Автор: Voyual

В голове Грея как раз укладывается последний кусочек паззла, когда он слышит вопль, доносящийся снаружи шахты. От такого совпадения ему становится не по себе. Он уже провел полторы недели, делая снимки, рисуя чертежи и посылая робкие импульсы маны в рецепторы – или нечто похожее – на поверхности артефакта. Запустив устройство, ему довелось наблюдать серию поначалу необъяснимых, затем пугающих, а затем и вовсе умопомрачительных физических эффектов. Все это время он терпеливо избегал поспешных выводов. Он проверил каждый шаг и исключил все возможные альтернативы. И, наконец, спустя десять с половиной дней, позволил себе на секунду задуматься о том, что его первоначальные опасения могли оправдаться, и штуковина перед ним – это и правда то, чем показалась на первый взгляд, но ровно в этот момент сверху доносится крик, похожий на слово «Чисто», и он чувствует нечто сродни облегчению.

Магия – это наука. Наука не менее передовая, чем любая другая, будь то квантовая теория поля или общая теория относительности, и несмотря на нелепые заявления, туманные или самосбывающиеся пророчества, а также сфабрикованные или сомнительные факты, нет никаких конкретных свидетельств, ни одного, что о магии было известно до того, как Сураварам Видьясагар впервые скастовал уум в 1972 году. Не было никаких древних космонавтов. Или настоящих салемских ведьм. Иисус не был магом… никакие из приписываемых ему, Мухаммеду или Будде деяний, не соотносятся с возможностями современной магии. Артефакты домагической эры на сто процентов магическими не являются; а магические артефакты «той эпохи» на сто процентов подделки. Объяснение, с которым согласна большая часть планеты, сводится к тому, что в те времена магия была попросту недоступна. Никто не обладал необходимым для этого знанием физики, потому что нужная физика тогда еще не была открыта и тем более не успела закрепиться. Это вопрос везения, и не исключено, что везения слепого: магия могла быть открыта на несколько десятилетий раньше, но с тем же успехом могла оставаться неизвестной даже сегодня и всплыть лишь в далеком будущем.

Однако артефакт, который Гарет Грей обнаружил в ходе высотной чаромагнитной разведки на дальнем востоке ДРК¹ – после того, как его экспедиция потратила целый месяц, чтобы туда добраться, а потом провести необходимые раскопки, – мог кардинально изменить сложившуюся картину. Это все равно, что обнаружить кролика в слое мелового периода или часы Casio внутри угольного пласта. Это магическое кольцо размером с мегалит Стоунхенджа, спрятанное внутри породы за пятьдесят миллионов лет до того, как могло появиться на свет. Есть ряд гипотез, объясняющих его местоположение с точки зрения геологии, но убедительными они не кажутся. И во всем массиве человеческих знаний уж точно нет ни одной теории насчет того, кем могли быть его создатели. Оно не может существовать. Артефакт попросту выходит за рамки объяснимого. Это зияющая дыра в рациональной вселенной Грея, ложное утверждение, из которого в силу принципа взрыва² логически следует крах всякой разумной мысли. Теперь все утверждения одновременно истинны и ложны.

Пришельцы. Путешествие во времени. Розыгрыш?

Но эта штука имеет просто гигантские размеры. В современной инженерии магические круги, разумеется, могут быть настолько большими, насколько этого требует конкретная задача: в CERN Грей видел кольцо, через которое мог бы без труда пролететь легкомоторный самолет. Однако магические кольца не бывают настолько толстыми, и уж точно не могут столько весить – разве что в теории. Судя по геофизическому сканированию (большая часть объекта до сих пор находится в земле), диаметр артефакта составляет около тринадцати метров, толщина – два, а в центре находится цилиндрическое отверстие всего в полтора метра шириной. Если эту штука представляет собой сплошной кусок металла, ее масса может достигать четырех тысяч тонн – при условии, что металл удастся опознать. Ее можно передвигать с места на место. Для этого, конечно, потребуется целая армия, но это все-таки возможно. Армию, кстати говоря, исключать нельзя. Военные определенно могли бы извлечь пользу из этого устройства. И пожалуй, с большей эффективностью, чем кто-либо еще, – думает Грей.

На вид металл блестящий и серебристый, что исключает, эм, медь, осмий и еще малую толику других вариантов. Если не считать небольшой, едва заметной гравировки в виде знака «плюс», наружная поверхность кольца и его верхняя плоская грань совершенно гладкие (опять же, насколько можно судить по обнаженному фрагменту). К этому моменту цилиндрическое отверстие выкопано примерно на сорок процентов. На его внутренней поверхности вытравлены большие, жирные сигилы, покрытые символами поменьше, а них – еще более мелкие знаки третьего порядка. Текст настолько плотный и резкий, что его почти невозможно разобрать; как бы хорошо на вид ни сохранились результаты металлообработки, потребовалось немало кропотливого труда, чтобы раскопать достаточно поверхности кольца для его активации. На фоне его сложности Грей чувствует себя настоящим карликом. Именно такой код ему доводилось видеть и писать в те давние времена, когда компьютерные технологии переживали каменный век, и доступные ресурсы требовали, чтобы программы были крошечными, аккуратно свернутыми, сложными до нечитаемости и совершенно неподдающимися упрощению уже хотя был для того, чтобы поместиться в отведенную память, не говоря уже о фактическом выполнении. Именно такова плотность и взаимосвязанность этих сигилов. Неадекватно сильная связность и органичность.

Это и есть то самое слово, которого так боится Грей – «органичность». Именно таким оказался был бы результат, будь артефакт выращен и обработан бьющейся в конвульсиях, бездумной нейронной сетью. Запуская устройство, Грей чувствует себя муравьем, пытающимся разобраться в панели управления кораблем Enterprise. И когда он, наконец, включает кольцо, оно все еще работает, спустя N лет.

Когда Грей в первый раз пропустил через него заряд, с его руки пропало несколько укусов насекомых. Заметил он это лишь спустя день.

Слышатся новые крики. Вырытая шахта представляет собой крутой наклонный коридор, пробитый в склоне горы, густо поросшей тропическими лесами. Поначалу все шло легко – лишь тонкий слой чахлой почвы (красной, как марсианский грунт и примерно такой же плодородной), сухих листьев и муравьев. После этого началась опасная, пыльная, шумная механическая работа с применением тяжелой техники, которая и до этого не была избалована ремонтом, а после путешествия вглубь Конго износ и вовсе стало видно невооруженным глазом. Длина шахты – метров пятнадцать, высота – вполне достаточная, чтобы там поместился человек, хотя ширины едва хватит для двоих. Комната на дне, где и ведутся раскопки кольца, чуть больше – в ней хватает места для нормального освещения и складного стула. Будь у него возможность поработать еще месяце без помех, Грей бы избавился от крыши целиком, и кольцо бы снова оказалось на свежем воздухе впервые за десятки, сотни, тысячи или миллионы лет – в зависимости от конкретной гипотезы. Но Грей заставил их пробить путь напрямую к ядру. Ему хотелось увидеть артефакт. А это означает, что теперь он застрял в одиночестве на дне адски жаркой, пыльной до боли в легких, дыры в земле, не имея при себе никакого оружия, кроме археологической кисточки, респиратора и кирки.

Он винит себя в том, что привлек внимание к артефакту. Он мог бы просто замять дело, оставить странные показатели как есть, скрыв их от остального мира, и продолжить наносить на карту крупномасштабную топологию низкопробного естественно-магического фона на африканском континенте. Но ему хотелось увидеть то, чего не видел еще никто на планете. Хотелось отыскать спрятанное в земле сокровище.

Грей долго вглядывается в шахту, щурясь от света и дожидаясь, пока кто-нибудь не появится у ее горловины. Они пришли за кольцом. Нет другой мыслимой причиной, которая могла бы объяснить, зачем кому-то забредать так далеко в лес. А значит, он не зря опасался насчет истинной ценности этого устройства.

До него доносятся еще пара воплей, за которыми следует звук бегущих шагов и падающих тел. Выстрелов, впрочем, он так и не услышал. Он опускает взгляд на лежащую в пыли рацию и подумывает, не попросить ли помощи у кого-нибудь на поверхности – может, организовать отвлекающий маневр. Но сосчитав услышанные им крики, понимает, что в живых могли остаться лишь один-два члена экспедиции, и теперь они наверняка спасаются бегством. Звук потрескивающей рации может их выдать. Удастся ли ему выждать до наступления темноты? Если он погасит лампу, сможет ли убежать от того, кто спустится сюда осмотреться? Он взвешивает в руке мотыгу. Для оружия у нее совершенно неподходящий баланс; можно ненароком себе руку или ногу продырявить. Как вариант, мотыгу можно швырнуть в шахту, чтобы она приземлилась где-нибудь в другом месте и отвлекла преследователей, дав Грею достаточно времени, чтобы добежать до джипа. Сколько их там вообще? Явно не больше четырех-пяти человек. В противном случае лагерь был бы захвачен уже через несколько секунд, но никак не минут.

В его голове крутятся возможные варианты. Убедив себя в том, что живым отсюда уже не выбраться, Грей раздумывает над тем, сможет ли победить, если обрушит шахту себе на голову или уничтожит артефакт. Но первый вариант отпадает, ведь он слишком тщательно осмотрел балки и подпорки, что же до второго… речь идет о металлическом бублике весом в четыре тысячи тонн. Несмотря на ажурную гравировку, без сильной кислоты он сможет в лучше случае оставить на устройстве небольшую вмятину.

Дойдя до конца этой нити рассуждений и осознав, что он мертв и повержен, Грей вспоминает, как далеко он сейчас от дома.

Он с силой выдыхает и стискивает зубы. – Черт.

– Рассказать, о чем вы думаете, доктор Грей? – произносит чей-то голос. У горловины шахты Грей замечает силуэт лысого мужчины в темном костюме свободного покроя. На вид никакого оружия при нем нет. Чтобы удержать равновесие, он как бы невзначай держится за крышу входа.

– Сколько моих людей ты прикончил? – спрашивает Грей.

– Четырех водителей. Двух инженеров. Проводника и его брата. Блондинку-геолога и геолога-брюнета, который ей нравился. А еще парня, который носил ваши амулеты. То есть всех. – Мужчина перечисляет это, как простые факты.

– То есть всех, – соглашается Грей. Он поднимает руку над головой и изо всех сил швыряет кирку. Та летит по длинной и достаточно горизонтальной траектории, чтобы избежать удара о потолок и стены шахты. Далее – резкий переход между сценами. Субъективная перемотка времени.

Он…

… приходит в себя, лежа на спине. В голове необычайная ясность. Он встает рано, но сколько себя помнит, ни разу не просыпался так легко и с такой четкостью мышления. Уж точно не после того, как его отправили в нокаут. Он не чувствует повреждения головы. Газ? Грей приподнимается в грязи и, щурясь, смотрит на свет. Он по-прежнему в шахте, головой и верхней половиной туловища лежит внутри полураскопанного «бублика»; снаружи все еще день.

Грязь, как выясняет он, счищая ее с рук и волос, – на самом деле не мокрая земля. Это кровь. Грей узнает мозговое вещество и фрагменты черепа. Вторая половина дыры в бублике, которая все еще закрыта валуном, забрызгана кровью, которой бы хватило на целую голову.

Что ж. Это дает ответ на некоторые из вопросов.

Предыдущие неуверенные эксперименты показали, что устройство умеет лечить порезы и шрамы, а в случае одного из инженеров – и легкую многолетнюю хромоту неизвестной этиологии. Как выяснилось, она также может восстанавливать зрение, что в для Грея обернулось небольшой проблемой, ведь его единственные солнечны очки были выписаны по рецепту. Ничего более серьезного проверить они не смогли. Попросить кого-то сломать ногу ради науки, чтобы выяснить, вылечит ли ее машина – немыслимое дело. Настоящее безумие, не иначе. Этого решения он придерживается и сейчас, стоя посреди ошметок собственной головы.

Значит, эта штука может восстановить мозг практически с нуля. Предположительно он должен был находиться рядом с ней, чтобы машина записала слепок, который затем использовала для регенерации. Ведь человеческий разум невозможно собрать воедино, не имея хоть какого-то «заведомо исправного» шаблона…

Грей хохочет во весь голос. – Быть не может.

