– Поговори со своей ко! – взмолился Сильвано. – Я не знаю, что взбрело ей в голову, но если она начнет отступаться от наших планов по использованию Объекта, Совет потеряет к ней всякое доверие.
Карло был озадачен, когда Сильвано попросил его прийти без Карлы, но возражать не стал; он понимал, что некоторые вопросы им было бы удобнее обсудить с глазу на глаз. Правда, ему и в голову не пришло, что одним из таких вопросов может оказаться сама Карла.
– У нее появилась более удачная идея, – сказал он. – Я в этих делах не эксперт и полагаю, что мнения других физиков разделились. Но что я по-твоему должен сделать? Не могу же я запретить ей считаться с собственными суждениями.
– А разве главной целью этих новых источников света была не манипуляция ортогональной материей? – Сильвано, похоже, считал, что все сводилось именно к этому: на этой основе Карла получила поддержку для своего проекта, и теперь любые попытки отклониться от намеченного курса означали бы, что она добилась своей цели обманным путем.
– В ходе исследования появилась новая возможность, – сказал в ответ Карло. – Что в этом такого уж страшного? Объект никуда не денется. Если новая идея заведет в тупик, всегда можно будет возобновить первоначальный проект.
– Возобновить? – Сильвано был потрясен. – Мы ничего не добьемся, если позволим себе отвлекаться всякий раз, когда чьи-то мысли уходят в сторону. Нам нужно закончить начатое!
– И как именно это сделать? – Карло нервно передвинулся по веревке, но затем решил говорить как есть. – Хочешь, чтобы люди себя аннигилировали еще до того, как мы задумаемся об альтернативах?
– Хочешь сказать, Объект настолько опасен, что нам следует о нем начисто забыть? Раньше Карла такого мнения не придерживалась.
– И сейчас, скорее всего, тоже, – признался Карло. – Уверен, она и сейчас считает, что риски можно взять под контроль, затратив достаточно времени и сил. Но если есть шанс полностью их избежать, то почему бы не исследовать его в первую очередь?
– Потому что это просто фантазии! – насмешливо объявил Сильвано. – Поверь, я восхищаюсь тем мужеством, которое Карла проявила, чтобы захватить Объект – и если ей не хочется возвращаться назад, я ее ничуть не виню. Ей вовсе не обязательно снова лететь в пустоту; она уже стала героем в глазах всей Бесподобной. Но это не повод саботировать весь проект, лишь бы не ударить лицом в грязь!
– У меня есть дела, – сказал Карло. Он вытянул руку, оттолкнувшись от веревки, чтобы заглянуть в детскую. – Пока, Флавия! Пока, Флавио! – Не отворачиваясь от водружаемой ими палатки, дети мельком взглянули на него задними глазами и кивнули на прощание.
Сильвано попытался перейти на более примирительный тон. – Послушай, если бы этот вопрос решался без особых проблем, я был бы рад ее поддержать. Но все не так просто, Карло. Даже если ее демонстрационный проект достигнет цели – а мои советники все как один утверждают, что это маловероятно, – остается вопрос о массовом производстве нового хрусталита по требованию, а это отдельная проблема. И если здесь дать волю химикам, то даже ортогональная материя покажется безобидной.
– Так пусть проводят эксперименты в пустоте, – предложил Карло. – Построй для химиков новую лабораторию на расстоянии пропасти или двух от Бесподобной. Это решить проблемы с техникой безопасности, это даст навигаторам еще одну возможность отработать свои навыки – а если проект с хрусталитом ничего не даст, эта же лаборатория идеально подойдет для экспериментов с ортогональной материей. – Наклонив голову, он начал двигаться по веревке в обратном направлении.
– Я могу лишь тебя предупредить! – прокричал ему вслед Сильвано. – Прислушиваться или нет – решать тебе.
В коридоре Карло несся по опорной веревке, пытаясь освободиться от охватившего его возбуждения. Зачем Сильвано было втягивать его в этот спор? Возможно, Карла просто обманывала саму себя, и ее план был слишком хорош, чтобы оказаться правдой. Но возможно также и что Сильвано просто упрямо цеплялся за свою мечту о том, что Объект был подарком судьбы, которому предстояло решить все их проблемы.
К счастью, ему не нужно было выбирать, кому из них верить. Он не был ни Советником, ни физиком; его мнение по этим вопросам никого бы не заинтересовало.
Никого, кроме самих Карлы и Сильвано.
Карло устроил кабинет в кладовке позади клеток с древесниками, чтобы ему не пришлось путешествовать туда-обратно из лаборатории, которую Тоско выделил под изначальные исследования веяний. Комната была тесной и пропахла ящерицами, дожидавшимися своей кончины в качестве корма для древесников, но пристегнувшись ремнями рядом с просмотровым аппаратом, Карло сразу же забыл обо всем, что его окружало. Неподвижно стоящие в своем штативе, эти шесть катушек не производили особого впечатления, но в проигрывателе, на свету и в движении, их полосы, в которых прозрачность ритмично чередовалась с темнотой, становились похожими на пересказ инструкций, с помощью которых тело побуждало себя к делению.
