В течение следующего часа, или около того, ганимейские лидеры кочевали между группами национальных представителей, обмениваясь краткими официальными речами о доброжелательных намерениях. По мере их передвижения группы рассеивались, примыкая к растущей толпе землян и ганимейцев, собиравшихся на бетонной площадке под Шапироном. Эта встреча была совсем не похожа на прием, оказанный первым инопланетянам, неуверенно ступившим на лед базы Ганимед-Центр.
– Я так до конца и не понял, – признался Ханту Джассилейн, когда их группа направилась к малазийской делегации. – Ты говоришь, что все, кого мы встречали, были членами одного из правительств. Но мне бы хотелось разобраться, какое из этих правительств главное?
– Главное? – спросил Хант, не вполне понимая, что он имеет в виду. – Ты о чем? – Гигант изобразил в воздухе жест раздражения.
– То, что управляет планетой. Которое из них этим занимается?
– Ни одно, – ответил Хант.
– Так я и подумал. Тогда где же оно?
– Его не существует, – объяснил Хант. – Планета управляется ими всеми и в то же время ни управляется ни одним из них.
– Стоило догадаться, – ответил Джассилейн. ЗОРАК умудрился ввернуть в перевод неплохую имитацию усталого вздоха.
Остаток дня все официальные мероприятия проходили в атмосфере, больше похожей на карнавал. Гарут и лидеры ганимейцев уделяли время каждой группе правительственных делегатов, налаживая взаимоотношения и составляя графики официальных визитов в представленные на встрече страны. Для Ханта и всех остальных землян с Ганимеда день выдался весьма насыщенным, ведь благодаря знакомству с инопланетянами к ним буквально выстроилась очередь из желающих представиться ганимейцам, а сами они стали очевидными претендентами на роль посредников в диалогах. С легкой руки Европейского Правительства было создано бюро по вопросам сотрудничества – международный представительный орган, который действовал под эгидой ООН и должен был стать постоянным учреждением в землянском секторе Ганивилля. К вечеру программа вопросов, вынесенных на обсуждение между двумя расами, соблюдалась в более-менее упорядоченной и организованной форме.
Вечером в Ганивилле устроили грандиозный приветственный банкет – разумеется, вегетарианский – на котором слова и вино буквально лились рекой. После ужина и еще нескольких выступлений представители обеих рас перешли к неформальному общению, и Хант, с бокалом в руке, вдруг оказался в комнате рядом с тремя ганимейцами, двое из которых – Валио и Кралом – были офицерами на борту Шапирона, а третья, по имени Стрельсия, работала администратором. Валио как раз рассказывал о замешательстве, в которое его привели события сегодняшнего дня.
– Кажется, он назвался Эммунуэлем Кроу, – сказал им Валио. – Он был в составе делегации, которая прибыла из того же места, где живешь ты сам, Вик – США. Он сказал, что сам из Вашингтона… Госдепартамент, кажется, или вроде того. Но озадачило меня то, что он отнес себя к краснокожим индейцам.
Хант как бы невзначай оперся о стоявший позади стол и сделал глоток скотча.
– А что не так? – спросил он.
– Ну, после этого мы встретились с представителем правительства Индии, и он сказал, что Индия находится совсем не рядом с США, – объяснил Валио. – Как же тогда Кроу может быть индейцем?
– Ты путаешь индейцев с индийцами, – ответил Хант, опасаясь, что их разговор вот-вот обернется полнейшей неразберихой. И действительно, оказалось, что Кралому есть что добавить.
– Я встретил человека из западной Индии, но сам он сказал, что родом с востока.
– Есть и восточная Индия…, – начало было Стрельсия.
– Знаю, но она находится далеко на западе, – заметил Кралом.
Хант внутренне застонал и, пытаясь собраться с мыслями, потянулся в карман за упаковкой сигарет. Но прежде, чем он успел хоть что-то объяснить, Валио заговорил снова.
