Ялда сидела на своей скамейке на навигационном посту и, то и дело поглядывая на часы, которые висели на противоположной стене позади Фридо и Бабилы, ждала, когда аналогичные часовые механизмы откроют топливопроводы и воспламенят внутренности горы.
Двигатели, которым предстояло поднять Бесподобную, управлялись тремя дюжинами дозирующих камер, распределенных по всему диаметру горы. Внутри каждой камеры была расположена система механизмов и гироскопов, регулирующих поток либератора на пути к нижележащему соляриту с учетом как общего плана полета, так и точной настройки баланса сил, необходимой для того, чтобы во время набора высоты ракета не перевернулась и не отклонилась от курса. За каждой дозирующей камерой следила пара механиков, готовых произвести несложную корректировку или ремонт механизма; кроме того, с помощью системы сигнальных веревок можно было позвать на помощь одного из ближайших – а в случае необходимости и дальних – соседей.
За последний год механики и навигаторы отработали способы реагирования на дюжины аварийных ситуаций. Первые сценарии написали Евсебио и Фридо, затем к ним присоединились Ялда и инженер из Красных Башен по имени Бабила; работа завершилась лишь после того, как были готовы планы на случай любой аварийной ситуации с шансами на выживание, которую они только могли себе вообразить, а протоколы были согласованы со всеми членами команды. Мастерски исполненные заводные фигурки, – шутила Ялда, – могли бы сделать всю работу за них, но тогда им потребовались бы новые протоколы – на случай, если эти фигурки сломаются.
– Зажигание через два маха, – объявил Фридо, как будто больше никто не следил за часами. К этому моменту Плацдарм уже должен был опустеть, а последний поезд – давно направляться в сторону Зевгмы; до пункта назначения он, впрочем, доберется уже после того, как пламя поглотит дальний конец железной дороги. Если бы кто-нибудь приложил ухо к пассивитовым рельсам, то, вероятно, смог бы услышать запуск еще до того, как вибрация доберется до них по менее плотным, неоднородным слоям нижележащих горных пород. Бесподобная бесшумно поднимется над горизонтом Зевгмы, яркая, как Гемма на восточном небе; грохот земли и свист воздуха последуют позже. Стоя на балконе вместе с Лидией и Дарией, Валерия и Валерио, наверное, помашут своей тетушке на прощание. Евсебио все еще будет в поезде, направляющемся на запад; Ялда подумала, что он, должно быть, забронировал для себя весь задний вагон – ради того, чтобы увидеть запуск.
– Один мах.
Ялда ощутила внезапное инстинктивное желание сбежать, или совершить какой-нибудь акт насилия, или обратиться к кому-нибудь с мольбой – лишь бы избавить себя от нависшей угрозы. Но думать о возвращении на твердую землю было уже поздно – теперь это было не под силу даже всемогущей властительнице Бесподобной. Предыдущий рубеж Фридо позволил себе обойти молчанием: остановить запуск можно было не позже, чем за три маха до зажигания. Передача приказа с помощью сигнальных веревок до самого края горы могла занять всего-навсего полтора маха – при условии, что все будут действовать быстро, без задержек и сбоев, – но выбирая точку невозврата они решили перестраховаться. Если сообщение получат не все, а только часть дозирующих камер, в то время как остальные будут запущены согласно расписанию – хуже варианта даже представить невозможно.
– Шесть пауз.
На этой отметке Ялда снова легла на свою скамейку и крепко пристегнулась – точно так же, как во время тренировок. После гибели Бенедетты никто не пытался повторить или довести до совершенства ее достижение, однако двум древесникам, находящимся под воздействием сильного успокоительного, удалось пережить аналогичные полеты; когда действие препаратов прошло, они были рассержены, но физически невредимы. Было доказано, что путешествие сквозь космическую пустоту само по себе не представляет какой-либо угрозы для жизни. А поскольку наиболее рискованная часть полета – приземление – откладывалась на неопределенный срок, шансы Бесподобной были не так уж и малы. Единственное отличие от испытательных полетов заключалось в масштабе путешествия.
– Три, два, один, – отсчитал Фридо.
В этот момент по всей горе уже должно было начаться открытие топливопроводов, по которым либератор будет просачиваться сквозь щели в твердолитовой оболочке, защищавшей горючее. Ялда повернула голову, чтобы взглянуть на часы; прошло всего две паузы, а серому порошку – прежде, чем он достигнет обнаженного солярита – предстояло преодолеть немаленький путь. Бабила взяла на себя отсчет времени по спуску либератора: «Пять. Шесть. Семь».
Ялда напрягла свой тимпан.
– Восемь.
Не прошло и высверка, как волна давления со свистом ударила сквозь толщу пород. Через скамейку Ялда почувствовала первые настойчивые толчки, исходившие от ближайших точек зажигания, затем к ним стало присоединяться грохотание других двигателей, пока, наконец, самые дальние из них не добрались до ее тела, обрушив на него свою назойливую бомбежку. На мгновение она, оторопев, не смогла заметить каких-либо изменений в собственном весе – ее кожа сообщала лишь о вибрациях скамьи, – но затем, попытавшись поднять руку, ощутила явное сопротивление – достаточно слабое, чтобы легко преодолеть, но достаточно сильное, чтобы развеять ее страхи. Если бы двигателям не хватило мощности, чтобы оторвать гору от земли, ничего подобного она бы не почувствовала. Никакой размах тщетного пламени и неистовства, никакие удары и встряски не смогли бы подделать этот чудесный почерк подлинного ускорения.
Спохватившись, Ялда проверила показания весов, которые стояли рядом с ней и были изолированы от дрожащего пола с помощью рамы, поглощающей вибрации. Груз из отполированного твердолита весом в одну скупь растянул пружину почти вдвое от первоначальной величины, что примерно соответствовало ожидаемой силе тяги. Сомнений не было – Бесподобная набирала высоту, все быстрее и быстрее возносясь в небо.
По каюте циркулировал прохладный воздух; система охлаждения работала без сбоев. Мало того, что гора не превратилась в кучу дымящихся обломков и не осталась на земле, накапливая тепловую энергию, пока от нее не загорится вся планета – пассажиры, по всей видимости, тоже не сгорят в ней заживо.