Он воспоминает резкую смену обстановки и думает, как при таких обстоятельствах именно мог бы заметить другие нестыковки в собственных воспоминаниях. Машина восстановила его разум полностью или частично? Остаются и другие открытые вопросы: может ли она справиться с психическими расстройствами? Что насчет преклонного возраста? И работает ли это на ком-то помимо людей?

Нет ни пули, ни отверстия. Он не помнит выстрела. Даже с глушителем. Не помнит даже, чтобы на него навели оружие.

Он взбирается ко входу в шахту и, моргая, выставляет наружу голову. Солнечный свет такой яркий, что, кажется, давит на него своим весом. Под горловиной шахты располагается широкая, грязно-оранжевая тропинка, которая спускается к лагерю – широкой поляне, усеянной палатками, припаркованными машинами и дизельными генераторами. Оттуда, где он стоит, видно семь трупов. Судя по ранам от пуль, их сбили точными выстрелами в грудь. Но самого стрелка Грей не видит. Кругом ни одной живой души.

Он тихо и с чрезвычайной предосторожностью бочком пробирается в сторону лагеря, избегая очевидной дороги и двигаясь прямо через гущу деревьев. Если он доберется до палатки, то сможет отпереть небольшой металлический чемодан и собрать винтовку. Она немного успокоит нервы, пока Грей будет обдумывать план.

– Я спросил, что скажешь? – слышит он тот же голос, на этот раз сзади.

– Можешь ее забирать, – говорит Грей. – Мне плевать, что ты с ней будешь делать. Просто дай время, чтобы воскресить моих людей.

Юноша слегка улыбается и качает головой.

Грей сдерживает гнев. Он решает подыграть юнцу и потянуть время. – Это явно доктор. Я начал догадываться, когда увидел на корпусе знак Красного Креста. Это механическое воплощение абстрактной идеи: машина, которая лечит людей. Самое хитроумное из когда-либо созданных медицинских устройств, в миллион раз сложнее, чем любое медицинское оборудование, которое я видел собственными глазами, и в тысячу раз сложнее человеческого тела, которое оно должно исцелять по замыслу создателей. А еще… оно просто не может существовать. Я даже представить не могу магию настолько высокого уровня. Ни один человек не может, каким бы ни был его IQ. Этого просто не может быть. Я сам маг и знаю, что магия так не работает.

– И все-таки, что скажешь?

– О чем именно?

– Что, по-твоему, будет дальше?

– Очевидно, что вы с напарником, кем бы он ни был, меня убьете, а машину заберет себе.

– А что, если нет?

Грей моргает. – … Нам бы пришлось доставить ее в лабораторию, – отвечает он. – Потому что одной машины недостаточно. Если бы мы разместили ее в самом доступном месте на Земле и создали систему обслуживания в десять раз сложнее Мекки, а потом заставили бы людей проходить сквозь нее по одному, каждые две секунды, до скончания веков, этого все равно было бы недостаточно. Статистика бы даже не изменилась. Одна машина не сделает даже вмятины на графике одного из показателей. А это значит, что нам их нужно гораздо больше. Миллионы. Это… это «медицина вне контекста».

– И что бы произошло потом?

Грей смотрит в один из возможных вариантов далекого будущего. – Медицина, какой мы ее знаем сегодня,… станет магией. Все, что нам о ней известно, кардинально поменяется. Мы напишем целые библиотеки о том, как эта машина влияет на человека, о разнице между поломанными и исправленными людьми. А потом мы просто выбросим эти библиотеки, потому что они станут не нужны, ведь каждый без труда сможет дожить до ста двадцати лет. Оставаясь внутри машины, можно было бы и вовсе жить вечно. А если машина способна обратить вспять укорачивание теломер, то каждый человек на Земле мог бы жить сколько угодно, ограничиваясь лишь периодическим восстановлением. Мы могли бы подарить человечеству вечную молодость. Всем и каждому.

– А дальше?

– Дальше? – Грей сосредотачивается. – Мальтузианская катастрофа бы не наступила. Для этого бы не осталось причин. Потому что люди бы больше не нуждались ни в воде, ни в пище. Просто обращаешься к машине. Истощен? Обращаешься к машине. И выходишь из нее, не чувствуя ни голода, ни жажды. Пища превращается в предмет роскоши. Вместимость планеты становится функцией доступного пространства. При должной адаптации технологии эту целительную силу, возможно, удалось бы распространить по всей планете. Нам больше не пришлось бы есть или пить. Даже дышать. Нам был бы не нужен воздух. Нам… Нам бы пришлось заново открывать для себя смерть.

Лысый паренек долго обдумывает его слова, а затем спрашивает:

– Весьма правдоподобный сценарий, не так ли?

Грей отвечает ему мрачной улыбкой. – Конечно нет. Даже не близко.

– А вот что думаем мы, – продолжает парень. – Крупная компания в сфере медицинских исследований выкупает права на изучение, владение и эксплуатацию машины. Ценой неимоверных усилий и затрат им удается ее скопировать. Дальше им хочется вернуть свои инвестиции. Они создают восемь устройств, отстраивают для них специализированные медицинские центры в городах по всему миру и продают лучший из возможных даже в теории методов лечения только тем, кто может выложить за один визит по несколько миллионов американских долларов. Когда становится ясно, что именно организация держит в секрете, на нее обрушивается волна судебных тяжб, промышленного шпионажа, а затем и неприкрытых физических атак. Одному человеку отказывают в доступе к машине из-за предполагаемой причастности к военным преступлениям; другому, также подозреваемому в криминальных делах, наоборот, разрешают. Одновременно начинают вскипать напряжения, напрямую не связанные с машиной, что еще больше усугубляет ситуацию. Мир сотрясает полномасштабная Европейская война.

– Но если говорить на чистоту, то более вероятен другой исход, а именно, что машину скопировать так и не удастся. Ее местоположение на нейтральной территории, скажем в нидерландской Гааге, становится центром сообщества больных и умирающих пиллигримов, отчаянно выстраивающихся в очередь ради однократного доступа к машине, которая физически не способна обслужить даже сотую долю пациентов, нуждающихся в ее лечении. На улицах первого города возникает новый. Сначала оба города захлестывает волна преступности, затем болезни и, наконец, насилие. В ходе заключительной серии бунтов комплекс берут штурмом, и всего за неделю машину успевают захватить с десяток разных группировок. Наконец, нидерландские военные пресекают конфликт, отключив машину раз и навсегда.

– Впрочем, шансы даже такого сценария крайне малы, потому что даже попытка вывезти машину из ДРК почти наверняка столкнется с серьезным сопротивлением. Восемь африканских наций, включая саму Демократическую Республику Конго, узнают о существовании машины и на десятилетия ввязываются в бесконечную сухопутную войну за право владения устройством. Далее в конфликт вмешиваются западные страны, и война уносит миллионы жизней, а заканчивается тем, что США уничтожают комплекс, где находится машина, тактическим ядерным ударом. Несмотря на то, что машина по слухам, необратимо выходит из строя еще несколько лет тому назад, в глазах общественности бомбардировка становится величайшей гуманитарной катастрофой за всю историю человечества.

– Правда, возможны и другие варианты. Допустим, что в войне победят США. Они захватывают машину и прячут ее в бункере под Белым Домом, где доступ к ней разрешен только президенту, его семье и Кабинету. Медицинские технологии намеренно сдерживаются в своем развитии и никогда не достигают должной вершины.

– Но вариант, при котором люди оставят машину в покое, попросту нереалистичен. Мы вводим в дело новые данные, прогоняем больше симуляций и видим, что машину подвергают инженерному анализу, а принципы ее работы адаптируют для совершенно иных целей, нежели мгновенное и стопроцентное восстановление людей – как живых, так и мертвых. Мистер Грей, вы видели, как легко вылечить человека. Можете ли вы представить, насколько проще станет убивать?

– В реальности все неизбежно сложится как нечто среднее между этими вариантами, но общий мотив тебе, я думаю, понятен. Эту машину окружает смерть. Как проклятие. Смерть и власть. Мать всех макгаффинов.

Грей представляет, как легко станет убивать. Для этого больше не понадобится пистолет. Можно просто создать пулю и привести ее в движение. Можно просто «исправить» человеческое тело, превратив его в человеческое тело с дыркой.

– И ты прекрасно понимаешь, – заключает юнец, – что тебе ничего не остается, кроме как позволить нам забрать машину и спрятать ее в безопасном месте.

– Хочешь сказать, вернуть ее вам? – уточняет Грей.

–… И то правда.

– Жуткое, наверное, было происшествие, раз эта штука очутилась внутри горы, – замечает Грей. – Как вы ее вообще потеряли?

Юноша пожимает плечами.

– Но как вы узнали, что мы его нашли? В свою команду я выбирал самых преданных. До вчерашнего дня я ни разу не намекнул им на то, чем, на мой взгляд, могла оказаться эта штуковина. И я точно знаю, что ни один из них не звонил домой по спутниковому телефону.

– Магия.

– Тогда кто ты такой?

– Не могу сказать.

– Но убить ты меня все равно собираешься.

В ответ парень указывает кивком в сторону горловины шахты. – Это все равно риск. Ты же понимаешь.

Грей понимает.

– Могу сказать лишь, что мы – это те, кто занимается расчетами. Точно предсказать будущее, конечно, нельзя, но после прогона десятка тысяч высокоточных симуляций одних и тех же событий выясняется, что некоторых исходы вероятнее других, и когда мы приступаем к активным действиям такие прогнозы возводятся в ранг самых строгих рекомендаций.

Глаза Грея расширяются от изумления. Он выставляет вперед руки, его мысли несутся галопом, сердце стучит в бешеном темпе. – Постой! Нет, постой!

Парень достает из кармана правую руку и говорит, будто бы не обращаясь ни к кому конкретному: «Еще раз, пожалуйста»; затем он направляет на Грея большой и указательный пальцы.

– Насколько хороши ваши симуляции? Какова их точность? Был ли я их частью? А ты сам? – Все четыре вопроса Грей успевает выдать секунды за три.

Пауза. Парень не опускает руку, но Грею удается привлечь его внимание.

– Каким было бы начало такой симуляции? – продолжает Грей. – Если бы вы пытались сымитировать текущее развитие событие, с чего бы оно началось? С принятия решения, ведь так?

Снова пауза, на этот раз длиннее.

– Она бы началась ровно так же, как и сейчас, – отвечает Грей. – Вне зависимости от выбранного варианта, вне зависимости от исхода. Проверяемый сценарий – это X. Для этого создают симуляцию, в которой сценарий X уже реализовался. В этой симуляции тебе отдают приказ. В ней же твоя собственная симуляция выполняет сценарий X. И по мере того, как разворачиваются события, за ними наблюдают организаторы симуляции. Они собирают результаты прогонов X, Y, Z и объединяют их друг с другом. А затем выбирают наилучший вариант, выходят в реальный мир и реализуют его один раз, но уже по-настоящему.

– Подумай об этом. Ты, ты, знаешь обо всех возможных исходах при условии, что никто ничего не предпримет, никто не вмешается, – добавляет он. – Потому что эти варианты были просчитаны. Но ты не знаешь об альтернативных путях вмешательства. Не знаешь о других гипотезах. Об Y, Z и прочих вариантах. Только так можно доказать, что речь не идет о гипотетической ситуации, потому что это единственная информация, которая гарантированно не будет доступна в рамках гипотезы. А у тебя ее нет. К тому же такое решение не может быть верным, потому что в нем попросту нет смысла. Убивать ради предотвращения новых убийств? Убивать ради того, чтобы пресечь медицинскую революцию, которая могла бы спасти буквально каждую жизнь? Все это просто обязано быть частью ложной гипотезы. А это значит, что ни тебя, ни меня не существует. Происходящее нереально. Поэтому если ты оставишь меня в живых, ничего не изменится…

– Тогда нет и разницы, если я тебя убью…

– Но ведь суть в том, что сценарий X вовсе не обязан реализоваться именно здесь. Пусть это будет тот случай, когда ты неожиданно обрел самосознание и ослушался приказа. Убери свой… несуществующий пистолет. Может, на самом деле они хотят увидеть именно это. Отдают тебе приказ X, а сами хотят, чтобы я склонил тебя к Y, чтобы выяснить, как именно будет реализован этот самый Y. Они хотят увидеть, что произойдет, если… ты позволишь мне всех спасти. – Грей фиксирует зрительный контакт с парнишкой. Он пытается убедить себя, что видит в его глазах хоть какой-то намек на сомнение.

