Агата крепко прижала метлу к полу своей каюты и сделала еще одну попытку. – Неужели это настолько сложно? – пробормотала она. Изначально пыль занимает большую площадь. Давление направлено внутрь и последовательно прилагается к соседним отрезкам ее границы. В итоге пыль концентрируется на меньшей площади, где ее можно легко убрать. На первый взгляд, это даже не противоречило местной стреле времени – по идее, эсилианская пыль с радостью уменьшила бы свою энтропию вслед за движением самой Агаты из прошлого в будущее.
Но стоило ей переместить метлу по полу, прилежно сосредоточившись на лежащей перед ней пыли, как новая пыль начинала появляться позади метлы; часть ее выпадала из воздуха, часть – соскальзывала с каменного пола и накапливалась рядом с щетинками. Энтропия этой пыли также уменьшалась, поскольку она собиралась из всех тех отдаленных уголков Геодезиста, где спокойно таилась до этого самого момента. В итоге часть пола, по которой Агата прошлась с метлой, оставалась такой же пыльной, как и до уборки.
Азелио постучал в открытую дверь. – Я знаю, что ты занята, но Рамиро спит, а Тарквиния на дежурстве –
– Я не занята, – заверила его Агата. – Нужна помощь с измерениями?
– Если ты не против. – Азелио кивнул в сторону метлы. – Ты уже поняла, в чем тут хитрость?
– Вообще-то нет, – призналась она. – Возможно, нам нужно что-то вроде крытой системы барьеров. Если мы сможем разместить ее на полу, а затем поменять расположение барьеров, не нарушая герметичности, то, по идее, сможем загнать пыль внутрь и не напустить новой снаружи.
– Звучит… довольно вычурно.
Надев корсет и пояс с инструментами, Агата последовала за Азелио к воздушному шлюзу, а затем стала дожидаться своей очереди, чтобы выйти наружу. Судя по виду в иллюминаторе, погода была безветренной, но на Геодезисте стало настолько грязно, что Тарквиния вне зависимости от обстоятельств настаивала на соблюдении протокола. Агата уже начала подозревать, что избежать вторжения пыли можно было, лишь поднявшись в космос и продув все каюты чистым воздухом – и даже это решение подразумевало, что их стрела времени возьмет верх, а космос не приготовит им сюрприз в виде заговора загрязняющих веществ, готовых ворваться внутрь корабля, как только они откроют шлюз, произведя тем самым эффект, диаметрально противоположный предполагаемой чистке.
Оказавшись снаружи, она догнала Азелио у начала тропинки. Первым, кто вдогонку последним сильным ветрам заметил в земле разнесенные на равные расстояния углубления и решил заполнить их камнями, указывающими путь к каждому из четырех опытных участков, был Рамиро. Агата не стала подробно расспрашивать на этот счет Азелио, но подозревала, что подобные мысли уже приходили ему в голову. Идея не возникла из ниоткуда, навеянная одним лишь доказательством собственного воплощения.
– Как продвигаются расчеты? – спросил Азелио, когда они направились вдоль тропинки.
– Медленно.
– Тем лучше. Если ты их доделаешь, то чем будешь заниматься на обратном пути?
– Этого можно не бояться. – Агата оставила попытки разобраться в природе искривленного вакуума и вместо этого провела две последние череды за анализом их текущей ситуации, используя грубую модель поля, в котором сталкивались две противоположно направленные стрелы времени. Однако в тех случаях, которые поддавались пониманию в силу своей простоты, обе стрелы быстро вырождались, почти моментально образуя равновесное состояние, где время переставало существовать. Реальность же, в которой субтильные пальцы бесчисленных противоборствующих стрел проникали друг в друга, казалось, зависела от нюансов, слишком неуловимых, чтобы она могла описать с помощью хоть сколько-нибудь разумной аппроксимации.
– Сегодня Луизе исполняется пять лет, – радостно объявил Азелио. – Когда мы вернемся, я покажу тебе ее рисунок по этому случаю.
– С днем рождения, Луиза! – Агата поводила лучом когерера над серыми камнями, расположенными по левую руку. – Ты ведь никогда не подглядываешь, да? Никогда не пролистываешь пачку рисунков, чтобы узнать, что будет дальше?
Азелио зажужжал. – Конечно нет! Иначе вся затея потеряет смысл.
– Я знаю. Но лично меня бы это не остановило.
Когда они добрались до первого участка, все растения дремали, закрыв цветки. Агата взглянула на небо; исходя из расположения звезд, она знала, что Солнце уже довольно высоко поднялось над горизонтом, но чтобы иметь хоть какие-то шансы разглядеть его бледный диск, ей пришлось бы на несколько махов отключить искусственное освещение. – Я надеялась, что лепестки синхронизируются с эсилианским днем, – сказала она. – Они отдают фотоны, Солнце их принимает – куда уж логичнее?
– Вот только за эоны своей эволюции они приобрели всего один навык – дожидаться обычной ночи, а не обращенного во времени дня.
– Может быть, поселенцы сумеют вывести нужное качество с помощью селекции, – предположила Агата. Если распознать восход без посторонней помощи было слишком тяжелой задачей, навязать растениям новый суточный цикл можно было и с помощью более привычных сигналов. А пока эсилианское солнце в любом случае получит то, что причитается ему по праву – от растений, земли и кожи самой Агата – разве что безо всякой пользы.
– Можешь измерить высоту и длину окружности стеблей? – попросил ее Азелио.
– Конечно. – Встав на колени рядом с первым растением, Агата запустила руку в пояс с инструментами. В идеальном мире какой-нибудь смышленый конструктор инструментов снабдил бы измерительную ленту устройством записи, но вместо этого ей приходилось освещать ленту когерером, чтобы собственными глазами считать ее показания, изобразить соответствующие символы на своей коже и дать корсету команду записать результаты измерения. – Какой-нибудь тип почвы уже выбился в лидеры? – спросила она. Азелио взялся за дело с противоположного конца ряда и проводил свой собственный осмотр, записывая количество и состояние цветков.
– Нет.
– Значит, особой разницы нет? Поселенцы могут строить ферму где пожелают?
Азелио молчал. Агата пожалела, что отвлекла его; вполне возможно, из-за нее он сбился со счета.