Облегчение сменилось приятным возбуждением. Ялда попыталась представить, как происходящее выглядело с земли: как пламя вырывается из дыры, которая осталась на месте вырванной из земли горы; как раскаленный газ и разгоревшаяся пыль закружили над равниной, поглотив пустые здания Плацдарма. Если сейчас у Ялды и был повод для зависти перед Евсебио – так это возможность увидеть ослепительно белую светящуюся полосу, расколовшую восточную часть неба, в то время как ей приходилось довольствоваться лишь трясущейся пещерой, заполненной красным светом. Впрочем, не важно; она напишет ему письмо и позаботится о том, чтобы его высекли в камне, сохранив на века: Ты видел запуск во всем его великолепии, зато когда я посмотрела на твой мир сверху вниз, то увидела лишь маленький камешек.
Каюта содрогнулась; Ялду отбросило в сторону, но ремни ее удержали, хотя вся эйфория тут же испарилась. Она взглянула на гироскопы в центре комнаты и попыталась как-то истолковать их вибрации. Вместе с Фридо и Евсебио она рассчитала движение этих устройств на случай любой мыслимой катастрофы, но теперь в ее разуме царила пустота, и ей не удавалось соотнести увиденное ни с одним из известных ей прогнозов.
Бабила привлекла ее внимание последовательностью символов, изображенных на ладони вытянутой руки: Один двигатель отказал, но мы выправили курс. Звучит разумно – если бы ракета не восстановила равновесие и гора начала опрокидываться, оси гироскопов бы заметно отклонились от первоначальных отметок. Машины, управляющие подачей топлива, обнаружили, что ракета вот-вот отклонится от курса, и в дело вступили механизмы, ответственные за компенсацию.
Не сработал один топливопровод из трех дюжин. Не хуже, чем доля новичков, отказавшихся от полета. Пока двигатели выдают дополнительную тягу, пытаясь преодолеть притяжение планеты, механики, отвечающие за топливопровод, не станут даже вставать со своих скамеек, чтобы заняться ремонтом. Речь не шла об аварийной ситуации – подобный сбой был предусмотрен заранее. Можно было подождать еще шесть курантов, пока их вес не вернется в норму.
Ялда сверилась с часами; прошел один курант. К этому моменту Бесподобная должна была достичь высоты примерно в один край. Ей не хватало окна – и какой-нибудь магии, которая бы позволила им воспользоваться, наделив ее способностью видеть сквозь пламя – но даже те, кому повезло оказаться в самых высоких наблюдательных камерах, смогут увидеть лишь отдаленный горизонт, который будет становиться все тоньше и тоньше, пока его полностью не скроет из вида яркое свечение выхлопных газов. Когда траектория ракеты изогнется настолько, что они смогут оглянуться назад и посмотреть на место старта, мир и правда сожмется до размеров камешка.
Каюта снова накренилась; рывок, от которого к горлу подступала тошнота, внезапно сошел на нет. Придав своему телу устойчивое положение, Ялда с тревогой взглянула на гироскопы; ракета продолжала лететь ровно. Это заглох второй двигатель или самопроизвольно заработал первый? Даже два сломанных двигателя не угрожали их устойчивости, но если они продолжат глохнуть в том же темпе, опасности не избежать. Чтобы ни произошло, механики на месте аварии сейчас уже должны были встать со своих скамеек, произвести осмотр и доложить о результатах.
Ялда взглянула на Фридо; он кратко сигнализировал: Терпение. Навигаторы не смогут ничего предпринять, пока не получат больше информации. Бесподобная по-прежнему находилась под контролем, а скорость подъема примерно соответствовала запланированной. Если удача их не покинет, то через два куранта они достигнут точки, в которой можно будет заглушить все двигатели, не опасаясь упасть на землю. Двигаясь по широкой, медленной орбите вокруг Солнца, они смогут оценить ситуацию и произвести необходимый ремонт. Какой бы удручающей ни оказалась эта заминка, лучше потерять время и отчасти пожертвовать своим моральным состоянием, чем позволить Бесподобной превратиться в летящий по спирали фейерверк.
В третий раз ракета пошатнулась и снова восстановила равновесие. Ялде чувствовала себя так, будто снова оказалась на пешеходном мосту, перекинутом через траншею, парализованная видом бездны, открывшейся у нее под ногами – в то время как поддерживающие ее веревки лопались одна за другой прямо у нее на глазах. Где же отчеты от механиков? Она пристально смотрела на выстроившиеся в ряд самописцы, соединенные с сигнальными веревками. Несмотря на то, что эти устройства не использовались за пределами Бесподобной, на этапе строительства они оказались просто незаменимыми. Непосредственно друг с другом были соединены только смежные камеры; сообщения для более отдаленных адресатов передавались путем ретрансляции от оной камеры к другой. Конкретно эти устройства были тщательно испытаны – в последний раз это было сделано, когда механики добрались до своих станций перед запуском ракеты.
Наконец, один из самописцев начал извергать сообщение. Бабила могла прочитать его, не вставая со скамьи; она схватила конец ленты и еще до того, как сообщение было окончено, хмурясь, стала пристально разглядывать надпись. Добиться того, чтобы устройство печатало настоящие символы было довольно сложно, поэтому они разработали и выучили наизусть простой код, который можно было передавать, дергая за одну из двух веревок.
– От камеры №4, – написала она на своей ладони, растянув руку, чтобы вместить больше слов. – Топливопровод остановлен. Ожидаем. Камера №4 располагалась у края; до них сообщение дошло через двух посредников.
Это была первая авария, в ответ на которую механик в соответствии с протоколом должен был произвести осмотр после того, как тяга уменьшится и по ракете будет легче передвигаться. Но практически следом пришло второе сообщение. От камеры №3. Топливопровод остановлен. Выясняем причину.
Третья камера также находилась у края горы, в непосредственной близости от четвертой. Какая причина могла вызвать аварии, – размышляла Ялда, – в смежных камерах? Неужели пыль от строительного мусора – которую каким-то образом не заметили во время всех осмотров – из-за вибраций выбралась из своего укромного места и разлетелась по воздуху?
Правда, особого смысла в этом не было. Достаточно крупные обломки могли заклинить механизм – и тем самым задержать первоначальное открытие топливопровода – но Ялда могла с уверенностью сказать, что в машине не было таких частей, которые – попади на шестерни грязь – могли бы закрыть топливопровод после того, как он открылся.
Сначала камера №4, теперь камера №3… она не собиралась дожидаться, когда до нее дойдет информация о месте третьей аварии. Она подняла руку, подавая Бабиле знак. – Сообщение для камеры №2 и всех соседних камер: произвести полный осмотр.
Бабила приступила к передаче сообщения. Фридо поймал взгляд Ялды.
