Зловещая долина. Глава 8

Адам сменил пункт назначения машины на центр Гардины. Он вышел у выстроившихся в ряд магазинов фастфуда и отправился на поиски публичного веб-киоска. Сначала он переживал насчет того, как лучше расплатиться, не оставив после себя слишком очевидных следов, но затем обнаружил, что в этом муниципалитете доступ в сеть был таким же бесплатным, как вода в общественных фонтанах.

Среди фактов, касающихся индустрии развлечений, не осталось ни единой крупицы информации, которая бы не была увековечена интернетом. Ради съемок своего сериала Колман переехал из Лондона в Лос-Анжелес; когда к нему вломился грабитель, он жил всего в нескольких милях к югу от того места, где сейчас находился дом Адама. Однако старик на тот момент проживал в Нью-Йорке; воспоминания подсказывали Адаму, что Калифорнию он впервые посетил лишь на следующий год. На ноутбуке, который он начал раскапывать в поисках информации, были файлы, датировавшиеся 90-ми годами, но они совершенно точно были скопированы с другой машины; сам по себе этот ноутбук никак не мог оказаться настолько старым, чтобы на нем сохранились удаленные письма с данными рейсов, забронированными тридцать лет тому назад – даже если старик по глупости не позаботился о том, чтобы хоть немного замести следы.

Адам отвернулся от покрытого щербинками проекционного экрана, подумав, не мог ли кто-то из прохожих заглянуть ему через плечо. Он терял связь с реальностью. Целью окклюзий могло оказаться всего лишь чувство возмущения, от которого так и не смог избавиться старик: не сумев смириться со случившимся – даже после смерти Колмана, даже после того, как его собственная карьера пошла в гору, – он вполне мог пожелать избавить Адама от этого бессмысленного, выбродившего гнева.

Таково было самое простое объяснение. Мысль о том, что старик мог убить Колмана, по-видимому, не приходила Остеру в голову – если, конечно, он не скрыл от Адама правду, – и если бы к нему наведывалась полиция, он бы наверняка упомянул об этом в разговоре. Если больше никто не считал старика причастным к убийству, был ли Адам вправе его обвинять – опираясь исключительно на форму и местоположение темной оспины утраченных воспоминаний, затерянных среди тридцати процентов, недоступных его мозгу?

Он снова повернулся к экрану, пытаясь придумать более показательную проверку своей гипотезы. Поток данных, передаваемых самой серой выгрузке, должен был находиться под защитой массивного файервола законов о неприкосновенности частной жизни, но конфиденциальность указаний, полученных техниками Лоудстоун, по мнению Адама, вызывала сомнения. Это означало, что даже если бы он нашел их в своем ноутбуке, такие данные едва ли бы можно использовать как основание для обвинений. Сформулировать запрос на стирание воспоминаний о том, что он вышиб Колману мозги, старик мог лишь одним способом – для этого ему пришлось бы вырезать все события, так или иначе связанные с этим деянием, на манер хирурга, который, вырезая раковую опухоль, решает пожертвовать как можно большим объемом ткани. С другой стороны, он мог отдать те же самые распоряжение только лишь затем, чтобы забыть как можно больше о том мрачном десятилетии – когда его нагрел Голливуд, когда Карлос оплакивал смерть женщины, заменившей ему мать, и когда он сам каким-то чудом смог едва-едва удержаться на плаву и дотянуть до 20-х, когда ему удалось начать все заново.

Адам вышел из киоска. Остер предостерегал его от одержимости – а ведь сейчас он больше других подходил на роль друга. Если бы в этой индустрии люди постоянно проламывали череп всем, кто окажется у них на пути, то рано или поздно не осталось бы никого, кто мог бы встать во главе.

Он вызвал машину и отправился домой.