Транспортер – небольшой летательный аппарат для перевозки личного состава, при помощи которого пассажиров доставляли между спутниками и орбитальными судами, – приближался к кораблю ганимейцев. Хант сидел в тесном пространстве между еще двумя грузными фигурами в скафандрах, на одной из скамеек, идущих вдоль стенок кабины; со своего места он видел встроенный в дальнюю стену небольшой экран, на который выводилось изображение приближавшегося к ним судна.
Вблизи возраст и изношенность корабля производили еще более сильное впечатление. Узоры обесцвеченных пятен, покрывавших его от носа до хвоста, были не до конца различимы с Ю-5 даже при сильном увеличении, но теперь стали отчетливо видны и местами напоминали камуфляжную раскраску из фильмов. Поверхность корабля была неравномерно усеяна круглыми ямами разных, хотя и не слишком больших, размеров: каждая из них была окружена вздувшимся ободком из округлого металла и по виду напоминала миниатюрный лунный кратер – казалось, будто корабль подвергся бомбардировке тысяч крошечных частиц, двигавшихся с колоссальной скоростью – настолько большой, что смогли пробить его оболочку и рассеять достаточно энергии, чтобы расплавить окружающее вещество. Либо корабль преодолел громадной расстояние, – подумал Хант, – либо КСООН предстояло еще много узнать о космосе за пределами Солнечной системы.
Сбоку Шапирона – теперь они знали, что именно так свой корабль называли ганимейцы – открылось прямоугольное отверстие, достаточно большое, чтобы через него мог пролететь транспортер. Внутри зажегся мягкий оранжевый свет, а примерно посередине одной из длинных сторон проема замигал белый маячок.
Когда транспортер осторожно повернулся, направляясь к открывшимся воротам, из интеркома раздался голос пилота: “Держитесь за сиденья. Мы идем на сближение без стыковочного радара, поэтому полагаться нам придется исключительно на зрение. Пока не совершим посадку, шлемы оставьте в держателях”.
Транспортер филигранными движениями прошел сквозь ворота, полагаясь на маневровые двигатели. Большую часть посадочного модуля занимал стоявший у внутренней переборки округлый корабль с черно-синим отливом. В оставшееся пространство врезались две больших и крепких на вид платформы, расположенных под прямым углом к главной оси корабля; на одной из них лежали два серебристых яйца, вторая же оказалась пустой, если не считать маяка, который был сдвинут ближе к краю, чтобы освободить больше места для посадки. Развернувшись вдоль нее, транспортер подлетел ближе и завис примерно в трех метрах над платформой; затем судно осторожно опустилось вниз и, наконец, остановилось.
Хант тут же почувствовал в происходящем некую странность, но ему потребовалось еще несколько секунд, прежде чем он понял, что именно его насторожило. То же озадаченное выражение застыло и на паре окружавших его лиц.
Кресло оказывало на него давление. Хант испытывал более или менее привычный вес, но не видел и намека на механизм, при помощи которого можно было бы достичь такого эффекта. В отдельных секциях Юпитера-5 гравитация имитировалась при помощи непрерывного вращения, но в некоторых частях корабля невесомость поддерживалась намеренно – для тех или иных целей. Инструменты, которые приходилось нацеливать на неподвижные объекты – скажем, камеры, следившие за Шапироном в течение последних нескольких часов, монтировались на консольных балках, которые для компенсации можно было вращать в противоположном направлении – по аналогии с наземными астрономическими телескопами. Но изображение ганимейского корабля, которое они видели на экранах Ю-5, не выдавало никаких признаков вращения. Более того, когда транспортер уже готовился причалить в посадочном отсеке и, стало быть, сохранял неподвижность относительно ворот корабля, фоновые звезды тоже стояли на месте; а это указывало на то, что пилоту не требовалось синхронизировать траекторию с вращательным движением цели. Другими словами, ощущение веса могло означать лишь, что создавать искусственную гравитацию ганимейцам помогала некая революционная технология. Занятно.
Когда пилот заговорил снова, догадка Ханта подтвердилась.