Пересказ и стенограмма. Он снова медленно промотал перед лампой запись с левого нижнего зонда в теле Зосимы, останавливаясь через каждые несколько пядей, чтобы свериться с записями у себя на груди. Он зафиксировал почти десять дюжин повторяющихся фрагментов, но даже эти узоры подвергались небольшим изменениями – подобно словам, повторяющимся с различными окончаниями. Итак, вот он, прямо перед ним: язык жизни.
Теперь, когда они раскормили Бенигну и Бенигно до такой степени, что квадратомичность была практически гарантирована, Макария уговаривала его дать им возможность спариться без дальнейшего вмешательства, надеясь, что сопоставление записей двух делений прольет свет на происходящее. В принципе у Карло не было поводов для придирки, но действовать согласно ее плану он все же не спешил. Как показывали исследования, на Бесподобной в общей сложности находилось, наверное, меньше трех дюжин древесников – включая Зосимо и его детей. Даже если оставить в стороне угрызения совести, которые он испытывал при мысли о том, что еще большему их числу придется испытать жестокости неволи и манипуляции, животных просто не хватило бы для исчерпывающей проработки протоколов в том виде, к которому они были приучены работой с полевками и ящерицами. Если был способ добиться от Бенигны большего, чем позволил бы всего один простейший эксперимент – в результате которого они бы потеряли еще одну самку детородного возраста – то его обязанностью перед всеми ними было найти такой способ.
Карло работал с записями до тех, пока его концентрация не начала слабеть. Он сверился с часами; дело близилось к трем склянкам. Выбравшись из комнаты, он направился к устройствам инфракрасной светозаписи, чтобы проверить их работу. Блок из четырех машин отслеживал состояние Зосимо и его детей с целью определить, передались ли им какие-либо веяния, которые команда исследователей записала у больных людей, а затем воспроизвела в клетке. Карла извлек две использованные бобины, заменил их новыми и перезапустил устройства.
В проигрывателе записи оказались чистыми. Похоже, что сигналы, доказавшие свою способность брать под контроль тело человека, на древесников не оказали никакого влияния. В конечном счете это, пожалуй, было и не важно; цель заключалась в передаче веяний людям, а не древесниками. Но в отсутствие даже единственного сигнала, способного заразить оба вида, полная проверка потребует гораздо больших усилий.
Карло сделал перерыв, чтобы поесть, но кладовая в этом отношении была не самым удобным местом. Пережевывая каравай, он снова вернулся к клеткам с древесниками. Зосимо не обращал на него внимания, но детеныши запрыгивали на прутья, просовывали сквозь них руки и жалобно рокотали в надежде, что он бросит им кусочек какого-нибудь лакомства. – Хотите, чтобы я вас избаловал? – с упреком сказал он. Карло противился желанию дать детенышам имена, но это не мешало ему испытывать к ним порывы нежных чувств, к тому же раньше он уже дал слабину, подбросив им еды. – Отец вас скоро покормит. Потерпите.
Карло быстро проглотил остаток каравая; иногда Аманда заступала на дежурство пораньше, и Карло было неловко, когда она неожиданно заставала его за едой. Он уже собирался вернуться в кладовку, когда его внимание привлекло движение в другой клетке. Он повернулся и подтянулся вдоль поперечной веревки, чтобы рассмотреть поближе.
Бенигна по-прежнему была прикована к своему постаменту, но на этот раз что-то держала в руке. Когда Карло приблизился, она попыталась спрятать этот предмет, но он был слишком большим и все равно оставался на виду.
Это была палка, в полпоступи длиной. Один ее конец был заострен наподобие клина; скорее всего, ее отломили от тонкой ветки. Но из той половины клетки, где находилась Бенигна, все ветки убрали, а Бенигно не пересекал запертой перегородки, отделявшей его от ко. Карло был озадачен, но затем понял, что Бенигно, скорее всего, перебросил импровизированное орудие между прутьев.
Карло пододвинулся к этой стороне клетки, чтобы получше рассмотреть. Кожа на спине Бенигны была разорвана, будто она пыталась просунуть палку между поверхностью камня и своим телом. – Хочешь на свободу? – отрешенно произнес он. Даже с самыми острыми когтями она не могла дотянуться до спаянной плоти собственными пальцами; тем не менее, Бенигна не только придумала более действенный план, но и сумела объяснить своему ко, что именно ей было нужно.
Карло силился удержать свою решимость. Если он сдастся сейчас, то что ждет его в будущем? Карла, которая будет слепнуть у него на глазах? Убийство собственных детей? Эти животные ничем не заслужили той жестокой участи, которой он их подвергал – но, с другой стороны, чем он или другие путешественники заслужили свое тяжелое бремя?
– В чем дело? – в комнату вошла Аманда.
Карло объяснил ей свою догадку. – Тебе лучше усмирить ее и отобрать палку, – сказал он. Заходя в клетку, чтобы оставить мертвых ящериц в пределах досягаемости Бенигны, они не накачивали ее успокоительным, но Карло не хотелось, чтобы кто-нибудь пытался силой вырвать заостренную палку из ее руки, пока Бенигна находилась в сознании.
– Так как мы помешаем им сделать это снова?
– Построим нормальную стену, я полагаю, – ответил Карло. – Я попрошу строительную бригаду перегородить клетку каменными плитами.
Аманда замялась. – А не проще будет дать им возможность спариться?
Идея казалась заманчивой. – Проще, – согласился он. – Но у меня есть другой план.