– Саботаж? – спросил он. Его лицо выражало неверие. Подобного сценария они не предусмотрели.
– Просто проявляю осторожность, – ответила она. Какова бы ни была причина первых двух аварий, гипотезу о том, что их близость не была простым совпадением, проверить не помешает.
Ялда повернула голову к часам; через пару махов они достигнут первой космической скорости. В соответствии с протоколом, три аварии были максимально допустимым пределом; еще одна – и ей придется заглушить все двигатели, как только это не будут угрожать безопасности, и позволить Бесподобной лечь в дрейф вокруг Солнца, пока им не удастся найти и устранить причину неполадки.
Заработал второй самописец. Он находился вне досягаемости Бабилы, поэтому, расстегнув страховочный ремень, она направилась к нему, ступая по полу тяжелыми шагами и делая остановки, чтобы усилить свои ноги дополнительной плотью из туловища. Когда она начала читать сообщение, ее тимпан резко вздрогнул, как будто она не смогла сдержать свою беззвучную ругань. Затем, отвернувшись от машины, она написала у себя на груди: От камеры №4. Замечен нарушитель. Преследуем.
Ялда и Фридо помогли ей распространить эту новость – в первую очередь, к тем камерам, которые были расположены рядом со второй, но еще не получили сообщение. Веревочная система опережала любого пешего курьера, но даже она начинала казаться безнадежно медленной и громоздкой.
Когда дело было сделано, Ялда встала рядом с самописцами, раздосадованная и сбитая с толку. Нарушитель? Смириться с этой мысль было не просто само по себе, но Ялде, учитывая ее роль, приходилось особенно тяжело. Ей бы стоило бегать по дозирующим камерам, пытаясь поймать диверсанта, а не сидеть сложа руки, разыгрывая из себя почтового служащего.
Через шесть курантов после зажигания – в точном соответствии с расписанием – оставшиеся топливопроводы подтвердили свою идеальную работоспособность, снизив ракетную тягу с двух g до одного, одновременно обеспечивая мягкую балансировку, компенсирующую заглохшие двигатели. Сейчас Бесподобная находилась в четыре раза дальше от центра мира, чем в момент старта – и двигалась в пять раз быстрее, чем требовалось, чтобы неограниченно продолжать набор высоты. С точки зрения астрономов, следящих за полетом с земли, путешествие должно было выглядеть совершенно нормальным. Но если заклинит еще хоть один топливопровод, об их неприятностях узнает весь мир.
Ялда осторожно расслабила свой тимпан; стук двигателей по-прежнему был неприятным, но вполне сносным.
– Думаю, мы снова можем говорить, – прокричала она своим коллегам.
Что? – написала у себя на груди Бабила.
Ялда повернулась к Фридо. – И кто же главный претендент на роль организатора диверсии?
По выражению лица Фридо было ясно, что он понимает, кого Ялда имела в виду, хотя саму идею он все равно воспринял в штыки. – Шесть гроссов погибших, ни в чем не повинных людей…?
– Если за этим стоит Ачилио, то он явно не убить нас пытался, – ответила Ялда. – В противном случае целью его диверсантов стали бы гироскопы; он мог уничтожить Бесподобную, когда она едва оторвалась от земли, и устроить из этого грандиозное шоу для все, кто наблюдал за запуском из Зевгмы.
– Так он хотел, чтобы мы дрейфовали в космосе? – предположил Фридо. – Чтобы мы, деморализованные отказом двигателей, кружились по орбите пока не разберем все топливопроводы и не проверим каждую деталь по дюжине раз? Все остались в живых, но этой заминки будет достаточно, чтобы поставить Евсебио в неловкое положение.
– А кто такой этот Ачилио? – спросила Бабила.
– Один из Советников Зевгмы, – устало объяснила Ялда. – Его дед и дед Евсебио кое-что не поделили в сфере бизнеса –
Бабила прервала ее, подняв руку. – Меня не волнуют распри чьих-то там прародителей. Мы знаем его имя и должность – людям, которые вернутся обратно, этого должно хватить, чтобы найти его и убить.
– Верно, нам нет никакого дела до их варварских междуусобиц, растянувшихся на несколько поколений, – сказала Ялда.
Ожил один из самописцев; Ялда сделала шаг вперед и приступила к расшифровке сообщения. – От четвертой камеры, – прочитала она. – Нарушитель пойман. Утверждает, что он один. Ведем его к вам.
Спустя полсклянки в каюту навигационного поста вошли четверо механиков. Пия, Дельфиния и Онеста шли единой колонной, держа пленного на своих плечах; чтобы удержать его, они отрастили дополнительные руки, хотя освободиться он, кажется, и не пытался. Четвертый механик, Северо, был слишком мал ростом, чтобы присоединиться к их формации, поэтому шел перед женщинами в качестве караульного.
Механики бросили свою ношу перед навигаторами; диверсант, опустив голову, сидел, скорчившись на каменном полу. На нем не было именного жетона, но Ялда была почти уверена, что узнала его.
– Нино?
Он не ответил. Ялда присела на корточки, чтобы лучше разглядеть; это был он. Она все еще помнила, как выдавала ему жетон перед той многозначительной речью Евсебио.
– Зачем? – с недоумением и злостью спросила она. Нино был свидетелем крушения Бенедетты, но несмотря ни на что, решил остаться в команде; она сочла это знаком его преданности. – Что тебе предложил Ачилио?
При упоминании имени Нино мигнул ей задними глазами, практически подтверждая ее догадку. – Кто-нибудь еще из его людей здесь есть? – спросила она.
За шумом двигателей ответ Нино было не разобрать. – Говори громче, – закричала Ялда. – Кого еще он завербовал?
– Я знаю только насчет себя, – настаивал Нино. – Если и были другие, мне о них не рассказывали.
Ялда обратилась к механикам. – Вы отлично потрудились. Но сейчас вам следует вернуться на свои посты; мне бы не хотелось оставлять топливопроводы без охраны.
– А вы уверены, что справитесь с ним? – спросила Дельфина. – Бегает он быстро. Не помешает клейкая смола.
Клейкая смола? – Мы не выпустим его из его комнаты, – сказала Ялда. – Пожалуйста, займитесь охраной топливопроводов.
Когда они ушли, Ялда села на пол перед Нино. – Скажи мне правду, – стала упрашивать она. – Здесь есть кто-нибудь еще? Ты тоже рискуешь жизнью, если Бесподобная пострадает.
– В соседней каюте есть инструменты, – мрачно заметила Бабила. – Фридо мог бы за ними сходить.
– Инструменты?
