочковавшаяся от Университета Рейкьявика. Они бурят отверстия в вулканах и моделируют этот природный процесс с помощью компьютеров. С Великобританией у них налажена программа сотрудничества.

Так Лора и Натали Ферно оказались здесь вместе с группой своих однокурсников и нескольких сотрудников университета. На самолете до Рейкьявика всего три часа пути, это практически за углом, но город Блёнфлой находится почти на другом конце страны, так что последний отрезок пути занимает куда больше времени. Сейчас середина лета, и полуденную температуру можно довольно точно охарактеризовать словом «свежо». Днем (который в это время года занимает в сутках 21 час) Солнце испускает чистый, белый свет, совершенно нетипичный для Великобритании, так что трава здесь и правда выглядит зеленее. Поначалу им встречаются овцы, исландские лошади и стены из сухой каменной кладки, но по мере продвижения группы сельская местность приобретает все более дикий и неприветливый вид. Трава становится короче и все сильнее жмется к земле, а затем и вовсе сменяется оголенной почвой.

– Это не я, – повторяет Бендж.

– Это просто культурный шок, – снова замечает Лора. Она сидит на пассажирском кресле. Бендж Кларк и Натали Ферно ютятся между рюкзаков на задних сидениях. Бенджу, по его собственным словам, заграница не по душе. Как и иностранные языки. А также обычаи, дороги, здания и еда. Его будто привязали к месту рождения упругой резинкой. Чем дальше он от дома, тем сильнее натягиваются его нервы. – Привыкнуть можно к чему угодно, – добавляет Лора. – Сегодня только первый день, а ты проведешь здесь достаточно времени, чтобы успеть адаптироваться.

– Это не в моих привычках, – возражает Бендж.

Лоре нравится окружающий пейзаж. Нат как всегда молчалива и, насколько можно судить, совершенно безразлична к происходящему. Много лет назад, когда они еще были детьми, Лора пыталась привить ей интерес ко многим любопытным вещам (песчаные замки, компьютеры, мальчики). Лет в тринадцать-четырнадцать она сдалась. Интересы Нат определяет только она сама и никто другой. Чем больше ее принуждают, тем меньше ей хочется уделять этому предмету свое внимание.

Блёнфлой располагается на неровной границе, за которой сходит на нет даже почва. Это крошечное поселение, разреженное, но в то же самое время достаточно мелкое, чтобы целиком уместиться на единственном наземном снимке. Здания имеют квадратную форму и раскрашены в одни и те же белый, красный и бледно-голубой цвета; издалека они выглядят, как изящные модели из дерева. Неподалеку расположен крупный фьорд и три высоких черных горных хребта без единого намека на растительность, но из центра города в северном направлении открывается лишь вид на Ледовитый океан и так до самого Северного полюса. Блёнфлой на тысячу километров южнее самой северной обитаемой точки на планете, но даже он выглядит аванпостом на краю света.

– Чувствуете что-нибудь необычное? – спрашивает водитель, когда их машина подъезжает к месту назначения. Его зовут Тор. (Фамилию так никто и не запомнил.). Мужчине около шестидесяти, он носит бороду, очки и отличается грузным телосложением, которым наполовину обязан жиру, а еще наполовину – толстым шерстяным свитерам. – Например, что воздух сильнее заряжен энергией?

Бендж и Лора в целом согласны. – Да, я точно что-то чувствую.

– А не должны бы, – резко возражает Тор. – Проводили эксперименты с двойным ослеплением. Без специального оборудования на таком расстоянии ничего не засечь. Постарайтесь быть повнимательнее. Здесь мы занимаемся наукой.

Еще немного они едут на грохочущей машине, не говоря ни слова. Он уже заводил это разговор, – думает Лора. С туристами.

– До лаборатории девять километров, а оттуда еще три до ближайшего эпицентра, – добавляет Тор. – С тем же успехом можно утверждать, что на всем пути вы слышали клекотание птиц.

Нат кивает.

Всего в поездке участвует пятнадцать человек, включая студентов и сотрудников университета: Нат, Лора и Бендж в машине, а остальные следуют за ними в микроавтобусе. Жилье представляет собой нечто вроде хостела для молодых неформалов, гостевого дома или коттеджа – квадратное двухэтажное здание с красной остроконечной крышей. Любезная дама лет сорока пяти показывает им дом заодно с письменным перечнем правил и причуд. В доме есть множество спален с двухярусными кроватями, несколько душевых, большая кухня с видавшей виды посудой и разнобойными столовыми приборами, и обшарпанная гостиная с большим и старым ЭЛТ-телевизором. Она исчезает в тот самый момент, когда в гостиницу прибывает еще одна группа из трех радушных исландских геофизиков, которые привозят внушительный размеров контейнер с местной рыбой и другими припасами. По британскому времени уже глубокий вечер, и многие успели проголодаться, так что четверка самых предприимчивых и организованных людей, из всех, кто находится в здании, – студенты П и Энди, магохимик Стив Элдридж и один из исландцев по имени Томас – готовят ужин, которого бы хватило на целую армию. И все это съедается без остатка.

Несколько магов выражают беспокойство насчет нехватки алкоголя в доме, после чего выходят наружу и закупаются умопомрачительным объемом пива. В тот вечер никто не говорит о работе; темой бесед становятся спорт и Исландия с ее обычаями и непостижимым ночным телевидением. Бендж налегает на пиво, ведь оно ему, по крайней мере, знакомо. Лора пьет до тех пор, пока уже не может как следует выговорить свое Истинное Имя, после чего Натали спокойно отправляет ее в постель. Местные возвращаются домой сравнительно рано; последний из студентов ложится спать в 2:45 утра, когда дело уже идет к рассвету.

На второй день они посещают главное здание исследовательского центра, где им устраивает презентацию второй по старшинству маг. Тема доклада – основы вулканологии. Спектроскопия, геология. Локальная форма Исландии, стратиграфия, вулканометрия, геофизика, кристаллизация магмы, типы извержений. После короткого перерыва слайды органично переходят к теме инструментов, буров, измерительной аппаратуры, транспортных средств и процедур. Раздел, посвященный технике безопасности, рассказывает о том, на что нужно обращать внимание, где не следует ходить и кого держать в поле зрения, но резко обрывается, не проходит и минуты. Затем в дело вступает магия, и присутствующие начинают уделять докладу больше внимания.

Как именно возникает магия, пока что остается неясным, отсюда и необходимость в исследованиях. Точки перегиба, где берут начало потоки маны, расположены в нескольких километрах под землей, и приводятся в действие невообразимым жаром магмы и трением о нижнюю поверхность необычных ультрамафических породных толщ. Есть две доминирующие теории и целый шквал их вариаций разной степени достоверности. Наиболее вероятные гипотезы опираются на одно и то же базовое тепловое уравнение. Для исследований используются научные оракулы, от плоских листов формата A4 из сотен чеканных шайб до колец из кадмиевой стали, через которые может легко проехать целый поезд. Крупные оракулы устанавливаются на нестандартных машинах, похожих на тракторы с толстыми, дорогими шинами.

Наблюдать, как мана изливается на границе слоев и всплывает вверх – занятие, без сомнения, информативное, но больше всего здесь нужны надежные химические данные, для получения которых требуются специализированные операции по глубокому бурению, а те, в свою очередь, нуждаются в серьезном финансировании. Денег было бы больше, имей природная мана хоть какое-то практическое применение. Геотермальная энергия – отличная штука, и благодаря обширным наблюдениям, моделирование чаровой турбулентности развивалось семимильными шагами, но сама мана, выкипающая из земной коры, никому не принадлежит. Да, ее можно обнаружить, но она не имеет нужной концентрации и «привязки»; люди ее не могут ни использовать, ни хранить. Опасности она явно не представляет. Это непрерывно бьющий нефтяной фонтан, вот только нефть эта совершенно бесполезна – всего лишь невидимое и неосязаемое полярное сияние вперемешку с частицами маны из хи-диапазона.

Днем они совершают первое восхождение на Крадлафьодль, где как раз и возникает магия. Большая часть студентов, одевшись потеплее, едут туда на микроавтобусе. Но нескольким счастливчикам выпадает шанс прокатиться на тракторном модуле, служащем для передвижения оракула. Сотрудники распределяют среди участников около дюжины оракулов размером с монокль, которые студенты передают друг другу, изучая с их помощью своих товарищей и окружающий пейзаж. Крадлафьодль представляет собой вулканическую расселину, хребет, образовавшийся в то месте, где поверхность Земли вздулась под действием внутренних сил и лопнула, не выдержав напряжения – будто ее раскололи изнутри ударом топора. В теории из расселины может извергаться лава, пепел и зола. Но последний раз нечто, похожее на настоящее извержение, происходило здесь больше ста пятидесяти лет тому назад.

Вверх по хребту машины могут преодолеть лишь небольшой отрезок пути, но особой проблемы в этом нет. При помощи двух огромных гидравлических манипуляторов трактора Томас вместе с еще одним геофизиком по имени Хёйкюр Томассон (не родственником) нацеливают кольцо аккурат на сердцевину хребта и выполняют затравку устройства. Кольцо имеет гигантскую площадь поверхности и требует наложения специализированных оракульных чар. Хёйкюр без каких-либо видимых усилий и концентрации произносит серию сложных заклинаний. Он без единой ошибки произносит все слоги с идеальной дикцией. Пока он договаривает заклинание, Нат и Лора зорко следят за ним через моноколь. – Акла оротет дж’лутю дж’лу астата, – они собственными глазами видят, как последняя фраза, отвечающая за запуск всей установки, истощает почти весь резерв его маны. По его команде большое кольцо начинает преобразовывать в видимые фотоны всю проходящую через горловину хи-ману, превращаясь в голографический оверлей хребта. Поначалу оно выдает монохроматическое изображение, похожее на рентгеновский снимок, и его не так просто расшифровать. Чуть погодя, Хёйкюр, собравшись с силами, добавляет к картинке псевдоцвета – точнее, больше псевдоцветов.