– Я подумал, может, он назвался краснокожим индейцем, потому что на самом деле родом из Китая, ведь китайцы по идее красные и сам Китай не так далеко от Индии, но оказалось, что на самом деле они желтые.
– Возможно, он был русским, – предположил Кралом. – Кто-то говорил мне, что они тоже красные.
– Нет, они розовые, – твердо заявила Стрелсия. Она указала головой на коренастого, плотного мужчину в черном костюме, который стоял к ним спиной, беседуя с другой смешанной группой из людей и ганимейцев. – Вот он – если я правильно помню. Можешь сам проверить.
– Я с ним уже встречался, – ответил Кралом. – Он белый русский. По его же словам, хотя сам он белым не выглядит.
Трое инопланетян умоляюще взглянули на Ханта, надеясь, что тот развеет эту бессмыслицу парой мудрых слов.
– Не о чем беспокоиться – это просто пережитки старых времен. Сейчас наш мир так активно перемешивается, что в скором времени это, наверное, вообще не будет иметь значения, – неуклюже ответил он.
Ранним утром, когда тени окружающих холмов все еще искрились тысячами огоньков, тишину нарушали лишь эпизодические звуки шаркающих ног и зловещие удары тел о деревянные дома, с которыми исполинские фигуры, веселые, но едва державшиеся на ногах, пытались протиснуться в узкие переулки между ганивилльскими шале.
На следующее утро авторитетные гости со всех концов планеты начали покидать городок, чтобы дать Ганивиллю неделю отдыха и спокойствия. Для публики было подготовлено несколько новостных спецвыпусков, а на ближайшую неделю составлено облегченное расписание дискуссий с приглашенными группами землян – в основном ученых; но большую часть времени ганимейцы могли спокойно наслаждаться ощущением твердой земли под ногами.
Многие из них просто лежали, вытянувшись на траве и купаясь в лучах света, который для них был сродни тропической жаре. Другие часами бродили вдоль периметра, постоянно останавливаясь и смакуя земной воздух, будто пытаясь убедить себя, что все это происходит не во сне; они стояли и с неприкрытым восторгом созерцали озеро, холмы и укрытые снегом вершины далеких Альп. Третьи пристрастились к терминалам земной Глобосети, которыми были оснащены их шале, выказав неутолимую жажду знаний о Земле, ее народах, истории, географии и всем, что только можно было представить. Чтобы упростить задачу, земную сеть подключили к ЗОРАКу, благодаря чему обе цивилизации смогли обмениваться друг с другом колоссальными объемами накопленных данных.
Приятнее всего было наблюдать за реакцией ганимейских детей. Рожденные на борту Шапирона за время его эпического путешествия с Искариса, они никогда прежде не видели ни голубого неба, ни природного ландшафта или гор, никогда не дышали естественным воздухом и даже не представляли, что могут находиться вне корабля без какой-либо защиты. Для них единственной реально существующей средой обитания была безжизненная межзвездная пустота.
Поначалу многие из них съежились от одной мысли о выходе из корабля, испугавшись последствий, которые им внушали в течение все жизни и которые они безоговорочно принимали, как фундаментальную истину. Когда несколько более доверчивых и рисковых детей, наконец, с опаской подкрались к дверям, за которыми находились трапы, и выглянули наружу, то замерли в полнейшем замешательстве, не веря собственным глазам. Со слов старших и ЗОРАКа они уже имели смутное представление о планетах и мирах – штуковинах, на которых можно было жить и которые превосходили Шапирон по своим размерам, хотя точный смысл этих слов всегда оставался неясным. А затем они прибыли на Ганимед; очевидно, то была планета, – подумали они.
Но теперь! Сотни людей, стоявших за пределами корабля в рубашках без рукавов; как такое вообще возможно? Чем они дышат и почему не взорвались от декомпрессии? Как Вселенная вдруг поделилась на две части – “верх” и “низ”, ведь эти слова имели смысл только внутри корабля? Почему внизу все было таким зеленым; кто мог создать нечто настолько огромное и зачем было придавать этим штукам такую странные формы, которые очертания которых терялись вдали насколько хватало глаз? Почему наверху все такое голубое и куда пропали звезды? Откуда берется весь этот свет?