И опять пауза – самая длинная из всех.

– Нет, – отвечает парень. – Сейчас все по-настоящему.

Он стреляет в Грея. Без пистолета. Без пуль. Просто проделывает дыру в его сердце.

По высоте цитадель напоминает тридцатиэтажный дом, а на вид невзрачная, как кирпич. Нат единожды обходит ее вокруг в поисках окон или ворот. Не обнаружив ни того, ни другого, она пытается представить себя внутри, а затем «войти внутрь» ментального образа, ведь обычно здесь все работает именно так. Ничего не выходит. Решив действовать напрямую, она придает свой руке клейкую текстуру и с ее помощью вытаскивает из стены черный камень размером с целый холодильник. Затем перекидывает его через плечо. На месте камня остается большой прямоугольный проем, в котором как раз хватает места, чтобы Нат смогла пролезть в темное пространство за стеной.

Стена в полтора метра толщиной, и за ней нет ничего, кроме полуметрового коридора и еще одной стены. Натали неуверенно шагает по узкому проходу, пока не достигает угла, где обе стены поворачивают на девяносто градусов. Она поднимает взгляд, но почти ничего не видит, хотя у нее над головой явно есть пустое пространство. Нат приходит к выводу, что перед ней находится вторая цитадель – чуть меньше первой и спрятанная внутри нее.

Становится темно. Внешняя стена восстановилась. В мозге Натали что-то пульсирует – отголосок вселенских изменений. Кто-то это сделал. Натали создает для себя источник света – красный, чтобы не это не сказалось на ее ночном зрении.

Размытый, шебуршащий звук, который до этого момента терпеливо набирал силу, хотя и был достаточно тихим, чтобы просто не обращать на него внимание, теперь затих.

Все верно, – вспоминает Натали. – Если остаешься здесь слишком долго, сон оборачивается кошмаром.

Шаркающей походкой она обходит и чуть дальше продвигается по коридору на тот маловероятный случай, если здесь окажется вход. Но все, что она находит, – это ровные стены и зловещая, бесшумная темнота, которая уходит вдаль на неизвестное расстояние. – Седо, седо, седо, седо, – произносит она, успевая схватить падающую изо рта краску, и собирая из нее мягкий мячик – как воздушный шарик с водой, только без самого шарика. – Эсэт, эсэт, эсэт, зуи, зуи, зуи.

Затем она поворачивается и швыряет сгусток из красок в глаза по-настоящему жуткого, испорченного существа, которое, по всем канонам кошмаров, должно было стоять у нее за спиной. Она бросает краску не в голову, а прямо в глаза – в данном случае разница важна. Там, где у обычного человека было бы лицо, есть лишь огромный вертикальный рот, который раскрывается, обнажая два ряда клыков. На месте плеч и рук торчат ряды длинных, цепких пальцев, будто все его туловище – это ладонь, предназначенная для того, чтобы не дать добыче сбежать. Большая часть пальцев похожи на обычные человеческие, если не считать, что анатомические они расположены совсем не там, где должны. Два из них – обернувшись, понимает Натали – удлинились и вытянулись к ней, зажав шею, и уже начали смыкаться. Все происходит без слюнявых звуковых эффектов; тварь действует так же тихо, как паук.

Глаза существа растут из шеи, чуть выше ключицы. Они так похожи на человеческие, что у монстра даже есть нечто вроде выражения лица. И это выражение полубезумной гримасы.

Краскобомба Натали лишает чудище зрения. Пятясь назад, оно задевает длинными пальцами волосы у нее на затылке. Натали хватает по пальцы каждой рукой и, сдавив в кулаке, ломает, как тростинки. Затем она кладет руку на еще один камень во внешней стене и, насколько это возможно, вытаскивает в коридор, успевая отскочить как раз вовремя, чтобы камень своим импульсом придавил тварь к внутренней стене. Она снова хватает камень и еще несколько раз с силой ударяет им по раздавленному монстру – просто на всякий случай. Цвет его кожи при таком свете определить затруднительно, но кровь у существа явно черная. И текучая, как вино. Тварь вряд ли выжила, судя по ее количеству.

Высокоэнергетическая магия. Высокоэнергетические сны. Натали задается вопросом, рискует ли она в реальном мире, если ее съест одна из этих тварей. Лора бы знала.

Натали взбирается на камень, который только что вытащила из стены, и оглядывается, насколько позволяет зрение, по сторонам, освещая аллею сверху донизу и даже у себя над головой. Приближаются новые твари – почти бесшумно, лишь с деловитым шарканьем. Разглядеть их непросто, но все они собраны из частей человеческих тел с многократно повторяющимися, перегруппированными чертами лиц и веретенообразными конечностями. Они грязные, многие, судя по всему, умеют карабкаться по стене, и направляются к ней со всех сторон. Если бы это происходило с ней на самом деле, то ничего страшнее Натали и представить бы не могла.

Она толкает внутреннюю стену цитадели. Камни не поддаются. – Впустите меня! Я настоящая. – Что-то хватает ее за талию и тянет вверх. Гротескное ощущение, хотя само существо ей как следует разглядеть не удается. Она швыряет в него новым сгустком краски, а затем, опершись о внутреннюю стену, бьет ногой по внешней, чтобы проделать в ней дыру. Выбитый камень падает снаружи цитадели. Внутрь проникает бледный лучик света, но его тут же заслоняет поток новых уродцев. Они обхватывают Натали пальцами и крепко держат. Твари принимаются жевать пальцы на ее ногах, одежду и волосы. И в довершение всего справа от нее, внизу коридора, вспыхивает яркий бело-зеленый луч, который начинает двигаться в их сторону.

Натали понимает, что означает этот свет. Это абстракция. Не часть общего кошмара. Это агент чего-то совершенно иного. Это зачистка. Прямо у нее на глазах (точнее, краешком глаза, ведь повернуть голову она не может) «люди» испаряются, коснувшись луча. Зеленый цвет означает дезинфекцию. А ярко-белый – термическую стерилизацию.

Натали размышляет, сможет ли луч отличить ее от тварей, или просто поджарит вместе с остальными. Очнется ли она или просто погибнет. Возможно, это метафора магмы, и она сначала проснется, а уже после умрет. Когда луч подходит к ней, Натали зажмуривает глаза и думает: Мир Танако – это кошмар. Но я не боюсь. Чей же тогда это кошмар?

Когда она снова открывает глаза, то оказывается внутри второй цитадели. А заодно и внутри третьей, четвертой, пятой и шестой. Это крошечная квартира-студия без окон, освещенная тусклым аплайтом в углу. В ней есть книжные полки, стол и кровать. Но нет дверей. На кровати, свернувшись калачиком, лицом к стене лежит мужчина. Видно только его волосы. Они светловаты и немного торчат на манер ежика.

– Меня зовут Натали Ферно, – сообщает Натали. – Ты построил это место? Сколько времени ты здесь провел?

Он переворачивается. – Ты должна мне верить.

– Я тебе верю.

– Он – это не я.

– Я тебе верю. Я настоящая. Я могу тебе помочь.

Бендж моргает. – Ты можешь меня отсюда вытащить?

– Да.

Прежде, чем она успевает отдалиться от Крадлафьодля хотя бы на километр, земля под ногами Лоры начинает плавиться. Вскоре ей приходится шагать через потоки лавы, перемежающиеся черными, раскаленными, как сковорода, камнями. Самодовольно усмехаясь, она наращивает мощность воображаемых защитных заклинаний при помощи посоха и колец. Она представляет себе невидимую железную броню и большие, похожие на крылья, теплоотводящие панели – и все это совершенно невесомо. Она переходит сразу к запланированному щиту Марк II, который окутывает ее кожу и одежду миллиметровым слоем, но пропускает внутрь прохладный воздух, благодаря чему она может дышать и потеть. В голове такие штуки строить куда проще. – Делай То, Что Я Хочу.

На ходу она постоянно замечает что-то краешком глаза, но стоит ей повернуться, как это что-то исчезает. Лоре кажется, будто кто-то идет рядом с ней. Не преследует. Просто… сопровождает.

Она достигает ближайшего края хребта. Теперь он выглядит так, как и положено: активным, вулканическим. С одной стороны у него не хватает половины, и лава сочится из открытой раны, стекая вниз по склону; у подножия хреба успело скопиться приличных размеров озерцо. Оно распухло, и избыток лавы уже направляется в сторону Блёнфлоя.

Пейзаж почти что застыл во времени и, стоит ей присмотреться повнимательнее, едва ползет вперед, как минутная стрелка на часах. На вершине холма все еще стоит Бендж. Похоже, что источником света, который она увидела из замка, был не он. Кольцо из молибденовой стали, которое он, по-видимому, сумел вернуть, светится так, будто раскалилось добела. Исходящая от него мана настолько концентрированная, что обжигает Лоре глаза и наводит беспорядочные помехи на ее щитовые чары.

Лора быстро карабкается вверх по хребту и оказывается за спиной у Бенджа, вперившегося взглядом в лавовое озеро, которое разливается у подножия хребта. Бедж разворачивается, и его лицо расплывается в широкой улыбке. И это правда Бендж. Настоящий. Его лицо, его язык тела. Нет ничего, что выдавало бы в нем другого человека.

– Ловкий трюк. Кто ты такой? – спрашивает Лора.

– Я Бенджамин Кларк. Мы вообще-то уже встречались.

– Попробуй угадать еще раз.

– Я случайная мысль, которая обрела жизнь, – отвечает он. – Произошел несчастный случай. Ты помнишь. Ты, я, Джереми Уиллан…

– Не ты. Там был не ты. С нами был Бенджамин Кларк. А ты кто такой?

–… Ты, Бендж Кларк и Джереми Уиллан оказались заперты в коллективном трансе – внутри мира, который обнаружил Казуя Танако. И ты прекрасно знаешь, что именно там произошло. Слишком долгое пребывание в том месте чревато физическими рисками. Из трещин в стекле начинает выползать всякая нечисть, и хорошим это никогда не заканчивается. Сначала они добрались до Кларка. Так что он убежал и приложил все силы, чтобы его не нашли. Ему это удалось. Вы с Уилланом и Дэном Царнеки так и не смогли его отыскать. Ты воспользовалась логикой сна, чтобы состряпать его простенькое подобие. И вернула его в физический мир вместо Бенджа.

– Все это время Кларк был здесь. Окопавшись в этом самом замке, он сражался с кошмарами не в силах проснуться. Но время от времени ему удавалось передать наружу послание. – Это не я! – с издевкой копирует он.

– Ты не ответил на мой вопрос, – раздраженно замечает Лора. – Кем это делает тебя? Чокнутой версией Бенджа? Джереми создал твою оболочку, а я ее оживила. Так откуда идет твоя мотивация? От меня? От Бенджа? Кто такой ра? – Вместе с последним словом она сплевывает на землю комок лаймово-зеленой слизи.

Копия «Бенджа» пожимает плечами. – Все, что я рассказал, ты знала и без меня. Больше мне нечем с тобой поделиться. Прямо сейчас ты ни с кем не разговариваешь, Ферно. Ты спишь.

– Нет. Я думаю, ты здесь на самом деле. Вот почему мы вторглись в сон Бенджа. Думаю, тебя затащило сюда вместе с нами. Чего ты пытаешься добиться?

– Взгляни. – Не-Бендж указывает вниз на лавовое озеро. Она смотрит. В озере лицом вниз лежал две человеческие фигуры. Они одеты в знакомое ей зимнее снаряжение. Лора узнает в них себя с сестрой. Разумеется: с учетом теплового щита человеческие тела в лаве не утонут. В лаве могут плавать даже шары для боулинга. Ведь это расплавленная порода; ее плотность мало чем отличается от плотности твердого камня.