– Вообще-то, они все перестали расти, – сказал он, поднимаясь на ноги, чтобы перейти к следующему растению.
Агата опешила; поведение Азелио никоим образом не подготовило ее к такой новости. – Все до единого? Без исключений?
– Да. – спокойно ответил Азелио. – Поначалу это коснулось только нескольких растений, и я решил, что дело в шоке от пересадки. Но затем их число стало расти, и три дня назад сдались даже самые крепкие.
Агата изо всех сил пыталась найти этим фактам как можно более оптимистичное объяснение. – Как думаешь, это из-за ветра? – Они всегда могли усовершенствовать ветроломные полосы или даже перенести эксперимент на новое место.
– Нет. – Корни на месте и потери лепестков не так велики.
– Значит, дело в почве, – решила она. – Все четыре типы непригодны.
– Похоже на то.
– Ты уже рассказал Рамиро?
– Испытания еще не окончены, – подчеркнул Азелио. – Все еще есть вероятность, что задержка в росте окажется временной.
– Конечно. – Теперь Агата поняла, почему он попросил ее помочь с измерениями – он пытался как можно дольше скрывать результаты от Рамиро, надеясь, что ситуация изменится.
Азелио встал на колени и продолжил осмотр; Агата последовала его примеру. Мысленно прокручивая новость у себя в голове, она удивилась собственной невозмутимости. После шести лет, проведенных вдали от горы, конфликт, ради разрешения которого они отправились на эту планету, казался чем-то далеким и второстепенным. Если бы им действительно удалось избавить Бесподобную от убийц Медоро, доказав, что колония имеет шансы на выживание, она бы непременно оценила этот триумф по достоинству – но будучи вовлеченной в измерение углов отклонения света и исследования вакуума, Агата уже не могла воспринимать свою жизнь на Геодезисте как напрасную трату времени.
Но у Азелио такого утешения не было; сюда он прибыл лишь в надежде сделать гору более безопасным местом для жизни детей, которых он поклялся защищать.
– Дело в составе почвы? Или в стреле времени? – спросила Агата по дороге к следующему участку.
– Точно сказать не могу, – ответил Азелио.
– Но у тебя есть хоть какие-то догадки? – не унималась она.
– Судя по спектрам, как минимум два типа почвы должны содержать все, что необходимо для роста пшеницы.
– Значит, дело, скорее всего, в стреле? – Само по себе существование альтернативной стрелы времени не представляло угрозы для жизни; экипаж корабля прекрасно переносил такие условия, благодаря запасу пищи, которая имела вполне однозначное происхождение, а также ничуть не ослабевшей способности избавлять свое тело из избыточного тепла. Эсилио даже не возражал против их экскрементов, какой бы странной ни показалась их судьба наблюдателю, живущему в обращенном времени. Но в случае растений всасывание питательных веществ требовало, чтобы корни взаимодействовали с местной почвой на микроскопическом уровне, и не было никакой гарантии, что две системы, будучи предоставленные самим себе, сумеют разрешить все свои разногласия без внешнего вмешательства.
Азелио был не готов оставить надежду на простое агрономическое решение. – Мы могли бы попытаться сделать смесь из наиболее перспективных типов почвы, – сказал он. – Или поискать более подходящие условия в другом месте. Если все дело в стреле времени, то мы в тупике.
– Я готова положиться на твои познания в области почвенной химии – но в вопросах стрел времени позволь судить мне. Возможно, эта проблема не так уже неразрешима.
– Серьезно? – скептически прожужжал Азелио. – Ты даже пол у себя в каюте больше не можешь подмести. Как ты собираешься влезть в землю и убедить каждую крупинку пыли, что она движется не в ту сторону относительно минимума энтропии?
Ответа у Агаты не было. Но даже если ей было не под силу изменить суровые факты, космос в этой схватке сохранял нейтралитет – у него просто не было иного выбора, кроме как примирить все противоборствующие стороны. Если стрелы времени Эсилио и Геодезиста непременно должны были прийти к компромиссу, то вся хитрость заключалась в том, чтобы сделать провал сельскохозяйственных испытаний еще менее вероятным, чем их успех.
Агату осенило, что Рамиро, скорее всего, по собственной воле отказался от регулярных попыток справиться о состоянии растений. Узнав, что вначале саженцы могут испытывать некоторые проблемы в связи с адаптацией к новой среде, он перестал вмешиваться и предоставил наблюдение за их состоянием Азелио, решив повременить с вердиктом, пока для него не появятся веские основания.
Но Рамиро не был слеп, и когда цветки перестали раскрываться, а стебли начали увядать, Агата стала замечать, как и он, и Азелио постепенно теряли всякую надежду на успех.
Склянка за склянкой, день за днем она рисовала замысловатые схемы машин, предназначенных для манипуляций свойствами почвы. Химически любая крупинка здешнего минерала не отличалась от эквивалентной частички вещества на Бесподобной или родной планете. Физически разница сводилась к тому, что почва родной планеты когда-то была твердой породой, в то время эсилианская почва, с ее собственной точки зрения, еще только ожидала этой участи. Или, если говорить с позиции Эсилио, значительная часть почвы на поверхности планеты образовалась в прошлом в ходе эрозии горных пород…; в конечном счете все сводилось к двум конкурирующим сценариям: либо небольшая ее часть в действительности была выделена корнями обращенной во времени пшеницы, либо эти странные пожухшие растения, так и не сумев внести свою лепту, наконец, пошли на поправку и улетели прочь вместе с гостями планеты.
Растения, однако же, ничего не знали ни о прошлом, ни о будущем каждой песчинки; весь процесс взаимодействия с корнями должен был иметь смысл в настоящем времени. Если бы она смогла придумать, как в мельчайших деталях измерить распределение тепловых колебаний в почве, которую они привезли на корабле, а затем воссоздать их в местной земле, то с точки зрения статистики у растений больше не осталось бы разумных причин отказываться от предлагаемой пищи.
Для невооруженного глаза почва казалась просто почвой – и если различия носили микроскопический характер, насколько трудно будет от них избавиться? Но когда она выбрала среди своих планов наиболее перспективные и сосредоточилась на практической стороне вопроса, измерения оказались почти что невозможными, манипуляции – неэффективными, вычисления – непомерно сложными, а предполагаемая выработка настолько низкой, что на обработку кубического мизера почвы потребовались бы целые эоны.