Он подсознательно прокручивал эту мысль у себя в голове, не будучи уверенным в ее полезности, но теперь Аманда не оставила ему выбора. – Я хочу воспроизвести записи Зосимы в теле Бенигны, – сказал он. – Я хочу выяснить, за что отвечает каждый из этих сигналов.
– То есть… вне контекста? Без инициации со стороны Бенигно? – Аманда была настроена скептически.
– Да.
– И что по-твоему произойдет?
– Я не знаю, – признался Карло. – Но нет никакого смысла пытаться реконструировать последовательность сигналов целиком – мы потеряли слишком большой фрагмент одной из записей. Поэтому мне кажется, лучше пойти другим путем и выяснить, дает ли какие-либо эффекты каждый из этих сигналов по отдельности.
– А если ты просто ее искалечишь? – возразила Аманда. – Если повторится история с твоим пальцем, то здесь ампутацией делу уже не поможешь – и размножаться она уже точно не сможет.
– Нам придется пойти на риск, – сказал Карло. – Как еще мы собираемся расшифровывать этот язык? Нам придется исследовать кое-что посложнее корчащегося пальца – но мы никогда не разберемся в процессе деления, если не разобьем его на более мелкие фрагменты.
– Решать тебе, – сказал Аманда. – Лично я бы… – она указала на Бенигну.
Карло отодвинулся в сторону и впустил ее в люк для доступа к оборудованию, чтобы Аманда смогла ввести дозу транквилизатора через постамент.
– Сильвано собирается устроить тебе неприятности в Совете, – сказал Карло. – Он рассчитывал на твою поддержку, а теперь думает, что ты пошла против него.
Карла устало пророкотала. – Почему он все принимает на свой счет? Если план сработает, наши шансы на утилизацию старых топливопроводов будут высоки как никогда. Он же хочет освободить место для новых ферм, так? Мне казалось, что суть политики в достижении целей.
Карло подтянулся к лампе и избавил гостиную от тусклого мохового света. – Суть политики в чувствах людей.
– И манипуляции ими для достижения собственных целей, – добавила Карла.
Хотя Карло все еще сердился на Сильвано, он не чувствовал в себе особого цинизма. – В течение трех поколений мы были вынуждены обходиться тем, что нам дала родная планета, – сказал он. – Когда появился Объект, все возложили на него какие-то ожидания. Сильвано надеялся, что сможет устроить там фермы, и от этих планов ему уже пришлось отказаться. Универсальный либератор кажется опасным – но мысль о том, что мы сможем взять его под контроль, по-прежнему придает нам сил. А теперь ты хочешь, чтобы все забыли об Объекте и просто поверили, что ты добудешь энергию из ничего.
– Никто не обязан верить мне на слово, – возразила Карла. – Если это сработает, то они увидят результат своими глазами.
– Но им все равно придется поверить, что создание той штуки, которую ты хочешь им показать, оправдывает затраты ресурсов, – сказал Карло.
– Так ты веришь, что у этой задумки есть шансы на успех? – Недостаток уверенности со стороны Карло ее, похоже, не задел; судя по голосу, она даже была рада обсудить этот вопрос со скептически настроенным человеком.
– Я не знаю, – честно признался Карло. – Все эти перетасовки светородов между уровнями энергии немного напоминают уловки фокусника.
– Источник света, который мы уже разработали, целиком основан на этой же перетасовке светородов, – возразила Карла. – И эту идею Совет одобрил безо всяких проблем.
– Потому что ты осветила его мощной соляритовой лампой! – воскликнул Карло. – Тот факт, что подавая свет на вход, ты получаешь свет на выходе, не противоречит здравому смыслу.
– Хорошо. – Карла немного призадумалась. – Тогда забудь о деталях устройства. Пусть оно говорит само за себя – просто посмотри, как оно должно работать.
Она набросала рисунок у себя на груди.
– Перед тем, как мы воспользуемся этим устройством, Бесподобная будет обладать некоторым вектором энергии-импульса, – сказала она. – Это просто стрелка, длина которой равна массе горы; в системе отсчета, где мы изначально покоимся, она будет направлена строго по вертикали.
– Верно. – Карло понимал, о чем идет речь – не настолько сильно он был утомлен.
– Фотонная ракета испускает импульс света, – продолжала Карла. – Желательно ультрафиолетового, чтобы он двигался быстро и его вектор энергии-импульса был сильно отклонен от вертикали. Для удовлетворения законов сохранения полный вектор энергии-импульса должен быть одинаковым как до, так и после излучения импульса. До этого момента у нас есть только исходный вектор энергии-импульса Бесподобной – вертикальная стрелка. После испускания импульса у нас есть вектор светового пучка плюс новый вектор Бесподобной, каким бы он ни был. Сумма этой пары векторов должна быть равна исходному вектору, поэтому если мы совместим конец одной из этих стрелок с началом другой, то вместе с первоначальным вектором они образуют замкнутый треугольник.
Она сделала вопросительную паузу. – Я все еще здесь, – сказал Карло.