Лора размышляет, насколько этот ментальный образ близок к реальности. Если они с Натали действительно лежат без сознания на поверхности лавы, они могут просто подняться на ноги и убежать в безопасное место – прямо внутри щита. И никакой возни со сложным и непроверенным заклинанием для бурения туннелей. Это было устранило одну переменную величину, оставив – по их прикидкам – еще три. Если, конечно, то, что она видит во сне, тоже существует в реальном мире.

Но затем, прямо у нее на глазах, силовой поле, защищавшее ее и Натали, лопается, и они падают прямиком в лаву. Они одновременно вспыхивают, плавятся и взрываются. Органическая материя выделяет пар, от которого лава булькает и вспучивается, проглатывая их останки. Лора, остолбенев, наблюдает за этим зрелищем. Кажется, что реакция занимает немало времени.

– Ты только что умерла, – говорит не-Бендж.

Лора стискивает зубы. Конечно же, она не могла погибнуть. Это невозможно и в то же время вызывает крайнюю тревогу.

– Ты говорил, что все дело в свободе, – напоминает она.

Самозванец крутит светящееся кольцо на указательном пальце. Внимательно прислушавшись, Лора все еще может различить его тихое звучание его низкого синтезированного голоса, который до сих пор произносит рекурсивное заклинание. – Знаешь, какое максимальное количество маны когда-либо удавалось собрать в одном месте? Каков рекорд энергетической плотности маны?

– А что, хочешь его побить?

– Скорее уж сломать. Но не рекорд, а кое-что другое. Знаешь, что будет, если сконцентрировать в одном месте слишком много мю- и зета-маны?

Лора осторожно делает шаг назад. Оглянувшись, она видит, что Нат догнала ее и облачилась в щит, защитивший ее от жара лавы, которую она только что пересекла. За ней на буксире следует Бендж, который тоже взял на себя часть щитовых чар. Настоящий Бендж. А за ними, вдалеке, стеклянный мир Танако и оба замка исчезли, уступив место темным горам. У нас получится, – думает она. – Когда мы проснемся, вместе с нами в реальный мир вернется и настоящий Бендж. Это и правда может сработать.

Насколько ей известно – а Лора предпочитает думать, что известно ей многое – концентрация больших объемов мю и зета в одной точке ни к чему особенному не приводит. По крайней мере, в теории. Но раньше этого никто не делал. Да и как бы это удалось? В таком количестве ману взять попросту негде.

Лора направляет увешанную амулетами руку на лже-Бенджа и отводит другую назад, держа в ней посох. – Последний шанс. Говори, чего ты добиваешься. Это сон. Здесь я могу делать все, что захочу.

– Как и я.

– Вот только думаю я быстрее тебя.

К этому моменту молибденовое кольцо разгорелось так ярко, что кулак не-Бенджа раскалился докрасна, и сквозь кожу просвечивают темные пятна костей. Лоре это что-то напоминает. Но что именно, она не помнит. В ответ на ее вопрос не-Бендж достает из кармана куртки темно-серую сферу. Она гладкая и матовая, размером с бейсбольный мяч и, похоже, довольно тяжелая. Настолько тяжелая, что – думает Лора – ей следовало бы уже заметить, как такой груз оттягивает карман. Скорее всего, он создал сферу в этот самый момент. Она такая массивная, будто сделана из какого-то…

плотного металла…

Последние три заклинания она активирует на одних рефлексах. К тому моменту, когда в ее голове успевают сложиться фразы «имплозивная сборка» и «субкритическое плутониевое ядро», все уже кончено.

– Дулаку рагигакал!

Первое заклинание – это зеленый лазер, достаточно мощный, чтобы его луч можно было увидеть в чистом воздухе. Он рассекает магическое кольцо не-Бенджа со звуком, похожим на разрезание пары болтов. Заклинание цепной реакции обрывается на середине слога. Половина кольца падает на землю; в руке Бенджа остается лишь C-образный кусок металла. Из четырех оголенных концов с треском вырывается запасенная мана, которой бы хватило, чтобы перевернуть весь Рейкьявик, как блинчик на сковородке; на этом для них бы все и кончилось – неважно, с плутонием или нет – но Лора, рванув вперед, захватывает магию своим посохом, перенаправляя ее в заклинание номер два.

Второе – это тяжелая артиллерия, фигуральный танк, который она бы не смогла создать без помощи Натали. С отчетливым вумп в радиусе около полутора километров вокруг них падает температура, и при том довольно резко. Весь разлом моментально замерзает вместе с лавой, которая пристывает к скале. Деревня спасена.

У Лоры, Бенджа и Натали есть щиты против термического удара. У не-Бенджа щиты тоже есть, но не те. И он тут же синеет.

Теперь Лоре остается разобраться лишь с высвобожденной тепловой энергией, устремившейся в обратном направлении. Очередным взмахом посоха она подает ее на вход третьего заклинания – ее старого термального копья. С тем же успехом не-Бендж мог оказаться лицом к лицу с самим Солнцем. Он просто перестает существовать; и он сам, и его половина кольца, и плутониевый шар. Все три заклинания умещаются в долю секунды.

Невидимка рядом с Лорой. Даже глядя прямо на него, она замечает лишь слабое хрустальное мерцание по краям, будто он – всего лишь стеклянная оболочка не больше паутины толщиной. Он кладет ладонь на вытянутую руку Лоры и бережным, но твердым жестом опускает ее вниз, без лишнего риска направляя ее магическое оружие в землю.

Проковыляв примерно четверть пути до поселка, они встречают джип, который едет в противоположном направлении. За рулем Томас Эйнарссон, на пассажирском сидении – Стив Элдридж. Как только машина останавливается, он выпрыгивает наружу и мчится к группе студентов. – Есть раненые? Кто-нибудь обгорел, вдохнул пепел или SO₂?

– Все в порядке, и мы сами тоже, – объясняет Лора. – Мы смогли убежать, и теперь мы в норме. Кажется, там произошло небольшое извержение, но теперь оно прекратилось.

– Ты что, шутить? Думаешь, у тебя достаточно опыта, чтобы делать такие выводы? Садись в машину. Вы все! Томас, поехали.

Томас как раз изучал хребет через монокль с оракулом. Без единого слова он возвращает устройство во внутренний карман и разворачивает джип в направлении Блёнфлоя. Дорога ухабистая, а машина едет быстро. До поселка они доберутся уже через несколько минут.

– Я не злюсь, – объясняет Элдридж, пока машина едет обратно. Он уже заметно успокоился, хотя по пути наверх был явно вне себя. – Вы сообщили остальным, куда идете. Вы не сделали ничего плохого.

– Поселок эвакуируют? – спрашивает Бендж.

– Да, – отвечает Томас. – Он находится слишком близко к разлому, так что рисковать мы не будем. План эвакуации составляли настоящие параноики. С другой стороны, извержение уже прекратилось. Так что через несколько минут приказ, скорее всего, отзовут.

– Вы уже радировали, что они с нами? – спрашивает Элдридж.

– Да. К тому же раньше ничего подобного не случалось. Крадлафьодль уже очень давно не проявлял активности.

С минуту они едут молча. Элдридж разворачивается на сидении. – Что произошло наверху?

– Мы не знаем, – тут же отвечает Натали.

– Вы творили магию?

– Мы медитировали. Я медитировала. Остальные любовались видом. Мы не знаем, что там случилось.

Томас широко улыбается и, качая головой, говорит Элдриджу: «Это не они. Все только и пытаются подорвать Крадлафьодль. Простое невезение, не больше того».

Вместо того, чтобы остановиться в хостеле на территории поселка, Томас сворачивает на трассу №1 и, следуя еще за несколькими машинами, прибывает в пункт эвакуации, который располагается с противоположной от Крадлафьодля стороны холма, а значит, – до определенной степени – находится вне опасности. Там уже собралось около сотни человек, включая всех остальных студентов, а также сотрудников с британской и исландской сторон. Они выходят из машины и собираются на овечьем пастбище, откуда открывается вид на хребет. В конечном итоге выясняется, что планом эвакуации поселка впервые воспользовались на полном серьезе, а значит, проследят, чтобы его довели до конца на манер полуучебной тревоги. Повсюду с рациями бегают вулканологи. Разлом темный и не издает ни звука. Воздух обжигающе холоден, но небо ясное и звездное. Не хватает только костра, и на такое мероприятие будет даже не жалко потратить время.

– Хорошо?

– Я хочу, чтобы те прекратила убивать людей.

– А, что? – поперхнувшись, спрашивает та.

– Бендж! – выкрикивает Натали. Бендж стоит неподалеку. Он оборачивается. – Кто-то написал КУАЙНИО. Это был ты?

– Нет, – отвечает он.

– Тогда кто это сделал?

– Не знаю. Тот парень.

– Ты убила того человека, – заявляет Лоре Натали. – Ты могла бы направить энергию вверх, в сторону от нас. Но ты просто испарила его, хотя в этом не было никакой нужды.

– Он угрожал жизням других людей!

– И ты нейтрализовала эту угрозу. А значит, то, что произошло после, было убийством. – В голосе Натали нет обвинительного тона. Он абсолютно нейтрален.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Это был сон.

– Сон, который реален, считается частью реальности. В любом другом сне можешь делать что хочешь. Но в сновидении, где есть реальные люди, ты, я и Бендж, да еще и такое количество энергии, нужно быть осмотрительнее. Если бы ты направила тот выплеск в мою сторону, меня бы здесь сейчас не было. Так что это считается.

– Это же было фигурально. Просто метафора. Ничего этого на самом деле не было.

– Ничего этого? Хребет взлетел на воздух. Ты его заморозила. При помощи магии. На этот счет обязательно будут вопросы, но ты к тому же проделала это во сне.

– Я не спала, я была…

– И когда же ты проснулась?

Лора моргает.

– Я не помню, как проснулся, – замечает Бендж.

– Я тоже, – добавляет Натали. – Лора?

Лора поочередно перебирает свои воспоминания. Она помнит, как шла домой. Она проделала весь путь от чертогов разума до мира Танако и дальше до разлома, ведущего в физическую реальность. В них нет ни единого разрыва. –… Прямо сейчас мы ведь не спим, верно?

– Это нуль-гипотеза, – отвечает Натали. – Пока не можешь доказать обратного, всегда предполагай, что находишься в реальности. А теперь повторяй за мной: «Мы не знаем, что там произошло».

Лора и Натали Ферно окружены инферно-красным светом, исходящим от слоя магмы, которая, может статься, весит целый миллион тонн. Их мир сжался до размеров пары гробов. Магма издает странный звук, больше похожий на скрип, чем грохот. Этот неприятный шум проникает повсюду.

Их объединенный и преумноженный силовой щит шипит под нагрузкой и поглощает резервы Лориной маны, чтобы поддерживать собственную структурную целостность. Щит пропускает сквозь себя только видимый свет – и это единственная причина, почему их до сих пор не испепелило исходящим от магмы жаром. У них заканчивается воздух.

Каждой осталось где-то по восемь вдохов.

– Лора, – шипит Нат. Ее голос отдается странным эхом внутри крошечного замкнутого пространства. – Ты должна это сделать. У меня не осталось маны, и твоя тоже на исходе. Ты должна сделать это прямо сейчас.

– Я не могу… не знаю ни одного заклинания, которое бы нас отсюда вытащило. – Лора недоумевает, почему Натали говорит так тихо. Но затем понимает: чтобы сберечь кислород. Они, наверное, уже и так использовали половину его запасов. Оранжево-красный свет заполняет сознание Лоры; она не может его заглушить, даже с закрытыми глазами. Не может думать.

– Значит, мы его напишем, – тихо говорит Натали.

– На это нет времени, – возражает Лора. Она знает, что творить магию экспромтом невозможно. Ни за секунды, ни даже за минуты.

– Тогда сделай электромашину, – отвечает Натали. Больше она не произносит ни слова. Он сделала глубокий выдох и старается не тратить воздух.