– Отвертки, стамески, шила, – пояснила Бабила.
– Просто… дай мне с ним поговорить, – сказала Ялда.
Она снова повернулась к Нино. – Давай сначала. Если хочешь, чтобы мы тебе поверили, придется все рассказать.
Нино не поднимал глаз. – Я вам солгал, – признался он. – У меня есть дети.
Ялда припоминала, как он утверждал, будто его ко умерла еще в юности, хотя сама этим словам не верила с самого начала; она решила, что он просто бежал от давления общества, не желая растить собственную семью. – Так зачем их бросать?
– Гемма уничтожила мою ферму, – сказал он. – А я и без того задолжал денег. Советник сказал, что оплатит мой долг – и заплатит моему брату достаточно, чтобы он смог присмотреть за детьми.
– В обмен на что?
– Сначала я должен был вступить в вашу команду и… собирать для него сведения. – Голос Нино дрогнул, хотя Ялда и не могла сказать наверняка, стыдился ли он своих поступков или просто чувствовал себя неловко. – Я надеялся, что этого будет достаточно – что мне не придется самому лететь в пустоту. Но потом он передал мне инструкции, как перекрыть топливопровод, и сказал, что удвоит платеж, если Бесподобная заглохнет в течение склянки с момента запуска.
– Как он разузнал подробное устройство топливопроводов? – Ялда забыла, где именно должен был работать Нино, но он точно не проходил обучение на механика.
– Не знаю, – ответил Нино. – Советник знал об этой ракете больше, чем я сам. Скорее всего, у него были и другие шпионы.
– Где именно? – надавила Ялда. – Среди строителей или путешественников?
– Не знаю, – без обиняков произнес Нино.
– Как именно ты заклинил топливопровод? – спросила она.
– С помощью этого. – Он открыл два кармана и вытащил несколько маленьких камешков. – Я зажал их под рычагами аварийного отключения для баков с либератором. Мне велели застопорить как можно больше топливопроводов, пока механики не получат приказ об остановке всех двигателей.
В каждой дозирующей камере таких рычагов было несколько – и некоторые из них располагались вдали от постов, на которых находились механики. Камеры были настолько загромождены оборудованием, что войти и выйти незамеченным было не таким уж сложным делом – особенно если все остальные в это время не вставали со своих скамеек.
Ялда взяла у него один камень. Это была разновидность мягкого пудрита: мелкий песок осыпался с него прямо у нее в руках. Зажатый под рычагом, он бы в скором времени просто раскрошился и выпал. Если бы Нино не поймали с поличным, они бы, вероятно, никогда и не узнали, что произошло на самом деле, и в итоге пришли бы к выводу, что неисправность заключалась в самих топливопроводах.
– И что потом? – спросила она.
– Потом – ничего, – ответил Нино. – Если бы меня не поймали, я должен был снова влиться в коллектив – просто вернуться на свою станцию и делать свою работу.
– То есть покончив с диверсией, ты был бы готов добросовестно выполнять свои обязанности? – с сарказмом спросила Ялда. – Снова стать частью команды?
– Я никому не хотел причинять вреда! – с негодованием возразил Нино. – Бесподобная должна была какое-то время дрейфовать в космосе – и на этом все. Советник получил то, что хотел – так с чего бы мне проявлять к вам враждебность?
– Каковы бы ни были твои мотивы, – сказала в ответ Ялда, – с тех пор, как мы взяли тебя в команду, ты видел более чем достаточно, чтобы понимать, насколько это опасно. Только не делай вид, будто ни разу не задумывался о том, что мог всех нас погубить.
В ответ на обвинение Нино раздраженно напрягся, но его молчание продолжалось слишком долго, чтобы в итоге завершиться возмущенным отрицанием. – Я спрашивал об этом у Советника, – наконец, признался он. – Он сказал, что вам бы повезло, если бы гора просто рухнула на землю.
– Повезло?
Нино поднял глаза и встретился взглядом с Ялдой. – Он сказал, что сама идея космического города – это безумие. Мало-помалу вы будете сталкиваться с разными проблемами – проблемами, которые не сможете решить без посторонней помощи. Пройдет поколение, и вы будете умирать от голода. Станете есть землю. Молить о смерти.
Ялда отправила сообщение в ближайшую строительную мастерскую, вызвав людей, которые обладали навыками, необходимыми для создания надежной тюремной камеры, но рассчитывала, что на дорогу сюда у них уйдет три дня – учитывая, что материалы им придется тащить самим. В качестве временной меры она перенесла продукты из кладовой, обслуживавшей навигационный пост, и приладила к дверце импровизированную щеколду, используя инструменты и запчасти из соседней дозирующей камеры. Навигаторы будут спать посменно, так что в каюте всегда будут бодрствовать как минимум двое из них – а придвинув кровать вплотную к дверце кладовой, она соорудила баррикаду и даже спящему дала возможность сыграть роль третьего охранника.
Бабила предложила препроводить Нино в верхнюю часть горы и позаботиться о его заключении в отдаленной кладовой – чтобы упрятать его как можно дальше от уязвимых частей ракеты, где можно было бы провернуть очередную диверсию, – но Ялда предпочла, чтобы он находился поблизости – на случай, если ей в голову придет какой-нибудь важный вопрос насчет плана Ачилио, который она по той или иной причине не смогла задать раньше. Согласно информации из его личного дела, Нино не учился в школе, но будучи опытным фермером, был обречен продолжать свою работу и на Бесподобной. И хотя у Ялды не было причин верить его словам, объяснение, которое он дал своим поступкам, показалось ей вполне правдоподобным – пусть даже он и приукрасил свой рассказ или опустил кое-какие детали, чтобы выставить себя в наиболее выгодном свете.
Когда шок и гнев стали угасать, Ялда, осознав, как именно сложились события, ощутила нечто вроде слабого, но пьянящего веселья. Бесподобная трижды споткнулась, но сумела удержать равновесие – и даже если само испытание не вызывало одобрения, его исход был достойным поводом для радости. Они доказали, что машины, от которых зависела их жизнь, по своей безотказности полностью оправдали их ожидания – да еще и сумели при этом посрамить своего врага.
Возможно, c ее и Евсебио стороны было глупо не предвидеть, что Ачилио способен зайти так далеко. Но что еще они могли сделать, чтобы себя защитить? Нанять людей, чтобы те объехали весь мир и проверили, что все члены экипажа говорят правду? С темпами набора путешественников это бы сотворило настоящее чудо – и не дало бы им никакой ценной информации, потому что каждая беглянка скрывала правду, имея на то веские причины.