– Если бы воздействие ракеты на гору ограничивалось только ускорением, – продолжила она, – то длина нового вектора в точности совпадала бы с первоначальной – с исходной массой. Это был бы идеальный вариант – но я даже не утверждаю, что нам это по силам! Если вместо этого мы позволим небольшому количеству отработанного тепла поднять температуру Бесподобной, то масса горы незначительно уменьшится из-за притока тепловой энергии. Но даже это не нарушает геометрию процесса – у нас по-прежнему есть вектор света и вектор ускорившейся горы, которые в сумме дают именно то, что нам нужно.
Карло разглядывал замкнутый треугольник у нее на груди. – Я понимаю, что с этой точки зрения никаких противоречий с физикой нет, – неохотно согласился он. – Но во всех остальных случаях для создания света требуется какое-то топливо или ресурс. – Он указал на стены. – Даже мху нужен камень, чтобы питаться.
– Потому что мох не заинтересован в одной лишь генерации света! Его главная забота – рост и восстановление; и вот здесь уже без ресурсов не обойтись.
– От ремонта и нам не уйти.
– Разумеется, – согласилась Карла. – Даже при безупречной работе устройство рано или поздно потеряет самодостаточность. Мы будем по-прежнему потреблять наши ограниченные ресурсы, включая солярит – для охлаждения и прочих целей. Оно не выкроит нам еще один эон для размышлений над тяжелой судьбой наших предков. Максимум, на что я надеюсь – это вернуться с его помощью на родную планету и подать предкам достойную идею для их эвакуации.
– То есть ты хочешь сказать, что наши внуки, возможно, увидят родную планету? – пошутил Карло.
– Скорее уж правнуки, – сказала в ответ Карла. – Мы ведь не завтра эти двигатели запустим.
Нотка осторожности только придала ее голосу серьезности. Карло обдумал ее слова; он был шокирован тем, насколько чуждой ему показалась эта мысль. Это означало бы, что их предназначение, наконец, будет исполнено. К такому не был готов никто.
– Если бы мы могли представить свое возвращение в течение нескольких поколений… – Он запнулся.
– Похоже, ты не слишком этому рад, – недовольно заметила Карла.
– Потому что я не знаю, как люди это воспримут, – сказал он в ответ. – Было бы нам легче поддерживать стабильность населения, если бы мы знали, что в скором времени необходимость в сдерживании исчезнет? Или же нам, наоборот, было бы сложнее себя дисциплинировать, если бы мы могли убедить себя в том, что за такой малый срок небольшой рост не сможет причинить серьезного вреда?
– Я тоже не знаю, – сказала Карла. – Но если уж говорить о проблемах, то эти, по крайней мере, стоят потраченных сил, разве нет?
Карло реорганизовал смены таким образом, чтобы Аманда и Макария могли работать вместе с ним над экспериментами по воспроизведению сигналов. Изменения, которые им предстояло найти, могли оказаться довольно тонкими, так что к этому вопросу требовалось привлечь как можно больше свободных глаз.
Глаз и рук. Так как Бенигна была обездвижена и прикована к своему постаменту, –решил Карло, – то они могли без особого риска прощупать ее тело. А как иначе они бы смогли оценить малозаметные изменения в организме древесницы?
Запись начального этапа деления была испорчена из-за порвавшейся ленты, но Карло обнаружил, что далее в активности сигнала следует пауза, и изолировал первый целостный набор последующих инструкций. Он подумывал о том, чтобы воспроизводить записи, полученные от отдельных зондов, по одной за раз, но когда он пропустил через просмотровый аппарат ленты от трех нижних зондов разом, то единство и синхронность повторяющихся узоров ясно дали понять, что все три сигнала действовали сообща. Не приняв это во внимание, он рисковал разбалансировать воздействие света до такой степени, что оно бы просто-напросто причинило Бенигне вред. Он бы ни за что не стал пытаться расшифровывать фрагмент текста, выбрасывая по два символа из каждой тройки прежде, чем передать его носителю соответствующего языка, и если его интуитивное понимание структуры языка сигналов хоть что-то значило, то записи трех зондов – за период около полутора махов – составляли минимальный фрагмент, который с некоторой вероятностью нес в себе определенный смысл с точки зрения тела древесника.
В день эксперимента Карло пришел рано утром и начал вводить Бенигне транквилизатор. Препарат, который он закачивал ей в живот сквозь постамент, действовал гораздо мягче и медленнее парализующего вещества, которым заряжались дротики. Бенигно, впрочем, заметил последствия препарата довольно быстро: когда он издал серию низких рокотаний, слабеющие отклики его ко не вселили в него надежды.
– Прости меня, – пробормотал Карло. Он собирался повесить занавес, чтобы Бенигно – а на всякий случай и Зосимо – не смогли наблюдать за процедурой – но о том, что этим придется заняться так рано, не подумал.
Макария появилась, когда дело уже было почти сделано. Он привязал последний уголок ткани, а затем перебрался к Бенигне. Ее глаза все еще были открыты, но когда он потянул ее за руки, мышцы были расслаблены. Когда к нему присоединилась Макария, они приступили к сбору основных данных об анатомии древесницы. Карло решил обойтись без диагностических разрезов; какова бы ни была их потенциальная информативность, риск нарушить работу процессов, которые они, собственно, и надеялись измерить, был слишком велик.
