Время, которое Хант и Данчеккер изначально намеревались провести на Юпитере-5, и без того подошло к концу, поэтому на следующий день двое ученых вместе со смешанной группой из землян и ганимейцев отправились на базу Копёр. Само путешествие тоже выдалось весьма “смешанным”: часть ганимейцев втиснулись в среднемагистральные транспортеры КСООН, в то время как более удачливые земляне добрались до пункта назначения в качестве пассажиров на борту одного из дочерних кораблей Шапирона.
Первым, что показали ганимейцам на базе, был аварийный маяк, который и привел их на Ганимед с другого конца Солнечной системы; сейчас тот случай уже казалось делом давно минувших дней. Пришельцы объяснили, что прием обычных электромагнитных волн невозможен в пределах зоны локального искривления пространства-времени, создаваемой стандартной разновидностью ганимейского двигателя – именно по этой причине для дальней связи чаще всего использовались модулированные импульсы гравитационных волн; подобный принцип как раз и лежал в основе того маяка. Ганимейцы засекли его сигнал после того, как им, наконец-то, удалось заглушить главный двигатель и войти в Солнечную систему, используя вспомогательные приводы; они хорошо подходили для маневрирования между планетами, но не слишком годились для межзвездных марафонов. Можно представить, какой шок их ждал от увиденного, ведь Минерва исчезла, и там, где раньше ничего не было, появилась новая планета; а под конец еще и их приемники засекли сигнал маяка. Как сказал Ханту один из офицеров КСООН: “Представь, что ты возвращаешься спустя двадцать пять миллионов лет и слышишь песню из сегодняшнего хит-парада. Они, наверное, стали сомневаться, что вообще куда-то летали, и подумали, что путешествие им просто приснилось”.
Далее, проследовав по подземному коридору с обитыми металлом стенами, группа оказалась в лабораторном комплексе, где обычно проводилось предварительное изучение предметов, доставленных из корабля подо льдом. Перегородки, наполовину доходившие до потолка, делили огромный зал, превращая его в лабиринт из рабочих боксов, каждый из которых представлял собой настоящую мешанину из машин, контрольно-измерительных приборов, стоек с электроникой и инструментальных шкафов. Крыши наверху было почти не видно за переплетением труб, коробов, кабелей и каналов, протянувшихся через весь зал.
Грейг Паттерсон, возглавлявший эту лабораторную секцию, провел группу в один из боксов и указал на рабочий стол с лежащим на нем металлическим цилиндром около тридцати сантиметров в высоту и метра в поперечнике; вокруг него располагалась замысловатая конструкция из подставок, перемычек и патрубков, составлявших единое целое с основной частью устройства. Агрегат выглядел довольно тяжелым и прочным, и по всей видимости, был извлечен из более крупной машины; на нем имелось несколько портов и контактов – вероятно, электрических – которые указывали на возможные точки входа и выхода.
– Вот что поставило нас в тупик, – объяснил Паттерсон. – Мы подняли уже несколько таких штуковин – и все они абсолютно одинаковые. Внизу их целые сотни, по всему кораблю. Они уставлены под полом через равные интервалы – везде, куда ни заглянешь. Есть идеи?
Рогдар Джассилейн вышел вперед и, нагнувшись, бегло осмотрел артефакт.
– Напоминает модифицированную версию гравимодуля, – заметила Шилохин, стоявшая в дверях рядом с Хантом. Ганимейцы могли общаться при помощи ЗОРАКа, который по-прежнему находился на базе Ганимед-Центр, в тысяче с лишним километров от Копра. Джассилейн провел пальцем по корпусу устройства, осмотрел сохранившуюся кое-где маркировку, после чего выпрямился, очевидно, узнав все, что хотел.
– Так и есть, это именно он, – объявил ганимейский инженер. – По сравнению с привычными для меня моделями, в этой есть несколько дополнений, но общая конструкция осталась прежней.