Но если саботаж и правда ограничивался тем, что сделал Нино – жалкой пощечиной, которую им на прощание приготовил старый мир, – то это тоже было поводом для радости. Расставание, как говорила Дария, причиняет боль, но старым веяниям пора было уйти в прошлое.
– Мы не можем оставить его в живых, – сказал Ялде Фридо, изобразив слова у себя на груди. Возможно, он молчал, заботясь о чувствах заключенного – но с другой стороны, Бабила сейчас спала, да и им время от времени надоедало перекрикивать шум двигателей.
– И почему же? – Ялда не удивилась его совету, хотя и боялась, что рано или кто-нибудь выскажет эту мысль вслух.
– Как только мы получим от него всю возможную информацию, – ответил Фридо, – нашей главной задачей будет сдержать всех остальных подельников Ачилио. Если мы не сможем найти других агентов, то, по крайней мере, должны их настолько запугать, чтобы они ничего не предприняли.
Ялду его слова не убедили. – Как только нас станет не видно с земли, Ачилио потеряет к нам интерес. Какие бы неудачи на нас ни свалились, они не повредят репутации Евсебио, если останутся незамеченными. И даже если бы Ачилио хотел и дальше нас изводить, как засланные им агенты могут получить награду за выполнение его поручений, если она никоим образом не зависит от результата? – Она еще могла понять сделку, которую Ачилио заключил с Нино: пусть даже сам Нино никогда не узнает, сдержал ли Советник свое слово, зато его брат мог прийти к Ачилио со словами: «Все видели, как погасла ракета, так где же обещанные деньги?». Но если учесть, что Ачилио не пытался уничтожить Бесподобную во время запуска, ей с трудом верилось в то, что он мог пообещать деньги семье второго саботажника при условии, что Бесподобная никогда не вернется назад.
– Возможно, ты и права на этот счет, – согласился Фридо, – но даже если он и не пытался нас убить, в том, что он предатель, сомнений нет. Среди нас ему больше нет места. Нам придется его убить – на меньшее люди не согласятся.
– То есть если я откажусь, ты планируешь организовать восстание? – Ялда сомневалась, что сарказм, который она намеревалась вложить в свои слова, удастся передать с помощью одних лишь символов, но прокричав свой вопрос на фоне шума двигателей, уже не была уверена в том, что смена способа общения принесла ощутимую пользу.
– Я просто хочу сказать, что это ослабит твой авторитет, – прокричал в ответ Фридо.
– Значит, ради сохранения авторитета мне следует пойти на убийство?
Фридо всерьез задумался над ее вопросом. – Полагаю, это зависит от того, сколько, по твоему мнению, погибнет людей, если ты утратишь здесь контроль.
Я не тешу себя мыслью, что я единственный оплот здравомыслия, без которого Бесподобная собьется с пути, – сказала Ялда.
– Я этого и не имел в виду, – заверил ее Фридо. – Но всякий раз, когда власть переходит из рук в руки, возникает риск насилия – если, конечно, ты не уйдешь в отставку при первом же намеке на недовольство.
Ялда не знала, что на это ответить. Метил ли Фридо на ее место? Прошло меньше двух дней с момента запуска и меньше четырех – с тех пор, как Евсебио облачил ее этой ролью. Ялда видела в ней обузу до того нежеланную, что до этого момента и подумать не могла, будто кто-то будет гореть желанием занять ее место. Но если эта власть ей и правда настолько неприятна, то, может быть, ей следует от нее отказаться? Если бы Евсебио назначил Фридо правителем Бесподобной, она бы и слова против не сказала; почему бы не внести поправки в его решение, пока люди еще не слишком привыкли к текущему положению дел?
И тогда вместо того, чтобы умирать ради сохранения ее власти, Нино мог умереть, чтобы облегчить ей жизнь.
Наблюдательная каюта представляла собой неглубокую пещеру, вырезанную сбоку горы; со стороны безвоздушного пространства ее плотно закрывал наклонный купол, составленный из хрусталитовых панелей. Стоя на краю пещеры, Ялда заглянула вниз, вдоль склона, и убедилась в том, что равнины, над которыми некогда возвышалась гора, действительно исчезли. Подножие горы было окружено туманной, переливающейся через край, дымкой рассеянного свечения двигателей – оно будто предвещало наступление какой-то рассветной феерии – при том, что настоящее Солнце хотя и опустилось на невиданную доселе высоту, в этот момент неподвижно пылало над самим ореолом. Ялда вытянула руку и задними глазами увидела тень, которую она отбрасывала на крыше пещеры.
Окружавшие ее хрусталитовые многоугольники были покрыты выбоинами от ударов камней во время запуска; эти дефекты улавливали солнечный свет, создавая яркие, сбивающие с толку точки, которые отвлекали внимание от настоящего неба. Поиск цели стоил бы ей немалых трудов, если бы она заранее не знала, куда смотреть – примерно посередине между Солнцем и «горизонтом», который был косвенно очерчен полом каюты.
Невооруженным глазом она видела лишь тонкий месяц, обхвативший невыразительный диск серого цвета, но стоило взглянуть в теодолит, как темная сторона планеты открывала перед ней замысловатую мозаику оттенков. В нескольких крошечных пятнышках она узнала чистый свет пшеницы, но большая часть лесов и полей были так плотно переплетены друг с другом, что различить их было просто невозможно. Она подумала о том, как Туллия – которая не так уж давно посещала вершину этой самой горы – искала спектральные характеристики растений в других мирах.
Города с такого расстояния было не разглядеть. Как и крупные пожары; даже если на земле до сих пор дымился кратер, оставшийся на месте Бесподобной, доказательство, что запуск ракеты не породил очередную Гемму, было налицо. Ялда вздрогнула, представив на мгновение, каково было бы, оглянувшись назад, увидеть, что мир, защите которого они отдали столько сил, погиб в огне.
Она переписала показания со шкал теодолита, затем произвела наблюдения Геммы, внутренней планеты Пио и дюжины ярких звезд.
На расчеты ушло больше склянки, но результаты выглядели обнадеживающе: местоположение и ориентация Бесподобной довольно точно соответствовали величинам, указанным в плане полета, а с небольшими корректировками, которые она передаст в дозирующие камеры, корабль без проблем ляжет на идеальный курс.
Уходить Ялде не хотелось. Она снова направила телескоп на свой бывший дом, стараясь запечатлеть его незнакомый лик в своей памяти. На земле прощаниям не было конца, но теперь они действительно расставались навсегда.