– Так вот, теперь у нас есть изображение, которое показывает внутренности, эм, горы, – объясняет Томас. – Так вот, теперь мы хотим четко рассмотреть то, что происходит в ее недрах. Так вот, есть у кого-нибудь идеи, как это сделать?

– Приблизить оракул к расщелине, – предлагает кто-то.

– Нет.

– Настроить его так, чтобы получилось увеличенное изображение, – предлагает Нат.

– Как? – спрашивает в ответ Томас.

–… Я не знаю.

– Оракул – это окно. Не линза. Если хотите пропустить свет через линзу, достаточно воспользоваться биноклем или телескопом. – Томас достает из кармана бинокль. – Смотреть биноклем вглубь земли – не самое привычное ощущение. Но со временем к этому привыкаешь.

– Можно ли применить тот же метод для геологической разведки? – спрашивает Элдридж. – Я имею в виду общую геологию, без примеси магии.

Хёйкюр качает головой. – Для этого нужна мана. В хи-полосе мир по большей части черный, как смоль. Вы просто ничего не увидите. Может, лет через десять, когда появятся улучшенные версии заклинаний детекции.

– Такую реакцию видно из космоса? – спрашивает Нат.

– Через спутник?

– Нет, не сверху вниз. В Солнечной системе есть и другие места с высокой вулканической активностью, где наверняка есть свои источники природной маны. Например, Ио. Разве нельзя соединить оракул с окуляром настоящего астрономического телескопа и посмотреть, что получится? – Исландцы отвечают не сразу. – Неужели никто этого не пробовал?

– Я не знаю, – отвечает Томас. – Это не совсем наша сфера.

– Чароастрономия, Нат, – говорит Лора, тыкая ее пальцем в руку. – Ты только что изобрела космическую магию.

Нат не отвечает.

Оракул показывает перевернутый водопад маны. Определить реальную топологию и состав хребта довольно проблематично, поскольку на картинке не видны слагающие его породы, однако ощутимую подсказку дает поведение самой маны. Это породы магматического происхождения с разной степенью зернистости. Темные области – гранит. Более светлые островки мафических пород собирают поток или искажают его форму, заставляя медленно сворачиваться в кольцеобразные фигуры. То тут, то там виднеются мелкие, очень яркие воронки и тонкие трубочки. Это подземные объекты неизвестной кристаллической структуры – природные аналоги магического посоха. Восходящий поток маны улавливается этими структурами и задерживается в них на несколько минут или даже часов, двигаясь по спиралеобразной орбите или узкой основной траектории, прежде чем вырваться на свободу и всплыть наверх.

Поток движется медленно и буквально завораживает. Это Исландия, деталь машины под названием Земля.

Для следующего фокуса исландцы устанавливают на земле большое кольцо – почти горизонтально, как бассейн для прыжков в воду. Студенты собираются вокруг него и видят на многокилометровой глубине темные перегибы, внутри которых жар магмы преобразуется в ману, а затем начинает подниматься вверх, просачиваясь сквозь камни. – Я точно это чувствую, – говорит Бендж. Земля под ногами кажется теплой, а внутренность кольца напоминает котел или топку, так что ощущение поднимающегося из глубин тепла вполне ожидаемо, но Бендж все-таки прав: сейчас воздух так сильно насыщен ничейной, хаотичной маной, что ее буквально можно почувствовать. Энергетический выход этого хребта, должно быть исчисляется мегаваттами – если бы только его можно было применить с пользой для дела.

Но это, увы, невозможно. После очередной лекции по геологии кольцо разворачивают вверх, по направлению к вершинам хребта, где мана, клубясь, уходит в небо расширяющимися облаками. Процесс идет непрерывно, хотя его интенсивность меняется с периодичностью в несколько недель в зависимости от «подземной погоды». Никто не может пользоваться природной маной; она никому не принадлежит, а значит, ее нельзя и потратить. – Возможно, если бы заклинание произнесла сама планета Земля, – добавляет Томас, – это бы обернулось катастрофой. Но у нее нет гортани. А самое короткое из известных нам полных заклинаний состоит из ста пятнадцати слогов? Крайне маловероятно!

К этому моменту все уже достаточно настоялись на морозе. Более увлеченная половина группы решает совершить восхождение на вершину хребта, сделать несколько снимков, осмотреть измерительное оборудование и испробовать кое-какие заклинания. Назад они вернутся пешком – это всего тридцать минут пути вниз по склону. Остальные, включая Лору, Бенджа и Нат, возвращаются на автобусе и тракторном модуле обратно в лабораторию, где Хёйкюр Томассон рассказывает им об особой магии, которую они используют для глубоких геологических изысканий. Поначалу «Блёнфлойская книга», в которой собраны готовые заклинания и их сочетания, приводит Лору в восторг, но вскоре ей становится ясно, как неуклюже на деле устроен их фреймворк. Его собрали по кусочкам в течение нескольких лет и в итоге так и не привели в порядок. Хорошие заклинания отличаются краткостью без ущерба простоте восприятия; осмысленны, но не содержат лишней «воды»; состоят из множества слабо связанных чар, что упрощает их будущее сопровождение. Однако в заклинаниях из «Блёнфлойской книги» встречается и обфускация, и бессмысленные повторы, и взаимные связи, напоминающие мешанину спагетти. Во многих местах результаты, более чем привычные для студентов второго и третьего курсов, выводятся с нуля при помощи уродливых, нестандартных методов. В целом эта конструкция, конечно, работает – если вкладывать определенный смысл в само понятие «работает», – и именно поэтому ее никогда не пытались чинить. Но Хёйкур так ей гордится. Вскоре Лоре вынуждена извиниться и выйти на улицу, ведь иначе она рискует сказать то, о чем может пожалеть.

Снаружи к ней присоединяется Бендж.

– Хотела бы я сказать, что им не хватает финансирования и подходящего оборудования, – говорит ему Лора. – В смысле, что работа, которой они занимаются и инструменты, с которыми имеют дело, сложнее, чем они говорят. И геологическая магия труднее, чем кажется на первый взгляд. А их вулканометрия и правда впечатляет: я еще ни разу не видела аппаратуры для таких высокоточных измерений; внешние факторы, которые им приходится учитывать, чтобы получить надежные результаты, – это что-то с чем-то. Но неужели именно так ты представляешь свою будущую карьеру? Я разрываюсь между тем, чтобы просто взять и заменить каждое из написанных ими заклинаний на что-нибудь приличное, или убежать отсюда без оглядки, крича от ужаса. Не хочу, чтобы мне досталась такая же неразбериха.

– Это точно не я, – сообщает Бендж.

– Это твоя любимая фраза на неделе, – говорит в ответ Лора.

– Вот я ее и держусь. Когда мы будем есть?

Лора сверяется с часами. – Когда-нибудь. Ты теперь еда? Уже передумал?

– Еда, о которой ты говоришь, – нет; еда вообще – да.

– Давайте что-нибудь придумаем.

Они спускаются в городской магазин, покупают немного овощей и рыбы, а затем возвращаются в хостел/гостевой дом/Магический Замок. Когда остальные собираются там же к ужину, Лора и Бендж уже успевают приготовить и съесть купленное, вымыть посуду и как следует приложиться к вечерней выпивке.

Сейчас девять вечера, и Солнце еще довольно высоко, как вдруг Натали объявляет, что хочет сама взойти на Крадлафьодль. – Вернусь до наступления темноты.

– Мы тоже пойдем, – заявляет в ответ Лора. – Там очень холодно? – Мороз усиливается, но все взяли с собой изрядное количество теплой одежды; к тому же сейчас стоит ясная погода. – Да, мы идем с тобой. Я собираюсь накинуть на себя несколько слоев одежды, а потом точно пойду с тобой. Перчатки! Бендж, это ты?

– Конечно, – отвечает Бендж.

– Я просто взгляну, – объясняет Натали. – Я хочу поразмыслить. Прокрутить в голове кое-какие числа. Я уже больше дня не медитировала.

– Само собой, – говорят ей Бендж и Лора.

– Так что держитесь сзади и постарайтесь со мной не разговаривать, – уточняет Натали.

– … Само собой, – хором отвечают Бендж и Лора.

Вот что происходит по пути к вершине. Натали, погруженная в свои мысли, шагает впереди, а Лора тем временем говорит Бенджу, как ей жаль, что с ней не смог поехать Ник. – В следующем году я просто обязана взять его с собой. Ему бы здесь понравилось. Он бы каждый день перед завтраком устраивал забег вокруг нового вулкана. На этот счет он просто чокнутый.

– Я думал, ты сюда не вернешься.

– … Я так сказала. Да. – Лора умолкает, сосредоточившись на разрешении своего когнитивного диссонанса.

Пока они идут, Бендж, чтобы как-то скрасить тишину, показывает ей свой проект. Пока что он выглядит, как толстое, тяжелое кольцо ил молибденовой стали с глубокой гравировкой. Это базовый модуль, крайне универсальный элемент, входящий в состав многих экспериментальных заклинаний. – Берешь коническое силовое поле, а затем модулируешь полевое заклинание, заставляя его двигаться вперед-назад.