В итоге, после долгих уговоров, они все-таки отважились спуститься по трапам на землю. Ничего плохого с ними не случилось. И вскоре они, приободрившись, начали исследовать свое новое, чудесное окружение. Бетон у подножия трапов, траву за его пределами, деревянные стены шале – все было для них в новинку и давало особый повод для восторга. Но самым поразительным для них было зрелище по другую сторону корабля – уходящее вдаль и будто не имеющее конца и края; они и представить не могли, что в целой Вселенной может найтись такое количество воды.
Прошло совсем немного времени, и они уже резвились и нежились в экстазе свободы, которой никогда не знали прежде. Коронным номером стали увеселительные поездки на катерах швейцарской полиции – вдоль берега, на середину Женевского озера и обратно. Вскоре стало очевидно, что поселиться на Земле им могли помешать лишь взрослые со своими проблемами; перед самими дети этот вопрос уже не стоял.
На третий день после высадки Хант как раз наслаждался перерывом на кофе в столовой для жителей Ганивилля, когда низкое жужжание наручного модуля оповестило его о входящем вызове. Он коснулся кнопки, активирующей модуль, и голос ЗОРАКа тут же сообщил: “С тобой хочет связать координационное бюро из Административного Блока. Ответишь на звонок?”
– Хорошо.
– Доктор Хант? – голос казался юным и, как ни странно, симпатичным.
– Он самый, – подтвердил он.
– Это координационное бюро. Извините за беспокойство, но не могли бы вы к нам зайти? Нам бы пригодилась ваша помощь в одном деле.
– Только, если пообещаете выйти за меня замуж. – Настроение у него было именно такое. Возможно, все дело в том, что он, спустя такой долгий срок, наконец-то, вернулся домой.
– Что?.. – Голос стал выше от удивления и замешательства. – Я не… в смысле, я серьезно…
– А почему вы решили, что я – нет?
– Вы с ума сошли. Так как насчет того, чтобы к нам заглянуть?.. по делу. – По крайней мере, подумал Хант, самообладание она вернула быстро и ловко.
– Кто вы? – беспечно спросил он.
– Я же сказала – координационное бюро.
– Да не они – вы.
– Ивонн… а что?
– Что ж, давайте заключим сделку. Вам нужна моя помощь. А мне нужен человек, который покажет Женеву, прежде чем я вернусь в Штаты. Что скажете?
– Это разные вещи, – резко парировал голос, хотя и не без налета улыбки. – Я выполняю задание ООН. А у вас частное мероприятие. Так вы придете?
– А вы согласны?
– О… может быть. Посмотрим. А пока вернемся к нашей проблеме?
– И в чем она состоит?
– Кое-кто из ваших ганимейских приятелей сейчас здесь и хочет выйти наружу. И кто-то решил, что было бы весьма кстати позвать заодно и вас.
Хант вздохнул и покачал головой. – Ладно, – наконец, ответил он. – Передайте им, что я скоро буду.
– Передам, – отозвалась собеседница, а затем, неожиданно понизив голос, добавила более конфиденциальным тоном: “Я свободна по воскресеньям, понедельникам и вторникам”. – Следом послышался щелчок, и связь разорвалась. Хант широко улыбнулся, допил кофе и встал, чтобы выйти из-за столика. И тут ему в голову неожиданно пришла одна мысль.
– ЗОРАК, – пробормотал он.
– Да, Вик?
– Ты подключен к местному узлу земной Глобосети?
– Да. Именно через нее я смаршрутизировал вызов.
– Да, я в курсе… Я имел в виду, она звонила через стандартный двухсторонний видеотерминал?
– Да.
– С включенным видеопотоком?