Чувствуя нарастающую боль одиночества, Ялда попыталась смягчить ее, встретившись с проблемой лицом к лицу. Будь у нее возможность взять с собой кого только пожелаешь, на ком бы она остановила свой выбор? Евсебио и Дарии бы хватило, чтобы составить ей компанию, – решила она; Лидию с детьми, Джорджо со его семейством, Лючио и всех остальных лучше было оставить дома. Если бы все, кто ей небезразличен, присоединились к этому путешествию, Ялде бы, вероятно, захотелось и вовсе распрощаться с мыслью о том, что Бесподобная однажды вернется домой, удовольствовавшись тем, как эта немногочисленная и самодостаточная группка счастливых, огражденных от опасностей людей бесцельно плывет в космической пустоте, крепко зажмурив свои задние глаза.
Удовлетворенная тем, что критическая ситуация миновала, и новые диверсанты навряд ли объявятся в ее отсутствие, Ялда решила совершить непродолжительный вояж к верхним ярусам горы. До нее дошли новости о мелких повреждениях в веревочной сети, и хотя ремонт, согласно отчетам, продвигался без каких-либо проблем, с положением дел ей хотелось ознакомиться самой.
В одной из дозирующих камер, контролирующих двигатели второго яруса, во время запуска обвалилась часть потолка; в это время в камере было пусто, поэтому никто не пострадал. К моменту появления Ялда рабочая бригада все еще перетаскивала обломки, а Палладия – бывший горный инженер, принимавшая участие в проекте на этапе строительства – оценивала размеры повреждений на месте обвала и вырабатывала планы по установке новой опорной колонны.
– Вы сможете исправить это за пять черед? – спросила у нее Ялда. Второй ярус не будет пущен в ход так скоро, но помимо замены поврежденных частей механизм топливопровода придется почистить, осмотреть и проверить – а сделать это во время строительных работ не представлялось возможным.
– Три череды, – пообещала Палладия. Ялда обвела взглядом камеру: женщины и мужчины, вооружившись ручными тележками, лопатами и метлами, собирали все, начиная от обломков твердолитового покрытия размером с кулак и заканчивая безобидными, на первый взгляд, разводами порошкообразного солярита, просочившегося сквозь разломанный потолок из окружающей жилы. Если бы прорвались баки с либератором, слово «безобидный» стало бы явно не к месту.
– Мне кажется, возможность взяться за ремонт поднимет моральный дух, – задумчиво произнесла Палладия. – Тот, кто лично приложил руку к ремонту дома, уже не останется безразличным к его судьбе.
– Возможно, вы и правы, – сказала Ялда. Никто не хотел чувствовать себя мышью в клетке, которую Евсебио запустил в космическую пустоту – племенным животным, которое оказалось здесь ради одних лишь достижений своих потомков из далекого будущего. – Но лично я бы все-таки не стала излишне на это надеяться.
– Сжимающие силы, которые мы испытали во время старта, больше не повторятся, – ответила Палладия, – а вот когда гора полностью потеряет свой вес, начнется эксперимент, который мы до этого еще не проводили.
Когда рабочие устроили перерыв на обед, Ялда села, чтоб поесть вместе с ними, а потом присоединилась к одной из групп для короткой игры в шесть костей. Кладовые на каждом уровне были заполнены караваями – и холином, который женщины передавали друг другу без всякого зазрения совести, как какую-нибудь приправу. Немногочисленные мужчины на борту, многие из которых находились в сопровождении своих ко, по-видимому, не испытывали особых неудобств, попав в это новое и необычное окружение, и даже если кто-то испытывал сожаление о разорванных узах, здешний товарищеский дух, несомненно, притуплял боль расставания.
После обеда разбор завала продолжился, но из-за разницы во времени Ялда, в отличие от здешних рабочих, отчаянно нуждалась во сне. Проснувшись, она пожелала Палладии и бригаде рабочих и продолжила свое долгое и утомительное восхождение.
Освещенный мхом лестничный пролет у нее над головой тянулся без конца и края, и сколько бы Ялда ни поднималась, вид ее окружал практически один и тот же. Повреждения не коснулись двигателей на более высоких ярусах – во всяком случае, их поверхностный осмотр ничего не выявил, а более пристальное изучение можно было отложить до тех пор, пока второй ярус не удастся привести в идеальную форму – так что бродить в этих пустынных камерах ей было ни к чему. До нее по-прежнему доносился шум нижних двигателей, но расстояние лишило его раздражающих нот, не оставив почти ничего, кроме успокаивающего жужжания.
Оставшись в одиночестве, она проводила время, мысленно перебирая длинный список всего, что вызывало у нее беспокойство. Смогут ли эти беглянки добиться большего успеха в воспитании детей, рожденных своими подругами, чем она – в случае с детьми Туллии? По крайней мере, дети, оставшиеся без отца, не станут здесь меньшинством, подвергаемым всяческим издевкам – но если бы это было решающим фактором, то какая судьба ждет немногочисленных детей, рожденных от отца? Кроме того, в будущем неизбежно должен был произойти определенный переход – восстановление баланса полов в последующем поколении, за которым последуют новые проблемы. Бесподобная стала подарком для беглянок, но отсюда бежать было уже некуда. Единственная надежда для их детей – это настолько глубоко привить им принцип автономии, чтобы ни у кого не осталось оснований бояться собственных ко.
Добравшись до первого уровня над самым верхним ярусом двигателей, Ялда отодвинула засовы на защитной двери и покинула лестничную клетку; короткий туннель, в котором находилось еще три группы дверей, привел ее к краю большой пещеры. Древесникам незачем было покидать самое удобное для них место на всей Бесподобной, но Ялде все же не хотелось, чтобы сбитое с толку животное буйствовало где-нибудь в дозирующих камерах этажом ниже.
Она стояла посреди кустов, наблюдая за соседним деревом – одна из веток задрожала, когда по ней, преследуя зудней, пробежала пара ящериц. В создание этого глубинного леса было вложено столько труда, что после того, как в нем появились первые признаки благоденствия – задолго до старта – она чувствовала себя так, будто им уже удалось перенести целый мир в пустоту космоса. Но даже если эти чувства были преждевременными, то запуск ракеты, во всяком случае, не нанес лесу вреда; деревья оказались достаточно выносливыми, а ящерицы казались такими же энергичными, как и всегда. Она бы не стала искать древесников, чтобы расспросить их об их самочувствии, зная, в каком настроении были эти существа после испытательных полетов – однако ускорение в этих полетах превышало ускорение на Бесподобной, а древесники, тем не менее, остались целы и невредимы.