Затем пришла Аманда; забравшись в люк для доступа к оборудованию, она занялась подготовкой световых проигрывателей. Карло спустился, чтобы ей помочь и убедиться в том, что на этот раз ничего не порвется. Эти ленты были простыми копиями исходных записей, однако искаженный сигнал мог нанести серьезный ущерб телу Бенигны.
– Ты готова? – спросил он Аманду.
– Да. – Хотя она и не проявляла особого энтузиазма к этому эксперименту, в плане опыта обращения с проигрывателями Аманде не было равных.
– Через несколько дней мы можем попробовать вариант со спариванием, – пообещал ей Карло.
– Ты серьезно думаешь, что после всего этого она еще будет способна к деторождению? – спросила Аманда, указывая на ленты с записями.
– Может быть, и нет, – согласился он. – С другой стороны, вне контекста, который эти сигналы имели для Зосимы, тело Бенигны их может просто проигнорировать – в таком случае мы узнаем о процессе хотя бы это, и у нас еще будет возможность записать ее квадратомическое деление.
Аманда не стала спорить. – Ты знаешь, что нам следовало бы изучать на примере древесников? – спросила она.
– Что?
– Влияние питания самцов на количество детенышей.
– Для этого бы потребовалось шесть лет исследований и несколько дюжин животных. Давай вначале закончим начатое.
Он снова забрался в клетку. Бенигно продолжал встревоженно рокотать, но Карло заглушил этот звук. Он занял место рядом с Макарией и приложил ладони к коже Бенигны.
– Включай, – обратился он к Аманде.
Когда позади клетки раздался стук проигрывателей, по телу древесницы пробежала дрожь, но это, скорее всего, была всего лишь вибрация, переданная самими машинами. Карло мельком взглянул на Макарию, которая осторожно вела пальцем по противоположной стороне туловища Бенигны. – Кажется, я чувствую какое-то уплотнение, – сказала она.
– Правда? – он прижал большой палец к коже Бенигны; она стала чуть менее податливой, чем раньше.
Проигрыватели умолкли. Карло постарался не проявлять излишнего разочарования из-за такого невпечатляющего результата. Он выбрал короткую последовательность, рассчитывая на то, что она вызовет одиночный и понятный эффект, и если наблюдаемое увеличение жесткости – обычно предшествующее делению – можно было приписать переданному сигналу, это стало бы первым скромным шагом на пути к расшифровке всего языка.
Тело Бенигны между тем все еще продолжало реагировать на воспроизведенные записи: ее кожа становилась все более жесткой. Ощупав ее, Карло заметил слабые желтые вспышки, расходившиеся внутри тела – размытые, но вполне очевидные.
– Мне кажется, мы могли инициировать некий процесс, – сказала Макария.
Тело изо всех сил старалось удержать сигналы внутри себя, чтобы не дать им перескочить с одного маршрута на другой; только наиболее интенсивные процессы просвечивали насквозь, до самой поверхности. Эти блуждающие огни напомнили Карло кружащиеся искорки, которые он увидел, когда однажды заставил лампу вращаться в невесомости: каждая искорка уплывала прочь и меркла, но сразу позади нее всегда летела другая. Ленты, по всей видимости, передали телу древесницы простую инструкцию: Сделай вот это и все. Они побудили ее плоть запустить собственный обмен внутренними сигналами – настолько бурный, что его можно было мельком увидеть на поверхности кожи.
Могли ли они побудить ее тело к делению? Карло был в замешательстве; Бенигна даже не втянула свои конечности, а наблюдаемая им оптическая активность была сосредоточена исключительно в нижней части туловища. Он протянул руку и осторожно прикоснулся к ее тимпану, затем к ее лицу; кожа и там, и там оставалась без изменений. – Это какая-то незначительная реорганизация, – предположил он. – Небольшое локальное увеличение жесткости и кое-какие сопутствующие изменения.
– Возможно. – Макария провела пальцем по груди Бенигны. – Если под «сопутствующими изменениями» ты имеешь в виду формирование перегородки.
Карло надавил на то место, к которому она только что прикоснулась; мало того, что поверхность оказалась твердой – Карло почувствовал, как под ней растет жесткая стенка. – Ты права.
– Поперечная или продольная? – спросила Аманда. Она выбралась из люка и подтягивалась к клетке.
– Поперечная, – ответил Карло.
– Ты ведь понимаешь, что это значит, – сказала Аманда. – Сначала мы записали, как тело Зосимы приказывает себе совершить дихотомическое деление – а теперь заставили тело Бенигны думать, будто оно получило точно такой же приказ.
– Это не деление! – настойчиво заявил Карло. Он подозвал Аманду поближе и дал ей самой ощупать незатронутые процессом голову и верхнюю часть груди Бенигны.
– Мы воспроизвели только сигналы от трех нижних зондов – и полностью пропустили начало процесса, – заметила Макария. – Если существует всего один сигнал, запускающий деление, то нам, скорее всего, не удалось его воспроизвести.
– Значит, если это не деление, – спросила Аманда, – то когда процесс остановится? – На теле Бенигны появился темный рельефный рубец шириной во все туловище.