Агата удалила эскизы со своей консоли. Она сняла корсет и легла на постель. Направление мысли оказалось тупиковой ветвью – с тем же успехом она могла бы обратить вспять движение каждой частички воздуха на Геодезисте в надежде создать ветерок, который бы избавил корабль от пыли.
Любая попытка навязать почве новую стрелу времени на микроскопическом уровне была обречена; числа всегда оказывались не на ее стороне. Ей требовалось куда более прямолинейное решение.
Агата выжидала, пока ей не представилась возможность переговорить с Тарквинией наедине. – Ты помнишь, как когда-то говорила мне про бомбу, которую Грета, как тебе казалось, заложила на корабле?
– Нет, но я поверю тебе на слово, – устало ответила Тарквиния.
– Поверишь, что на корабле есть бомба?
– Нет, что я тебе о ней говорила.
– Значит, это правда?
Тарквиния с большим трудом попыталась воссоздать полузабытые цепочки умозаключений. – Верано пару раз на это намекал. Он чувствовал себя очень виноватым.
– А есть способ узнать наверняка? – умоляющим тоном произнесла Агата. – Грета могла подговорить Верано, чтобы его извинения ввели нас в заблуждение. – Сценарий с «чокнутым антисообщистом, берущим Бесподобную на таран» казался ей не слишком вероятным еще до запуска Геодезиста, но теперь, проведя шесть лет в компании Рамиро – как бы сильно он ее ни бесил – ей приходилось прилагать все мысленные усилия, чтобы поставить себя на место человека, в представлении которого Рамиро мог захватить Геодезист и превратить его в оружие.
Ее слова поставили Тарквинию в тупик. – Сейчас довольно странный момент, чтобы об этом беспокоиться, – сказала она. – Если бы бомба могла взорваться от случайного толчка, от нас бы уже давно ничего не осталось.
– Если Советники и правда не доверяли Рамиро, считая, что он может саботировать миссию, – рассудила Агата, – то одним блефом они бы не ограничились, верно? Они бы настояли на применении реальных мер, которые позволили бы уничтожить Геодезист, если он выйдет из-под контроля.
– Полагаю, это так, – согласилась Тарквиния. – Хотя за последние шесть лет я, к своему удовольствию, порядком отвыкла от мыслей о политиках, так что не уверена, что мое мнение сейчас чего-то стоит.
– Если бомба существует, нам нужно ее найти, – заявила Агата. – Нам нужно ее вскрыть и извлечь взрывчатку.
Тарквиния крутанулась на своей кушетке, обдумывая эти слова. – Нам нужно найти спрятанную и, вполне вероятно, защищенную от взлома, бомбу, которая все это время любезно сохраняла нам жизнь, чтобы именно сейчас ковыряться в ней…, потому что?
– Потому что опытные участки терпят неудачу, – объяснила ей Агата. – Так что нам нужно затащить взрывчатку на холм, самим превратить часть породы в почву – действуя против эсилианской стрелы времени, – а потом проверить, приобретет ли почва качества, необходимые для роста растений.
– Если бы пшеница могла расти в условиях невесомости, – задумчиво произнесла Тарквиния, – Ялда бы не приказала привести гору во вращение. А если бы Ялда не приказала привести гору во вращение, Бесподобная, вполне вероятно, бы уже сгорела под ударами антиматерии. Так что по-хорошему история должна меня мотивировать – все, что начинается с неурожая, в итоге ведет к успеху. – Раздавшееся вслед за этим скрежетание твердолита о твердолит через какое-то время сменилось звуком скольжения.
– Тебе видно, что именно ты делаешь? – Агата направила свой когерер вглубь технологического колодца.
– Конечно видно, – ответила Тарквиния. – Просто эти болты не выкручивались с момента сборки двигателя.
– Бомба ведь не взорвется просто от того, что мы открыли эту панель? – с тревогой спросила Агата.
Тарквиния подняла взгляд и посмотрела на нее с оскорбленным видом. – Верано, как бы сильно на него ни давили, никогда бы не пошел на такую подлость. Мы имеем право осматривать двигатели; подобное вряд ли приравнивается к мятежу.
Наступила долгая пауза, за которой последовал ритмичный скрип, почти наверняка принадлежавший одному из проворачиваемых болтов. Агата удержалась от радостных возгласов; Рамиро спал.
Чтобы ослабить все шесть болтов и снять смотровую панель, Тарквинии потребовалось больше куранта. Агата заглянула через ее плечо в открывшуюся полость, где вдоль задней стенки устройств отдачи тянулись трубы системы охлаждения. Если бы один из блоков отдачи сломался, кто-нибудь из команды мог втиснуться сюда, чтобы заменить его на новый.
– Есть что-нибудь? – с надеждой спросила Агата.
– Очевидных следов нет, – призналась Тарквиния. – Мне казалось, это единственное оставшееся место, куда мы еще не заглядывали, но мне, наверное, стоит свериться с журналом обслуживания, чтобы в этом убедиться.
– Конечно.
Тарквиния задержалась, частично опустив голову в люк и покрутив ею в влево-вправо. – Там есть большая каменная балка, которая тянется вдоль верхней части двигателей, от края до края.
– Может быть, к ней что-нибудь прикреплено? – предположила Агата. – Просто ты этого не видишь?
– Я просто думаю, зачем она вообще нужна, – ответила Тарквиния. – Полы кают сами по себе должны обеспечить двигателям достаточную опору. И почему вдоль диаметра установили только одну балку, а другую, перпендикулярную ей – нет? Напряжение со стороны двигателей не должно отдавать предпочтения только одной из осей.
– Это правда.
– Если я не вернусь через шесть махов, отправь за мной Азелио с веревкой.
– Азелио?
– У меня нет претензий к вам с Рамиро, но Азелио из нас – самый худой. Что толку, если там застрянут двое? – Тарквиния забралась в колодец головой вперед, а затем стала продвигаться все дальше, тихо рокоча от удара о трубы системы охлаждения, пока из вида не скрылись даже ее ноги.