– Что ж, похоже, сегодня мне везет. Мы на месте. – Тягучий южный выговор стал настоящим даром небес. – Кое-кто из вас, наверное, уже обратил внимание на гравитацию. Не спрашивайте, как они этого добились, но явно не за счет центробежной силы. Внешний люк закрылся, и судя по приборам, давление снаружи растет, а значит, они закачивают сюда воздух – ну или чем они там дышат. Когда мы проведем кое-какие тесты, я сообщу, потребуются ли вам шлемы. На это уйдет не больше минуты. Связь с Ю-5 здесь все еще работает. Похоже, что наши друзья перехватывают радиопередачи, а затем транслируют их внутрь корабля. Ю-5 сообщает, что режим ЧС снят и уже восстановлена связь с другими локациями. Сообщение от Ю-4 гласит: “Передайте им, что мы махали, когда пролетали мимо”.
Воздух был пригоден для дыхания и мало чем отличался от земного. Для Ханта это не стало большим сюрпризом; скорее всего, атмосфера на корабле напоминала минервианскую, а земные организмы там прекрасно прижились. Фигуры в кабине сохраняли внешнее спокойствие, но суета и поспешные хлопоты с оснащением корабля выдавали атмосферу нараставшего нетерпения и ажиотажа.
Почетное право первым ступить на борт инопланетного корабля следовало отдать Сторрелу. Он поднялся с кресла в задней части кабины и дождался, пока не откроется внутренняя дверь шлюза; затем прошел в шлюзовую камеру и заглянул в прозрачное окно внешней двери.
Вскоре он сообщил о своих находках остальной группе. – В стене у края платформы, на которой мы сейчас стоим, открывается дверь. Я вижу внутри чьи-то фигуры – настоящие гиганты. Они выходят… один, два, три… всего их пятеро. Теперь они идут сюда… – Головы в кабине инстинктивно повернулись к экрану, но на нем была видна лишь еще одна часть сооружения.
– Не могу навести на них сканер, – сообщил пилот, будто читая их мысли. – Там слепая зона. Теперь вы командуете, сэр. – Сторрел по-прежнему выглядывал наружу через дверное окно, но больше ничего не говорил. Спустя некоторое время он повернулся лицом к кабине и сделал глубокий вдох.
– Ну ладно, момент настал. От плана не отходим; действуем, как обсуждали. Пилот, открыть шлюз.
Внешняя дверь автобуса скользнула в отведенное ей углубление, и на платформу опустилась короткая раскладная лестница. Сторрел сделал шаг вперед и, с секунду постояв в дверном проеме, медленно спустился вниз. Офицер КСООН, которому предстояло стать вторым, уже ждал у внутренней двери и вышел следом за Сторрелом, а Хант, занимавший место в глубине кабины, тем временем занял место в неторопливо продвигавшейся очереди.
Оказавшись снаружи, Хант первым делом почувствовал необъятность окружающего пространства, о которой сложно было судить изнутри автобуса; он как будто вышел из церковного придела в неф громадного собора.
И дело было вовсе не в том, что он вдруг оказался посреди громадного незанятого пространства – ведь это, как-никак, космический корабль; эффект объяснялся тем, что пропорции окружавшего их астрономического чуда усиливались линиями перспективы, сходившимися вдалеке за хвостовой частью дочернего судна, которое теперь находилось у них над головой и казалось масштабной, геометрической скульптурой из металла.
Впрочем, все эти ощущения носились лишь где-то на задворках сознания Ханта. Прямо у него на глазах творилась история: здесь и сейчас разворачивался первый физический контакт между Человеком и представителями разумной инопланетной расы. Сторрел и двое офицеров вышли вперед остальной группы, выстроившейся в единую колонну, а всего в паре метров от них лицом к Сторрелу стоял, надо полагать, лидер встречной группы ганимейцев, позади которого ожидали четверо спутников.
Их кожа имела светло-серый цвет и по виду казалась грубее человеческой. У всех пятерых были густые волосы, которые покрывали их головы, доходя до плеч, но никакой растительности на лице. У троих, включая главу всей группы, волосы были черными, еще у одного – серыми, почти седыми, а у пятого имели очень темный медный оттенок, который подчеркивал красноватый цвет его кожи.