Карло ощупал один край рубца, проследив его направление сверху вниз до постамента. – Он не идет вокруг тела, – сказал он. – Он разворачивается и идет в продольном направлении. – Он потрогал мясистую стенку, пытаясь составить представление о ее глубинной геометрии. – Думаю, он идет в обход кишечника. – При обычном делении – по крайней мере, у полевок – пищеварительный тракт закупоривался и исчезал задолго до образования каких-либо перегородок. Если с Бенигной этого не произошло, то процесс построения перегородки, вероятно, обошел эту непредвиденную структуру, в равной мере подчиняясь как деталям своего окружения – без лишних вопросов, – так и собственным представлениям о правильной форме перегородки.
– До какой степени делением приходится управлять мозгу и в какой этим занимается плоть внутри бластулы? – поинтересовалась Макария.
– Мозг поглощается довольно поздно, – сказал Карло.
– Но это не означает, что он контролирует весь процесс ровно до этого момента, – возразила Макария.
Аманда протянула руку перед Карло и положила ее на твердый живот Бенигны. – Если мы сообщили половине ее тела, что оно претерпевает деление, действительно ли ему нужны дальнейшие инструкции? Что, если оно взяло на себя обязанность закончить начатое?
Карло стало дурно. – Не следует ли подвергнуть ее эвтаназии? – спросил он. Он не был сентиментален, однако истязать животное безо всякой на то причины он не собирался.
– Зачем? – ошарашенно спросила Макария. – По-твоему, ей больно?
Карло изучил лицо Бенигны. Мышцы были по-прежнему расслаблены, а глаза не реагировали на движения его пальцев; у него не было оснований считать, что она пришла в сознание. Но отец рассказывал ему истории из саг, в которых мужчин по ошибке хоронили заживо, и от одной только этой мысли ему становилось жутко. Разве деление – это не женский эквивалент смерти? Разве не столь же ужасно – даже для древесницы – было бы очнуться по другую сторону границы, пересечение которой должно было погасить всякую мысль?
Аманда, казалось, была в сомнении, но все же встала на сторону Макарии. – Пока это не причиняет ей страданий, оставим ее в живых. Нам нужно выяснить, дойдет ли процесс до конца.
Деформированная перегородка утолщалась. Подавив отвращение, Карло обследовал ее по всей длине. Темный рубец пересекал туловище, затем, делая поворот по бокам, двигался вдоль оси тела и замыкался позади бедер древесницы, всего в нескольких мизерах от ее анального отверстия. Теоретически предполагаемое иссечение не представляло угрозы для жизни; бластула не посягнула на те ткани Бенигны, которые при обычных условиях отличались непластичностью.
– Хорошо, что она была на усиленном питании, – сказала Макария. – Иначе здесь особо не разгуляешься.
– Конечности затронуты? – поинтересовалась Аманда.
– Дельная мысль. – Макария по очереди потыкала каждую из нижних рук Бенигны. – Кожа на них не затвердела. Она провела по руке пальцем в направлении туловища, пытаясь нащупать границу. – О!
– Что такое? – Когда Карло услышал ее голос, ему расхотелось трогать это место своими руками.
– Если я права, то мы скоро это увидим, – ответила Макария.
Через несколько махов в верхней части бедер появились еще два темных рубца. По какой-то причине нижележащие ткани были для бластулы столь же неприемлемы, как и пищеварительный тракт.
– Как-то чересчур расточительно, – недовольно заметила Аманда.
– Она идет в обход мест ветвления, – предположил Карло. – Обычно на этой стадии у матери уже не бывает конечностей, так что последующий процесс, по всей видимости, требует наличия выпуклой массы плоти. – Если бы перегородка изначально сдвинулась к передней части бедер, то конечности можно было бы исключить из бластулы с менее радикальными последствиями – но этот процесс шел вслепую, вне своего обычного контекста; у природы не было возможности довести его до совершенства с расчетом на благополучие самой Бенигны.
– В следующий раз нам следует позаботиться о том, чтобы подопытная втянула их до начала процедуры, – предложила Макария.
Бластула – или полубластула – наконец, обрела границы. Заключенный внутри нее объем был невелик, но отнюдь не доходил до абсурда – пожалуй, раз в шесть меньше всей плоти Бенигны.
– Ты помнишь историю об Амате и Амато? – спросила Макария.
– Смутно, – ответила Аманда. Карло хорошо знал эту историю, но был не в том настроении, чтобы ее пересказывать.
– Они в лесу, ищут пропитание, – вкратце изложила Макария, – и тут за ними гонится древесник, который в итоге сжирает Амато. Спустя много лет Амате удается отомстить. Она ловит древесника и заглатывает его целиком – после чего выясняется, что ее ко все это время был жив и находился в ловушке внутри древесника. И чтобы вернуть его к жизни ей нужно было просто отделить его от своего собственного тела – все равно что отрастить новую конечность.
– А мораль этой истории в том, что учиться биологии по сагам ни в коем случае нельзя, – резюмировала Аманда.
– В целом правило вполне разумное, – согласилась Аманда. – Но эта история заставляет меня задуматься. Если мы смогли добиться этого, используя всего лишь один фрагмент обычной системы сигналов, значит, то же самое время от времени могло происходить и в природе.
– Думаешь, это история о частично сформированной бластуле? – с недоверием спросил Карло.
– Если наши предки когда-нибудь видели нечто подобное, – сказала Макария, – то даже понимая суть происходящего, они вполне могли представить событий в ином свете. Тело женщины производит на свет новую жизнь, не прибегая к делению. Что это еще за провокационная чепуха? Лучше заменить новую жизнь старой и выдумать историю о том, как она поглотила чудовище, сожравшее ее ко.