– Да.
На мгновение Хант замолчал, потирая подбородок.
– Ты случайно не записал видео, а?
– Записал, – сообщил ЗОРАК, – Хочешь посмотреть?
Не дожидаясь ответа, машина проиграла часть разговора на экране наручного модул. Хант кивнул и присвистнул в знак молчаливого одобрения. Ивонна оказалась привлекательной голубоглазой блондинкой, чей внешний вид лишь подчеркивался элегантным покроем светло-серой униформы ООН в сочетании с белой блузкой.
– Ты записываешь все, что обрабатываешь? – поинтересовался Хант, неторопливо шагая к двери.
– Нет, не все.
– Тогда почему решил записать это видео?
– Я знал, что ты попросишь его показать, – ответил ЗОРАК.
– Мне не очень-то нравится, когда за мной подслушивают, – сказал Хант. – Считай, что тебе сделали выговор.
ЗОРАК оставил эту ремарку без внимания. – Я и добавочный номер записал, – сказал он. – Раз уж ты сам не подумал о том, чтобы его попросить.
– Не знаешь, она замужем?
– И как бы я это выяснил?
– Ох, даже не знаю… Наверное, ты мог бы взломать коды доступа и влезть в личные дела ООН через глобальную сеть – ну, или вроде того.
– Я, конечно, мог бы, но не буду, – ответил ЗОРАК. – Есть вещи, на которые хороший компьютер готов пойти, но есть и те, которые он делать не станет. С этого моменты ты сам по себе.
Хант закрыл канал связи. Качая головой, он вышел из кафетерия и повернул в сторону блока Бюро.
Несколькими минутами позже он оказался в координационном бюро на первом этаже, где ждал Гарут в компании еще нескольких ганимейцев и официальных лиц ООН.
– Нам бы хотелось ответить взаимностью на радушие, которое нам оказали земляне, – сообщил Гарут. – Так что мы не прочь прогуляться за пределами охранного периметра, чтобы с ними встретиться.
– Это не проблема? – уточнил Хант, адресовав вопрос дородному, седовласому мужчине – по-видимому, самому старшему из присутствовавших здесь чиновников.
– Конечно. Они ведь не узники, а наши гости. Но мы подумали, что будет лучше, если их сопроводит кто-то из знакомых людей.
– Я не против, – кивнув, ответил Хант. – Идемте. – Поворачивая к двери, он краем глаза заметил Ивонн, работавшую за видеоконсолью в задней части офиса, и подмигнул ей озорным взглядом. Она чуть покраснела и опустила взгляд на клавиатуру. Затем снова подняла голову и, живо улыбнувшись, подмигнула в ответ, после чего опять углубилась в клавиатуру консоли.
Снаружи к ним присоединилось еще несколько ганимейцев и отряд швейцарской полиции во главе со встревоженным шефом. Группа проследовала по тропинке к автомобильной дороге, а затем повернула налево, зашагав между рядами шале к стальным сетчатым воротам, составлявшим часть периметрального ограждения. Когда шале остались позади, и гости начали подниматься по слегка наклонной, посыпанной гравием, дорожке, в толпе, сидевшей за забором на травяных холмиках в дальнем конце свободной зоны, началось волнение. Люди принялись вскакивать на ноги и смотреть вниз, в сторону забора. Когда ганимейцы остановились, а швейцарские констебли тем временем открыли и распахнули ворота, возбуждение стало лишь сильнее.
Когда Хант, по одну сторону от которого шагал Гарут, а по другую – начальник швейцарской полиции, провел группу через ворота, толпа впереди разразилась громкими воплями и рукоплесканиями. Люди бегом спускались со склонов и прижимались друг к другу прямо перед полицейским кордоном; они махали и кричали вслед шествию, которое вошло в карантинную зону и продолжало двигаться по проезжей части.