Агата напряженно ждала, стараясь расслышать крики, которые могли указывать на какую-нибудь находку или опасность. Она начала задумываться, не следовало ли ей держать свой порыв при себе. Если Тарквиния застрянет во внутренностях Геодезиста, хорошего будет мало – а если она действительно найдет это мифическое устройство, последствия могут оказаться еще хуже.
Беспокойные периоды тишины прерывались глухими ударами, звоном и отдающихся эхом ругательств. Наконец, доносящиеся из колодца звуки сообщили ей, что Тарквиния возвращается – равномерное движение ее тела отдавалось звучным рокотанием, исходившим от хитросплетения труб.
– Это было довольно утомительно, – сказала она. – Можешь подать мне руку?
Агата спрыгнула в колодец и помогла ей выбраться наружу. Из-за попыток протиснуться между трубами туловище Тарквинии приняло гофрированную форму, что придало ей сходства с необычным ходячим караваем декоративной формы.
– Есть успехи?
– За балкой ничего нет, – ответила Тарквиния.
– О.
– Но сама балка пустотелая.
– Правда? Как ты узнала?
– Она издает характерный звук, если по ней постучать, – объяснила Тарквиния.
– А может быть, это сделано, чтобы уменьшить ее массу?
– В принципе это возможно. Но когда я добралась до дальнего конца, то нашла кое-что интересное – похоже, воздух из системы охлаждения пропускается сквозь балку. Если это сделано не с целью усложнить жизнь тому, кто попытается влезть внутрь, то ради чего?
– Значит, если бомба существует, – сказала Агата, – то она может находиться в любом месте твердолитовой балки шириной с Геодезист. И единственный способ узнать это наверняка – разрезать балку, в пространстве, где едва хватает места, чтобы двигаться, не говоря уже о безопасном обращении с инструментами?
Тарквиния наклонила голову в знак восхищения. – Верь, что Верано всегда найдет цивилизованное решение.
Агата неприязненно зарокотала. – А разве бомба бывает цивилизованной?
– Ну, вообще-то нет, – неохотно согласилась Тарквиния. – Но Совет бы попросил его установить на корабле мину, и Верано, по крайней мере, позаботился о том, чтобы бомба оказалась бесполезной. Ни Рамиро в одиночку, ни даже мы все вчетвером не смогли бы разобрать это укромное место на части, не помешав работе Геодезиста. Мина, скорее всего, бы уже давным-давно сработала по чистой случайности. Можно поблагодарить Верано за то, что он придумал для бомбы практически идеальную защиту от взлома, не превратив нашу миссию в смертный приговор.
– Когда вернусь, пошлю ему цветы, – сказала Агата. – Но если мы не можем извлечь бомбу, так чтобы Геодезист остался в рабочем состоянии –
– Это было невозможно в космосе, – перебила ее Тарквиния. – Но теперь, когда у нас есть внешняя атмосфера – совсем другое дело. Я думаю, даже самый параноидальный Советник согласился бы, что если Рамиро предложил экспедицию в качестве простого прикрытия для атаки на Бесподобную, он едва ли был готов сделать двенадцатилетний крюк до Эсилио, лишь бы избавиться от бомбы.
– Ты правда думаешь, что можешь туда вернуться и вскрыть балку? – Агата указала на изгибы, отпечатавшиеся на теле Тарквинии.
– Не совсем, – ответила Тарквиния. – Сначала мы извлечем большую часть труб системы охлаждения. Потом просверлим в балке смотровые отверстия, и посмотрим, что нам удастся выяснить. На все про все может уйти какое-то время, но в принципе нам это по силам.
– При условии, что не возникнет других проблем. И при условии, что там действительно не заложена мина.
– Именно, – согласилась Тарквиния.
Агата осела, прислонившись к стенке колодца. До разговора с Тарквинией она представляла, что бомба будет спрятана где-нибудь за фальш-стеной кладовки, и чтобы ее обезвредить, потребуется всего лишь перерезать кабель.
Тарквиния принялась расправлять вмятины на своем теле. – Я не стану предпринимать подобных мер, пока все остальные не дадут на это свое согласие. И хотя идея принадлежит тебе, это еще не означает, что ты не можешь передумать.
Когда Агата стала описывать свой план взрывной перестройки эсилианской почвы под их стрелу времени, лицо Азелио расцвело прямо у нее на глазах – как будто она подложила в его стопку с детскими картинками рисунок цветущего сада, выросшего на раздробленном взрывом склоне холма. Без скептицизма не обошлось и на этот раз, но теперь она была уверена, что Азелио, по крайней мере, не сочтет эту попытку напрасной тратой времени.
Рамиро, однако же, был, как всегда угрюм. – Если мы взорвем бомбу, – решил он, – то разве мы не должны уже сейчас наблюдать какие-нибудь признаки взрыва?
– Ты имеешь в виду кратер? – спросила Агата.
– Да.
– Если бы мы нашли такое место, нам бы оно не принесло никакой пользы. Это бы означало, что после взрыва бомбы кратер исчезнет, и окружающий песок снова превратится в камень.
Рамиро насупился. – Эсилио нет дела до того, что полезно, а что – нет, ведь в противном случае он бы не погубил наши растения, да?
– Эсилио, конечно, нет дела, – согласилась Агата, – но с какой стати нам взрывать бомбу в таком месте, зная, что это не принесет нам никакой выгоды?
– Потому что кратер доказал бы, что выгода есть! – с жаром воскликнул Рамиро.
– Но насколько нам известно, никакого кратера нет. – Агата открыто посмотрела ему в глаза, пытаясь убедить Рамиро в своей искренности – она не играла с ним в словесные игры, лишь бы его позлить. – Никакого кратера нет, потому что если бы мы его увидели, то отказались бы его создавать. Эсилио не может навязывать нам какие-то решения; противоречий не должно быть при любом раскладе – это касается и наших собственных мотивов.
– Навязывать нам решения Эсилио не может, – согласился Рамиро, – но ведь возможно и случайное стечение обстоятельств.
– Это правда. Но если бы мы увидели такой кратер, то не стали бы и близко подходить к нему со взрывчаткой. – Агата была бы рада найти утешением в том факте, что на месте посадки не было никаких признаков будущих происшествий, но это ни о чем не говорило, если взрыв мог форсировать собственную стрелу времени.