– Что такое гравимодуль? – уточнил Арт Стелмер, один из инженеров Паттерсона.
– Элемент распределенного узлового поля, – ответил Джассилейн.
– Круто, – пожав плечами, отозвался Стелмер, все еще сбитый с толку.
Шилохин взялась за объяснение. – Боюсь, это связано с областью физики, которую ваша раса еще не открыла. На космических кораблях землян – к примеру, Юпитере-5, гравитация имитируется за счет вращения большей части конструкции, верно? – Хант вдруг вспомнил необъяснимое ощущение веса, которое он испытал, оказавшись внутри Шапирона. Вывод из слов Шилохин стал очевиден.
– А вам имитировать не нужно, – догадался он. – Вы ее создаете.
– Именно так, – подтвердила она. – Подобные устройства были частью стандартного оснащения на всех ганимейских кораблях.
Присутствовавших во время разговора землян это почти не удивило, ведь они уже давно подозревали, что в распоряжении ганимейской цивилизации имелись неизвестные человечеству технологии. И все же они были заинтригованы.
– Мы уже какое-то время ломаем над этим голову, – признался Паттерсон, повернувшись лицом к Шилохин. – Какие принципы лежат в основе всех этих устройств? Раньше я ни о чем подобном не слышал. – Шилохин ответила не сразу и, похоже, задумалась, чтобы собраться с мыслями.
– Даже не знаю, с чего начать, – наконец, сказал она. – Полноценное объяснение потребует немало времени…
– Эй, вон там ускорительное кольцо от передаточной трубы, – вмешался в разговор другой ганимеец. Он заглянул в соседний бокс поверх перегородки и сейчас указывал на еще один, более крупный фрагмент ганимейского оборудования, который лежал там в частично демонтированном состоянии.
– Да, видимо, ты прав, – согласился Джассилейн, проследив за взглядом спутника.
– Да что за чертовщина это ваше ускорительное кольцо? – умоляющим тоном произнес Стелмер.
– И передаточная труба? – добавил Паттерсон, совершенно забывший о вопросе, который задал всего несколько секунд назад.
– Корабль был пронизан трубами, которые использовались для перемещения людей и грузов, – объяснил Джассилейн. – Вы о них должны знать, потому что я видел эти трубы на чертежах корабля, которые сделали ваши инженеры.
– Их назначение мы вроде как угадали, но только наполовину, – добавил Хант. – Правда, насчет принципа работы не уверены до сих пор. Это очередной гравифокус?
– Верно, – подтвердил Джассилейн. – Локальные поля внутри труб создают движущую силу. Соседнее кольцо – это просто разновидность усилителя, который окружает трубу, сглаживая поле и придавая ему большую мощность. В зависимости от диаметра трубы такие кольца должны были располагаться примерно через каждые…ммм… десять метров.
– Хотите сказать, что по этим штукам летали люди? – в голосе Паттерсона послышалось явное сомнение.
– Именно. На Шапироне они тоже есть, – невозмутимо ответил Джассилейн. – В одной из них находится главный лифт, которым уже довелось воспользоваться некоторым из вас. В нем пассажиров окружает замкнутая капсула, но в трубах поменьше они не используются. Там вы просто находитесь в свободном падении.
– И как вы избегаете столкновений между пассажирами? – спросил Стелмер. – Или все трубы односторонние?
– Двухсторонние, – ответил Джассилейн. – Обычно труба несет в себе разделенное поле: одна его половина направлена вверх, другая – вниз. Два пассажиропотока легко отделяются друг от друга. Это еще одна функция ускорительных колец – точнее его компонента, который мы называем “ограничителем краев пучка”.
– И как оттуда выбраться? – не унимался Стелмер, который и сейчас был явно заворожен этой идеей.