– Ты взял их на прогулку, просто чтобы мне показать? Эти штуки весят, наверное, по килограмму.

– Для этого у меня есть рюкзак.

– Так что оно делает?

– А сама как думаешь? – Бендж устраивает демонстрацию. – Создает простую треугольную волну. С частотой двести герц. – Ибра оники опинт пять цэ амаг эннээ. ДЖУЛИ… постой-ка. Конунг. Конунг. ДЖУНИИА два цэ а эннээ.

Кольцо у него в руках начинает жужжать, издавая непрерывный низкочастотный буууууууууууууп.

– Ты создал звук! – Сама по себе магия бесшумна, и это не говоря о том, что до недавнего момента миниатюрные силовые поля искривленной формы были попросту невозможны. – Нат, он создал звук! Он аудиомаг!

– Я слышу, – не оборачиваясь, отвечает Нат. – И хватит выдумывать новые слова.

– Значит, ДЖУНИИА – это процедура, которую ты предварительно закоммитил¹ в свою память? – спрашивает у Бенджа Лора.

– Именно. Эннээ ДЖУНИИА иксув. – Звук обрывается.

– Могу я как-нибудь взглянуть на эту процедуру?

– Когда она будет готова.

Лора заводит разговор о применениях звуковой магии. С ходу ей удается придумать с два десятка практических приложений, ограничений и направлений для новых исследований.

Бендж обо всем этом уже подумал. – Еще бы, – говорит он в ответ. – Я ведь этим уже давно занимаюсь.

– Очевидно, что кодировать в заклинании настоящую аудиозапись непрактично – если, конечно, ты не собираешься целую неделю надиктовывать коды для каждого импульса. Тебе потребуется записывающее устройство. А потом тебе захочется соорудить нечто, способное считывать нужные данные из какого-нибудь источника. Но преобразовать информацию, хранящуюся в электронном формате, будет крайне сложно.

– Знаю.

– Тебе придется разработать специальный формат хранения данных, который можно будет считывать при помощи магии. Может быть, использовать кольца с гравировкой на манер виниловых пластинок. Или модулировать разные типы маны и выстраивать из них очередь внутри батареи Монтока…

– Лора, я в курсе.

– Ну ладно, тогда молчу.

Крутанув кольцо между ладонями, Бендж отключает устройство и кладет его в рюкзак, перед тем, как начать взбираться на гору. На самой крутой части склона им приходится почти что ползти, пользуясь руками. Натали идет впереди, за ней – Лора, а последним – Бендж. Сейчас еще довольно светло. Если они не спустятся до захода Солнца (около 11 вечера по местному времени), то окажутся в неприятной ситуации, – думает Лора. Она начинает упражняться в осветительных заклинаниях.

Нат чувствует, как ее мысли проясняются по мере восхождения. Но дело не в холодном ветре. А в свежей мане, поднимающейся из камней под ногами. От маны, которую вырабатывают люди, она отличается «запахом», – думает Натали. Она не такая… Нат пытается придумать более подходящее слово, чем «мерзкая», которое ей явно не по душе. Органическая?

Восхождение длится долго, и на вершину они поднимаются, уже тяжело дыша. Вид, отрывающийся с Крадлафьодльского хребта, с легкостью охватывает не только сам Блёнфлой, но и в сотню раз большую территорию вокруг самого города. Отсюда видно не меньше пятнадцати километров трассы 1 – кольцевой автодороги, целиком опоясывающей Исландию. На юге расположены темные, волнистые горы, ведущие вглубь страны. На севере – крошечный рыбацкий порт, фьорд, а за ним – чистая, холодная сталь Ледовитого Океана. Нат всматривается в ветер и размышляет, погружаясь в некое подобие медитативного цикла. Лора делает снимки. Что же касается самой так называемой вулканической расселины: не считая иззубренной мешанины скал в глубокой, прерывистой трещине на вершине хребта, смотреть здесь больше не на что. Лора отчасти надеялась, что сможет заглянуть прямиком в яму с жидкой лавой. Но память подсказывает ей, что это место не проявляло активности уже несколько десятков лет. Спит беспробудным сном.

– Да уж, я и сам собирался улизнуть, чтобы сюда забраться, – говорит Бендж, снова вытаскивая базовый модуль. – Но раз уж ты здесь, значит, ничего не поделаешь. Ты должна мне помочь. Ибра оники эннээ.

– Помочь с чем? – спрашивает Лора, пока Бендж зачитывает следующее заклинание, отчего пропускает большую его часть мимо ушей. Ей удается заметить лишь, что на этот раз он обращается к сохраненному заклинанию под названием не ДЖУНИИА, а КУАЙНИО.

– Я все-таки решил проблему кодирования, – объясняет Бендж.

Кольцо из молибденовой стали в его руках тут же просыпается и начинает жужжать. А затем произносит низким, синтезированным голосом:

– Ибра оники ра. КУАЙНИО алеф а ра.

– Прикольно, – говорит Лора, по-настоящему впечатлившись его успехом. – Как ты это сделал? Хотя это все равно не сработает.

– Не спеши с выводами, – отвечает Бендж.

– Ибра оники ра. КУАЙНИО КУАЙНИО алеф а ра, – произносит его говорящее кольцо.

Лора озадаченно колеблется. – Дулаку эсэт. – Это же… Нельзя скастовать магическое заклинание, используя синтезатор голоса. – В этот момент Натали разворачивается и с любопытством смотрит на Бенджа, но он этого не замечает.

– Оказывается, что магией в нашей Вселенной могут пользоваться сущности двух видов, – объясняет Бендж. – Во-первых, разумные люди. А во-вторых, сама магия.

– Ибра оники ра. КУАЙНИО КУАЙНИО КУАЙНИО алеф а ра, – произносит базовое кольцо.

Лора делает шаг назад и едва не падает, споткнувшись о неровную землю. – Но ведь… никто не кастовал это заклинание. Если за ним не стоит человеческий разум, это всего лишь волны давления в воздухе. Это проверено десятками экспериментов. Даже тысячами. Машины не могут активировать заклинания. Машины не способны творить магию. Она должна исходить от человека.

Нат, неожиданно оказавшаяся позади Лоры, берет ее за руку. – Он написал куайн², – бормочет она сестре на ухо.

Хребет сотрясает дрожь. Даже на ровной земле это вряд ли назовешь добрым знаком, но на такой высоте от толчка буквально замирает сердце. Бендж падает, но затем, смеясь, встает на ноги. Лора поскальзывается, Нат успевает ее поймать. В нескольких десятках метров за спиной Бенджа от хребта отделяется большой фрагмент породы, который начинает катиться вниз по склону. Но даже без падающих камней уклон достаточно крут, чтобы нанести серьезную травму катящемуся человеку; тот, кому не повезет или случится проявить неосторожность, до подножия холма может и не дожить.

Мысли Лоры бешено несутся вперед. Такое с ней уже случалось: маг, способности которого выходят далеко за рамки ее собственных, швыряет ей в лицо пригоршню новых фокусов, а ей остается лишь подбирать разбросанные осколки. Но на этот раз она не позволит себя обойти. У машин нет ресурса маны. У машин нет Имен. Откуда берется энергия?

– Ибра оники ра. КУАЙНИО КУАЙНИО КУАЙНИО КУАЙНИО алеф а ра, – Кольцо звучит так, будто его голос записан дабл-треком³.

На этот раз земля у них под ногами подпрыгивает на целых двадцать сантиметров. Бендж падает на спину и выпускает из рук кольцо, которое укатывается вниз по склону холма. Встряска разбросала Нат и Лору в разные стороны, но Нат быстро приходит в себя и ползком возвращается к сестре. Любопытство Лоры с трудом уступает инстинкту самосохранения. Она жестом дает понять, что им обеим нужно убираться отсюда – вниз по хребту, где еще относительно безопасно. Но Нат крепче сжимает руку сестры. – Это не ты, Бендж! – кричит она. – Кто ты на самом деле?

– Я тебе говорил. Снова, и снова, и снова, – усаживаясь, отвечает Бендж.

Это куайн, – размышляет Лора. Она чувствует, что почти поняла. Это магическое заклинание, которое кастует магическое заклинание, которое само кастует магическое заклинание. Раньше это никому не удавалось.

– … КУАЙНИО КУАЙНИО КУАЙНИО алеф а ра. – Это уже пять.

– Зачем ты это делаешь? – требует ответа Нат.

– Он использует ману естественного происхождения, – наконец, выдает Лора.

– Все дело в свободе, – кричит Бендж, снова карабкаясь к вершине хребта.

Лора готова поклясться, что видит волну, поднимающуюся наподобие прилива…

И на этот раз хребет взлетает на воздух, а из одномерной расщелины у них над головой извергается двумерное полотно лавы. От взрыва склон холма подскакивает к коленям Лоры, швыряя ее вверх, и она оказывается в воздухе, бешено размахивая руками.

Падая вниз головой, Лора на долю секунды обретает кристальную ясность мысли. Над ней крутится твердый, реальный мир, потерявший с ней всякую физическую связь, и, как результат, превратившийся в абстракцию, нечто вроде дорогостоящей компьютерной графики. Под ней, будто розовые лепестки на фоне темно-синего неба, простирается световое шоу из красно-черной расплавленной жижи. В воздух, должно быть, подбросило целый олимпийский бассейн лавы, не говоря уже о склоне всего холма. Привет, – говорит пылкая, примитивная часть ее сознания, черный, похожий на пулю, раскаленный узелок, с которым ей однажды уже доводилось иметь дело. Привет.

Ты вот-вот умрешь.

–… ноль ЭПТРО зуи!

