– Воздух, – произнес Иво. – Воздух – это то, что остается, когда самое неистовое пламя поглощает все предоставленное ему горючее. Нет ничего более безопасного, ничего более стабильного. В худшем случае, какой только можно себе вообразить, – если ортогональная материя будет действовать на все наши твердые тела подобно либератору, – у нас по-прежнему должна быть возможность манипулировать ею при помощи воздушных струй.
Тамара оглядела небольшой зал, задавшись вопросом, разделял ли кто-то из присутствующих ее тайную обеспокоенность проблемой, которую обозначил Иво. Что может быть ужаснее, чем универсальный либератор, вещество, способное воспламенить все что угодно? И что может вскружить голову сильнее, чем возможность отыскать способ перехитрить эту угрозу, объяв необъятное в невидимых руках?
Победительница лотереи по имени Массима с каждым словом, казалось, все больше ощущала себя не в своей тарелке. Когда она только внесла свое имя в список ради шанса поучаствовать в этой увеселительной вылазке, о взрывах речь заходила гораздо реже. Ульфа, химик, назначенный Советом для надзора за проектом, в своей обыкновенной спокойно-деловой манере вздымала у себя на груди аккуратные строчки символов, делая заметки по ходу речи Иво. И только Ада, одержавшая победу над еще шестью астрономами в их собственной мини-лотерее за должность заместителя главного навигатора, обнаруживала хоть какие-то признаки возбуждения.
– Что если нам не удастся отделить образец при помощи одного только воздуха? – спросила Ада. – Если Объект состоит из материала, похожего на твердолит, и вокруг не будет ни одного отколовшегося фрагмента… разрезать твердолит при помощи воздушной струи нельзя, каким бы высоким ни было давление.
– В таком случае, – ответил Иво, – нам придется вклиниться в поверхность с помощью пылевой взвеси. Если мы добавим в струю небольшое количество размолотого пудрита, то реакция между пудритом и ортогональной породой значительно увеличит силу воздушного потока.
– Вы предполагаете, что при этом будет расходоваться не только пудрит, но и сама порода, – заметила Ульфа.
– А вам известен хоть один либератор, который не поглощается им же созданным пламенем? – спросил ее Иво.
– Нет, – признала Ульфа. – Но известные нам либераторы – это недолговечные растительные экстракты. Мы не можем полагаться на то, что себя точно таким же образом себя поведет и кусок твердой породы.
– Если реакция приведет к воспламенению, жар должен, по крайней мере, ослабить породу, – сказал Иво. – А если этого будет недостаточно, мы можем заменить пудрит твердолитом, повысив абразивные свойство воздушной струи.
– С подобным материалом мы раньше не сталкивались, – сказала Ульфа. – Что если он не поддается разрушению трением, даже с применением горящего твердолита?
Иво тихо пророкотал от досады. – Нет причин считать, что ортогональное вещество будет наделено какой-то особой волшебной прочностью! Обращение стрел его светородов может повлиять на химические свойства по отношению к обычной материи, но ни твердость материала, ни его устойчивость к высоким температурам от этого не увеличится.
В этом Тамара была вынуждена с ним согласиться – речь шла об основах вращательной физики. Полагать, что камень мог стать тверже только лишь из-за того, что его «будущее» – определяемое стрелой Нерео – оказалось направленным в сторону их прошлого, было настолько же абсурдным, как считать, будто веревка станет прочнее, если развернуть ее наоборот и пройтись по ней в противоположном направлении.
Ульфа сохраняла спокойствие, но своих позиций не сдавала. – Я это понимаю, Иво. Но такова моя задача – спрашивать, что произойдет, если эти предположения окажутся ложными.
– Если камень не удастся разрезать никаким способом…, то мы не станем его резать, – ответил Иво. – Что еще я могу сказать?
– А как вы будете калибровать процесс, с помощью которого надеетесь захватить Объект, если не сможете добыть образцы? – не унималась Ульфа.
Несколько пауз Иво хранил молчание. – Единственным вариантом для нас будет выполнить реакцию в полевых условиях, – наконец, произнес он. – Мы будем бросать в Объект куски пассивита и наблюдать за результатами – постепенно увеличивая количество вещества, чтобы избежать неоправданных рисков.
– Но разве вам удастся измерить вырабатываемую силу? – спросила Ульфа.
– Не сразу, – согласился Иво. – Не раньше, чем она начнет влиять на траекторию Объекта. Нам просто придется действовать методом последовательных проб и ошибок – сбрасывая пассивит в том месте, где мы хотим подтолкнуть Объект, пока накопившееся воздействие не достигнет наблюдаемой величины.
Ульфа сделала паузу, чтобы посыпать свою грудь краской и сделать оттиск своей кожи на бумажном листе. Затем она обратился к Тамаре. – По-вашему, это реалистично?
– Будет непросто, – призналась Тамара. – Каждый маяк будет видимым лишь один раз за склянку, и если мы собираемся многократно подталкивать Объект, каждый раз проверяя его курс, процесс будет идти медленно. Нам вполне может потребоваться пара черед.
– Значит, вам потребуется больше воздуха для охлаждения, больше пищи, – сказала Ульфа. – Как это повлияет на ваш план полета?