Их предметы одежды пестрели цветами и не имели друг с другом ничего общего, за исключением самого общего стиля – простое, свободное, похожее на рубаху одеяние в сочетании с самыми обыкновенными брюками с отворотами в районе лодыжек; в их облике не было и намека на подобие униформы. Все ганимейцы носили блестящие ботинки на толстой подошве – опять-таки самых разных цветов и оттенков, – а некоторые дополняли свой наряд декоративными поясами. Их голову окаймлял тонкий золотой обруч, поддерживавший в центре лба нечто наподобие округлого самоцвета; на руке – металлический браслет с прикрепленной к нему плоской серебристой коробочкой, издалека напоминавшей портсигар. Внешне предводитель инопланетян никак не выделялся на фоне остальных ганимейцев.
В течение нескольких судьбоносных секунд две группы молча смотрели друг на друга. В дверях позади землян второй пилот транспортера записывал происходящее на ручную камеру – для будущих поколений. Затем лидер ганимейцев сделал шаг вперед и продемонстрировал тот же самый жест с наклоном головы, который земляне уже видели на экране Юпитера-5. Опасаясь невольно оскорбить пришельцев, Сторрел решительно отсалютовал собеседнику в соответствии с уставом КСООН. К радости Землян все пятеро ганимейцев тут же повторили его жест, проявив, однако же, неуверенность и вопиющую несогласованность, при виде которых у любого сержанта КСООН на глаза бы навернулись слезы.
– Ме-ня зо-вут Мельтур, – медленно и сбивчиво произнес предводитель ганимейцев. – Доб-рый день.
Это простой фразе предстояло пополнить нетленный список исторических моментов. Впоследствии она стала дежурной шуткой, вошедшей в обиход обеих рас. Голос Мельтура был низким и грубым – и мало чем напоминал голос переводчика, говорившего с землянами в яйце; во втором случае не было ни единого изъяна ни в дикции, ни даже в акценте. Очевидно, что сам Мельтур переводчиком не был, а потому тот факт, что он взял на себя труд обратиться с приветственными словами на родном языке своих гостей, произвел на землян еще более благоприятное впечатление.
Далее Мельтур произнес короткую речь на языке ганимейцев, которую гости выслушали с должным уважением. Затем наступил черед Сторрела. Всю дорогу от Юпитера-5 он с трепетом и содроганием ждал этого момента, жалея, что в учебных пособиях КСООН не было никаких советов на такой случай. В конце концов, разве не за толику предвидения платили планировщикам миссий? Он выпрямился и обратился к собравшимся с короткой, мысленно заготовленной речью, надеясь, что историки будущего примут во внимание все обстоятельства и не станут выносить чересчур строгих суждений.
– Собратья-путешественники и соседи, приветствую вас от имени жителей планеты Земля. Мы пришли с миром и во имя дружбы со всеми живыми существами. Пусть эта встреча станет началом долгого и стабильного сосуществования между нашими видами, которое со временем перерастет в гармонию и взаимопонимание к обоюдной пользе обеих рас. Отныне и впредь пусть ганимейцы и земляне вместе раздвигают общие границы познания, которые помогли обоим народам покинуть свои родные планеты и стать частью вселенской реальности, которая принадлежит каждому из миров.
В знак почтения ганимейцы сохраняли молчание и не двигались с места еще несколько секунд после того, как Сторрел закончил свою речь. Затем, когда с формальностями было покончено, предводитель знаком велел им следовать за ним и снова повернулся к двери, через которую вошел вместе со своими спутниками. Следом за ним еще двое ганимейцев повели группу землян, а оставшаяся пара замыкала шествие.
Они шли по широкому коридору с белыми стенами, по обе стороны которого располагалось множество дверей. Корабль был равномерно освещен ярким, но рассеянным светом, будто бы исходившим от самого потолка и многочисленных панелей, из которых и состояли стены коридора. Пол был мягким, податливым наощупь и совершенно бесшумным. В воздухе чувствовалась прохлада.