– Приближение к выбранной точке высадки активирует локализованное распределение стоячих волн, которые отвечают за торможение пассажира, – объяснил Джассилейн. – Входят в трубу примерно так же…
После этого разговор свелся к пространной дискуссии о принципах эксплуатации и управления движением, которые применялись в сетях передаточных труб, встроенных в инопланетный корабль и, как выяснилось, большинство ганимейских зданий и городов. Вопрос Паттерсона о том, как именно работала эта технология, так и остался без ответа.
Проведя какое-то время за изучением еще нескольких артефактов с ганимейского корабля, группа покинула лабораторную секцию, чтобы продолжить экскурсию по базе. Миновав очередной коридор, они оказались на приповерхностных уровнях здания, где располагалось операционное управление базы, а затем, преодолев несколько лестничных пролетов, поднялись на первый этаж. Оттуда надземный траволатор доставил их в соседний купол, сооруженный над входом в шахту номер три. В итоге, пройдя лабиринт из мостков и туннелей, они оказались в верхнем тамбуре третьего шлюза. По другую сторону шлюза уже ждала капсула, которая должна была доставить первую шестерку пассажиров к месту подледных работ. Когда капсула вернулась и совершила спуск в третий раз, вся команда снова собралась вместе в недрах ганимедских льдов.
В сопровождении Джассилейна, еще двух ганимейцев и командующего Хью Миллза, возглавлявшего форменное подразделение КСООН на базе Копёр, Хант вышел из капсулы и оказался на нижнем уровне третьего тамбура. Далее короткий коридор, наконец-то, привел их в нижний аппаратный зал, где уже собралась оставшаяся часть группы. Их появления никто не заметил; внимание землян и ганимейцев было сосредоточено на зрелище, которое ожидало по ту сторону стеклянной громады, составлявшей дальнюю стену аппаратного зала.
Их взгляду открывалась исполинская пещера, выдолбленная и протопленная в сплошном слое льда; в свете тысячи дуговых ламп она переливалась сотней разных оттенков, от серого до ослепительно-яркого белого. Дальняя стена пещеры терялась на фоне целого леса из огромных стальных домкратов и ледяных колонн, которые оставили в качестве опор для крыши. Там, прямо перед ними, аккуратным клином на фоне рукотворного “леса” стоял протянувшийся вдаль ганимейский корабль.
Его гладкие, грациозные контуры из черного металла прерывались в десятках мест, где работники базы вырезали фрагменты корпуса, чтобы получить доступ к определенным частям внутренней машинерии, либо извлечь их наружу. Кое-где корабль напоминал скелет выброшенного на берег кита – гряду из дугообразных ребер, которые возносились к потолку пещеры, указывая местоположение демонтированных секций. По бокам располагались беспорядочные, небрежные группы решетчатых конструкций из балок и металлических труб, которые местами тянулись от пола до потолка, служа опорой для нагромождения мостков, лестниц, платформ, пандусов, стапелей и лебедок, вплетенных то тут, то там в умопомрачительную мешанину гидравлических и пневматических труб, вентиляторных каналов и линий электропитания.
Панорама была усеяна десятками рабочих: на строительных лесах вокруг корабля, посреди лабиринта из раскиданных по полу штабелей с патрубками и деталями машин, высоко на мостках, цеплявшихся за грубо отесанные ледяные стены, и даже на самом корпусе судна. Тут – портальный кран, сдирающий часть обшивки, там – вскрытый отсек корабля, который время от времени освещают вспышки кислородно-ацетиленовой горелки; еще дальше – группа инженеров, очевидно устроивших совещание и теперь так и сыпавших жестами в ответ на информацию, которая транслировалась с большого переносного экрана. Это место было настоящим средоточием непрерывной, планомерной, энергичной деятельности.
Земляне молча наблюдали, пока ганимейцы внимательно изучали происходящее.
– Настоящий исполин… его размер определенно оправдал наши ожидания, – наконец произнес Джассилейн. – По своей конструкции он на несколько шагов опережает любой корабль, который был в ходу на момент нашего вылета с Минервы. ЗОРАК, что думаешь?