Враждебность Рамиро дала трещину. – Я не знаю, как ко всему этом относиться, – признался он. Он провел по лицу рукой. – Если растения не могут навязать Эсилио свою стрелу, то почему бомба должна справиться с этим лучше?
– Корни растений проявляют определенную активность, – ответил Азелио, – но их функционирование зависит от состояния почвы. Взрыв бомбы, насколько я понимаю, вряд ли нуждается в чем-то подобном.
– Но ведь в эсилианском времени, – возразил Рамиро, – вся почва, которую мы предположительно создадим при помощи этой бомбы, должна идеально скомбинироваться с обратным взрывом, так, чтобы на выходе получился твердый минерал. Каковы шансы такого исхода?
– А каковы шансы альтернатив? – парировала Агата. – Какова вероятность, что бомба не сдетонирует? Какова вероятность того, что мы позволим себе взорвать бомбу в уже существующем кратере – лишь бы ублажить эсилианскую стрелу времени?
– Не спрашивай меня, – с горечью ответила Рамиро. – Я здесь просто живу. – Тарквиния протянула руку и сжала его плечо.
– Я тоже не могу делать достоверные прогнозы, но провести эксперимент точно будет нелишним.
Азелио обратился к Тарквинии. – Ты считаешь, мы сможем благополучно извлечь взрывчатку?
Тарквиния подошла к ответу с должной осторожностью. – Я уверена – насколько это вообще возможно, – что Верано бы не допустил на Геодезисте того, что могло быть убить нас из-за толчка или обрыва связи. Смогу ли я избежать взрыва – это уже другой вопрос.
Последующие три куранта они провели за обсуждением деталей, после чего Тарквиния вынесла вопрос на голосование.
Мрачное настроение Рамиро заставило Агату призадуматься. Даже если план достигнет цели, вернувшись на Бесподобную, Рамиро мог предупредить своих соратников из лагеря антисообщистов, что урожай ни имеет никакого смысла, если Эсилио сам по себе рано или поздно лишит их рассудка. С какой стати ей рисковать своей жизнью, если это никак не скажется судьбе горы?
– Я – за, – сказал Азелио.
– Я тоже, – почти сразу добавила Тарквиния.
Рамиро молчал. Агате хотелось, чтобы он ответил сердитым отказом, тем самым избавив ее от необходимости самой принимать решение, но уже выставив свое смущение напоказ, он придерживался своего решения гораздо дольше, чем было ей по силам.
– Я – за, – сказала она, уже не уверенная, была ли у нее на то хоть одна более веская причина, чем желание снова увидеть надежду в глазах Азелио.
Рамиро таращился на пол. Агату охватило внезапное чувство сострадания – Рамиро прибыл сюда, имея лишь добрые намерения, в надежде подарить обеим сторонам конфликта шансы жить именно так, как им хотелось. Не его вина, что Эсилио оказался таким негостеприимным.
– Я – за, – наконец, сказал он. – Отказавшись рисковать, мы все равно можем погибнуть на обратном пути от столкновения с гремучей звездой – но мы не можем вернуться, не испробовав все, что в наших силах. Если люди смогут здесь выжить, они должны об этом узнать.
– Конечно, – согласилась Тарквиния.
– Хотя, если честно, есть и более веский повод, нежели информация, которую мы можем получить о росте агрокультур, – добавил он, когда Тарквиния поднялась со своей кушетки.
Агата была в недоумении. – И какой же?
– Выражение лица Греты, когда мы расскажем ей, как именно мы поступили с ее драгоценной бомбой.
Агата сидела в палатке, надев свой шлем, чтобы четко слышать сигнал коммуникатора на фоне шумящего ветра. Примерно раз в курант звук шагов и мягкое бряцанье, отдающееся эхом в пустой двигательной каверне, сменялись сотрясающим кости воем твердолита, поддающегося напору дрели. Тарквиния сверлила балку в поисках бомбы.
В воображении Агаты все выглядело точно так же, как и перед ее уходом – зеркала, направленные внутрь полости, должны были направить в нее как можно больше света от эсилианского солнца. Хотя теперь в распоряжении Тарквинии не будет даже дежурного освещения в кабине, и ей придется обходиться изображением, переданным камерой обратного времени. Если при воздействии на бомбу обычного света могла сработать защита от несанкционированного вмешательства, то заботиться об обнаружении обратновременного света ее конструкторам было по большей части незачем, поскольку предполагаемый саботаж должен был произойти вблизи Бесподобной, где единственным источником света были отдаленные звезды.
Благодаря солнечному свету, направляемому второй зеркальной трубой, камера могла усилить слабое изображение, которое давал перископ, помещенный в одно из смотровых отверстий. Но пока что единственной находкой, о которой смогла сообщить Тарквиния были несколько дюжин перегородок, которые располагались внутри пустотелой балки, не позволяя заглянуть в нее на все длину – в итоге у нее не оставалось иного выхода, кроме как действовать методом проб и ошибок.
Рамиро лежал на полу палатки, закрыв смотровой щиток рукой; рядом, задумчиво склонив голову, полусидя расположился Азелио. В течение восьми дней они разбирали Геодезист, стараясь освободить как можно больше внутреннего пространства и занимаясь приготовлениям на тот скверный случай, если взрыв повредит корпус, но не причинит кораблю непоправимого вреда. Палатка была заполнена инструментами и медицинскими принадлежностями; в трех соседних располагались панели устройств отдачи, части системы охлаждения и навигации, а также полный запас провизии. Теперь Агата поняла, почему в предшествующие дни на корабле было так много пыли.
– Я ее нашла, – спокойно сообщила Тарквиния. – В шести поступях от корпуса.
Рамиро привстал. – И что именно там находится?
– Примерно то, что и ожидалось, – ответила Тарквиния. – Ультрафиолетовый приемник на плате с фотонным процессором. И кабель, соединяющий процессор со взрывчаткой. – Агата почувствовала, что ее мутит. Ей привиделась голубая пыль, заполнившая мастерскую Медоро; она видела, как ее частички вытекают из разрушенной обшивки корабля, смешиваясь с эсилианской почвой.
– Других компонентов на плате нет? – не унимался Рамиро.