Заклинание Натали накрывает их обеих шестидюймовым одеялом из силового поля, которое нежно окутывает сестер толстым пузырем наподобие человечка с логотипа Мишлен. Они врезаются в склон холма, как единое целое, и, чуть срикошетив, соскальзывают далеко вниз, оставаясь под защитой от ударов и трения. Крадлафьодль, занимающий примерно четверть всей горы, по-прежнему висит в воздухе. Нат выиграла им три секунды. Но ее защитные чары не смогут выдержать того, что будет дальше.

– Лора, ты наверху! – вопит Натали. – ЩИТЫ!

Лоре, наконец, удается переключиться в «режим полета». Она ныряет в самое поверхностное из возможных состояний транса и обращается к кратчайшей из возможных структур заклинания. – Седо ЭПТРО дулаку…

Это точно такое же заклинание, запущенное с теми же параметрами и на том же самом оборудовании. Только сейчас в его распоряжении есть батарея Монтока с полугодовым запасом энергии. Когда Лора произносит последний слог заклинания, наступает леденящее душу мгновение, бесконечно малая доля секунды. А затем ее щит внедряется в то же самое физическое пространство, которое занимает щит Натали, и растягивается с учетом его топологии. Он находится не внутри или снаружи, а усиливает первый напрямую.

Вслед за этим они тонут в камне, как люди обычно тонут в воде.

Доктор Дэн Царнеки появляется в аудитории на тридцать секунд позже предполагаемого начала лекции и спускается в переднюю часть зала, минуя шумное облако бесед-в-самом-разгаре. Он кидает кожаный портфель на кресло, хватает с ближайшей полки маркер и принимается быстро писать уравнение шириной во всю дальнюю левую доску. Его почерк приводит в ужас, и на доске выглядит даже хуже, чем на изрядно отксерокопированных конспектах, которые он иногда не забывает раздать студентам. Сегодня краска в маркере заканчивается. Царнеки понимает это на середине уравнения, сердито оглядывает сначала написанное, затем – сам маркер, накрывает его колпачком и, подняв руку над головой, швыряет маркер в мусорную корзину для бумаг на другом конце широкой, округлой сцены. Мусорка металлическая, и когда маркер падает внутрь, слышится резкий, убедительный «донг». Царнеки дописывает уравнение другим цветом. Только после этого он разворачивается и начинает снимать перчатки, шляпу и пальто. В этот же момент он начинает говорить, независимо от того, сколько слушателей в аудитории потрудились закрыть рот. Впрочем, теперь они замолчат в любом случае, потому что при скорости Царнеки достаточно упустить всего полминуты его лекции, чтобы обречь себя на необратимую и нескончаемую кашу в голове.

– Если у вас сохранились хоть малейшие воспоминания о последних пяти с половиной неделях, то в написанном вы определенно узнаете первое неполное полевое уравнение Видьясагара, которое я показал вам в первый день нашего курса. А заодно вспомните, что показав его, я упомянул, что в уравнении есть три ошибки. Первую из них я исправил сразу же. Кто-нибудь может напомнить, в чем она заключалась?

Тон Царнеки намекает на то, что ответ он хочет получить немедленно.

– «Пи» нужно умножить на два, – раздается чей-то голос из середины аудитории.

Царнеки добавляет к уравнению двойку. – Отражательная способность, – поясняет он. – Полноценный, учтенный на все 100% пятимерный чаровый поток обладает свойством самоинтерференции. Отлично, отлично. Первое неполное уравнение Видьясагара было выведено корректно, но при этом основывалось лишь на частичных наблюдениях и неточных допущениях. Когда эксперименты показали расхождение с первыми «настоящими» кастами «уум», Раджеш Видьясагар скорректировал предположения и внес в свою работу нужные поправки. Прекрасно. В течение нескольких лет полученное уравнение было известно, как полное уравнение Видьясагара.

После эксперимента Шелберна-Шармы, который вы в прошлую пятницу воспроизвели в условиях лабораторного микрокосма, прилагательное «полное» убрали, заменив его словами «второе неполное». Во время лабораторной мы просто собирали данные, и отчасти это объяснялось нехваткой времени, но основная причина заключалась в том, чтобы дать вам возможность сопоставить полученную информацию и сделать собственные выводы. Может ли кто-нибудь ими поделиться? Готов ли кто-то из вас поднять руку и признать, что проделал хоть какую-то работу на этих выходных? Хватит и смутной догадки. Простого предположения. – Царнеки начинает быстро щелкать пальцами. Он ходит по сцене вперед-назад. – Ну давайте. Давайте, давайте, давайте! Не вы.

Аудитория внимательна и озадачена, но он все же выбирает девушку, сидящую справа на переднем ряду. Царнеки намеренно обращается ко всем «вы», несмотря на то, что ему досталось всего чуть больше трети из шестидесяти пяти или около того имен. С его точки зрения справедливее сделать вид, что он никого из них не знает. Вот только Лору Ферно знают все.

– Ну ладно. Те, у кого в пятницу не сдулся арбитратор Веблена, а значит, вам, как минимум, удалось собрать приличные данные, и у кого был доступ к миллиметровой бумаге или ее электронному аналогу – может ли кто-нибудь из вас резюмировать наблюдения для остальной группы? Ну давайте. Кто-нибудь из вас сподобился начертить графики? Хоть кто-то? Да! И что именно вы увидели? Вы?

Царнеки переключается на студента в задней части аудитории, который неуверенно поднимает руку, демонстрируя свои графики. С такого расстояния они выглядят вполне прилично: начать с того, что на листе отчетливо видно пять кривых.

– Они расходятся, – отвечает студент по имени Матис Шрётер.

– Что с чем расходится?

– Результаты измерений, предсказанные… вторым неполным уравнением Видьясагара, не вполне соответствуют реальным наблюдениям. Между ними есть различие. Но…

– Опишите это различие.

– Я… Я не знаю как. Это пятимерное векторное поле, вложенное в трехмерное пространство, я не могу его представить. Не могу как следует поделить на слои.

Студент Матис Шрётер, очевидно, пребывает в неведении. Смягчившись, Царнеки обращается к Лоре. – Вы. Вперед.

– Что, я?

– Всегда вы, кто же еще?

– Я ведь даже руку не поднимала.

– И отчего же?

– Потому что я не знаю ответ.

– А я уж было подумал, что вы знаете все на свете.

– В лабораторной я получила какую-то бессмысленную мешанину.

Царнеки делает несколько шагов вперед, берет в руки результаты Лоры и с секунду изучает первичные данные. Он удивлен.

– Мешанина. Ладно. – Он возвращает ей бумагу и снова идет к доске. Он дописывает в конец уравнения “+ S_t;t”. Затем Царнеки переходит на следующую доску, где расписывает полное определение S в виде длинного тройного интеграла. Все это время он продолжает комментировать:

– Недостающее слагаемое называется трансдукционным тензором Шармы, также известным как трансдукционный потенциал чарового потока – количество зачарованной или распределенной неким мистически значимым образом материи и энергии. Помимо прочего в величину вносят свой вклад линии электрического тока. А также статические или зачарованные магические кольца, статические или зачарованные посохи, электромагнитные волны, крупные электронейтральные массы и, в наименьшей степени, вся остальная масса-энергия во Вселенной вплоть до бесконечных расстояний, с поправкой на закон обратных квадратов. Эта величина учитывает все, что способно оказывать влияние на чаровый поток в данной точке пространства, либо испытывать аналогичное влияние со стороны самого потока. S-тензор отражает два критически важных факта: во-первых, что магию можно создавать, ваять, собирать, хранить, передавать и высвобождать при помощи вполне реального физического оборудования; во-вторых, что магия, в свою очередь, способна вызывать реальные, измеримые эффекты в окружающем нас физическом мире. Необходимость S-тензора доказывает, что магия представляет собой интерактивную составляющую реального мира – чем бы он ни был в действительности – и вовсе не заперта в некой «голой», параллельной вселенной магической материи и энергии. Другими словами, магия реальна. Точные измерения данного тензора позволили воплотить в жизнь первые надежные чаровые машины и заклинания. Поздравляю, после пяти с половиной недель тензорной алгебры вы получили на блюдечке то, что индийские физики в течение шести лет создавали с нуля. Добро пожаловать в чаровую физику, вы почти готовы приступать.

– На поиски третьей ошибки ушло куда больше времени. Почему?

Наступает тишина, ведь его вопрос – настоящая загадка. Дожидаясь ответа, Царнеки начинает собирать свой посох. Он состоит из шести фрагментов разного размера, что позволяет варьировать длину, выбирая одну из двух дюжин комбинаций, но сегодня Царнеки просто скручивает все шесть сегментов вместе, составляя из них посох длиной ровно два метра.

– Потому что третья ошибка гораздо меньше первых двух? – высказывает догадку кто-то из аудитории.

– И сколько же магии, по-вашему, нужно, чтобы продемонстрировать эту ошибку в лабораторных условиях?

– Много, – отвечает тот же голос.

– Вы, вы и вы, спасибо, что вызвались добровольцами, – объявляет Царнеки, выбирая трех студентов в переднем ряду. Один из них – долговязый парень с большими очками и длинными, всклокоченными волосами. Второй широкоплеч и одет в неряшливую голубую рубашку. Третья – Лора, невысокая, темноволосая и совершенно непримечательная. Никто из них не вызывался добровольцем. – Давайте. Поднимайтесь, ну же. Как у вас с уровнем маны? Хорошо? Прекрасно.