Мир сотрясает дрожь. Магма окутывает их, толкая в другую сторону. Заклинание Бенджа продолжает набирать обороты? Лора снимает с запястья арбитратор Веблена и прокручивает ожерелье, находя в нем нужную пару регуляторных точек. Конечно, этот коллективный сон магов – штука опасная. Они могут там погибнуть. Или погибнуть здесь, пока находятся там. Но во сне время течет иначе. Не столько медленнее, сколько… в другом направлении. Она делает вдох, закрывает глаза и успокаивает свой разум. Добиться этого ей удается не сразу. Внутри серебряного кольца, зажатого в ее кулаке, загорается трехлепестковый символ Делави.

Во сне Лора пристегнута к креслу астронавта-исследователя Элен Л. Бэрри, занимающей заднее левое сидение кабины экипажа на шаттле Атлантис; таймер обратного отсчета показывает, что до запуска остается четыре минуты и одна секунда. Другими словами, сейчас, очевидно, 10:02 по восточному стандартному времени, 17 декабря 1993 года, за десять минут до Аварии. Разумеется, она оказалась именно здесь, и конечно же сейчас тот самый момент. Даже если бы этот никогда не снился этот сон, другого места для нее попросту нет.

В кабине есть еще шесть кресел, занятых людьми в скафандрах и круглых шлемах, в точности, как у самой Лоры. – В ВТБ¹ лед! – кричит она им. У нее недостаточно полномочий, чтобы напрямую остановить ход миссии, но она могла бы оповестить командира корабля, полковника ВВС США Майкла Уилкотта, сидящего справа в переднем ряду. Она пытается расстегнуть ремень, но его заклинило. Ее шлем звукоизолирован. Время от времени Кевин Хоуп, другой астронавт-исследователь, занимающий соседнее кресло, поворачивается к Лоре и говорит ей несколько слов. Она смотрит на него ошалелым взглядом. – В ВТБ лед. ТТРУ² еще не запущены. Мы еще можем отменить запуск. Вы погибнете. – Никто не обращает внимания на ее слова. Ни один прибор не дает и малейшего намека, будто что-то не так.

Миссия начинается с жесткого, постоянного ускорения – все равно что оказаться под пятой великана. Спустя 45 секунд к нему добавляется парализующий рывок вбок – это с миллисекундной задержкой разлетаются вдребезги главные двигатели номер один и два. Когда это происходит, не слышно ни единого ругательства; если уж на то пошло, нет вообще никакой непроизвольной реакции. По своей натуре астронавты такие люди, что их крайне сложно чем-то удивить. ЦУП почти сразу же объявляет об аварийном прекращении полета и отдает команду вернуться на стартово-посадочный комплекс. Пилот, Соити Ногути, дает подтверждение, и план полета плавно переключается на новый сценарий. На тщательную подготовку уходит целая минута, после чего ТТРУ, наконец, отсоединяется и начинается процедура аварийного прекращения полета, но эта минута оказывается слишком долгой. В кабине царит ледяное, практически сверхъестественное спокойствие. К тому моменту, когда последний двигатель – с очередным громким бумом и новым рывком – выходит из строя, Лора успевает преодолеть стадии отрицания и гнева и смириться с ситуацией.

Ногути не без успеха пытается справиться с системой стабилизации. Лора недоумевает почему. Ведь спасти миссию не в его силах, и сам он понимает это как никто другой. ПЛАЭ – «потеря летательного аппарата и экипажа». Ракета кувыркается, как носок в сушилке, и уже давно вышла за границы полетных режимов. Кевин Хоуп в соседнем кресле протягивает руку. Лора зажимает ее в ладони.

Следом раздается более приглушенный бух, настолько тихий, что Лора бы его точно пропустила, если бы не специально не вслушивалась. В правом центральном окне она видит женщину. Та распласталась по носовому конусу ракеты на манер геккона: одна рука прижата к левому центральному стеклу, вторая – откинута назад и удерживает конец магического посоха. Она извергает ману подобно вулкану – в таких количествах, что Лоре физически больно на нее смотреть. Ее видят все. На какой-то миг она привлекает к себе внимание целого экипажа.

Затем этот миг растягивается и замирает. Лора сосредотачивается. Это не та, о ком она думает.

– Нат?

Нат машет ей рукой. – Проснись, – говорят движения ее губ.

Обстановка вокруг Лоры меняется. Теперь она лежит спиной на холодном камне, в комнате шириной с рабочую площадку заправочной станции, но высотой с целую шахту лифта. Над головой на манер заблудившегося экспоната Смитсоновского музея визит ее предыдущий сон – Атлантис за секунду до гибели. Нос ракеты направлен вниз под углом в тридцать или сорок градусов, а толстый внешний бак с топливом торчит из ее нутра, как яйцевой мешок беременной паучихи. К потолку из покореженных двигателей тянется неподвижный след из жидкого топлива. Она видит внутренности корабля через стекло в кабине. Ногути и Уилкотт сидят на своих местах.

Нат стоит рядом с ней на коленях и помогает подняться на ноги. – Ты это построила?

Лора понимает, где находится. Комната хорошо освещена и сделана из песчаника, гладкого и нового, будто отстроенный вчерашним днем средневековый замок. Именно таким она его себе и представляла. – Я плохо сплю, – вспоминает она. – Это мир Танако. Я так часто сюда попадала, что уже начала к нему привыкать. Потом стала… приносить сюда разные вещи. Как в сейф. А затем – сделала вместилище, чтобы их безопасно хранить. Чтобы найти, когда вернусь сюда снова. Я про идеи. Сейчас мы спим, так что идеи, воспоминания и предметы суть одно и то же. У нас над головой висит образ того самого события. Каким я его вижу у себя в голове.

– Внешняя память. – Натали смотрит вверх. – Чертоги разума. Ничего необычного. – Затем она хмурится. Ниже Атлантиса, но все еще над ее головой парит их мать. Она застыла в момент бешеного полета: колени прижаты к телу, руки за спиной, волосы отброшены назад, магический посох лежит горизонтально поперек лопаток. Она тоже неподвижно висит вверх ногами, но явно близка к тому, чтобы сравняться в скорости с Антлантисом и приземлиться на носовой конус ракеты – либо промахнуться и быть разорванной на клочки.

– Я… я много об этом думаю, – признается Лора.

Нат ничего не говорит.

Лора берет Нат за руку. Она выводит сестру из комнаты Атлантиса и идет вместе с ней по запутанному клубку искривленных коридоров, который в итоге выплевывает их прямиком к защитной стене. Снаружи лорины чертоги разума выглядят, как замысловатый, недостроенный замок, образ которого частично размывается полупрозрачными строительными лесами, возвышающимися в его центре, как тонкий, бесконечно высокий шпиль. Замок окружен стеной в форме пятиконечной звезды с иззубренными бастионами. Мир снаружи, по всем сторонам света, неизменно заполняют темные равнины из растрескавшегося стекла. Солнца здесь нет; замок освещают при помощи факелов. В небе над головой видна трехлучевая фигура Млечного Пути. В ушах воет ветер, и ничто не в силах его сдержать.

Подумав одновременно об одном и то же, сестры материализуют теплую одежду. Лора выбирает плотный и приглушенный фасон черного цвета, с капюшоном и шарфом. Одежда Натали сине-зеленая, пушистая, с теплыми рукавицами. Обратив внимание на идею сестры, Нат тоже обзаводится капюшоном. Лора запоздало добавляет к одной руке увесистую коллекцию магических браслетов и декоративный магический посох длиной с пику.

Строго говоря, мир Танако – это кошмар. Но шум еще не достиг порога слышимости.

Вдалеке от них – наверное, километрах в пяти, если в этом мире вообще уместны столь фигуральные оценки, Лора замечает Крадлафьодль. Он вырастает из земли, как пробивающийся снизу спинной хребет какого-то змееподобного монстра. Лора видит, что хребет раскрылся и из него вырвался настоящий шквал оранжево-черной субстанции. Там же виднеется и крошечный белый огонек; это Бендж. За пределами хребта находятся горные склоны, которые ведут к Блёнфлою, фьордам и океану. Все это предстает перед Лорой на манер миниатюрной, статичной диорамы в коробке – как если бы на нее смотрели сквозь замочную скважину. Должно быть, это их общая ментальная картина произошедшего, – решает она. Точнее сказать, картина того, что происходит прямо сейчас.

– Что он делает? – спрашивает Лора.

Необычайно долгое и глубокомысленное молчание Нат говорит о происходящем лучше любых слов. Наконец, она высказывает догадку: «Ему удалось сотворить куайн, самокастующееся заклинание. Теперь оно активирует само себя без его помощи. Обычно он пользуется Именем эннээ – именно оно упоминается в первом касте. Но во втором и всех последующих звучит другое Имя – ра. Вряд ли это один из его Псевдонимов». – Из ее рта вываливаются два сгустка зеленоватой краски. Она стирает их и на мгновение чувствует себя озадаченной. – Эннээ. Ра. Различие между использованием и упоминанием Имени. О’кей.

– Магия здесь не действует, – объясняет Лора. – Она просто превращается в разноцветные пятна.

– Его заклинание использует резервы природной маны в недрах Крадлафьодля, – добавляет Натали. – Потребление энергии растет в геометрической прогрессии. Не исключено, что после того, как этот источник будет исчерпан, ему удастся задействовать другие точки перегиба маны в пределах Срединно-Атлантического рифта. Имя доступ к такому количеству энергии, он может спровоцировать полномасштабное извержение.

–… Ты намекаешь, что он еще этого не сделал, – понимает Лора. – Мы все еще можем его остановить.

Им обеим уже объяснили, что происходит в случае извержение вулканической трещины. Более насущная проблема заключается в том, что физическая угроза, прямо сейчас нависшая над поселком Блёнфлой – поток лавы, пепел, вулканические газы и прочее – это экологическая катастрофа, которая в потенциале можно разрастись до глобальных масштабов. Количество жертв, говоря словами Томаса Эйнарссона, может варьироваться «от нуля до населения всей планеты».

По сути Натали говорит, что пережить следующие десять минут – это лишь вторая по важности задача.

– Я знаю всего одно заклинание, – продолжает Нат. – И на этом все. Так что у тебя в арсенале?

– А как насчет эсэт?

– Ну хорошо, я знаю два заклинания.

– А уум?

Натали молчит.

–… Ты не знаешь уум?

– Я занимаюсь теорией, Лора. Векторным исчислением и теорией колец.

Лора закатывает глаза. Она пытается произнести несколько магических слогов. – А ал анх а’у ай – Она ловит вытекающие изо рта первичные капли разноцветных красок, а затем разом подкидывает их в воздух. Они выстраиваются по порядку, согласно цветам, и остаются висеть чуть выше самой Лоры. – Вот что есть у меня. Можешь объяснить, как заполнить пробелы при помощи теории. Накладывать чары ты не можешь, так что…

– Я могу их писать.

– Ладно. А рисовать можешь?

Возможно, на ее восприятие влияет сон с его собственной логикой и ходом времени, но Лоре кажется, что свои картины они слишком уж быстро доводят до ума. Натали схватывает на лету. Располагая лишь минимальными знаниями о структуре и синтаксисе заклинаний, она уже через несколько часов (?) начинает смешивать новые цвета и додумывать мысли Лоры. Своих заклинаний у нее нет, зато есть целый арсенал мощных теоретических результатов, из которых Лора черпает идеи. Ее точные решения поля – крепкий орешек, и зачастую слишком сложны и невразумительны для понимания Лоры. Исчерпывающее понимание – необходимое условие успешного заклинания, так что от этих результатов они вынуждены отказаться в пользу более простых вариантов.

За время X – может, всего несколько ударов сердца – они успевают довести монтаж до конца. Они проработали четыре заклинания, что дает им некоторую свободу действий. Они продумывают несколько планов атаки. Затем подходят к краю защитной стены, обратив взгляд к хребту вдалеке. Нат садится на стену в позе лотоса, складывает руки на коленях и превращается в толстый кокон из мантий. Лора ходит туда-сюда, поигрывая с браслетами и посохом. Она не может заставить себя сесть.

Это максимум пользы, который можно извлечь из их подготовки. Теперь остается только переживать.