Кордон приоткрылся, чтобы пропустить их внутрь, и собравшиеся толпы людей по другую сторону дороги вдруг увидели перед собой фантастические лица из иного мира. Со всех сторон продолжал идти несмолкающий шум, но ряды, выстроившиеся прямо перед Гигантами, как-то странно притихли и сделали шаг назад, будто выдерживая уважительную дистанцию. Гарут остановился и медленно обвел взглядом полукруг лиц. Те, на ком он задерживал свое внимание, отводили глаза. Хант понимал их неуверенность, но в то же время беспокоился, что жест, который хотели продемонстрировать Гиганты, может остаться без ответа.
– Меня зовут Вик Хант, – громко прокричал он, обращаясь к толпе. – Вместе с этими людьми я проделал путь от самого Юпитера. Это Гарут, командир ганимейского корабля. Он и его спутники захотели встретиться с вами лично, по собственной инициативе. Давайте сделаем так, чтобы наши гости почувствовали себя, как дома.
Люди, однако же, продолжали тушеваться. Похоже, что некоторым из них действительно хотелось сделать ответный жест, но все ждали, пока кто-нибудь проявит инициативу. Наконец, мальчик из передних рядов вырвал руку из маминой ладони, вышел вперед и смело взглянул на громадную фигуру Гарута. Лет двенадцать на вид, лохматые светлые волосы, веснушчатое лицо, на ногах – крепкие горные ботинки и кожаные шорты в альпийском стиле. Его мать инстинктивно шагнула вперед, но стоявший рядом мужчина удержал ее рукой.
– Мне нет до них дела, мистер Гарут, – громок заявил паренек. – Я хочу пожать вам руку. – Он уверенным жестом поднял ладонь, протянув ее гиганту. Гарут остановился, и его лицо сложилось в гримасу, которая могла быть лишь улыбкой; затем он взял мальчика за руку и сердечно ее пожал. Напряжение в толпе исчезло без следа, и люди радостно устремились вперед.
Хант огляделся по сторонам и увидел, что все вокруг поменялось само собой. Кто-то из ганимейцев позировал для фото, обняв за плечо смеющуюся женщину средних лет, пока ее муж делал снимок. Кто-то – принимал протянутую ему кружку кофе, а еще один гигант позади него с недоверием смотрел на настойчивую, виляющую хвостом немецкую овчарку, которую привела одна из семей. Несколько раз похлопав собаку в порядке эксперимента, он присел на корточки и взъерошил ей мех; в награду та принялась неистово лизать его языком на кончике длинной, заостренной морды.
Хант зажег сигарету и неспешным шагом направился к начальнику швейцарской полиции, который в этот момент вытирал промокшие от пота брови карманным платком.
– Ну вот, все прошло не так уж плохо, Хайнрих, – сказал он. – Говорил же, не о чем волноваться.
– Может, и так, доктор Хунт, – без особой радости в голосе ответил Хайнрих. – И фсе-таки, я буду рад куда больше, когда мы – как фы там гофорите в Америке… – сможем сфалить отсюда ко фсем чертям.
Хант провел в землянском секторе Ганивилля еще пару дней, помогая с организаций бюро сотрудничества, а заодно не упуская возможности отдохнуть и расслабиться. Затем, взяв короткий отгул по особым обстоятельствам, которые – в этом он не сомневался – явно выходили за рамки его служебных обязанностей, Вик забрал Ивонн, сел вместе с ней на один из реактивных самолетов, которые продолжали курсировать между Ганивиллем и Женевой, а оказавшись в городе, пустился во все тяжкие. Через три дня они вывалились из ехавшей на восток машины, которая остановилась на протянувшемся вдоль периметра главном шоссе – слегка растрепанные, нетвердо стоящие на ногах и до беспамятства счастливые.
К этому моменту – спустя целую неделю с момента высадки Шапирона – бюро по вопросам сотрудничества полностью взяло ситуацию под контроль, и отдельные группы инопланетян начали покидать Ганивилль, чтобы посетить конференции и встретиться с людьми по всему миру. Некоторые из групп, надо заметить, отбыли достаточно давно, и в новостях уже сообщали о подробностях их путешествий.