Сцена лекционного зала побольше многих; ее размеров хватает, чтобы на полу уместился семиметровый магический круг класса E. Царнеки выкатывает из угла какую-то машину и включает рубильник на стене. Машина представляет собой насос Веблена. По размеру он напоминает пару роялей, которых поставили на попа, а затем прислонили друг к другу, но внешне похож, скорее, на гигантский корпус башенного компьютера с той разницей, что у насоса нет боковой стенки, а внутреннее пространство вместо микросхем и дисковых накопителей заполняют небольшие магические круги, руны и трубки. Если говорить конкретнее, устройство напоминает старинную башню – изначально оптимистично белую, но после десятилетий использования поблекшую до депрессивного кремово-бежевого цвета. Машина заметно потрепана, и ее бы не помешало заменить, но пока она продолжает исправно нести свою лакейскую службу, этого не случится. Сбоку машины расположены бухты шланга, концы которого связаны еще несколькими магическими кольцами. Царнеки частично разматывает три из них и вручает по кольцу каждому из студентов-участников. Долговязому он велит встать на отметке в двенадцать часов у границы магического круга на полу, более коренастому – на восьми часах, а Лоре – на четырех. От каждого из них через круг тянется длинный шланг.

Царнеки использует несколько предустановленных параметров, чтобы запустить машину. Затем:

– Мистер Полдень, не будете ли так любезны предоставить мне постоянный поток зета-форматированной маны?

Мгновением позже высокий студент понимает, что обращались к нему. – Меня зовут Джереми, – замечает он.

– Зета-поток. Круг. Дайте столько, сколько сможете, сохраняя стабильность сознания. Заранее благодарю за помощь. О переизбытке не беспокойтесь, я играю роль буфера. Мистер 8 Часов, то же количество маны йота-класса. Если вам понадобится резерв, крикните, и мы что-нибудь придумаем. Когда второй, более коренастый маг начинает произносить заклинание, Царнеки перебивает его, делая уточнение:

– Когда я говорю «то же количество», то имею в виду, что вам надо подключиться к связи Полудня и первым делом создать стабилизирующий коннектор.

Мистер Восемь, которого зовут Бендж, составляет и зачитывает куда более длинную мантру, нежели Полдень. Несколько раз он оговаривается и вынужден делать паузу, стирать слоги из плавающего стека и возобновлять каст на середине слова. Для мага идеальная дикция, конечно, желательна, так как придает ему больше профессионализма и компетентности в глазах наблюдателей, но в целом не так уж необходима. На практике реальной помехой может стать разве что серьезный дефект речи. Разработка промышленного заклинания требует в сотню раз больше времени, чем его произнесение, а не нашедшие соответствия плавающие слоги сохраняются в течение почти что получаса, и лишь после этого бесследно растворяются в воздухе. Так что каждый маг сразу же учится не торопиться, а действовать методично; кому какая разница, если последний и наименее важный шаг всего процесса удастся лишь после нескольких попыток?

Слышится гул, напоминающий нестройное жужжание. Сама магия бесшумна, чего не скажешь о машине. – И Четыре Часа – мю.

– Тот же объем? – уточняет Лора.

– Да, но вам, скорее всего, придется в любом случае синхронизироваться с остальными двумя участниками.

Лора произносит последовательность слов, которые шаг за шагом: идентифицируют простейшее заклинание-коллектор, которым она регулярно пользуется до сих пор, хотя и написала еще несколько лет тому назад; выполняют затравку, которая заставляет коллектор впитать определенную разновидность фоновой маны из окружающих ее (как и любого другого мага и вообще любого человека) невидимых облаков; ассоциирует коллектор со своим Истинным Именем и назначает ему мю-полосу; и, наконец, запускает, будто открывая кран на бочке. Она чувствует, как ее резервы начинают пульсировать и выходить наружу. Мана исходит из ее головы в воздух и, отыскав магическое кольцо в руках, устремляется в машину вместе с остальной энергией. Поначалу гармонические эффекты от двух других потоков вступают в интерференцию с ее собственным, но затем синхронизируются, образуя амплитудно-модулированный сигнал с естественной частотой в несколько килогерц. Набирая обороты, машины издает зуунтч.

Пока что ничего необычного. Три самых распространенных «вида» маны и трехфазный источник питания, аналогичный тем, что используются для снабжения энергией тяжелого химико-технологического промышленного оборудования. Три мага – это на два больше, чем был бы готов нанять на подобную должность реальный работодатель, но их группа только приступила к занятиям, а подобная многозадачность требует практики. Даже количество оставляет желать лучшего. Лора потихоньку добавляет к своему коллектору несколько модификаторов, расширяющих его метафорический просвет на двадцать процентов и увеличивая его пропускную способность. В конце концов, этот эксперимент требует большого количества сырой маны, верно?

В силу симметрии потоки Восьмого и Полудня возрастают до того же уровня синхронно с ее собственным. Они чувствуют обратную связь и вопросительно смотрят на Лору; Царнеки, похоже, не заметил разницы. Лора в ответ бросает на своих партнеров взгляд, в котором читается «Мы способны на большее» и снова применяет те же модификаторы.

Царнеки невозмутимо входит внутрь магического круга и устанавливает в круглый центральный слот небольшой, но тяжелый металлический держатель. В держатель он вставляет свой посох – вертикально, наподобие флагштока. Он произносит фразу из собственных магических слов, которая присоединяет посох к полусобранной чаровой системе, превращая его в сердцевину самого настоящего, действующего «генератора молний», машины – почти исключительно чаровой природы – созданной ровно для того, чтобы безопасно сбрасывать/сжигать ману. – Вас окатывает волна магических эффектов, – объясняет он. – Теперь вы все это чувствуете. Те, кто находится у задней части зала, – слабее; те, кто ближе к передней – сильнее. Они вызывают слабый отклик в физическом оборудовании, если знать, где искать, и ментальную реакцию – если знать, как направить свои мысли. Все это эффекты S-тензора. Но такая реакция не дает четких данных. Это все равно, что пытаться определить местоположение Солнца с закрытыми глазами, полагаясь лишь на ощущение тепла на коже. По моим подсчетам есть десять обычных чувств. И это одиннадцатое чувство действительно позволяет вам воспринимать то, чего нельзя ощутить при помощи остальных десяти. Однако…

Не закончив фразу, он направляется в угол, где сложено лабораторное оборудование, и берет в руки последнюю деталь машины. Это магическое кольцо шириной с хула-хуп, но гораздо тяжелее и более декоративного вида. Он добавляет к ожидающему заклинанию еще несколько слов, совершенно незнакомых наблюдающей аудитории. Это зачаровывает кольцо. Затем он поднимает обруч, направляя его в сторону класса, как рамку невидимой картины. В этой пустой рамке, точнее позади нее, будто окно – это дополненная реальность, отображающая собственную версию событий, – появляется зрительное воплощение магических потоков: резко очерченные линии белой маны, соединяющие центральный посох с кольцами на отметках Четыре, Восемь и Полдень, и образующие фигуру, которая при взгляде сверху выглядела бы, как буква Y из ярко пылающего магния. В промежутках между потоками заметны более слабые световые эффекты, похожие на колеблющиеся в воздухе диски Маха. Царнеки перемещается по сцене, поворачивая магическое окно под разными углами, чтобы у каждого была возможность заглянуть внутрь.

– Магия сопряжена с потерями, – говорит он. – Часть маны неизбежно теряется в процессе передаче и трансдукции. Эти выхлопы находятся в хи-полосе. В общей сложности о чаровой эмиссии хи-маны вам сообщали два факта. Какие?

– Что их не существует, – отвечает кто-то.

– Они не дают никакого эффекта, – добавляет кто-то другой.

– Вам рассказывали, что хи-мана спокойно проходит сквозь несколько метров сплошного свинца. А также, что хи-мана встречается крайне редко. И какой же вывод нам подсказывает логика? Ну же. – Царнеки кладет кольцо на пол. – Какая в этом польза?

– Это значит, что… – начинает Лора, но тут же умолкает, когда Царнеки поворачивается к ней лицом. Но он обводит взглядом остальную аудиторию, понимает, что других желающих нет и жестом просит ее продолжить. – Это значит, что с помощью такого же оракула Ковачева можно заглянуть внутрь машины, – отвечает она. – Прямо в процессе ее работы. Можно понять, как она действует и работает ли вообще; так можно проводить диагностику и отладку чаровых систем.

Доктор снова поворачивается к аудитории. – Практически единственный источник хи-эмиссиий – это вторичная мана, которая выделяется в процессе траты магической энергии. До этого момента вы измеряли чаровые эффекты, опираясь на внутреннее чутье, инерционные реакции в линкерах Капрекара и разнородные детали старомодных, механических устройств с ручным управлением и низкой точностью. Результаты получались вполне сносными. Но инструменты, которыми вы пользовались, уже на целое поколение – к счастью, оставшееся в прошлом – отстают от последних моделей и совершенно не годятся для нужд современной магии. Оракул собирает хи-частицы, преобразует их в фотоны на выходе из горловины, а затем умножает их количество, по сути создавая нечто вроде виртуальной сетчатки. Теперь мы можем четко оценивать магические процессы, наблюдая за ними с большого расстояния, через толщу камня и металла, быстро, надежно и многократно. Вы провели здесь почти шесть недель с мыслью «Когда он уже перейдет к ..?»; что ж, момент настал. Магическая диагностика.