Карло не интересовало вылущивание сомнительных криптобиологических подсказок из текста саг. Сейчас важнее было расшифровать язык, на котором природа изъяснялась прямо у них на глазах.
– Мы вплотную подошли к принудительной дихотомичности, – произнес он. На фоне шока от трансформации Бенигны он чуть не упустил из вида этот критически важный момент. – Именно сигнал с ленты, а не масса тела самки, определил геометрию перегородки. Если бы мы воспроизвели все шесть записей, то, вполне вероятно, инициировали бы обычное дихотомическое деление.
Никто не оспаривал доводы Карло, однако его коллег этот вывод, по всей видимости, радовал не так сильно, как его самого. Образ женщины, в тело которой были вставлены шесть твердолитовых трубок был слишком далек от обещания внедрить необходимые сигналы в веяние, которое можно было безболезненно написать на коже инфракрасным светом – к тому же оставалось неясным, как включить в этот процесс представителей мужского пола? Могли ли сигналы от светового проигрывателя задать количество новорожденных в случае, когда инициатором деления был ко?
Карло мельком взглянул на Бенигну; верхняя часть ее бедер атрофировалась, и серая кожа собиралась в складки по мере того, как расположенная под ней плоть отделялась от стенки бластулы. Он проверил ее зрительную реакцию, но Бенигна, к счастью, по-прежнему пребывала в бесчувственном состоянии. Хотя в его случае ампутация была куда менее суровой, он не был защищен от мучительной боли действием транквилизатора. Причина отвращения, которое он испытывал перед тяжелой участью Бенигны, заключалась не в физических травмах, а, скорее, в их контексте.
Но что этот контекст значил для самой Бенигны? Вероятно, она сформировала представление о деторождении, увидев, как через это прошли ее друзья; возможно, у нее даже появились четкие ожидания того, что однажды ее постигнет та же участь. Но действительно ли она станет сокрушаться, если поймет, что родила, не оправдав этих ожиданий? Какими бы сильными ни были инстинкты, влекущие ее к привычному исходу, отсюда вовсе не следовало, что иной вариант развития событий непременно должен был причинить ей хоть какое-то заметное неудобство.
Карло поднял глаза. А Аманда, Макария? Несмотря на их смущение при виде состояния Бенигны, они не выказывали никаких признаков того глубинного отвращения, которое чувствовал сам Карло. Один ребенок, который отделялся от тела, формируясь из запасов пластичных тканей, оставляя после себя травму, не угрожающую жизни матери. Это совсем не то же самое, что быть похороненной заживо.
Правая нижняя рука Бенигны отделилась от туловища и поплыла к прутьям клетки; в условиях неосязаемой гравитации Карло уже почти забыл, где находится низ. Он заметил, как начала лопаться оболочка бластулы.
Когда младенец внутри нее принялся извиваться, затвердевшая кожа материнского живота отделилась от ее туловища. Карло отпрянул, поддавшись панике. – Может, стоит привести отца? Отдать ребенка отцу?
– Я бы проявила осторожность, – предупредила Макария. – Ко может его принять, а может с тем же успехом и убить.
Ребенок не хотел лежать смирно. Его тело корчилось и содрогалось, будто стараясь отделиться от своих воображаемых братьев и сестер, которые оказались бы рядом с ним при любых нормальных родах. Его тело, лишенное конечностей, тянулось вверх, стараясь выбраться из оставленной им темной запекшейся раны, пока все, что цеплялось к нему и затрудняло движение, не начало осыпаться наподобие пудрита.
Теперь Карло увидел его голову. Глаза были закрыты, но младенец напрягал свой тимпан, очищая его от мусора. Если в безжалостном мире Бесподобной рождение четырех детей стало трагедией, а двух – благословением, то как быть с этим? Карло неожиданно понял, что в его ужасе было и рациональное зерно: ни у одного вида столь скудный способ размножения ни за что бы не стал нормой. Каждое очередное поколение было бы не больше предыдущего, а любое снижение численности стало бы непоправимой утратой. Если только ситуация не приобретала еще более странный оборот, и подобный акт деторождения можно было повторить. Если мать не только могла выжить после рождения ребенка, но и проделать это несколько раз.
Младенец зарокотал. Услышав его, Бенигно ответил тем же, и их взаимные стоны слились в беспрерывный хор отчаяния.
Макария взяла новорожденного на руки и начисто вытерла его энергичными, но вместе с тем мягкими движениями. Карло ощутил смесь отвращения при виде этого действа и облегчения от того, что его не заставили заниматься этим самому.
– На вид она здорова, – заметила Макария, протягивая древесницу для осмотра.
– Она? – Карло не представлял, как определить пол новорожденного, не имея ко, с которым его можно было бы сравнить.
– Если бы процесс деления дошел до конца, то это была бы женская половина, – подтвердила Макария. – Либо пол был закодирован в сигналах, записанных во время деления Зосимы, либо на него бы повлияло местоположение в теле Бенигны.
– Нам нужно будет проверить это на другой самке и выяснить, сможем ли мы получить тот же результат.