– Тороидальные секции, выступающие из большого вырезанного сегмента в девяноста метрах от тебя, почти наверняка представляют собой дифференциально-резонансные индукторы напряжений, отвечающие за удержание фокуса луча в главном двигателе, – ответил ЗОРАК. – Крупный агрегат этажом ниже тебя, перед и под которым стоят двое землян, мне незнаком, но внешне напоминает продвинутую модель заднего компенсационного реактора. В таком случае для движения корабль, скорее всего, использует стандартный метод, основанный на распространении волн напряжения. Если я прав, то на корабле должен быть и передний компенсационный реактор. Земляне на базе Ганимед-Центр показали мне схемы похожего устройства, но для надежности нам следует заглянуть внутрь носовой части, чтобы проверить это самим. Кроме того, я бы не отказался от возможности изучить секцию первичного преобразователя энергии и ее проектную схему.
– Ммм… могло быть и хуже, – отстраненно пробормотал Джассилейн.
– Что это значит, Рог? – спросил Хант. Гигант наполовину повернулся к нему и поднял руку, указав на корабль.
ЗОРАК подтвердил мою первоначальную догадку, – ответил он. – Этот корабль был построен гораздо позже нашего, но его базовая конструкция, судя по всему, поменялась не так уж сильно.
– Значит, есть шанс, что с его помощью вы сможете починить Шапирон, да? – подхватил Миллз.
– Будем надеяться, – согласился Джассилейн.
– Чтобы сказать наверняка, нам нужно посмотреть его вблизи, – осторожно заметила Шилохин. Хант повернулся к остальной группе и развел руками, повернув ладони вверх. – Что ж, тогда давайте спустимся и сделаем, как вы хотите, – сказал он.
Они отошли от смотрового окна и, петляя между стойками с оборудованием и консолями аппаратного зала, добрались до двери на противоположной стороне комнаты, откуда можно было спуститься на нижний этаж. Когда за последним участником группы закрылась дверь, один из операторов, дежуривших за консолями, наполовину обернулся к своему коллеге.
– Видишь, Эд, я же тебе говорил, – весело заметил он. – Никого они не съели.
Сидевший в паре метров от него Эд скептически нахмурился.
– Может, сегодня они просто не успели проголодаться, – пробурчал он себе под нос.
Смешанная группа ганимейцев и землян вышла из шлюза аккурат под смотровым окном и, ступив на пол пещеры, зашагала по стальной сетке к кораблю, минуя лабиринт инженерных конструкций.
– Здесь довольно тепло, – сказала Ханту Шилохин, пока группа направлялась вниз. – Но на стенах нет следов таяния. Как так вышло?
– Все дело в тщательно спроектированной системе циркуляции воздуха, – объяснил он. – Теплый воздух удерживается здесь, в рабочей зоне, и ограждается ото льда при помощи завесы из более холодных потоков, которые располагаются по периметру и нагнетаются снизу вверх, где улавливаются вытяжками на крыше. Нужные характеристики потока достигаются за счет формы самих стен, которые плавно переходят в потолок. В целом система работает неплохо.
– Весьма изобретательно, – пробормотала она.
– Как быть с риском взрыва газов, освобождающихся при таянии льда? – спросил другой ганимеец. – Я бы счел это серьезной опасностью.
– Такая проблема действительно была, но только в начале раскопок, – ответил Хант. – Именно тогда растопили большую часть льда. Люди были вынуждены работать в специальных скафандрах. И как раз из-за опасности, о которой вы упомянули, приходилось использовать аргон. Теперь, когда система вентиляции работает гораздо лучше, большого риска нет, так что нам такие неудобства не грозят. Помогают и завесы из холодного воздуха; благодаря им, скорость истечения газа остается практически нулевой, а тот малый объем, что все же успевает просочиться, уносится восходящим потоком. Шансы взрыва здесь настолько малы, что скорее уж базу над нами разнесет случайное попадание метеорита.