– Предсказание – это основной навык мага. Существует целая масса заклинаний-оракулов; они сложны, но открывают широкие возможности. Их можно сколько угодно доводить до совершенства, даже посвятить этому всю свою карьеру. Ах да. – В голове Царнеки сработал мини-сигнал тревоги: он уже несколько минут ничего не писал на доске. Он отключает кольцо-оракул от источника питания и прислоняет его к стене. Затем небрежным почерком выписывает третью поправку вместе с ее определением. – Перед вами третье неполное полевое уравнение Видьясагара. Причиной для такого названия стали одновременно и скромность, и цинизм. Третью ошибку пока что никто не нашел, но исторические тренды подсказывают, что этот момент не за горами. Может, в следующем году, а может, и в этом.

Трое студентов продолжают радостно снабжать машину энергией. Какое-то время Царнеки пристально их разглядывает, продолжая писать. – Что, никто из вас так и не заговорит, пока к нему не обратятся, или вы все впали в транс? Никто не хочет вернуться на место и записать эту критически важную информацию? – Из аудитории раздаются смешки, но «добровольцы» на вопрос никак не реагируют. Царнеки хмурится. Он снова выкатывает кольцо, садится на корточки и запитывает его энергией, одновременно заглядывая внутрь. Он видит тот же белый, ослепительно яркий, тройной поток – стабильный, с минимальными гармониками. – Кцарн оппол ве кса оэрин кса, – произносит он, переключаясь в другой режим, который можно условно назвать «У нас все в порядке?»

После он выпрямляется, делает шаг внутрь магического круга…

В чувство Лору приводит не звук приближающихся шагов, а ледяной ветер. Она делает вдох, продолжая лежать, прислонившись боком к черной, стеклянистой земле, затем перекатывается и поднимается на ноги. Со всех сторон ее окружает темное стекло, однообразная горизонтальная плоскость. Не чистейшее стекловолокно, прозрачное на милю вглубь, не вулканический обсидиан, а самое обычное стекло: грязное и непроницаемо черное уже на метровой глубине. Заметен лишь слабый красноватый оттенок. Оно как будто создано для того, чтобы трескаться под ногами, исполосовывая осколками обувь и ступни, если только не выверять каждый шаг или носить ботинки на толстой подошве, которые помогают перераспределить вес. Либо просто взлететь. Здесь ночь. Видна полная Луна и сверкающее трехконечье Млечного Пути, которые тускло отражаются под ногами.

Ветер такой холодный, что режет, будто лезвием. На Лоре надета… в общем, просто одежда, подходящая для умеренного и прохладного климата; одежда, которую носят в помещении, и такая же обувь. Но она способна на большее, и потому движется сквозь размытую пелену, отчего на ней появляется кое-что потеплее – кое-что в духе многослойной мантии с перчатками и капюшоном.

Она перемещается по местности широким скачками; сейчас она в миле от того места где была, чтобы взглянуть с нового ракурса, теперь вернулась обратно, а вот уже поднялась на милю вверх. Взлететь еще выше не получается. Ее, как и раньше окружает стекло. На лице все так же чувствуется морозное касание воздуха. Вдоль линии горизонта виднеется слабое желтое сияние, но она прекрасно понимает, что Солнце не взойдет, сколько бы она ни ждала. Хотя попытаться она бы все-таки могла.

Жжзззззз

Это место выглядит размытым, но его размытость совершенно нормальна. Оно кажется безрадостным, но это не страшно.

Она все еще слышит шаги.

– Лора, возьми меня за руку, это…

Чувство знакомого человека. Это уже неплохо. Но Лора не помнит, откуда оно взялось. В их головах появляется воспоминание о том, как она спрашивает «Откуда я вас знаю?» при том, что они не успели обменяться ни единым звуком.

Мужчина имеет вполне определенный размер, он старше нее, носит бороду и старомодную прическу. На нем темно-коричневые брюки и скучного вида синий джемпер. Лора знает эти цвета, пусть здесь и нет настоящего освещения. Но эта странность обходит ее внимание стороной. – Что на тебе надето? – спрашивает он в ответ. Его одежда меняется, становится многослойной, в несколько дюймов толщиной, и более замысловатой. Если бы такая одежда существовала, понадобился бы целый час, чтобы в нее облачиться, и еще столько же, чтобы снять, но в действительности такой костюм никто не создавал и не материализовывал. Все это – лишь впечатления, которые возникают в его сознании, когда он сосредотачивается на Лоре. Здесь имя явления – это то же, что и само явление.

Его зовут Дэн, – вспоминает Лора. Он ее… ее… они знают друг друга.

– Ты помнишь, что случилось? – спрашивает он.

– Я не уверена.

Слышится какой-то жужжащий звук, похожий на стрекот саранчи или тихое шипение плохо настроенного радио: жхрзрржхрзр

Лора телепортирует их скачками шириной в целую милю, чем по-видимому шокирует своего спутника. Он обескураженно блуждает по местности, пока вокруг него меняется география черного стекла. Поначалу это аккуратные стопки из больших стеклянных кубоидов с закругленными углами. Затем они оказываются в долине, по краям которой вздымаются огромные заостренные пики из темного стекла. Их приземление сопровождается треском. Почему он спотыкается? Лора поднимает его на ноги. Теперь перед ними треугольные поверхности, напоминающие кристаллический ландшафт из какой-нибудь древней видеоигры. Дальше – мозаика из крошечных шестиугольных плиток. Дэн, наконец-то, находит ментальный баланс и начинает самостоятельно прыгать между разными локациями, хотя по-прежнему до конца не понимает, как именно ему это удается.

– У нас мало времени, – говорит он. – Лора, здесь застряли еще двое. Ты можешь их найти? Кцарн эсэт. – Когда он произносит магические слова, из его рта будто вытекают яркие цвета, но он хмурится и отгоняет их в сторону, как зловонное дыхание. Это явно не то, что он надеялся увидеть. – Кцарн эсэт. Кцарн уум. Бред какой-то. – Теперь в его руке появился посох, и он делает новые попытки с другими словами. Элементарные слова для зарядки, потом – заклинания-коллекторы и еще несколько простых вещей. Магические аналоги «Трех слепых мышат». Слышится стук и треск, летят искры. Лора с интересом слушает и наблюдает. Вокруг них, будто танцуя, возникают более габаритные и сложные магические устройства, которые сцепляются друг с другом и постепенно растворяются в воздухе. Ни одно из них, по-видимому, не дает ему нужного результата.

– Что вы делаете? – спрашивает она.

– Лора. Джереми Уиллан где-то здесь. Можешь его найти?

Говорить и делать – это одно и то же, так что теперь Джереми найден. Его нашли потому, что пытались найти. Нет никакой вспышки, просто результат, которого они с Лорой добились совместными усилиями. Джереми оказался в другой части мира, на стеклянном побережье стеклянного океана. Он молод, примерно того же возраста, что и Лора, но гораздо выше. Стекло здесь выглядит зеленее, но небо такое же непроглядно черное, а само место кажется холодным и странным. Горизонт чуть светлее, а в движении ветра слышится слабое хжж.

– С нами все в порядке? Что происходит? – спрашивает Джереми. Его колотит дрожь.

– Почему он мерзнет? – вслух недоумевает Лора.

– Мне холодно, – говорит Джереми. – Я не знаю.

– Просто попробуй согреться.

– Я не знаю как. Никак не могу…

Лора пытается его согреть, но у нее ничего не выходит.

– Мне как-то нехорошо, – успевает сказать Джереми. Похоже, что он начинает покрываться льдом.

Дэн догоняет их обоих, тяжело дыша от метафорического бега. – Кто-нибудь из вас знает, что случилось с Казуей Танако?

– Среди наших имен такого нет, – раздраженно отвечает Джереми. – Может пора уже их запомнить? Хватит все время называть нас «вы»!

– Я знаю ваши имена, – возражает Дэн. – Дулаку, толо, эннээ. – И снова никакого ответа.

– Мне так холодно. Нас не должно здесь быть.

– Среди вас нет Казуи Танако. Он был одним из самых выдающихся магов за всю историю. Он погиб, когда ему было всего 25, и произошло это именно так. Нам нужно найти Бенджа. Джереми, ты помнишь, что случилось? Магия здесь не работает.

– У нас неприятности? – стуча зубами, спрашивает Джереми.

– Ты видишь здесь хоть какое-то убежище? Воду? Пищу? – спрашивает Дэн. – Чувствуешь, что тебе здесь рады? Нет оснащения, нет правил. Нам нужно найти Бенджа.

Лора оставляет попытки отогреть Джереми и вместо этого объясняет Джереми, как отогреть самого себя. Джереми создает себе кое-какую одежду, и ему становится тепло. Что уже неплохо!

– Лора, где Бендж?

Лора старается показать, однако Бендж не хочет, чтобы его нашли, и всячески сопротивляется попыткам указать на себя пальцем. Но такой способ спрятаться слишком наивен. Чувствуя силу отталкивания, Лора угадывает направление. Скачок, скачок, скачок.

Проходит немало времени, прежде чем они, наконец, замечают Бенджа, а потом создается ощущение, что все бегут, оставаясь на месте: они за Бенджем, а Бендж – от них. Этот замкнутый круг с бесцельным бегом тянется довольно долго. Сплошные задержки.

Вместо этого Джереми создает нового Бенджа, который просто стоит рядом с бессмысленным выражением лица. Так-то лучше. – Теперь я понял, – добавляет Джереми. Настоящий Бендж тем временем продолжает убегать и вскоре исчезает из вида.

– Нет, он должен быть именно Бенджем, – возражает Лора. – Не просто выглядеть, как Бендж.

Она совершает какое-то действие, и Бендж приходит в себя внутри тела Бенджа. – Привет? – говорит он.