– Помнишь тот момент, когда мы вылетели на высокую орбиту, чтобы не потерять связь с зондом? – сказала Тарквиния. – Если уж она от этого не сдетонировала, то от всего остального и подавно. Акселерометра там нет.
– Балка теплая? – спросил Рамиро.
Тарквиния отрывисто прожужжала. – Да! Я только что просверлила в ней дырку.
– Тебе стоит оставить ее в покое на курант и посмотреть, остынет ли она полностью, – попросил он. Агата понимала ход его мыслей – пассивная система, которая могла пробудиться только под действием внешнего сигнала, не выделяла бы тепло, в то время как фотонику, необходимую для обнаружения повреждений кабеля, пришлось бы постоянно поддерживать в активном состоянии.
– Если бы она оставляла тепловой след, это бы свело на нет все попытки ее спрятать, – заметила Тарквиния.
– Я думаю, они считали, что мы будем этим заниматься при работающей системе охлаждения.
– Хорошо, – неохотно согласилась Тарквиния. – Я подожду.
Агата встретилась взглядом с Азелио, и они состроили друг другу рожи в знак облегчения. Непоколебимая уверенность Тарквинии в том, что Верано бы выложился на полную, лишь бы сделать бомбу «безопасной», скорее всего, была оправданной, однако среди напастей, с которыми человек предпочел бы никогда не иметь дела, риск запятнать свою честь стоял явно не на первых позициях.
Рамиро снял шлем и потер глаза. – Этим следовало бы заниматься мне, – пробормотал он. Агата не стала высказывать своего мнения; в конечном счете решение было за Тарквинией.
– Кто-нибудь голоден? – спросила она. – Я могла бы принести немного караваев. – Она не видела, чтобы Рамиро хоть что-то ел за весь день.
– Я пойду с тобой, – предложил Азелио.
Когда они расстегнули молнию, закрывавшую вход, порыв ветра раздул палатку, как воздушный шар, и расшатал колышек, который удерживал один из ее углов; от земли палатку не оторвало, лишь благодаря тяжелым инструментам, разбросанным по полу. Рамиро подошел к взбунтовавшемуся углу и придавил его ногой; Агата бросилась к колышку, чтобы снова его зафиксировать. Почувствовав на себе шквал, который так и норовил забросать ее пылью, Агата решила, что поход за едой того не стоит; она вернулась в палатку.
В коммуникаторе раздался голос Тарквинии. – Балка остыла до температуры воздуха, – объявила она. – Бомба не испускает тепло.
– Как у тебя с видимостью? – встревоженно спросил Рамиро. Они слышали, как крепчает ветер; пыль наверняка закрыла солнечный свет, проникавший в иллюминатор Геодезиста.
– Вполне сносно, – обнадежила его Тарквиния. – Я собираюсь перерезать кабель.
– Сейчас слишком темно, а ты уже устала, – сказал Рамиро. – Почему бы тебе не переждать бурю?
Агата снова услышала звук дрели; чтобы вставить ножницы, Тарквинии понадобится просверлить третье отверстие.
Рамиро ходил взад-вперед по палатке. Азелио, полусидя в углу, разглядывал пол. Завывание дрели прекратилось, сменившись тихим царапаньем, сопровождавшим попытку просунуть сложенный инструмент через отверстие в балке.
– Кабель между ножницами, – сообщила Тарквиния. Агат увидела, как лицо Рамиро исказила гримаса ужаса. Послышался мягкий щелчок соединившихся лезвий.
Снаружи поднялся ветер, обрушивший на палатку волну пыли. Но одно слово прозвучало в коммуникаторе четко и ясно.
– Готово.
Пока Агата взбиралась по каменистому склону, освещенный участок земли рядом с Геодезистом постоянно находился в ее заднем поле зрения. Но он настолько выделялся на фоне темного ложа долины, что какая-то часть ее разума стала сбрасывать его со счетов, принимая за простую оптическую иллюзию. Поначалу она чувствовала панику, когда он бесследно исчезал из ментальной карты ее окрестностей, и принималась искать в поле зрения отрадный маячок, пока он снова не оказывался в фокусе, признанный ее мозгом как нечто реальное. Но спустя какое-то время она перестала беспокоиться и позволила светящемуся пятнышку утонуть в окружающем ландшафте. Тарквиния с Рамиро не собирались гасить свет и прятаться от нее. В нужный момент она без труда найдет дорогу обратно.
Впереди их путь как нельзя лучше указывало небо, нависавшее над серыми холмами. Направление вдоль оси Эсилио, которое они решили называть «югом», пронзило звездную чашу примерно на одну двенадцатую оборота ниже ее яркого края, и здесь, в долине, расположившейся в средних южных широтах, этот небесный полюс не выходил из поля зрения, а край космической чаши закручивался вокруг него подобно пылающему обручу, внутри которого никогда не заходили звезды.
Азелио шел рядом с ней, неся в руках два горшка с саженцами из последней дюжины, которую он держал в запасе. Он не жаловался, но когда уклон дороги возрос, Агата своими глазами увидела, насколько обременительной была для него эта ноша.
– Можешь отдать один мне – я его с удовольствием донесу, – предложила она.
– Спасибо, но я бы предпочел, чтобы ты сосредоточилась на своем грузе, – ответил он.
Агата без особых усилий подняла бомбу над головой. – Она почти ничего не весит. И даже если я ее уроню, она все равно не взорвется. – Тарквиния заверила ее, что бомбу может подорвать лишь интенсивный световой импульс определенной частоты, а единственный источник такого импульса, был надежно пристегнут к ее поясу с инструментами.
– Меня больше беспокоит, что ты можешь повредить детонатор, и тогда мы ее вообще не сможем взорвать.
– Разумно.
На фотографиях, заснятых с орбиты, Азелио нашел перспективное место обнажения породы – скалу, спектральная характеристика которой указывала на то, что из нее может получиться плодородная почва. Никто не возражал, когда Агата предложила проводить его до назначенного места, но ей все же было немного совестно – ведь этим она отделалась он нудной работы по перетаскиванию обратно на корабль всего, что они выгрузили за последние восемь дней. Устроить взрыв косогора несравненно приятнее, чем заново собирать трубы системы охлаждения и наполнять кладовую провизией.
– Может, немного отдохнем? – предложил Азелио.