Слабый запах разложения, который ощущался в этом месте, не был в точности похож ни на один из запахов, который Ялда помнила из своего детства, а фиолетовый свет, отражавшийся от потолка, вызывал не столько ностальгию, сколько суеверный страх. Тем не менее, людям, пожалуй, будет полезно время от времени приходить сюда, чтобы вспомнить – или, в случае будущих поколений, представить – тот мир, из которого был выхвачен этот маленький и несовершенный образец многообразия жизни.
Ялда не получала отчетов об ущербе, причиненном фермам, но, тем не менее, остановилась у одной из пшеничных пещер, чтобы осмотреть растения своими глазами. Как и расположенный под ним лес, это поле было создано несколько лет тому назад, и раз уж ему удалось пережить кратковременное увеличение гравитации, за его процветание можно было не опасаться. Половина красных цветков были открыты и сияли здоровым светом, в то время как другая половина дремала. Одиноко прохаживаясь между рядами пшеницы, она время от времени замечала надломленный стебель или растрепанный цветок, но ни одно из растений не было вырвано с корнем. На ферме ей доводилось видеть поле и в более плачевном состоянии – после нескольких порывов сильного ветра.
В одном из медицинских садов обвалился потолок, поэтому именно здесь Ялда сделала очередную остановку. По мере того, как она углублялась в туннель, ответвившийся от лестничной клетки, желтовато-серое свечение мха сменялось более разнообразной палитрой света, исходившего от леса, и ее первый беглый взгляд уловил насыщенную и красочную мозаику растений, охвативших собой всю пространство пещеры. И лишь добравшись до входа, она увидела кучу обломков с левой стороны и где-то дюжину людей, которые пытались расчистить ее, не наступив на драгоценные кустики.
Ялда подошла к ним поближе и громко поздоровалась. Каждый из присутствующих вежливо ответил на ее приветствие, но лишь один из работников решил не ограничиваться одним лишь почтительным кивком.
– Ялда! Привет!
– Фатима?
Фатима подошла к ней, осторожно пробираясь через обломки и раздавленные растения.
– Никто не ранен? – спросила Ялда.
– Нет, когда это случилось, мы все были в общежитии.
– Ничего себе. – Ялда взглянула на потолок, от которого отвалился кусок размером с небольшой дом; они находились выше соляритовой толщи, поэтому стены не нуждались в защитном покрытии, однако естественное минералообразование, обнаженное в процессе раскопок, по-видимому, оказалось не таким устойчивым, как полагали инженеры. – А что с растениями?
Фатима указала на завал. – Раньше здесь рос солдатский лекарь. – Ялда был знаком этот кустарник с голубыми цветками, который разросся рядом с их фермой без всякого присмотра. Его смола способствовала заживлению ран, но один не слишком услужливый химик придумал, как сделать из нее клейкую субстанцию, которую так любили полицейские.
– Не стоит так уж сильно расстраиваться, – сказала Ялда. – Его полно в других садах, да и здесь он снова начнет расти через одну-две череды.
Но Фатима вовсе не выглядела подавленной из-за гибели кустов. – Наш мир правда остался где-то позади? – спросила она.
– Несомненно, – заверила ее Ялда.
– Ты видела его, когда оглянулась назад?
– Да. – Ялда не сомневалась: Фатима должна была прекрасно понимать, что если бы ракета не достигла космического пространства, они бы просто погибли – но теперь, когда все предметы вернули свой первоначальный вес, ничто в этой пещере с точки зрения ее ощущений не выдавало истинного положения дел. – Тебе стоит самой это увидеть. Всем вам. Кто руководит бригадой?
– Джоконда, – показала Фатима.
Ялда подошла к этой женщине и спросила, как продвигается работа, а затем договорилась в течение склянки устроить перерыв, во время которого все желающие могли вместе с ней посетить ближайшую наблюдательную каюту.
– Я бы и сама хотела взглянуть на наш мир, – сказала Джоконда. – Пока он не стал слишком тусклым.
Пока они ждали, Ялда помогала расчищать завал. Джоконда собиралась использовать обломки, чтобы устроить в саду несколько тропинок – покрыть голую землю между участками земли, которые в данный момент служили убежищем для семян – но более крупные камни придется раскалывать на части, а дорожное покрытие для тропинок – прикреплять к сетке, чтобы оно осталось на месте после того, как Бесподобная прекратит ускоряться.
Работа действовала расслабляюще, и команда, по-видимому, была в хорошем настроении. Как только начнутся занятия в школах, – решила Ялда, – эту летающую гору вскоре удастся обустроить не хуже, чем любой городок. Она никогда не сравнится с Зевгмой по ассортименту всевозможных кушаний – и ни один шоумен не приедет сюда на гастроли, – но это вовсе не означает, что местные жители не смогут придумать свои собственные блюда или развлекательные программы.
Наблюдательная каюта находилась не так уж далеко; до края горы отсюда было меньше путины, после чего короткий спуск привел их к пещере с прозрачным куполом, очень похожей на ту, что располагалась на этаже навигаторов. У Ялды не было с собой готовых координат, но ей все-таки удалось обнаружить крошечный полумесяц планеты, избежав излишне досадной задержки.
Садовники выстроились в очередь к теодолиту, а Ялда наблюдала за выражением их лиц в тот момент, когда они отходили в сторону – молчаливые и задумчивые. Сейчас главная цель Бесподобной была как никогда далека – место, куда они надеялись однажды вернуться, растворится и исчезнет в космической пустоте, и за всю свою жизнь они его уже никогда не увидят. Но Ялда не заметила следов отчаяния. Они больше не принадлежали старому миру, у них был собственный дом, который нужно было совершенствовать и защищать. А лучше всего было то, что даже после расставания они не стали ни беглецами, ни соперниками – ведь если Бесподобная добьется успеха, то и старый мир получит свою часть награды.
Когда все увидели то, ради чего пришли, Ялда показала им пустынный рельеф Пио, а затем – великолепный шлейф Ситы со всеми его цветами.
– Когда мы сможем увидеть ортогональные звезды? – нетерпеливо спросила Фатима.
– Еще не скоро, – ответила Ялда. – Пока что угол между нами и светом звезд почти не изменился. – Она оглядела каюту и всех присутствующих. – Может быть, вы хотели бы увидеть что-нибудь еще?