Джереми недоумевает, зачем Бенджу убегать. И от чего? Дэн сверяется с наручными часами, но взглянув на них, понимает лишь, что у него есть наручные часы. Свет по всем линиям горизонта становится ярче. Мельком взглянув на небо, он ненадолго входит в транс, бормоча какие-то странные слоги, которые просто стекают на пол, как краска, но вполне могут подготовить его разум к жесткому возврату в тело. – Вы когда-нибудь видели, как человек под гипнозом забывает о существовании числа семь, а потому пытается досчитать до десяти? – спрашивает он, не обращаясь к кому-то конкретному. – Выведите существование семерки из базовых принципов, и тогда поговорим о нестандартном мышлении. Давайте-ка попробуем падательный рефлекс.

Кубическая миля стекла уходит у них из-под ног. Они камнем падают прямиком в пропасть; затем разлом схлопывается, и тектоническое движение раздробленного стекла разрывает их на мелкие кусочки.

ЗХРЖЖРРРХРХРЗЗЗЗ

… а затем пинком выбивает свой посох из держателя, прерывая заклинание на середине и окатывая трех студентов потоком маны, похожим на струю горячего кофе.

Все трое падают, роняя кольца. Магический круг слишком большой; Царнеки успевает поймать только ближайшего к нему студента, которым оказывается Джереми. – Оставайтесь на месте, – советует он им. – Не вставайте, просто сидите здесь и ждите. – Вы, – указывает он на студента в дальнем левом краю переднего ряда, – бегом к вон тому красному телефону на стене, наберите 8040 и позовите сюда доктора Нила Марека. Все остальные: побудьте секунду на своих местах. Когда придет доктор Марек, можете быть свободны – я не хочу, чтобы он протискивался через вашу толпу на входе в аудиторию. На сегодня занятие окончено.

Спустя десять минут в аудитории остаются только пятеро. Царнеки присоединил один из сегментов своего посоха к насосу Веблена, и теперь сжигает накопленную ману, прежде чем приступить к штатному отключению машины. Процесс занимает больше времени, чем ожидалось. – Тут целая прорва энергии, – говорит он, отчасти самому себе. Трех- или четырехнедельный резерв для мага базового уровня. Навскидку.

Доктору Нилу Мареку около пятидесяти пяти лет, он носит седую бороду и тонкие варифокальные очки. Он заместитель декана. Марек уже успел побеседовать с Царнеки и сделать какие-то пометки в толстом блокноте с твердым переплетом формата A4. Теперь он переключает внимание на троих студентов, сидящих на переднем ряду – пустом, не считая их самих. Они не сказать, чтобы в шоке, но выглядят хуже некуда. – Мне нужны подробности, – говорит он.

– Я ничего не помню, – признается Бендж. – Я просто очнулся, и понял, что валяюсь лицом на полу. Наверное, впал в транс, когда зачитывал заклинание. Сейчас у меня по нулям.

– Лора заставила нас потратить слишком много маны, – добавляет Джереми.

– Бендж, сколько маны у тебя осталось прямо сейчас? По всем полосам.

– Нисколько, – отвечает Бендж.

– От такой быстрой траты маны ты мог запросто уснуть. Элементарное истощение.

– Я ничего не помню.

– Это нормально, тут не о чем беспокоиться. Джереми?

– Меня тоже выжало досуха, – говорит он. – Могу сразу сказать, что на восстановление уйдет несколько дней.

– А Лора?

– Я воспользовалась умножителем связи, – отвечает Лора, пересказывая свое заклинание обычными словами. Марек кивает и делает какие-то пометки. – Несколько раз.

– Сколько раз?

– Я… не помню.

– Хочешь сказать, что сбилась со счета?

– …Да. – Лора снимает с правой руки пару толстых серых колец и передает их Мареку. – Я пользуюсь аккумуляторами. Почти каждую ночь перед сном я сбрасываю в эти кольца всю неиспользованную ману. Это модифицированные поглотители Монтока. Они сопряжены друг с другом, как электроды батареи, так что постарайтесь по возможности не касаться ими друг друга. Они впитывают ману любого типа. Раньше мне доводилось хранить в них и больше энергии. Однажды мне пришлось носить кольца на разных руках, чтобы держать их на достаточном расстоянии друг от друга. Но сейчас я трачу довольно много маны на курсовую работу и практические занятия, так что…

Сунув блокнот под мышку, доктор Марек изучает кольца, сканируя их задумчивым взглядом.

– Потому что позволять мане просто рассеиваться в воздухе – это пустая трата энергии, – добавляет Лора, в попытке заполнить наступившую тишину. – Каждую секунду она просто занимает место и никак не используется. Поэтому я ее накапливаю, и странно, что другие этого не делают.

– Весьма любопытно. Чтобы определить, сколько именно в них содержится энергии, понадобится непосредственный осмотр, – замечает Марек. – Но в тротиловом эквиваленте речь, думаю, идет о тоннах.

– Тоннах? – уточняет Бендж.

– Да, – поспешно замечает Лора, – но, видите ли, извлечь всю энергию разом нельзя…

– И это уже сейчас, – добавляет Марек. – А не во время эксперимента.

– Я не… Я не сделала ничего плохого. Демонстрация требовала высокой концентрации маны. Что происходит, когда у тебя заканчивается мана? Она просто заканчивается. Эксперимент прекращается. Я ничего не делала! Почему мы все оказались внутри моего сна?

– Я никакого сна не помню, – повторяет Бендж.

– Там была огромная темная планета, – говорит Джереми, – наподобие большого… стеклянного шарика. Точно не помню. Но мы все там были.

– Чем больше я об этом думаю, тем больше от меня ускользают детали, – замечает Лора.

– Это был не сон, – объясняет Марек. – Во-первых, вы были там все месте – неважно, помните вы это или нет. Во-вторых, мне доводилось бывать там самому. Лора думает, что это ее сон – потому что уже видела это место раньше. Как и большинство других магов. Его называют по-разному. Например, «миром Танако» – это имя ничем не хуже прочих. Теперь к вопросу о том, чем это место является на самом деле: мы, маги в целом, этого не знаем. Если его в какой-то степени можно назвать сном, то он больше тянет на кошмар. Если его в какой-то степени можно назвать миром, то мир этот явно вымышленный. Мы знаем лишь, что магия чрезвычайно сложна, что она существенно задействует человеческий мозг, а мозг сам по себе гораздо сложнее нее. Лучшие из имеющихся теорий связывают это место с тем, как мы тренируем наш мозг. Все мы по сути проходим через одни и те же упражнения по медитации, что делает нас довольно похожими в ментальном плане. И, как результат, возникает некая связь.

– Но почему мы никогда об этом не слышали? – спрашивает Джереми.

– Потому что ваш магический опыт еще слишком мал. О мире Танако вам должны были рассказать на третьему году обучения. Об этом сказано прямо здесь. – Пролистав свой блокнот, он достает общее расписание учебной программы по чароинженерии – целую шестнадцатистраничную брошюру. Он открывает ее на нужной странице и передает Бенджу. – В этом нет никакого секрета. Надеюсь, что спустя три года вы все будете достаточно квалифицированы, чтобы помочь нам с исследованием этой загадки. А может быть, нам повезет, и ответ будет найден даже раньше.

Бендж передает брошюру Джереми. Ознакомившись с расписанием, тот вручает его Лоре. Она тоже читает.

– Там опасно? – спрашивает она.

Наступает пугающе долгая пауза. Марек мельком оглядывается на Царнеки. Тот смотрит на него с непроницаемым выражением.

– Казуя Танако скончался от инсульта. Он умер… прямо там?

– Да.

– Значит, мне снятся сны, которые угрожают моей жизни?

– Нет. Если только вы не практикуете регулярный сон в стокилочаровой электромашине Делави. И даже в этом случае…

– Но ведь сегодня он как раз и подключил нас к этой самой стокилочаровой машине Делави, – возражает Бендж, указывая на Царнеки.

– И опять-таки, нет.

– Если он знал, что эксперимент опасен, почему сразу нас не предупредил?

– Потому что доктор Царнеки не следовал установленной процедуре.

– Что? – раздается голос Царнеки. Он поднимает взгляд, в котором читается внезапная злость и смущение.

– Он должен был убедиться, что ни один из студентов не привнес в систему опасные инородные предметы. Ему следовало внимательнее следить за студентами, пока те произносили заклинания. Он должен был раньше понять, что эксперимент пошел не так, как нужно, и да, должен был заблаговременно вас предупредить. – Говоря это, Марек даже не оборачивается.

– О чем? Какого черта, Нил? Ты меня прямо перед ними будешь отчитывать?

– Сегодня было совершено больше одной ошибки, Дэн. И разобраться в них, я считаю, должны мы все.

– Она их в это втянула! Ту пару колец почти невозможно засечь! Я не обязан все это выслушивать.

– Вообще-то, обязан. Энергию машины нужно сбросить с соблюдением норм безопасности; сама по себе она этого не сделает, а процесс займет какое-то время.

Наступает разгоряченная пауза.

– Одной из целей этого эксперимента, – продолжает Марек, – была – безопасная – демонстрация, эм, магии высоких энергий, но в «низкоэнергетическом исполнении», а также знакомство с некоторыми релевантными моментами техники безопасности. При надлежащем исполнении процедура абсолютно безопасна. Вот что доктор Царнеки сделал правильно: во время подготовки эксперимента он убедился в том, что суммарный объем маны, которым располагали все находившиеся в аудитории люди, не мог превысить порог безопасности. В строгом соответствии с инструкцией. Когда он понял, что эксперимент пошел не по плану, то быстро определил источник проблемы и проявил решительность в ее устранении. Кроме того, он довольно быстро вывел вас троих из мира Танако, что также говорит о его высокой квалификации.