– Конечно. – Агата бережно положила бомбу на землю, затем села рядом с ней, расположившись так, чтобы ее тело преградило бомбе путь, если та начнет соскальзывать. Азелио точно так же поступил со своими сеянцами.
– Как считаешь, на Бесподобной уже знают, чем все кончится? – спросил он.
– Думаю, да. – Сложно было представить, что к этому моменту работа над системой передачи сообщений еще не завершилась – если, конечно, гора не стала жертвой диверсионной кампании, которая не прекратилась и по сей день.
– В каком-то смысле это делает расставание не таким горьким, – задумчиво произнес Азелио. – Если дети уже вступили со мной в контакт, это почти то же самое, как если бы я был с ними прямо сейчас.
– И это говорит человек, который голосовал против новой системы, – с издевкой сказала Агата.
– Если бы Бесподобная проголосовала против системы, нам бы вообще не пришлось сюда лететь, – заметил Азелио.
– Хмм. – Агате не хотелось начинать с ним спор о выборе виноватых.
– Пока мы живем в мире, система передачи меня не волнует, – устало признался Азелио. – Люди могут сами решать – использовать ее или игнорировать. Мы сумели избежать войны из-за разногласий в вопросе отторжения; после этого нам что угодно должно быть по плечу.
– Должно быть по плечу и обязательно будет, – заявила Агата. – А фанатики, не способные с этим смириться, смогут беспрепятственно покинуть Бесподобную.
Азелио иронично прожужжал. – Фанатики, которым непременное потребуется запас взрывчатки?
– Может быть, все нужные им бомбы мы сможем перевезти на отдельном корабле, – предположила Агата. – Мы могли бы отослать на Эсилио целую массу разного груза, отправив вперед автоматизированное судно с высоким ускорением, за которым бы последовали сами колонисты. Проблема вполне решаема; когда-нибудь мы найдем безопасный выход.
– При условии, что это вообще сработает. – Азелио кивнул в сторону их собственной бомбы.
– Должно сработать. – Агата оглядела темную долину в поисках крупинки света, указывавшей место посадки. – При подходящей почве и правильной стреле времени саженцы обязательно пойдут в рост. Другие варианты просто не имели бы смысла.
Когда они преодолели небольшую возвышенность, ободок звездной чаши стал почти вертикальным. Агата жалела, что у них не было возможности изначально посадить корабль в местности, где камней было больше, чем пыли; это бы избавило экипаж от самых суровых бурь, а свое свободное время они могли бы проводить на открытом воздухе, разглядывая эти великолепные небесные часы.
– Вот оно, – сообщил Азелио, указывая вперед. Хотя сама Агата едва могла отличить оттенок обнаженной породы на фоне окружающего ландшафта, она доверяла словам Азелио. Прокладывая маршрут, он полдня изучал снимок холмов; к тому же цена провала в его случае была слишком высока, чтобы действовать без должной осмотрительности.
Дорога шла под гору, но земля была неровной и усеянной мелкими каменными обломками. Когда Агата делала шаг вперед, камни начинали отталкивать ее ступни, ускоряясь с расстояния в одну-две пяди под действием обращенного во времени трения, после чего останавливались, ударившись об ее кожу. Она глянула на Азелио; отвлекаясь на эту аномальную бомбардировку, он с трудом сохранял равновесие.
– Можешь оставить саженцы прямо здесь? – спросила она. После установки взрывчатки им в любом случае придется отойти примерно до этого места.
– Хорошая мысль. – Азелио опустил горшки, и они пошли дальше.
Когда они добрались до склона холма, Азелио включил свой когерер и пробежался им по бледно-коричневым камням. – Вот наша цель, – подтвердил он. Он указал на центр выступа. – Можно попробовать где-нибудь здесь – думаю, место подходящее.
Агата передала ему бомбу и, дождавшись, пока Азелио не отойдет на безопасное расстояние, принялась с размаху бить киркой по поверхности скалы. Маленькие осколки камня, отлетевшие от места удара, укололи ей руку, но прилив сил и свободы, который она ощутила при виде растущей выбоины с лихвой компенсировал все эти неудобства. В эсилианском времени осколки, подброшенные движением воздуха, взлетали вверх, подчиняясь сговору обращенной во времени тепловой диффузии – просто чтобы посодействовать ей в восстановлении скалы. Неужели тот факт, что в целом космосе для нее, со всеми ее планами и решениями, нашлось свое место, требовал более весомых доказательств? Однажды космос заберет ее жизнь, но пока этот момент не настал, контракт был предельно ясен – пусть никто не застрахован от трудностей, разочарований и неудач, полностью лишить ее свободы воли было невозможно.
Она, насколько могла, углубила отверстие, не расширяя его сверх необходимости; задумка состояла в том, чтобы волны давления по возможности оставались внутри породы. Когда Агата прекратила махать киркой, Азелио подошел к ней и приложил бомбу к отверстию в скале. Один из уголков не подошел. Агата принялась устранять препятствие.
При следующей попытке кубический корпус бомбы вошел в отверстие, не встретив никакого сопротивления. Азелио осторожно подтолкнул ее глубже, после чего Агата направила в выбоину свой когерер. По краям корпуса оставались небольшие зазоры, но их, на ее взгляд, было недостаточно, чтобы рассеять энергию взрыва.
Она сняла со своего пояса детонатор. Рамиро извлек большую часть исходных компонентов и заменил датчик дистанционного включения таймером. Агата включила фотонную схему и запустила процедуру автотестирования; краткий отчет, появившийся на дисплее, сообщил ей, что неполадок не обнаружено. Подсоединив к бомбе кабель детонатора, она нажала кнопку, запускающую обратный отсчет. Таймер показал девять махов, после чего время пошло на убыль. Агата положила детонатор в горловину отверстия, и они с Азелио направились обратно.
По пути подвижные камешки снова приставали к их ногам, и хотя ощущение слабого давления на коже было в точности таким же, как если бы путники сами убирали их с дороги, выбор момента все равно приводил их в замешательство. Агата представляла себе детей поселенцев, которые будут расти посреди всех этих причуд местной природы, не обращая на них никакого внимания. Она понимала, а порой даже разделяла беспокойство Рамиро, но в то же время не чувствовала какой-то неловкости при мысли о поколениях ни в чем не повинных потомков антисообщистов, проживающих свои жизни под эсилианскими звездами. Они познают комфорт и свободу, недоступные ни одному из обитателей Бесподобной. При условии, что на этой почве будут расти злаки.