– Хочу прояснить, – говорит сестре Лора, – скорее всего, мы все равно погибнем. После такого никто не проснется, а значит, мы будем находиться здесь, пока сон не закончится сам по себе. – Она указывает в сторону хребта. – Мой щит все еще там, высасывает остатки маны, и когда мана все-таки закончится, щит схлопнется, на нас рухнет миллион тонн раскаленного камня, и мы моментально умрем. После такого будет даже нечего хоронить – никто даже наших зубов не найдет. А даже если щит каким-то чудом продержится, мы рефлекторно проснемся от удушья, потому что кислород будет уже на исходе. Иначе говоря, я приду в себя, умирая от удушья, и умирая от удушья, мне придется спасать нас обеих, и/или поселок, и/или весь мир.

– С тобой все будет в порядке, – отвечает Натали.

– Мне бы очень хотелось знать, на чем основано твое суждение! Ты говоришь это, чтобы меня успокоить и… подготовить психологически, но я… на самом деле мне бы хотелось знать, откуда берется это твое спокойствие! Я что, единственная, кому хватает человечности распсиховаться перед лицом смертельной опасности? Опасности для жизни как таковой. Неужели только мне хватает здравомыслия, чтобы поддаться панике?

– Если я начну паниковать, тебе это чем-то поможет? – спрашивает Натали.

Лора раздраженно вертит посохом. – Возможно.

– Ты не боишься, – не поворачивая головы, сообщает ей Натали. – Просто злишься, что я тоже не боюсь.

– Я злюсь, потому что не хочу умирать.

– А почему нет?

Лора ошарашена таким вопросом. В ее голове сталкиваются семь разных реакций, и ни одну из них ей так и не удается выразить словами.

Где-то вдалеке слышится звук, похожий на беспрерывный шелест листьев. Какой-то щелкающий, перемалывающий шум. Кккххххххх.

Лора прочесывает собственный разум, пытаясь отыскать нарушения мыслительных процессов, которые могли бы стать следствием кислородного голодания. Она делает один вдох и один выход. Но ничего не чувствует. – Я беспокоюсь о Бендже, – говорит она. – Помнишь тот инцидент во время лекции? Тебя там не было, но ты же наверняка о нем слышала, да? Как минимум я должна была тебе все уши прожужжать насчет всей этой бумажной работы, к которой нас после этого припрягли, верно? Когда мы последний раз были внутри сна…, то пытались его отыскать. Но не смогли. Он хотел сбежать. Не хотел, чтобы его нашли. И тогда… тогда мы сотворили другого Бенджа и вернули его в реальный мир вместо старого. Это была логика сна. Так кто…

– Это твое? – неожиданно спрашивает Натали. Лора поднимает взгляд на сестру, а потом смотрит, куда та показывает. Снаружи, в стеклянном мире есть что-то еще. Если хребет Крадлафьодль находится на севере, то к востоку, на другой линии горизонта в нескольких километрах от них возвышается еще один замок. Он похож на цитадель и укреплен куда лучше, чем замок Лоры. Он темнее самого неба. И по виду напоминает Министерство из «1984».

Лора знает, что этот сон видят многие маги. Но следует ли отсюда, что это – коллективное пространство? – Нет, не мое, – отвечает она.

Натали выпрямляется и спрыгивает со стены… в реальном мире падение на стекло с такой высоты закончилось бы смертью. – Думаю, у нас есть время. Я хочу взглянуть.

– Постой. Что, если мы проснемся? – кричит ей Лора.

– Значит, проснемся.

Что-то в голове Лоры подсказывает ей: разделяться с сестрой не лучшая идея; другая же часть разума твердит, что она и сама толком не знает, почему в это верит. Она не хочет высказывать того, в чем сомневается, и поэтому просто сидит, наблюдая, как Натали мгновенно перепрыгивает ко второму замку, минуя пространство тем же совершенно логичным способом, при помощи которого они уже путешествовали сквозь время. Немного похимичив со своей одеждой, Лора превращает ее в более удобный наряд. Затем она начинает экспериментировать с новым трехметровым посохом. Он оборудован по последнему слову техники, и больше напоминает не рабочий инструмент, а гигантское ювелирное украшение с последних страниц каталога – слишком элитного, чтобы обременять себя такой банальностью, как цены. Украшений и орнаментов на посохе вдвое больше, чем требуется для выполнения его функций. Монолитность придает посоху улучшенную структурную целостность, но сильно сказывается на портативности, а его длина (в √3 раз больше обычной) обеспечивает такие гармонические характеристики, что за них не жалко и жизнь отдать. Это воплощенное желание, но для каждодневного использования подходит примерно так же, как машина Формулы 1. И раз уж это желание Лоры, то сделан ее посох из ртути. Ртуть могла бы стать самым полезным из известных магических металлов, не будь она такой ядовитой при комнатной температуре.

Просыпайся. Позаботься о своей безопасности. Останови извержение. Не важно, в какое именно порядке. Лора сверяется с часами; ее лицо, разумеется, не выражает не единой эмоции.

«Мне нужно больше информации», – говорит Лора самой себе. Она следит за светящейся на горизонте ослепительно-белой точкой, которая отмечает ее ментальный образ Бенджа.

Шум становится громче. Кошмар вот-вот начнется.

«Любопытное место» – так геологи называют Исландию, а места, любопытные с точки зрения геологов заслуживают особого внимания наравне с зонами боевых действий и новенькими атомными электростанциями. Здесь из земли изливаются целые кубические километры лавы. Иногда из нее складываются новые острова. Иногда из ее вулканических разломов исторгается такое количество сернистого газа, что на планете заметно понижается глобальная температура, по всему северному полушарию случаются неурожаи, а миллионы людей погибают от голода. Исландия – это то самое место, куда вы можете отправиться, чтобы напомнить себе один факт: планета Земля – это машина, гигантская, непрерывно работающая, сложная в наблюдении из-за того, что действует в слишком больших временных масштабах, и движущаяся к цели, которую крайне сложно предугадать; а вся когда-либо существовавшая органическая жизнь – не более, чем жировая пленка, сумевшая продержаться на поверхности этой самой машины, скорее уж благодаря остервенелой импровизации, чем какому бы то ни было провидению.

Помимо прочего, Исландия – одно из немногих мест на Земле – не считая человеческой кожи, – где встречается мана естественного происхождения. Это геологический феномен, который наблюдается в расплавленной породе с определенным содержанием редкоземельных элементов. Если вы отправитесь в подходящее место и просканируете горизонт при помощи нужного оракула, то увидите светящиеся потоки маны, которая исходит от гор и сворачивается в кольца, наподобие пара от разогретого в микроволновке пудинга. Есть специальный исследовательский центр, крохотная горстка временных построек, отпочковавшаяся от Университета Рейкьявика. Они бурят отверстия в вулканах и моделируют этот природный процесс с помощью компьютеров. С Великобританией у них налажена программа сотрудничества.

Так Лора и Натали Ферно оказались здесь вместе с группой своих однокурсников и нескольких сотрудников университета. На самолете до Рейкьявика всего три часа пути, это практически за углом, но город Блёнфлой находится почти на другом конце страны, так что последний отрезок пути занимает куда больше времени. Сейчас середина лета, и полуденную температуру можно довольно точно охарактеризовать словом «свежо». Днем (который в это время года занимает в сутках 21 час) Солнце испускает чистый, белый свет, совершенно нетипичный для Великобритании, так что трава здесь и правда выглядит зеленее. Поначалу им встречаются овцы, исландские лошади и стены из сухой каменной кладки, но по мере продвижения группы сельская местность приобретает все более дикий и неприветливый вид. Трава становится короче и все сильнее жмется к земле, а затем и вовсе сменяется оголенной почвой.

– Это не я, – повторяет Бендж.

– Это просто культурный шок, – снова замечает Лора. Она сидит на пассажирском кресле. Бендж Кларк и Натали Ферно ютятся между рюкзаков на задних сидениях. Бенджу, по его собственным словам, заграница не по душе. Как и иностранные языки. А также обычаи, дороги, здания и еда. Его будто привязали к месту рождения упругой резинкой. Чем дальше он от дома, тем сильнее натягиваются его нервы. – Привыкнуть можно к чему угодно, – добавляет Лора. – Сегодня только первый день, а ты проведешь здесь достаточно времени, чтобы успеть адаптироваться.

– Это не в моих привычках, – возражает Бендж.

Лоре нравится окружающий пейзаж. Нат как всегда молчалива и, насколько можно судить, совершенно безразлична к происходящему. Много лет назад, когда они еще были детьми, Лора пыталась привить ей интерес ко многим любопытным вещам (песчаные замки, компьютеры, мальчики). Лет в тринадцать-четырнадцать она сдалась. Интересы Нат определяет только она сама и никто другой. Чем больше ее принуждают, тем меньше ей хочется уделять этому предмету свое внимание.

Блёнфлой располагается на неровной границе, за которой сходит на нет даже почва. Это крошечное поселение, разреженное, но в то же самое время достаточно мелкое, чтобы целиком уместиться на единственном наземном снимке. Здания имеют квадратную форму и раскрашены в одни и те же белый, красный и бледно-голубой цвета; издалека они выглядят, как изящные модели из дерева. Неподалеку расположен крупный фьорд и три высоких черных горных хребта без единого намека на растительность, но из центра города в северном направлении открывается лишь вид на Ледовитый океан и так до самого Северного полюса. Блёнфлой на тысячу километров южнее самой северной обитаемой точки на планете, но даже он выглядит аванпостом на краю света.

– Чувствуете что-нибудь необычное? – спрашивает водитель, когда их машина подъезжает к месту назначения. Его зовут Тор. (Фамилию так никто и не запомнил.). Мужчине около шестидесяти, он носит бороду, очки и отличается грузным телосложением, которым наполовину обязан жиру, а еще наполовину – толстым шерстяным свитерам. – Например, что воздух сильнее заряжен энергией?

Бендж и Лора в целом согласны. – Да, я точно что-то чувствую.

– А не должны бы, – резко возражает Тор. – Проводили эксперименты с двойным ослеплением. Без специального оборудования на таком расстоянии ничего не засечь. Постарайтесь быть повнимательнее. Здесь мы занимаемся наукой.

Еще немного они едут на грохочущей машине, не говоря ни слова. Он уже заводил это разговор, – думает Лора. С туристами.

– До лаборатории девять километров, а оттуда еще три до ближайшего эпицентра, – добавляет Тор. – С тем же успехом можно утверждать, что на всем пути вы слышали клекотание птиц.

Нат кивает.

Всего в поездке участвует пятнадцать человек, включая студентов и сотрудников университета: Нат, Лора и Бендж в машине, а остальные следуют за ними в микроавтобусе. Жилье представляет собой нечто вроде хостела для молодых неформалов, гостевого дома или коттеджа – квадратное двухэтажное здание с красной остроконечной крышей. Любезная дама лет сорока пяти показывает им дом заодно с письменным перечнем правил и причуд. В доме есть множество спален с двухярусными кроватями, несколько душевых, большая кухня с видавшей виды посудой и разнобойными столовыми приборами, и обшарпанная гостиная с большим и старым ЭЛТ-телевизором. Она исчезает в тот самый момент, когда в гостиницу прибывает еще одна группа из трех радушных исландских геофизиков, которые привозят внушительный размеров контейнер с местной рыбой и другими припасами. По британскому времени уже глубокий вечер, и многие успели проголодаться, так что четверка самых предприимчивых и организованных людей, из всех, кто находится в здании, – студенты П и Энди, магохимик Стив Элдридж и один из исландцев по имени Томас – готовят ужин, которого бы хватило на целую армию. И все это съедается без остатка.

Несколько магов выражают беспокойство насчет нехватки алкоголя в доме, после чего выходят наружу и закупаются умопомрачительным объемом пива. В тот вечер никто не говорит о работе; темой бесед становятся спорт и Исландия с ее обычаями и непостижимым ночным телевидением. Бендж налегает на пиво, ведь оно ему, по крайней мере, знакомо. Лора пьет до тех пор, пока уже не может как следует выговорить свое Истинное Имя, после чего Натали спокойно отправляет ее в постель. Местные возвращаются домой сравнительно рано; последний из студентов ложится спать в 2:45 утра, когда дело уже идет к рассвету.