Макария была с ней согласна. – Как минимум полдюжины раз, – добавила она. Затем ненадолго задумалась. – Интересно было бы узнать, передает ли лента какие-либо признаки исходных родителей – запечатлела ли она только обобщенный, универсальный сигнал или в переданный сигнал вошло что-то специфичное для Зосимы и Зосимо.
Карло был не готов заглядывать настолько далеко. Он обернулся к искалеченному телу Бенигны. Поверхность перегородки распалась на части, и ее остатки уже начали отделяться от кожи по краям, обнажая нижележащую плоть. Это была самая большая рана, которую он видел в своей жизни – если не считать травмы на трупе, с которым ему довелось столкнуться еще будучи студентом – тогда женщину практически разрезало пополам взрывом; убитый горем ко предложил ее тело для анатомирования. – Я, пожалуй, увеличу дозу транквилизатора и попытаюсь закрыть рану хирургическим путем, – сказал он. Вне зависимости от того, могли ли древесники испытывать тревогу, чувствуя нарушение естественного порядка вещей, философское отношение Бенигны к вопросам деторождения перестало бы иметь значение, если бы по пробуждении она увидела в своем теле вот такую зияющую дыру.
В руках Макарии детеныш умолк, но Бенигно продолжал беспорядочно кричать. В отсутствие обета предсказать его поведение по отношению к «не совсем его» дочери было невозможно, но среди разных видов были известны случаи, когда некоторым ко удавалось наладить близкие отношения с продуктом спонтанного деления. – Стоит хотя бы показать ему дочь, – предложил Карло. – Мы сможем понаблюдать за его реакцией без риска для ребенка.
– Хорошо. – Подтягиваясь нижними руками вдоль опорной веревки, Макария осторожно выбралась из клетки. Карло последовал за ней.
Увидев детеныша, Бенигно замолчал, хотя на вид не успокоился, а скорее, был сбит с толку. Карло задумался, мог ли он отличать разные варианты развития событий и вести себя соответствующим образом. Если бы Бенигна родила от другого мужчины, смог бы он сразу же определить это по запаху ребенка? А если бы ребенок родился без отца – что было естественным следствием их насильной разлуки, смог бы он понять и это, а затем извлечь из ситуации максимальную пользу?
Приблизившись, Макария протянула ему детеныша. Какое-то время Бенигно пристально разглядывал девочку, но затем ретировался по ветке, за которую цеплялся руками и перепрыгнул к боковой стенке клетки, где принялся сердито толкать занавес, скрывавший от него Бенигну, просовывая пальцы сквозь прутья.
– Вряд ли он успокоится, увидев ее в таком состоянии, – сказал Карло.
– Видимо, ты прав, – согласилась Макария.
– Пожалуй, я ее зашью. – А потом освобожу от этого постамента, – решил Карло. Она и так достаточно натерпелась.
– Тебе стоит снова посадить их в одну клетку, – сказала Аманда.
– Да. – Карло с трудом сдерживал эмоции; с одной стороны, он чувствовал неподдельную симпатия к древесникам, с другой – его ощущения, вполне вероятно, отчасти объяснялись простым состоянием шока. – Как только она поправится, им вдвоем можно будет вернуться в лес.
Наступила неловкая пауза, после чего Макария тихо произнесла: «Мне кажется, это не самая удачная идея, Карло».
– А почему нет? Я понимаю, что нужно еще раз проверить запись, но нам необязательно повторять процедуру на Бенигне.
Рожденный от ленты детеныш древесника начал поеживаться; Макария взяла девочку поудобнее.
– Мы должны выяснить, как это повлияло на ее тело, – сказала Аманда. – Сможет ли она после этого размножаться естественным путем? Или, единожды родив, она стала бесплодной? Пока этот вопрос не решится, нам нужно понаблюдать за ней и ее ко.
Да, ты права, – уступил Карло.
Он направился к люку.
Закачивая транквилизатор, вне поля зрения женщин, Карло ощутил, как его колотит дрожь. Действо, свидетелями которого стали они втроем, было грубым и жестоким, однако теперь, когда они знали, чего ожидать, часть проблем можно было решить незамедлительно. Они пока не знали, восстановится ли полностью здоровье Бенигны, и сможет ли ее ребенок благополучно вырасти и жить нормальной жизнью, но со временем это станет ясно. И в будущем начатое ими можно будет улучшить и доработать, превратив в процедуру, которую без риска и дискомфорта сможет пройти любая женщина.
Значит, в потенциале голод можно было победить – но не благодаря дихотомичности по требованию, а за счет рождения единственного ребенка и выживания матери. Теперь, когда он потратил столько времени, переживая свою будущую тоску по Карле, появилась возможность, что Карла сможет родить ребенка и пережить его самого. И не такой уж непостижимой казалась мысль, что по возвращении домой Бесподобная в числе своих величайших наград ознаменует конец ранней смерти среди женщин.
Карло отодвинулся от основания постамента и постарался успокоить свои руки перед операцией. Теперь, когда он сыграл свою роль в этих метаморфозах, возникла вероятность, что у него никогда не будет сыновей и что со временем все последуют его примеру, и во всем мире уже никогда не будет ни отцов, ни ко. Он бы покончил с голодом, с убийствами младенцев и величайшим бедствием в жизни женщин – и одновременно бы полностью истребил себе подобных.