– Итак, вот мы и на месте, – раздался впереди голос Миллза. Они стояли у основания широкого и пологого металлического ската, один конец которого располагался на полу, а второй, теряясь в мешанине кабелей, уходил внутрь большого отверстия, прорезанного в обшивке судна. Наверху громадной дугой нависали выпуклые очертания корабля, которые тянулись вверх, теряясь из виду в направлении крыши. Неожиданно они почувствовали себя мышами, разглядывавшими днище садового катка.
– Ну что же, тогда идем внутрь, – сказал Хант.
В течение следующих двух часов они обошли каждый сантиметр лабиринта из мостков и переходов, выстроенных внутри корабля, который лежал на боку и, как результат, почти не имел горизонтальных поверхностей, по которым можно было передвигаться без лишних усилий. Гиганты следили за кабелями и трубами взглядом, который явно знал, что ищет. Время от времени они останавливались, чтобы уверенными и отработанными движениями разобрать один из интересующих их предметов или изучить связи с каким-либо устройством или компонентом корабля. Они усвоили каждую деталь чертежей, предоставленных учеными КСООН и содержавших максимум информации о конструкции и устройстве судна, который удалось добыть землянам.
После долгого диалога с ЗОРАКом насчет анализа этих наблюдений, Джассилейн объявил: “Мы настроены вполне оптимистично. Судя по всему, у нас есть неплохие шансы полностью восстановить работоспособность Шапирона. Тем не менее, мы бы хотели провести более детальное изучение некоторых частей корабля – что потребует привлечь к делу еще несколько технических экспертов с базы Центр. Вы сможете разместить здесь небольшую группу наших людей, скажем, на две или три недели?” – Последние его слова были обращены к Миллзу. Командующий пожал плечами и раскинул руки.
– Все, что пожелаете. Считайте, что дело уже сделано, – ответил он.
Уже в течение часа после того, как группа вернулась на поверхность, чтобы пообедать, очередной транспортер КСООН покинул базу Центр и направлялся на север, взяв на борт еще нескольких ганимейцев, а также необходимые приборы и инструменты с Шапирона.
После они отправились в лабораторный отдел базы и выразили восхищение комнатным садом Данчеккера. Они подтвердили, что выращенные профессором растения им действительно знакомы и дают представление о видах, широко распространенных в экваториальных широтах Минервы их времен. По настоянию Данчеккера они согласились взять на Шапирон несколько черенков, чтобы вырастить их в память о своей родине. Судя по всему, этот жест тронул их до глубины души.
Следом Данчеккер повел группу на огромный склад, вырытый прямо в толще льда под биолабораториями. Войдя внутрь, они оказались в просторном, хорошо освещенном помещении, стены которого были уставлены стеллажами с разного рода припасами и инструментами; там были целые ряды закрытых шкафов, выкрашенных в однородный зеленый цвет, завернутые от пыли машины непонятного назначения, а местами – доходившие до потолка стопки нераспакованных коробок. Однако центром всеобщего внимания моментально стала фигура чудища, которое высилось примерно в шести метрах от входа.
Четыре ноги, похожих на стволы деревьев; высота больше пяти метров в холке; массивное тело, которое сужалось спереди, переходя в длинную крепкую шею, благодаря которой относительно некрупная и грубо очерченная голова возвышалась над землей и заметно выдавалась вперед. Кожа имела сероватый цвет и на вид была грубой и плотной, с глубокими толстыми морщинами, окаймлявшими основание шеи и часть головы ниже коротких, стоявших торчком ушей. Над двумя огромными, раздутыми ноздрями и зияющей пастью в форме клиантуса таращились два широко открытых глаза. Их взгляд, направленный вниз, аккурат к дверям склада, подчеркивался нависавшими сверху толстыми складкам кожи.
– Это один из моих любимых образцов, – беззаботным тоном сообщил Данчеккер, делая несколько шагов вперед, чтобы ласково потрепать зверя по одной из его массивных передних ног.