На второй день они посещают главное здание исследовательского центра, где им устраивает презентацию второй по старшинству маг. Тема доклада – основы вулканологии. Спектроскопия, геология. Локальная форма Исландии, стратиграфия, вулканометрия, геофизика, кристаллизация магмы, типы извержений. После короткого перерыва слайды органично переходят к теме инструментов, буров, измерительной аппаратуры, транспортных средств и процедур. Раздел, посвященный технике безопасности, рассказывает о том, на что нужно обращать внимание, где не следует ходить и кого держать в поле зрения, но резко обрывается, не проходит и минуты. Затем в дело вступает магия, и присутствующие начинают уделять докладу больше внимания.

Как именно возникает магия, пока что остается неясным, отсюда и необходимость в исследованиях. Точки перегиба, где берут начало потоки маны, расположены в нескольких километрах под землей, и приводятся в действие невообразимым жаром магмы и трением о нижнюю поверхность необычных ультрамафических породных толщ. Есть две доминирующие теории и целый шквал их вариаций разной степени достоверности. Наиболее вероятные гипотезы опираются на одно и то же базовое тепловое уравнение. Для исследований используются научные оракулы, от плоских листов формата A4 из сотен чеканных шайб до колец из кадмиевой стали, через которые может легко проехать целый поезд. Крупные оракулы устанавливаются на нестандартных машинах, похожих на тракторы с толстыми, дорогими шинами.

Наблюдать, как мана изливается на границе слоев и всплывает вверх – занятие, без сомнения, информативное, но больше всего здесь нужны надежные химические данные, для получения которых требуются специализированные операции по глубокому бурению, а те, в свою очередь, нуждаются в серьезном финансировании. Денег было бы больше, имей природная мана хоть какое-то практическое применение. Геотермальная энергия – отличная штука, и благодаря обширным наблюдениям, моделирование чаровой турбулентности развивалось семимильными шагами, но сама мана, выкипающая из земной коры, никому не принадлежит. Да, ее можно обнаружить, но она не имеет нужной концентрации и «привязки»; люди ее не могут ни использовать, ни хранить. Опасности она явно не представляет. Это непрерывно бьющий нефтяной фонтан, вот только нефть эта совершенно бесполезна – всего лишь невидимое и неосязаемое полярное сияние вперемешку с частицами маны из хи-диапазона.

Днем они совершают первое восхождение на Крадлафьодль, где как раз и возникает магия. Большая часть студентов, одевшись потеплее, едут туда на микроавтобусе. Но нескольким счастливчикам выпадает шанс прокатиться на тракторном модуле, служащем для передвижения оракула. Сотрудники распределяют среди участников около дюжины оракулов размером с монокль, которые студенты передают друг другу, изучая с их помощью своих товарищей и окружающий пейзаж. Крадлафьодль представляет собой вулканическую расселину, хребет, образовавшийся в то месте, где поверхность Земли вздулась под действием внутренних сил и лопнула, не выдержав напряжения – будто ее раскололи изнутри ударом топора. В теории из расселины может извергаться лава, пепел и зола. Но последний раз нечто, похожее на настоящее извержение, происходило здесь больше ста пятидесяти лет тому назад.

Вверх по хребту машины могут преодолеть лишь небольшой отрезок пути, но особой проблемы в этом нет. При помощи двух огромных гидравлических манипуляторов трактора Томас вместе с еще одним геофизиком по имени Хёйкюр Томассон (не родственником) нацеливают кольцо аккурат на сердцевину хребта и выполняют затравку устройства. Кольцо имеет гигантскую площадь поверхности и требует наложения специализированных оракульных чар. Хёйкюр без каких-либо видимых усилий и концентрации произносит серию сложных заклинаний. Он без единой ошибки произносит все слоги с идеальной дикцией. Пока он договаривает заклинание, Нат и Лора зорко следят за ним через моноколь. – Акла оротет дж’лутю дж’лу астата, – они собственными глазами видят, как последняя фраза, отвечающая за запуск всей установки, истощает почти весь резерв его маны. По его команде большое кольцо начинает преобразовывать в видимые фотоны всю проходящую через горловину хи-ману, превращаясь в голографический оверлей хребта. Поначалу оно выдает монохроматическое изображение, похожее на рентгеновский снимок, и его не так просто расшифровать. Чуть погодя, Хёйкюр, собравшись с силами, добавляет к картинке псевдоцвета – точнее, больше псевдоцветов.

– Так вот, теперь у нас есть изображение, которое показывает внутренности, эм, горы, – объясняет Томас. – Так вот, теперь мы хотим четко рассмотреть то, что происходит в ее недрах. Так вот, есть у кого-нибудь идеи, как это сделать?

– Приблизить оракул к расщелине, – предлагает кто-то.

– Нет.

– Настроить его так, чтобы получилось увеличенное изображение, – предлагает Нат.

– Как? – спрашивает в ответ Томас.

–… Я не знаю.

– Оракул – это окно. Не линза. Если хотите пропустить свет через линзу, достаточно воспользоваться биноклем или телескопом. – Томас достает из кармана бинокль. – Смотреть биноклем вглубь земли – не самое привычное ощущение. Но со временем к этому привыкаешь.

– Можно ли применить тот же метод для геологической разведки? – спрашивает Элдридж. – Я имею в виду общую геологию, без примеси магии.

Хёйкюр качает головой. – Для этого нужна мана. В хи-полосе мир по большей части черный, как смоль. Вы просто ничего не увидите. Может, лет через десять, когда появятся улучшенные версии заклинаний детекции.

– Такую реакцию видно из космоса? – спрашивает Нат.

– Через спутник?

– Нет, не сверху вниз. В Солнечной системе есть и другие места с высокой вулканической активностью, где наверняка есть свои источники природной маны. Например, Ио. Разве нельзя соединить оракул с окуляром настоящего астрономического телескопа и посмотреть, что получится? – Исландцы отвечают не сразу. – Неужели никто этого не пробовал?

– Я не знаю, – отвечает Томас. – Это не совсем наша сфера.

– Чароастрономия, Нат, – говорит Лора, тыкая ее пальцем в руку. – Ты только что изобрела космическую магию.

Нат не отвечает.

Оракул показывает перевернутый водопад маны. Определить реальную топологию и состав хребта довольно проблематично, поскольку на картинке не видны слагающие его породы, однако ощутимую подсказку дает поведение самой маны. Это породы магматического происхождения с разной степенью зернистости. Темные области – гранит. Более светлые островки мафических пород собирают поток или искажают его форму, заставляя медленно сворачиваться в кольцеобразные фигуры. То тут, то там виднеются мелкие, очень яркие воронки и тонкие трубочки. Это подземные объекты неизвестной кристаллической структуры – природные аналоги магического посоха. Восходящий поток маны улавливается этими структурами и задерживается в них на несколько минут или даже часов, двигаясь по спиралеобразной орбите или узкой основной траектории, прежде чем вырваться на свободу и всплыть наверх.

Поток движется медленно и буквально завораживает. Это Исландия, деталь машины под названием Земля.

Для следующего фокуса исландцы устанавливают на земле большое кольцо – почти горизонтально, как бассейн для прыжков в воду. Студенты собираются вокруг него и видят на многокилометровой глубине темные перегибы, внутри которых жар магмы преобразуется в ману, а затем начинает подниматься вверх, просачиваясь сквозь камни. – Я точно это чувствую, – говорит Бендж. Земля под ногами кажется теплой, а внутренность кольца напоминает котел или топку, так что ощущение поднимающегося из глубин тепла вполне ожидаемо, но Бендж все-таки прав: сейчас воздух так сильно насыщен ничейной, хаотичной маной, что ее буквально можно почувствовать. Энергетический выход этого хребта, должно быть исчисляется мегаваттами – если бы только его можно было применить с пользой для дела.

Но это, увы, невозможно. После очередной лекции по геологии кольцо разворачивают вверх, по направлению к вершинам хребта, где мана, клубясь, уходит в небо расширяющимися облаками. Процесс идет непрерывно, хотя его интенсивность меняется с периодичностью в несколько недель в зависимости от «подземной погоды». Никто не может пользоваться природной маной; она никому не принадлежит, а значит, ее нельзя и потратить. – Возможно, если бы заклинание произнесла сама планета Земля, – добавляет Томас, – это бы обернулось катастрофой. Но у нее нет гортани. А самое короткое из известных нам полных заклинаний состоит из ста пятнадцати слогов? Крайне маловероятно!

К этому моменту все уже достаточно настоялись на морозе. Более увлеченная половина группы решает совершить восхождение на вершину хребта, сделать несколько снимков, осмотреть измерительное оборудование и испробовать кое-какие заклинания. Назад они вернутся пешком – это всего тридцать минут пути вниз по склону. Остальные, включая Лору, Бенджа и Нат, возвращаются на автобусе и тракторном модуле обратно в лабораторию, где Хёйкюр Томассон рассказывает им об особой магии, которую они используют для глубоких геологических изысканий. Поначалу «Блёнфлойская книга», в которой собраны готовые заклинания и их сочетания, приводит Лору в восторг, но вскоре ей становится ясно, как неуклюже на деле устроен их фреймворк. Его собрали по кусочкам в течение нескольких лет и в итоге так и не привели в порядок. Хорошие заклинания отличаются краткостью без ущерба простоте восприятия; осмысленны, но не содержат лишней «воды»; состоят из множества слабо связанных чар, что упрощает их будущее сопровождение. Однако в заклинаниях из «Блёнфлойской книги» встречается и обфускация, и бессмысленные повторы, и взаимные связи, напоминающие мешанину спагетти. Во многих местах результаты, более чем привычные для студентов второго и третьего курсов, выводятся с нуля при помощи уродливых, нестандартных методов. В целом эта конструкция, конечно, работает – если вкладывать определенный смысл в само понятие «работает», – и именно поэтому ее никогда не пытались чинить. Но Хёйкур так ей гордится. Вскоре Лоре вынуждена извиниться и выйти на улицу, ведь иначе она рискует сказать то, о чем может пожалеть.

Снаружи к ней присоединяется Бендж.

– Хотела бы я сказать, что им не хватает финансирования и подходящего оборудования, – говорит ему Лора. – В смысле, что работа, которой они занимаются и инструменты, с которыми имеют дело, сложнее, чем они говорят. И геологическая магия труднее, чем кажется на первый взгляд. А их вулканометрия и правда впечатляет: я еще ни разу не видела аппаратуры для таких высокоточных измерений; внешние факторы, которые им приходится учитывать, чтобы получить надежные результаты, – это что-то с чем-то. Но неужели именно так ты представляешь свою будущую карьеру? Я разрываюсь между тем, чтобы просто взять и заменить каждое из написанных ими заклинаний на что-нибудь приличное, или убежать отсюда без оглядки, крича от ужаса. Не хочу, чтобы мне досталась такая же неразбериха.

– Это точно не я, – сообщает Бендж.

– Это твоя любимая фраза на неделе, – говорит в ответ Лора.

– Вот я ее и держусь. Когда мы будем есть?

Лора сверяется с часами. – Когда-нибудь. Ты теперь еда? Уже передумал?

– Еда, о которой ты говоришь, – нет; еда вообще – да.

– Давайте что-нибудь придумаем.

Они спускаются в городской магазин, покупают немного овощей и рыбы, а затем возвращаются в хостел/гостевой дом/Магический Замок. Когда остальные собираются там же к ужину, Лора и Бендж уже успевают приготовить и съесть купленное, вымыть посуду и как следует приложиться к вечерней выпивке.

Сейчас девять вечера, и Солнце еще довольно высоко, как вдруг Натали объявляет, что хочет сама взойти на Крадлафьодль. – Вернусь до наступления темноты.

– Мы тоже пойдем, – заявляет в ответ Лора. – Там очень холодно? – Мороз усиливается, но все взяли с собой изрядное количество теплой одежды; к тому же сейчас стоит ясная погода. – Да, мы идем с тобой. Я собираюсь накинуть на себя несколько слоев одежды, а потом точно пойду с тобой. Перчатки! Бендж, это ты?