– Масса дополнительной пищи будет пренебрежимо мала, – сказала Тамара, сопротивляясь желанию пошутить о доле женщин в экипаже Москита. – Но, вероятно, стоит принять во внимание дополнительный объем воздуха для охлаждения. Смерть от перегревания – страшная вещь.
– Прошу прощения, что перебиваю, – сказала Массима.
При звуке ее голоса все повернулись в ее сторону. На всех собраниях, где она присутствовала, Массива едва ли проронила хоть слово.
Тамара попыталась унять переполох, который сама же невольно и создала. – Я просто хотела сказать, что мы должны быть уверенными насчет запасов воздуха. Обещаю, мы не станем брать на себя необдуманные риски –
Массима подняла руку, заставив ее умолкнуть. – Я с этим согласна. Но говоря по правде, я не обладаю опытом, необходимым для выполнения этой работы – почему же я должна быть там вместе с вами, почему должна тратить драгоценный воздух? С вашей стороны было великодушно предложить место в команде постороннему человеку. Это могло бы стать главным впечатлением в моей жизни, идеальной историей, которую я бы оставила своим детям. Но рассудив по совести, я больше не могу брать на себя подобную роль после всего, что услышала за несколько последних черед. Я желаю вам удачи, но о путешествии мне придется узнать только после вашего возвращения.
Тамара не знала, что ответить. Если она станет умолять Массиму передумать, то тем самым только поставит ее в неловкое положение.
– Я уважаю твое решение, Массима, – сказала Ада. И я с радостью все тебе расскажу, как только мы вернемся.
Когда Массима покинула зал, Тамара задумалась, не станет ли Совет настаивать на выборе нового пассажира из числа участников лотереи. Если нет, то у них будет шанс взять с собой еще одного члена экипажа. Если благоразумным было назначить двух навигаторов, то почему бы не взять второго химика – на тот случай, если что-то случится с первым.
Иво принялся объяснять, какую технику ему бы хотелось заказать у изготовителей инструментов, чтобы оборудовать Москит воздушными руками, если таковые потребуются. Ульфа устроила спор из-за каких-то мелочей, но в итоге согласилась с тем, что он может отнести свои эскизы Марцио для разработки прототипов.
По окончании собрания Тамара догнала Аду в коридоре.
– Не могу поверить, что отпугнула одного из наших пассажиров, – посетовала Тамара.
– Это не твоя вина, – сказала в ответ Ада. – Она сделала свои собственные выводы.
– И как к этому относится твой ко? – спросила Тамара.
– Немного завидует, – призналась Ада. – Но он переживет.
– Он за тебя не волнуется?
Ада обдумала вопрос, пока они перебирались вдоль веревок. – Возможно. Но он знает, что другого такого шанса у меня не будет. В смысле, я ведь не поведу Бесподобную назад, к родной планете, верно? И никогда не увижу в небе что-то по-настоящему важное.
– Наблюдениями ты сможешь заниматься еще дольше меня, – укоряюще прожужжала Тамара.
– Возможно. Но что может превзойти Объект?
– То, что станет для нас настоящим сюрпризом, – предположила Тамара. – Мы только-только начали использовать инфракрасный свет.
– На момент запуска Бесподобной, – задумчиво произнесла Ада, – каждый, должно быть, чувствовал гордость за то, что несет на своих плечах целый мир. И я верю, что, если мы когда-нибудь вернемся назад, то к поколению, при жизни которого это случится, будут относиться, как к настоящим героям. Но что ты можешь сделать, если родился во всей этой неразберихе на полпути и твое слово ничего не значит? Если в тебе есть достаточно честолюбия, ты можешь провести всю жизнь, мечтая об открытии «вечного пламени». Что же касается остальных…, то нам приходится как можно усерднее голодать, вносить крошечный вклад в Величайший Проект и стараться довольствоваться своей жизнью, пока не родятся дети.
Тамаре такой взгляд на вещи показался довольно мрачным. – Если не считать жизни впроголодь, то разве все было бы совершенно иначе, родись мы планете наших предков, в эпоху до гремучих звезд?
Ада наклонила голову в знак согласия с ее словами. – В больших городах людей было больше, чем на Бесподобной, но сколько людей ты можешь повстречать за свою жизнь? И если бы я путешествовала от города к городу на грузовике или поезде, то вместо того, чтобы упиваться собственной свободой, могла бы провести всю дорогу, разглядывая небо и мечтая о том, чтобы оказаться в летящей ракете.
– Довольно скоро ты и так начнешь колесить между городами, – пошутила Тамара. Объект, скорее всего, не был населен, но согласно последним измерениям, по размеру был сопоставим с самой Бесподобной. – В твоем распоряжении лучшее, что есть в обоих мирах.
– Я знаю! – сказала Ада. – Поверь, я понимаю, насколько мне повезло. Я не только смогу на какое-то время сбежать из этой тюрьмы, но и само мое путешествие в конечном счете может принести какую-то пользу. Аддо это понимает – вот почему он никогда не станет просить меня отступиться от своей цели.
Тамара молчала. Они дошли до развилки, после которой их пути расходились.
– А с твоим ко все иначе? – спросила Ада.
– Я над этим работаю, – сказала Тамара. – Прямо сейчас он видит в этом только угрозу, но я уверена, что в конце концов смогу его переубедить.