– Белуджитерий – азиатский предок современных носорогов, живший на земле в период с позднего Олигоцена до раннего Миоцена. У представителей этого вида передние ноги уже утратили четвертый палец и приобрели трехпальцевую структуру, аналогичную задним конечностям – именно в Олигоцене эта тенденция стала носить ярко выраженный характер. Здесь же мы видим четко выраженное усиление структуры верхней челюсти, хотя конкретно этот вид, как можно заметить, в итоге не развился в особей с полноценным рогом. Еще одна любопытная особенность – это зубы, которые… – Данчеккер резко оборвал свой рассказ, когда повернулся лицом к аудитории и понял, что только земляне последовали за ним внутрь комнаты, встав вокруг белуджитерия. Ганимейцы же сгрудились в дверном проеме и, потеряв дар речи, глазели на громадного зверя. Их глаза широко открылись, будто застыв в нежелании верить происходящему. Вид животного, конечно, не заставил ганимейцев съежиться от страха, однако напряженные позы и выражения их лиц явно говорили о внутренней неуверенности и тревоге.
– Что-то не так? – озадаченно спросил Данчеккер. Ответа не последовало. – Могу вас заверить, он совершенно безобиден, – продолжил он, придав своему голос обнадеживающий тон. – И ко всему прочему, мертвее мертвого… ведь это один из образцов, сохранившихся в больших баках, которые мы нашли на борту корабля. А умер он как минимум двадцать пять миллионов лет тому назад.
Мало-помалу ганимейцы приходили в себя. По-прежнему молчаливые и немного подавленные, они начали осторожно продвигаться к тому месту, где неплотным полукругом выстроилась группа землян. Ганимейцы долго разглядывали исполинское создание, благоговейно впитывая каждую деталь его облика.
– ЗОРАК, – тихо пробурчал в ларингофон Хант. Остальные земляне молча наблюдали за ганимейцами, дожидаясь некоего сигнала к продолжению диалога и недоумевая, почему это зрелище произвело на гостей настолько сильное впечатление.
– Да, Вик? – послышался в его ухе голос машины.
– В чем дело?
– Ганимейцам еще не доводилось видеть животных, похожих на белуджитерия. Для них это совершенно новый и неожиданный опыт.
– Для тебя это тоже стало неожиданностью? – спросил Хант.
– Нет. Я отмечаю близкое сходство с другими земными видами, записи о которых хранятся в моих архивах. Информация была получена в ходе ганимейских экспедиций, которые бывали на Земле до того, как Шапирон покинул Минерву. Но ни один из ганимейцев, которые прямо сейчас находятся с вами на базе Копёр, Землю не посещал.
– Но должны же они были хоть немного знать о том, что именно нашли эти экспедиции, – настаивал Хант. – Ведь отчеты наверняка публиковались.
– Все так, – согласился ЗОРАК. – Но одно дело – читать о подобных животных в отчете, и совсем другое – внезапно столкнуться с ними лицом к лицу, особенно если этого не ожидаешь. Полагаю, будь мой разум продуктом органической эволюционной системы, сосредоточенной на задачах выживания, со всеми проистекающими из этого эмоциональными реакциями, я и сам бы испытал нечто вроде шока.
Прежде, чем Хант успел ответить, одна из ганимейцев – Шилохин – наконец, подала голос.
– Значит… это и есть образец земного животного, – произнесла она. Ее голос звучал низко и неуверенно, будто Шилохин было трудно выговорить слова.
– С ума сойти! – выдохнул Джассилейн, по-прежнему не сводя глаз с исполинского чудища. – Неужели эта штука и правда когда-то была живой…
– Что это? – Другой ганимеец указывал за белуджитерия, на не столь крупную, но куда более свирепую на вид фигуру животного с поднятой лапой и вывернутыми губами, обнажавшими ряд жутких, остроконечных зубов. Проследив за его взглядом, остальные ганимейцы ахнули.