По пути вокруг них собирались группы и небольшие колонны из ганимейцев, которым хотелось понаблюдать за процессией. Большинство из них были такими же высокими, как и те, что встретили землян у транспортера, хотя некоторые выглядели куда миниатюрнее и отличались более хрупким телосложением и изящной внешностью; судя по всему, это были дети на разных этапах взросления. Отличия в одежде у случайных зевак оказались еще более разительными, чем раньше, однако все ганимейцы носили одинаковые наручные модули и обручи с самоцветом. В голову Ханта уже начали закрадываться мысли, что эти предметы не были простыми украшениями и имели другое применение. У многих на одежде были заметны признаки износа и обветшания, что лишь усугубляло общую атмосферу усталости и деморализации, которую он чувствовал на каждом шагу. Стены и двери были испещрены шрамами от многократно проносимых грузов, а пол вдали от стен – практически стерт ногами ганимейцев; Хант с трудом представлял количество шагов, которые они успели сделать за время полета. О многом говорили и сгорбленные позы некоторых инопланетян: кое-кому из них даже приходилось опираться на своих соплеменников.
Первый коридор оказался довольно коротким, и заканчивался входом в другой – чуть шире и расположенный под прямым углом; он изгибался влево и вправо и, по-видимому, был частью непрерывной круговой магистрали, охватывавшей ядро судна. Прямо перед ними, в закругленной стене, образующей внешнюю оболочку ядра, была открыта большая дверь. Ганимейцы провели через нее землян, и группа оказалась в пустой круглой комнате – метров шести в поперечнике, – после чего дверь бесшумно закрылась. Непонятно откуда послышалось смутное завывание машин, а настенная панель у двери начала мигать бессмысленными символами. Через несколько секунд Хант догадался, что они находятся внутри огромного лифта, который перемещался по шахте в ядре Шапирона. Судя по ощущениям, кабина двигалась без всякого ускорения – надо полагать, еще одно доказательство мастерства, достигнутого ганимейцами в сфере гравитационной инженерии.
Они вышли из лифта и пересекли еще один круговой коридор, миновав нечто вроде пультовой или аппаратного зала; стены по обе стороны центрального прохода были увешаны консольными станциями, индикаторными панелями и дисплеями, а многие рабочие места были заняты ганимейцами. В общем и целом, эта комната выглядела более чистой и не такой захламленной, как каюты на судах КСООН. Судя по всему, измерительные приборы и оборудование корабля было встроено в отделку, а не установлено поверх нее. Эстетике здесь уделялось не меньше внимания, чем функциональности. Благодаря единому, органично-скругленному, перетекающему от стены к стене дизайну, основанному на цветовой палитре с тончайшим балансом желтых, оранжевых и зеленых оттенков, комната становилась не просто функциональной частью Шапирона, а настоящим объектом художественного созерцания. По сравнению с ней, командный центр Юпитера-5 казался предельно строгим и прозаичным.
Дверь в дальнем конце комнаты привела их к цели. Это была большая, преимущественно белая с серым, комната трапециевидной формы – что, по-видимому объяснялось ее расположением между внешней оболочкой и ядром корабля. Большую часть стены, идущей воль широкого основания трапеции, занимал огромный экран, под которым располагался целый ряд рабочих мест и приборных досок, обремененных куда меньшим количеством кнопок и переключателей, чем требовало аналогичное оборудование на Юпитере-5. В центре комнаты находились рабочие поверхности наподобие верстаков и несколько устройств неизвестного назначения, узкая же часть была приподнята над полом, образуя помост с тремя большими, пустыми креслами, которые стояли позади длинной консоли лицом к главному экрану. Скорее всего, именно отсюда капитан и двое его лейтенантов наблюдали за работой всего корабля.