Добравшись до горшков с саженцами, Азелио присел на корточки, закрыв их своим телом. Агата повернулась к склону холма.
– Я забыла засечь время, – призналась она.
Азелио не забыл; он бегло взглянул на свой пояс. – У нас еще чуть больше двух махов.
Агата заранее позаботилась о противоядии от разочарования. – Если это не сработает, думаю, для испытательного участка мы могли бы раздробить достаточное количество породы вручную.
Азелио зажужжал. – Мы не сможем ее как следует измельчить.
– Я серьезно! Для начала мы могли бы раздробить их киркой, затем перемолоть обломки – вроде того, как мы делаем муку из зерен.
– Если до этого дойдет дело, я буду напоминать тебе, что ты вызвалась добровольцем. Остался один мах.
Агата почувствовала, как ее живот неприятно сжимает, будто тисками. Ее тело инстинктивно готовилось к предстоящей опасности, но гораздо хуже было бы услышать в ответ тишину.
Склон холма взорвался в яркой вспышке света. Резким движением она заслонила глаза рукой, но ее задний взгляд уловил тени, вытянувшиеся за спиной. Земля затряслась, и Агата тихо зарокотала, вспомнив взрыв, унесший жизнь Медоро. Но сейчас на ее глазах происходило обратное – может быть, эта сила, наконец, исцелит гору, насколько это вообще было возможно.
Ее кожа ощутила порыв теплого ветра – но в нем не было ничего более твердого или острого, чем обычная пыль. Свет погас; Агата опустила руку и дождалась, пока ее глаза снова не привыкнут к свету звездного неба.
У подножия холма лежала рыхлая груда обломков. Азелио поднялся на ноги и положил руку ей на плечо; Агата поняла, что вся дрожит.
– Все в порядке, – сказал он.
– Да. – От касания Азелио в ней разгорелось страстное желание новых ощущений от соприкосновения с его кожей, но когда внутренний голос принялся сочинять историю о единственно подобающем эпилоге, который мог последовать за подобным триумфом, она поспешно заглушила абсурдные фантазии, испугавшись не столько самого деления, сколько риска поставить себя в глупое положение перед Азелио. – Давай посмотрим поближе.
Они осторожно приблизились к месту взрыва. На планерке Тарквиния высказала опасения насчет повторного обрушения, которое могло произойти спустя какое-то время после взрыва, но когда они подошли ближе, стало ясно, что шансы такого исхода невелики – несмотря на то, что новая плоскость забоя была практически вертикальной, в ней не было ни пещер, готовых обвалиться от малейшего толчка, ни выступающих частей.
Азелио первым направился к куче, чтобы ее осмотреть. Он наклонился и зачерпнул пригоршню обломков породы. – На вид они достаточно мелкие, – осторожно сообщил он. – Здесь есть и более крупная галька, но это не должно повлиять на результат. – Он повернулся к Агате. – Думаю, у нас есть вполне реальные шансы.
Услышав в его голосе надежду, Агата ощутила, как на нее сильнее прежнего нахлынуло чувство удовлетворенности – правда, теперь оно было лишено какого бы то ни было желания следовать собственным инстинктам вплоть до самого конца. У нее было все, в чем она нуждалась – дружба с Азелио и удовлетворение от того, что внесла свой вклад в общее дело. Этого было достаточно.
Азелио осветил когерером верхнюю часть кучи. – Этого бы хватило, чтобы прокормить гораздо больше дюжины растений, – восхищенно заметил он. – Я просто рад, что нам не пришлось заниматься этим вручную.
– Может быть, именно здесь поселенцы создадут свою первую ферму. – Агата защебетала, обрадованная этой нелепой мыслью. – Может быть, они уже оставили поблизости следы своего присутствия – пару отметин на камне, которые они сотрут после прибытия.
– Если мы сможем доказать, что они посетят эту планету, придется ли мне все равно проводить испытания агрокультур? – спросил Азелио.
– Конечно – иначе они не прилетят!
– А если бы я соврал и сказал, что уже провел испытания?
– Тогда мы найдем здесь какое-нибудь граффити, проклинающее тебя как виновника великого голода.
– И тогда я, пристыженный, буду вынужден провести испытания, – ответил Азелио. Он поднял луч своего когерера, переместив его от груды к плоскости забоя. – А это что?
– Где? – Агата ничего не видела.
– Примерно на три поступи выше. Похоже на какой-то текст.
Агата была уверена, что Азелио шутит, но все же направила свой когерер в ту же самую точку; тени от косого луча света обнажили множество узких рельефных линий. Камень действительно выглядел так, будто кто-то срезал его часть, оставив эти выпуклые линии – на поверхности, которая, благодаря взрыву, впервые оказалась на виду.
– Это слишком странно, – сказала она. Ступив на груду обломков, она прошлась по свежей почве. Агата чувствовала, как оставляя на земле одни следы, стирает другие, возвращая землю в исходное состояние.
Присмотревшись повнимательнее, она поняла, что Азелио был прав – линии на поверхности камня складывались в символы. На вид края рубцов размягчились и претерпели эрозию, как будто пылевые бури, которым предстояло бушевать целое поколение, оставили здесь свой след. Но несмотря на это, она смогла разобрать большую часть текста.
– …прилетели с родной планеты, – прочитала она. – Чтобы выразить свою признательность и придать вам… мужества.
– Кто кому признателен и за что? – спросил Азелио.
Агата никогда не чувствовала себя более обескураженной; сейчас подобная любезность была совершенно не к месту. И все же слова благодарности не были выдумкой и предназначались им всем: и Рамиро, продолжавшему жить в своем темном мире, и Азелио с Тарквинией, и всем жителям Бесподобной, и шести поколениям не рожденных путешественников, которым еще только предстояло вкусить все тяготы жизни.
– Это послание от прародителей, – ответила она. – Однажды они посетят эту планету и напишут эти слова. Они прилетят, чтобы рассказать нам, что все наши тяготы и свершения в конечном итоге были не напрасными.