Одна из садовников, Калогера, жестом указала на оголенный склон горы за пределами купола. – Я бы хотела увидеть, как падает этот предатель Нино: как его сбросят с вершины горы и он полетит прямиком в пламя двигателей.
Ялда молчала, пока не затихли возгласы одобрения, и это дало ей время решить, что отвечать на эту реплику не стоит. – Мне пора идти, – сказала она. – Мне нужно сделать еще несколько осмотров. Желаю вам удачи с ремонтом.
Ялда вернулась на навигационный пост. В углу комнаты соорудили камеру, однако строители постарались придать ей незаметный вид – ее стена органично сливалась с первоначальной стеной комнаты, а дверь с тремя засовами была практически не видна. Открыв небольшой люк, Фридо и Бабила закидывали туда караваи, не обмолвившись с ее обитателем ни единым словом; экскременты пленника поедали черви, живущие в слое почвы, которым был покрыт пол, так что отпирать дверь не было необходимости.
Прошло два дня, прежде чем Ялда набралась смелости, чтобы отодвинуть засовы и войти в камеру. Они не истязали своего пленника тьмой; стены здесь так же, как и снаружи, источали красный моховой свет. Нино не был обездвижен и просто сидел в углу камеры; когда Ялда закрыла за собой дверь и подошла ближе, он не поднял на нее глаз.
Ялда села перед ним на пол. – Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спросила она.
– Я уже все сказал, – отрешенно ответил Нино. – Даже если есть и другие саботажники, Советник о них не упоминал.
– Хорошо. Я тебе верю. – С чего бы Ачилио стал рассказывать этому человеку что-то помимо инструкций, необходимых для выполнения поставленной перед ним задачи? – Ты во всем признался. И что теперь?
– Моя жизнь в твоих руках, – произнес Нино, не поднимая глаз.
– Может и так, – сказала Ялда. – Но у тебя наверняка есть и собственные желания?
– Желания? – Он произнес это слово так, будто это был бессмысленный лепет младенца.
– А если бы у тебя был выбор, – не унималась Ялда, – какая бы тебя ждала судьба?
Нино ответил не сразу. – Не слушать Советника. Не влезать в долги. Не видеть в небе второго солнца.
– Я не это имела в виду. – В своем воображении Ялда представляла этот разговор совершенно иначе. – Сейчас ты здесь; что сделано, то сделано – этого уже отменить. Но что дальше? Ты хочешь положить этому конец?
Нино был потрясен. – Никто не хочет умирать, – сказал он, подняв на нее глаза. – Я ожидаю такого исхода, но умолять о нем не стану. Я стыжусь того, что сделал, но я еще не окончательно растерял чувство собственного достоинства.
– Да? – Ялда развела руками, охватив его камеру. – И о каком же достоинстве здесь может идет речь?
Нино сверкнул на нее глазами, после чего коснулся своего лба. – У меня остался мой разум! У меня остались дети!
– Хочешь сказать, у тебя остались воспоминания?
– У меня есть свое прошлое, – сказал Нино, – и их будущее. Без второго платежа от Советника моему брату придется нелегко, но он все равно выложится на полную – я это знаю.
– То есть… ты будешь просто сидеть здесь и фантазировать о том, как они живут?
– С удовольствием – пока у меня будут оставаться силы, – дерзко ответил Нино.
Ялде стало стыдно. Она пыталась убедить себя в том, что предлагает ему милосердный выход, но, говоря по правде, подобная логика была столь же гнусной, что и логика Ачилио. Когда-то она и сама думала, что проведет в неволе всю оставшуюся жизнь, будучи убежденной в том, что никто, способный ей помочь, не стал бы даже задумываться о ее тяжелой участи. В темноте своей камеры, пока в сознании еще были свежи воспоминания о поддержке, которую ей оказывала Туллия, Ялда, ни много ни мало, отгадала форму космоса – но едва ли ей бы удалось надолго сохранить свою умственную дисциплину, лишившись всякой возможности общения. Пока что Нино тоже мог продержаться, полагаясь на свой разум – но вечно это продолжаться не будет.
Ялда оставила его в покое. Она стояла за своим столом, делая вид, будто изучает карту звездного неба, и не обращая внимания на вопросительные взгляды Фридо.
Какая обязанность лежала на ней перед экипажем Бесподобной? Обеспечить их безопасность – но убивать Нино для этого было вовсе не обязательно. Удовлетворить их желание отомстить? Многие будут рады увидеть его смерть, но разве она обязана потакать подобным желаниям?
А в чем ее обязанность перед самим Нино? Он был слаб и поступил глупо, но разве это лишало его права на жизнь? Когда Ачилио втянул ее в свою глупую вражду, ее собственная гордость стоила Антонии свободы. Кто она такая, чтобы заявлять, что Нино не заслуживал сострадания из-за тяжести своего преступления?
Но если она сохранит ему жизнь, этим дело не кончится. Заперев его в камере, она не сможет изгнать его собственных мыслей, притворившись, что не несет ответственности за его благополучие и душевное равновесие.
Она разглядывала карту, сосредоточившись на нескольких крестиках, которыми было помечено пространство вблизи начала траектории, уходившей за пределы карты. В чем ее обязанность перед будущими поколениями, которые последуют проложенным ей курсом? Дать надежду на правосудие не столь грубое, как у ее предшественников – когда благодаря нескольким прицельным взяткам и прихоти сержанта, любого человека можно было на всю жизнь упрятать за решетку. Ради них она была обязана стремиться к большему.
Ялда взглянула на Фридо. – Казни не будет, – произнесла она.
Фридо это не обрадовало, но по ее тону он понял, что спорить бессмысленно. – Решать тебе, – сказал он. – Не хочешь перевести его наверх?
– Нет, пока я здесь, – ответила Ялда.
– У тебя еще остались к нему вопросы?
– Нет. Ему больше нечего сказать об Ачилио.
Фридо был в замешательстве. – Тогда зачем его здесь держать?
Ялда заметила, что своими криками они разбудили Бабилу, но ей тоже нужно было это выслушать.
– Если я собираюсь лишить его свободы, то именно мне придется разбираться с последствиями. Мне надо будет придумать, как обеспечить его работой.
– Какой работой? – возразил Фридо. – Он фермер, а не ремесленник; не сделаешь же ты из его камеры мастерскую.
– Таких амбициозных планов у меня не было, – сказала Ялда.
Бабила поднялась с постели. – Тогда что?
– А с чего все начинают? – сказала Ялда. – Если мои данные верны, он никогда не посещал школу. Так что первым делом мы научим его читать и писать.