В большом открытом пространстве перед помостом ожидали четверо ганимейцев. Земляне мысленно подготовились к встрече, и ритуальный обмен короткими речами повторился снова. Как только с формальностями было покончено, представитель ганимейцев – Гарут, как он сам только что представился – привлек их внимание к предметам, выложенным в ряд на одном из столов. Для каждого из присутствовавших здесь землян был приготовлен головной обруч и наручный модуль – в точности как у самих ганимейцев – плюс еще несколько мелочей. Один из офицеров КСООН неуверенно потянулся к артефактам и, обнадеженный жестом инопланетян, которые явно хотели подбодрить землянина, взял в руки обруч, чтобы внимательнее его осмотреть. После друг за другом его примеру последовали и все остальные.
Хант тоже выбрал один из обручей и, подняв его, обнаружил, что он почти ничего не весит. То, что издалека выглядело, как самоцвет, на деле оказалось блестящим, плоским диском из серебристого металла размером с четвертак, в центре которого было закреплена полусфера из материала, похожего на черное стекло. Ободок казался слишком коротким, чтобы обхватить голову ганимейца, и судя по внешнему виду металла, был сначала сломан, а затем грубо восстановлен – очевидно, из-за того, что устройство пришлось спешно адаптировать к человеческим пропорциям.
Огромная, серая, шестипалая рука с широкими ногтями и гибкими роговидными пластинами на костяшках появилась в поле зрения Ханта и осторожно ухватилась за его обруч. Подняв голову, он встретился взглядом с одним из инопланетных великанов, который сейчас стоял прямо рядом с Хантом. У него были темно-синие глаза с гигантскими круглыми зрачками, и Вик был готов поклясться, что увидел в них искорку добродушного смеха. Прежде, чем он успел собрать воедино свои нестройные мысли, обруч уже плотно облегал его голову. Затем ганимеец взял в руки один из предметов поменьше – эластичный диск, к которому крепилась клипса с подушечкой – и легким движением прицепил его к мочке на правом ухе Ханта; устройство заняло удобное положение, слегка опираясь на костный выступ чуть выше шеи. Аналогичное приспособление закрепили на воротнике рубашки – его было едва видно за внутренним ободком кольца, к которому крепился шлем скафандра. Диск второго устройства прилегал к горлу Виктора. Хант обратил внимание на то, что ганимейцы свободно перемещаются по залу, помогая всем его коллегам. Прежде, чем он успел заметить что-либо еще, его собственный великан взял последний элемент набора, наручный модуль, и несколько раз продемонстрировал хитроумный способ крепления браслета, прежде чем застегнуть его на предплечье скафандра. Большую часть лицевой стороны модуля занимало нечто вроде миниатюрного дисплея – правда, сейчас он ничего не показывал. Великан указал на одну из крошечных кнопок, занимавших ряд под экраном, сопроводив свой жест не вполне понятной мимикой и движениями головы. После этого он повернулся к оставшемуся без внимания землянину, который никак не мог приладить свой наушник.
Хант огляделся по сторонам. Свободные ганимейцы, которые собрались в зале, чтобы понаблюдать за ходом встречи, судя по всему, чего-то ждали. Над ними, на главном экране по-прежнему транслировалось панорамное изображение Юпитера-5, который продолжал лететь на расстоянии восьми километров от Шапирона. Внезапный вид чего-то настолько знакомого и обнадеживающего в окружении чуждых инопланетных интерьеров моментально вывел Ханта из похожего на сон паралича, который мало-помалу захватывал его сознание. Он снова посмотрел на свой наручный модуль и, пожав плечами, коснулся кнопки, на которую указал великан.
– Меня зовут ЗОРАК. Добрый день.
Хант снова поднял голову, чтобы взглянуть на говорившего, но понял, что на него никто даже не смотрит. Он озадаченно нахмурился.
– Ты кто? – услышал он тот же голос. Хант еще раз обернулся и посмотрел по сторонам, совершенно сбитый с толку. Он заметил, что так же странно себя вели еще один или двое землян, а пара человек приняли что-то бубнить – очевидно себе под нос. Но затем Ханта осенило: звук шел из его наушника. Это был голос ганимейского переводчика, которого он впервые услышал на Ю-5. В то же мгновение Хант догадался, что горловое устройство играло роль микрофона. После секундной неловкости за свое нелепое, наравне с коллегами, поведение, он ответил: “Хант”.