– Цинодиктис, – пожав плечами, пояснил Данчеккер. – Довольно любопытная смесь кошачьих и собачьих признаков, от которой в конечном счете произошли современные семейства кошек и собак. Рядом с ним находится мезогиппус, он же предок всех современных лошадей. Если приглядитесь повнимательнее, то увидите… – Он остановился на середине фразы и, судя по всему, внезапно переключился на совершенно другую мысль. – Но почему все это кажется вам настолько странным? Это ведь не первый раз, когда вы видите животных.
– Они ведь были и на Минерве, верно?
Хант пристально наблюдал. Подобные реакции казались довольно странными для развитой расы, которая до этого момента выглядела образцово рациональной во всех своих словах и делах.
Шилохин взяла ответ на себя. – Конечно… животные были и у нас… – Она начала поглядывать из стороны в сторону на своих спутников, будто ища поддержки в трудной ситуации. – Просто они были не такими…, – уклончиво договорила она. Данчеккер, похоже, был заинтригован.
– Не такими, – повторил он. – Как любопытно. Но в каком смысле? Может, к примеру, они были не такими большими?
Казалось, что тревога Шилохин только растет. Ту же необъяснимую антипатию к обсуждению олигоценовой Земли она выказывала и раньше. Хант почувствовал надвигающийся кризис и понял, что Данчкеккер, в пылу энтузиазма, этого совершенно не заметил. Он отвернулся от остальной группы. – ЗОРАК, организуй мне закрытый канал связи с Крисом Данчеккером, – попросил он, понизив голос.
– Готово, – секундой позже ответил ЗОРАК, в голосе которого прозвучало нечто похожее на облегчение.
– Крис, – прошептал Хант. – Это Вик. – Заметив, что выражение Данчеккера внезапно переменилось, он продолжил. – Они не хотят об этом говорить. Возможно, их все еще нервирует наша связь с лунарианцами или вроде того – не знаю, в чем дело, но их явно что-то беспокоит. Закругляйся и давай-ка уйдем отсюда.
Данчеккер поймал на себе взгляд Ханта и, с секунду поморгав с недоуменным выражением, кивнул и резко поменял тему разговора. – Так или иначе, с этим вполне можно повременить до более благоприятных обстоятельств. Почему бы нам не вернуться наверх? Прямо сейчас в лабораториях ведутся эксперименты, которые, на мой взгляд, могли бы вас заинтересовать.
Группа заковыляла в сторону выхода. Позади озадаченно переглянулись Хант с Данчеккером.
– И что все это значит, позволь спросить? – поинтересовался профессор.
– Понятия не имею, – ответил Хант. – Пойдем, или отстанем от остальных.
В сотнях миллионов километров от Копра мир поразила новость о контакте с расой разумных инопланетян. Когда на экранах по всему миру появились видеозаписи первой личной встречи на борту Шапирона и прибытия инопланетян на базу “Ганимед-Центр”, планету охватила волна трепета и воодушевления, с которой не могла сравниться даже реакция на открытие Чарли и первого ганимейского корабля. Люди восприняли новость по-разному: кто-то с восхищением, кто-то с предосуждением, кто-то с юмором – но в целом их отношение оказалось вполне предсказуемым.