Небольшие группы восьмифутовых пришельцев, которых неизменно сопровождал бдительный полицейский эскорт, стали если не обыденным, то, по крайней мере, привычным явлением на Таймс-Сквер, Красной и Трафальгарской площадях, и Елисейских Полях. Они с пониманием дела слушали бостонский концерт Бетховена, со смесью ужаса и трепета бродили по лондонскому зоопарку, участвовали в роскошных приемах Буэнос-Айреса, Канберры, Кейптауна и Вашингтона, и посещали Ватикан, чтобы выразить свое почтение. В Пекине их культура удостоилась похвалы как наивысшее воплощение идеалов коммунизма, в Нью-Йорке – как совершенный образчик демократии, а в Стокгольме – как непревзойденный эталон либерализма. И повсюду их встречали целые толпы людей, собравшихся, чтобы поприветствовать инопланетных гостей.
Репортажи по всему миру рассказывали о полнейшем изумлении инопланетян перед многообразием жизни и цвета, перед энергией и изобилием, которое они видели буквально на каждом шагу. Люди, – говорили они, – каждый день торопятся проживать свою жизнь, будто опасаясь не успеть за отведенное им время пересмотреть и переделать все, что им может предложить Земля. Минервианские города были больше с точки зрения архитектуры и инженерных сооружений, но и близко не могли сравниться с тем разнообразием, задором да и просто любовью к жизни, которыми день и ночь бурлили мегаполисы Земли. Минервианские технологии превосходили земные, но скорость их развития меркла на фоне умопомрачительного роста земной цивилизации, ставшего результатом ее суетливой, суматошной, безудержной миграции за пределы этой невероятной планеты.
Выступая на научной конференции в Берлине, один из ганимейцев заметил: “Наша теория происхождения Вселенной описывает устойчивое равновесие, при котором материя возникает, незаметно исполняет возложенную на нее роль, а затем так же незаметно исчезает – медленный и спокойный эволюционный процесс, который хорошо сочетается и с нашим темпераментом, и с историей нашей расы. Лишь Человек мог вообразить ту скачкообразную катастрофу, которую вы называете Большим Взрывом. Я убежден, что как только у вас появится возможность внимательнее изучить наши теории, идеи Большого взрыва отпадут сами собой. И все же считаю, что выдвижение подобной теории вполне соответствует духу человечества. Видите ли, дамы и господа, представляя катастрофическое расширение бытия в модели Большого Взрыва, Человек видел вовсе не Вселенную; он видел самого себя”.
Спустя десять дней с возвращения на Землю с Хантом снова связались КСООН, выразившие надежду, что отпуск пришелся ему по душе. Однако кое-кто в Хьюстоне знал Вика лучше, чем он сам, а потому намекнул, что ему, возможно, стоит задуматься о возвращении.
Но что важнее, КСООН договорились с бюро о визите научной делегации ганимейцев в хьюстонскую штаб-квартиру НавКомм – в первую очередь, чтобы узнать больше о лунарианцах. По какой-то причине ганимейцы питали немалый интерес к ближайшим предкам человечества, а поскольку лунарианские исследования находились под контролем Хьюстона и там же велась большая часть работы, выбор места для визита казался вполне очевидным. И так как Ханту все равно предстояло лететь в Хьюстон, КСООН предложили ему взять на себя роль организатора и сопроводить делегацию, позаботившись о том, чтобы ганимейцы в целости и сохранности добрались до Техаса. Вместе с ними решил лететь и Данчеккер, который также должен был вернуться в Хьюстон, чтобы возобновить работу в Вествудском Биологическом Институте.
И вот, под конец второй недели, Хант снова оказался в знакомой обстановке: на борту авиалайнера Боинг-1017, летящего на запад в восьмидесяти километрах над северной Атлантикой.