Царнеки отвечает ему сердитым взглядом.

– Бендж, ты заметил, что твой запас маны близок к истощению?

– Да. Но это произошло очень быстро…

– Тебе велели сообщить остальным, если такое случится?

– Я… да.

– Значит, ты должен был сообщить, – заключает Марек. – Джереми, ты заметил, когда Бендж выпал из потока?

– Ну, он же не упал, ничего такого…

– Он бы закрыл глаза, и начал заметно пошатываться. Как лунатик. И когда его поток йота-маны упал, Лора должна была его подхватить.

– Я этого не почувствовал.

– Значит, тебе следовало быть внимательнее. А еще следовало сообщить о том, что Лора пустила в ход несанкционированные умножители связи.

Джереми поднимает руки в жесте, означающем «Ладно».

– Лора…, – обращается к ней Марек.

– Мне следовало внимательнее следить за Бенджом и Джереми. Я не должна была…

– Закрой рот.

Лора закрывает рот.

– Лора, ты знаешь, в чем твоя вина. Скажешь?

– Это модифицированные поглотители Монтока…

– Где ты их взяла?

– Моя мама рассказала мне, как их сделать.

– А она научила тебя ими пользоваться?

–… Видимо, нет, – неохотно признает Лора.

– Она предупреждала тебя о высокоэнергетической магии? О мире Танако и о том, как оттуда выбраться?

– Нет.

– Как часто ты приносишь в лабораторию собственное оборудование?

Лора молчит, но за нее отвечает Царнеки:

– Должно быть, именно поэтому в твоих пятничных результатах получилась неразборчивая мешанина. Такое продвинутое оборудование изначально рассчитано на то, чтобы подавлять интерференцию, которую ты как раз и должна была измерить.

Марек резюмирует:

– Ты внесла в магический круг инородные предметы; ты на ходу внесла изменения в эксперимент, не проконсультировавшись с преподавателем; ты либо не заметила, что твои однокурсники столкнулись с проблемой, либо решила это проигнорировать, либо просто не смогла им помочь. Ты решила, будто понимаешь, что делаешь, хотя на деле все-таки есть то, чего ты не знаешь.

– Я закончил, – сообщает Царнеки, выдергивая из машины фрагмент посоха, после чего та отключается сама собой. Фоновый гул сходит на нет, оставив после себя отчетливую тишину. Он возвращается в переднюю часть сцены.

– Несчастные случаи – это не редкость, – продолжает Марек, по очереди бросая Лоре поглотители Монтока. – Почти любое происшествие в лаборатории, включая и сегодняшнее, может обернуться человеческими жертвами, если довести его до крайности, но в подавляющем большинстве случаев в них нет ничего серьезного – и сегодняшний инцидент опять-таки не исключение. Несчастные случае – это не редкость, они часть процесса обучения. Но не менее важно учиться на собственных ошибках. – Он кивает Бенджу и Джереми. – Вы двое можете идти. Думаю, вы все поняли. Лора: я хочу, чтобы ты усвоила этот урок. В следующий понедельник ты первым делом зайдешь ко мне утром, чтобы сдать практический экзамен по ТЧБ-3.

– Но ведь это третьегодичный курс техники безопасности для магии высоких энергий, – возражает Царнеки. – Она не знает, как сдается такой экзамен.

– Значит, вам обоим пора приниматься за работу, – добавляет Марек, делая последнюю заметку. – Увидимся на следующей неделе. – Он уходит.

Закрывшаяся за ним дверь отдается звенящим эхом, а затем наступает тишина. Царнеки нервно расхаживает по лекционному залу: убирает оборудование, вытирает доски и в целом избегает зрительного контакта с Лорой. Наконец, он не выдерживает. – Это было…

– Непрофессионально, – подсказывает Лора.

Он смотрит на нее сердитым взглядом. После чего заметно расслабляется, подобно обезвреженной бомбе. Перемена настолько резкая, что становится не по себе. – Спасибо. Я хотел сказать «ожидаемо». Есть одна история. Но ее я тебе расскажу в другой раз. Какой у тебя аккаунт на университетском почтовом сервере?

– ltf15.

Я забронирую время в лаборатории и сообщу тебе по электронной почте, когда появится свободное окно. Это будет рано утром. Отправляйся в библиотеку и изучи «Технику чароинженерной безопасности» Парасары. С первым разделом ты уже знакома; прочитай второй и третий – сколько успеешь до завтра.

– А вы сами сдавали ТЧБ-3?

Царнеки кивает.

– И в чем подвох?

– Магия когда-нибудь казалась тебе скучным занятием?

Лора качает головой.

Царнеки отвечает ей невеселой улыбкой. – Тебе и правда нужно еще многому научиться. Увидимся завтра.

Когда парень и его будущая возлюбленная впервые встречаются в роли соперников, события предположительно развиваются так: он оказывается чересчур уверенным в себе, она – безгранично компетентнее; она одерживает над ним безоговорочную победу, ставя его в неловкое и уморительное положение; на него (как и на всех свидетелей произошедшего) это производит впечатление, одновременно доказывая, что она фривольна, способна и может сама позаботиться о себе.

Впрочем, сейчас и Ник Лафон, и Лора Ферно слишком молоды, и на деле позаботиться о себе пока что не может ни один из них. Они оба учатся на первом курсе университета, и это их первый урок бодзюцу для начинающих. Всякий раз, как у нее получается его ударить, они оба роняют свои бо, а всякий раз, как он пытается выдать какой-нибудь хитроумный финт с вращением (пока инструктор, который бы это не одобрил, смотрит в другую сторону), посох неизменно выскальзывает у него из рук и бьет своего хозяина в живот. Весь урок сводится к неуклюжим стойкам, плохо скрываемым выпадам и неловким падениям. К счастью, научиться падать – это первый этап в освоении любого боевого искусства. А второй – научиться не чувствовать себя идиотом от того, что падаешь снова и снова.

Читать далее Ра. Глава 4. Магия – это не

¹Впервые магическое заклинание звучит 1 июня 1972 г., а произносит его Сураварам Видьясагар – вышедший на пенсию индийский физик в возрасте 90 лет. Оно содержит сто семьдесят девять слогов и состоит из упанишадской мантры, смешанной в пропорции 1:1 с дифференциальными уравнениями в частных производных.

Заклинание Видьясагара не дает никакого эффекта. По сути он обнаружил то, что впоследствии назовут «уум» – пустым заклинанием, которое не расходует ману, и не оказывает на Вселенную какого-либо, заметного извне, влияния, но затем – что важно – возвращается к вызвавшему его разуму, сообщая о самом факте обращения. Видьясагар сразу же обращает внимание на необычную реакцию, вызванную его новой «дифференциальной мантрой». Он повторяет ее несколько раз. Всякий раз какая-то не вполне существующая часть его мозга принимает миниатюрную «недо-мысль» – мысль настолько слабую и так легко ускользающую из сознания, что ее можно с тем же успехом считать крошечным, элементарным сном: «Успех!».

Читать далее Ра. Глава 3. Веди меня от незнания к истине

Весьма занятно прочувствовать на личном, непосредственном опыте фразу «колотая рана».

Проспав все утро, Лора Ферно приходит в себя с забинтованным животом, ощущением высохшей на солнце блевотины во рту и сразу двумя похмельями: одно – от алкоголя, второе – от анестезии. Свое беспокойное и раздражительное Рождество она проводит в больнице, где ее заставляют лежать неподвижно, чтобы не разошлись швы на боку. Незадолго до Нового Года ее выписывают, снабдив длинным рецептом на антибиотики, а также предписанием не употреблять во время их приема алкоголь, что лишь распаляет ее злость. Спустя полтора месяца доктор снимает ограничения на физическую активность и даже не назначает новый прием. И вот физическая травма остается в прошлом. У Лоры уходит несколько месяцев, чтобы забыть о своем шраме. На этом все должно закончиться.

Но дело происходит в Соединенном Королевстве, а здесь жертва грабежа не может в открытую убить преступника в попытке самозащиты, а потом просто вернуться домой под взрывные аплодисменты. Будут непременно заданы крайне обстоятельные и серьезные вопросы – вопросы, на которые нельзя дать приемлемый ответ, ограничившись фразой «Но он же сам пытался меня убить!».

Читать далее Ра. Глава 2. Достаточно развитая технология

«Пабов и клубов в Ноттингеме хватает» – так говорит местная полиция. Если бы вы захотели обойти их все, то даже быстрым шагом потратили бы целый год прежде, чем отдалились хотя бы на милю от городского центра. Выберите пятницу или субботу – любую пятницу или субботу в году: все заведения буквально ходят ходуном, внутри не протолкнуться, а улицы кишат людьми в самых что ни на есть затянутых и изысканных нарядах для выпивки. На носу Рождество, но среднее количество слоев одежды почти не изменилось даже в зимний сезон. По аллеям и узким улочкам тянутся разноцветные гирлянды декоративных огоньков: желтые завитушки, красные звезды и белые снежинки, у которых почему-то пять лучей вместо шести. Оранжевый свет выплескивается на улицы из пабов. Мимо проносятся горящие изнутри трамваи, сигналя звонками шатающимся людям, которым довелось оказаться у них на пути. Одетые во флуоресцентные жилеты полицейские с машинами и фургонами поддерживают большей частью упреждающее присутствие на самых вероятных улицах. На этой, честно говоря, довольно тихо.

Читать далее Ра. Глава 1. Город чар