– Земляне говорят со мной. Я говорю с ганимейцами. Я переводчик.
Ханта его слова застали врасплох. Он вовсе не ожидал стать активным участником разворачивающихся событий и воспринимал себя, скорее, как наблюдателя; теперь же ему предложили стать непосредственным участником диалога. С секунду он сохранял невозмутимость, поскольку за этим не последовало никакого осмысленного продолжения.
Затем, не желая показаться грубым, он спросил:
– Где ты находишься?
– Разные части – в разных местах Шапирона. Я не ганимеец. Я машина. Кажется, на Земле меня бы назвали компьютером… – После короткой паузы он добавил: “Да. Я был прав. Я компьютер”.
– Как тебе удалось так быстро это проверить? – поинтересовался Хант.
– Прошу прощения. Мне пока что непонятен этот вопрос. Можешь задать его более простыми словами?
Хант на секунду задумался.
– Ты не понял слово “компьютер” с первого раза. Но понял со второго. Как ты узнал, что оно означает?
– Спросил землянина, который сейчас разговаривает со мной из яйца на Юпитере-5.
Хант с удивлением осознал, что ЗОРАК был не просто вычислительной машиной, а настоящим суперкомпьютером. Он мог одновременно поддерживать несколько независимых разговоров и учиться у каждого из собеседников. Это во многом объясняло и его феноменальные успехи в освоении английского языка, и способность с первого же раза запоминать информацию во всех подробностях. Ханту неоднократно доводилось видеть в действии самые совершенные из машинных переводчиков землян; по сравнению с ними, ЗОРАК был настоящим чудом.
В течение следующих минут ганимейцы играли роль безмолвных зрителей, пока земляне знакомились с ЗОРАКом и устройствами, при помощи которых можно было вступать в контакт с самой машиной, либо использовать ее в качестве посредника. Головные обручи представляли собой миниатюрные телекамеры: все, что находилось в поле зрения владельца, с их помощью можно было передать непосредственно ЗОРАКу. На наручный дисплей можно было вывести изображение с любого обруча, а также любые данные – при условии, что те имели графическое представление и были доступны через компьютерный комплекс Шапирона. ЗОРАК – именно так этот комплекс назывался в целом – предоставлял не только гибкий механизм для взаимодействия с широким оснащением корабля, но и крайне хитроумные средства связи между отдельными пользователями. И это было лишь второстепенной функцией машины; главная задача ЗОРАКа заключалась в контроле и наблюдении практически за всем, что происходило на Шапироне. Вот почему приборные панели и консоли выглядели настолько простыми и понятными; большая часть операций выполнялась при помощи голосовых команд ЗОРАКу.
После того, как ЗОРАК представился всем новоприбывшим землянам, обе стороны смогли вернуться к серьезным делам – более продуктивному диалогу между Сторрелом и руководителем ганимейской миссии, Гарутом. За время обсуждения землянам стало ясно, что Шапирон действительно прибыл из другой звездной системы, куда он отправился в далеком прошлом с некой миссией научного толка. Но затем экспедицию постигла катастрофа, и ганимейцам пришлось в спешке покинуть звезду, не успев подготовиться к долгому путешествию; еще больше ситуацию осложняли технические проблемы на борту самого Шапирона, суть которых пока что оставалась неясной. Из-за долгого и сложного перелета ганимейцы оказались в том самом бедственном положении, о котором уже успели поведать землянам. В заключение Гарут еще раз напомнил о тяжелом физическом и психическом состоянии ганимейцев, а также о необходимости найти место для посадки, где они могли бы восстановить силы и оценить ситуацию.
Все это время репортаж с места событий передавался по радиосвязи экипажу, оставшемуся внутри транспортера, откуда, благодаря ганимейскому ретранслятору, ежеминутные сводки получали Шеннон и всем, кто находился на мостике Ю-5.
Еще до того, как Гарут закончил свою речь, Шеннон связался с базой Ганимед-Центр и велел ее командующему заняться подготовкой к встрече целого корабля нежданных и на редкость усталых гостей.