На высшем, официальном уровне Фредерик Джеймс Маккласки, старший делегат, участвовавший от имени Соединенных Штатов во внеочередном заседании ООН, откинулся на спинку кресла и обвел взглядом забитый людьми круглый зал; Чарльз Уинтерс, британский представитель Соединенных Штатов Европы, тем временем заканчивал свою сорокапятиминутную речь:
– С учетом всего вышесказанного, наша позиция сводится к тому, что место первой высадки в силу очевидных причин должна стать территория Британских островов. В настоящее время английский язык является стандартом общения в социальных, предпринимательских, научных и политических диалогах между любыми расами, народами и нациями на планете Земля. Он стал символом разрушения барьеров, некогда разделявших человечество, и ознаменовал становление нового порядка, основанного на глобальной гармонии, доверии и взаимном сотрудничестве. В этой связи кажется вполне закономерным, что именно английский язык должен стать средством первого контакта между нами и нашими инопланетными друзьями. Также я бы хотел напомнить, что в настоящий момент устная речь Британских островов – это единственный человеческий язык, усвоенный ганимейской машиной. Итак, джентльмены, где же первым ганимейцам следует ступить на нашу планету, если не на той самой земле, где и возник этот язык? – В заключение Уинтерс обвел зал подкупающим взглядом и сел под бормотание приглушенных голосов и шелест листов бумаги. Маккласки черканул в своем блокноте пару заметок и пробежался взглядом по записям, которые успел сделать за все это время.
В редкий момент единодушия правительства Земли сделали совместное заявление, согласно которому бездомные странники из прошлого получали право свободно селиться на планете, если сами того пожелают. Текущее совещание было созвано после официального объявления, а в итоге свелось к разгоряченной грызне перед камерой – и все из-за вопроса, какая нации следует отдать почетное право первой встретить инопланетян.
Изначальные требования выдвинул именно Маккласки, который, следуя указаниям Консультативного Комитета при Президенте США и Государственного Департамента в Вашингтоне, привлек внимание участников к тому факту, что за выполнение операций КСООН в окрестностях Юпитера отвечали по большей части американцы. По сути он утверждал: раз их обнаружили американцы, значит, Америка вправе оставить их у себя. Советы два часа пытались донести мысль, что их нация, занимая самую крупную часть суши, представляет собой планетарное большинство, а именно это и имеет значение. Китай, ловко апеллируя к принципам демократии, возразил, что их страна самая населенная, а значит, и идею «большинства» иллюстрирует куда лучше. Израиль считал, что у него больше общего с лишившимися дома меньшинствами, и подобная точка зрения как нельзя точнее отражает суть сложившейся ситуации. Ирак заявил о себе, исходя из того, что на его территории находилась самая древняя из известных наций, а одна из африканских республик, напротив, предложила свою кандидатуру, как самая молодая из всех.
Маккласки уже порядком надоели все эти разглагольствования. Он раздраженно швырнул ручку на лежавший перед ним блокнот и вдавил кнопку, которая подала сигнальный огонек, означавший, что ее хозяин просит слова. Спустя несколько минут индикатор на панели сообщил Маккласки, что его запрос был одобрен председателем. Он наклонился к микрофону. – Ганимейцы еще даже не высказали своего желания посетить Землю, не говоря уже о том, чтобы здесь поселиться. Не лучше ли будет сначала спросить их об этом, прежде чем тратить время на подобные дискуссии?
Его слова вызвали новую волну обсуждений, в ходе которых делегаты просто не смогли устоять перед соблазном дипломатической прокрастинации. В итоге вопрос был должным образом Отложен, как Требующий Дополнительной Информации.
Впрочем, по одному незначительному пункту делегаты все же пришли к согласию.
Они были озадачены тем, что никто из экипажа, офицеров, ученых и всего остального персонала КСООН, физически находившегося на Ганимеде, не был обучен тонкостям дипломатического искусства, и беспокоились из-за рисков, которые неизбежно несла их вынужденная роль представителей и послов, действовавших от имени всех землян. Исходя из этого делегаты набросали список рекомендаций, которые доводили до сведения сотрудников КСООН всю серьезность и важность их обязанностей и среди прочего призывали их “… воздерживаться от любых необдуманных или импульсивных заявлений и поступков, в которых существа с неясными намерениями и умыслами могут увидеть хотя бы малейший намек на провокацию…”
Когда послание было передано, а затем добросовестно прочитано экипажам КСООН и ученым на Ганимеде, люди отреагировали на него с некоторой долей удивления. “Намерения и умыслы” оказались настолько неясны землянам, что те прочитали письмо самим ганимейцам.
Гиганты сочли его забавным.