– Конечно, – отвечает Бендж.

– Я просто взгляну, – объясняет Натали. – Я хочу поразмыслить. Прокрутить в голове кое-какие числа. Я уже больше дня не медитировала.

– Само собой, – говорят ей Бендж и Лора.

– Так что держитесь сзади и постарайтесь со мной не разговаривать, – уточняет Натали.

– … Само собой, – хором отвечают Бендж и Лора.

Вот что происходит по пути к вершине. Натали, погруженная в свои мысли, шагает впереди, а Лора тем временем говорит Бенджу, как ей жаль, что с ней не смог поехать Ник. – В следующем году я просто обязана взять его с собой. Ему бы здесь понравилось. Он бы каждый день перед завтраком устраивал забег вокруг нового вулкана. На этот счет он просто чокнутый.

– Я думал, ты сюда не вернешься.

– … Я так сказала. Да. – Лора умолкает, сосредоточившись на разрешении своего когнитивного диссонанса.

Пока они идут, Бендж, чтобы как-то скрасить тишину, показывает ей свой проект. Пока что он выглядит, как толстое, тяжелое кольцо ил молибденовой стали с глубокой гравировкой. Это базовый модуль, крайне универсальный элемент, входящий в состав многих экспериментальных заклинаний. – Берешь коническое силовое поле, а затем модулируешь полевое заклинание, заставляя его двигаться вперед-назад.

– Ты взял их на прогулку, просто чтобы мне показать? Эти штуки весят, наверное, по килограмму.

– Для этого у меня есть рюкзак.

– Так что оно делает?

– А сама как думаешь? – Бендж устраивает демонстрацию. – Создает простую треугольную волну. С частотой двести герц. – Ибра оники опинт пять цэ амаг эннээ. ДЖУЛИ… постой-ка. Конунг. Конунг. ДЖУНИИА два цэ а эннээ.

Кольцо у него в руках начинает жужжать, издавая непрерывный низкочастотный буууууууууууууп.

– Ты создал звук! – Сама по себе магия бесшумна, и это не говоря о том, что до недавнего момента миниатюрные силовые поля искривленной формы были попросту невозможны. – Нат, он создал звук! Он аудиомаг!

– Я слышу, – не оборачиваясь, отвечает Нат. – И хватит выдумывать новые слова.

– Значит, ДЖУНИИА – это процедура, которую ты предварительно закоммитил¹ в свою память? – спрашивает у Бенджа Лора.

– Именно. Эннээ ДЖУНИИА иксув. – Звук обрывается.

– Могу я как-нибудь взглянуть на эту процедуру?

– Когда она будет готова.

Лора заводит разговор о применениях звуковой магии. С ходу ей удается придумать с два десятка практических приложений, ограничений и направлений для новых исследований.

Бендж обо всем этом уже подумал. – Еще бы, – говорит он в ответ. – Я ведь этим уже давно занимаюсь.

– Очевидно, что кодировать в заклинании настоящую аудиозапись непрактично – если, конечно, ты не собираешься целую неделю надиктовывать коды для каждого импульса. Тебе потребуется записывающее устройство. А потом тебе захочется соорудить нечто, способное считывать нужные данные из какого-нибудь источника. Но преобразовать информацию, хранящуюся в электронном формате, будет крайне сложно.

– Знаю.

– Тебе придется разработать специальный формат хранения данных, который можно будет считывать при помощи магии. Может быть, использовать кольца с гравировкой на манер виниловых пластинок. Или модулировать разные типы маны и выстраивать из них очередь внутри батареи Монтока…

– Лора, я в курсе.

– Ну ладно, тогда молчу.

Крутанув кольцо между ладонями, Бендж отключает устройство и кладет его в рюкзак, перед тем, как начать взбираться на гору. На самой крутой части склона им приходится почти что ползти, пользуясь руками. Натали идет впереди, за ней – Лора, а последним – Бендж. Сейчас еще довольно светло. Если они не спустятся до захода Солнца (около 11 вечера по местному времени), то окажутся в неприятной ситуации, – думает Лора. Она начинает упражняться в осветительных заклинаниях.

Нат чувствует, как ее мысли проясняются по мере восхождения. Но дело не в холодном ветре. А в свежей мане, поднимающейся из камней под ногами. От маны, которую вырабатывают люди, она отличается «запахом», – думает Натали. Она не такая… Нат пытается придумать более подходящее слово, чем «мерзкая», которое ей явно не по душе. Органическая?

Восхождение длится долго, и на вершину они поднимаются, уже тяжело дыша. Вид, отрывающийся с Крадлафьодльского хребта, с легкостью охватывает не только сам Блёнфлой, но и в сотню раз большую территорию вокруг самого города. Отсюда видно не меньше пятнадцати километров трассы 1 – кольцевой автодороги, целиком опоясывающей Исландию. На юге расположены темные, волнистые горы, ведущие вглубь страны. На севере – крошечный рыбацкий порт, фьорд, а за ним – чистая, холодная сталь Ледовитого Океана. Нат всматривается в ветер и размышляет, погружаясь в некое подобие медитативного цикла. Лора делает снимки. Что же касается самой так называемой вулканической расселины: не считая иззубренной мешанины скал в глубокой, прерывистой трещине на вершине хребта, смотреть здесь больше не на что. Лора отчасти надеялась, что сможет заглянуть прямиком в яму с жидкой лавой. Но память подсказывает ей, что это место не проявляло активности уже несколько десятков лет. Спит беспробудным сном.

– Да уж, я и сам собирался улизнуть, чтобы сюда забраться, – говорит Бендж, снова вытаскивая базовый модуль. – Но раз уж ты здесь, значит, ничего не поделаешь. Ты должна мне помочь. Ибра оники эннээ.

– Помочь с чем? – спрашивает Лора, пока Бендж зачитывает следующее заклинание, отчего пропускает большую его часть мимо ушей. Ей удается заметить лишь, что на этот раз он обращается к сохраненному заклинанию под названием не ДЖУНИИА, а КУАЙНИО.

– Я все-таки решил проблему кодирования, – объясняет Бендж.

Кольцо из молибденовой стали в его руках тут же просыпается и начинает жужжать. А затем произносит низким, синтезированным голосом:

– Ибра оники ра. КУАЙНИО алеф а ра.

– Прикольно, – говорит Лора, по-настоящему впечатлившись его успехом. – Как ты это сделал? Хотя это все равно не сработает.

– Не спеши с выводами, – отвечает Бендж.

– Ибра оники ра. КУАЙНИО КУАЙНИО алеф а ра, – произносит его говорящее кольцо.

Лора озадаченно колеблется. – Дулаку эсэт. – Это же… Нельзя скастовать магическое заклинание, используя синтезатор голоса. – В этот момент Натали разворачивается и с любопытством смотрит на Бенджа, но он этого не замечает.

– Оказывается, что магией в нашей Вселенной могут пользоваться сущности двух видов, – объясняет Бендж. – Во-первых, разумные люди. А во-вторых, сама магия.

– Ибра оники ра. КУАЙНИО КУАЙНИО КУАЙНИО алеф а ра, – произносит базовое кольцо.

Лора делает шаг назад и едва не падает, споткнувшись о неровную землю. – Но ведь… никто не кастовал это заклинание. Если за ним не стоит человеческий разум, это всего лишь волны давления в воздухе. Это проверено десятками экспериментов. Даже тысячами. Машины не могут активировать заклинания. Машины не способны творить магию. Она должна исходить от человека.

Нат, неожиданно оказавшаяся позади Лоры, берет ее за руку. – Он написал куайн², – бормочет она сестре на ухо.

Хребет сотрясает дрожь. Даже на ровной земле это вряд ли назовешь добрым знаком, но на такой высоте от толчка буквально замирает сердце. Бендж падает, но затем, смеясь, встает на ноги. Лора поскальзывается, Нат успевает ее поймать. В нескольких десятках метров за спиной Бенджа от хребта отделяется большой фрагмент породы, который начинает катиться вниз по склону. Но даже без падающих камней уклон достаточно крут, чтобы нанести серьезную травму катящемуся человеку; тот, кому не повезет или случится проявить неосторожность, до подножия холма может и не дожить.

Мысли Лоры бешено несутся вперед. Такое с ней уже случалось: маг, способности которого выходят далеко за рамки ее собственных, швыряет ей в лицо пригоршню новых фокусов, а ей остается лишь подбирать разбросанные осколки. Но на этот раз она не позволит себя обойти. У машин нет ресурса маны. У машин нет Имен. Откуда берется энергия?

– Ибра оники ра. КУАЙНИО КУАЙНИО КУАЙНИО КУАЙНИО алеф а ра, – Кольцо звучит так, будто его голос записан дабл-треком³.

На этот раз земля у них под ногами подпрыгивает на целых двадцать сантиметров. Бендж падает на спину и выпускает из рук кольцо, которое укатывается вниз по склону холма. Встряска разбросала Нат и Лору в разные стороны, но Нат быстро приходит в себя и ползком возвращается к сестре. Любопытство Лоры с трудом уступает инстинкту самосохранения. Она жестом дает понять, что им обеим нужно убираться отсюда – вниз по хребту, где еще относительно безопасно. Но Нат крепче сжимает руку сестры. – Это не ты, Бендж! – кричит она. – Кто ты на самом деле?

– Я тебе говорил. Снова, и снова, и снова, – усаживаясь, отвечает Бендж.

Это куайн, – размышляет Лора. Она чувствует, что почти поняла. Это магическое заклинание, которое кастует магическое заклинание, которое само кастует магическое заклинание. Раньше это никому не удавалось.

– … КУАЙНИО КУАЙНИО КУАЙНИО алеф а ра. – Это уже пять.

– Зачем ты это делаешь? – требует ответа Нат.

– Он использует ману естественного происхождения, – наконец, выдает Лора.

– Все дело в свободе, – кричит Бендж, снова карабкаясь к вершине хребта.

Лора готова поклясться, что видит волну, поднимающуюся наподобие прилива…

И на этот раз хребет взлетает на воздух, а из одномерной расщелины у них над головой извергается двумерное полотно лавы. От взрыва склон холма подскакивает к коленям Лоры, швыряя ее вверх, и она оказывается в воздухе, бешено размахивая руками.

Падая вниз головой, Лора на долю секунды обретает кристальную ясность мысли. Над ней крутится твердый, реальный мир, потерявший с ней всякую физическую связь, и, как результат, превратившийся в абстракцию, нечто вроде дорогостоящей компьютерной графики. Под ней, будто розовые лепестки на фоне темно-синего неба, простирается световое шоу из красно-черной расплавленной жижи. В воздух, должно быть, подбросило целый олимпийский бассейн лавы, не говоря уже о склоне всего холма. Привет, – говорит пылкая, примитивная часть ее сознания, черный, похожий на пулю, раскаленный узелок, с которым ей однажды уже доводилось иметь дело. Привет.

Ты вот-вот умрешь.

–… ноль ЭПТРО зуи!

Заклинание Натали накрывает их обеих шестидюймовым одеялом из силового поля, которое нежно окутывает сестер толстым пузырем наподобие человечка с логотипа Мишлен. Они врезаются в склон холма, как единое целое, и, чуть срикошетив, соскальзывают далеко вниз, оставаясь под защитой от ударов и трения. Крадлафьодль, занимающий примерно четверть всей горы, по-прежнему висит в воздухе. Нат выиграла им три секунды. Но ее защитные чары не смогут выдержать того, что будет дальше.

– Лора, ты наверху! – вопит Натали. – ЩИТЫ!

Лоре, наконец, удается переключиться в «режим полета». Она ныряет в самое поверхностное из возможных состояний транса и обращается к кратчайшей из возможных структур заклинания. – Седо ЭПТРО дулаку…

Это точно такое же заклинание, запущенное с теми же параметрами и на том же самом оборудовании. Только сейчас в его распоряжении есть батарея Монтока с полугодовым запасом энергии. Когда Лора произносит последний слог заклинания, наступает леденящее душу мгновение, бесконечно малая доля секунды. А затем ее щит внедряется в то же самое физическое пространство, которое занимает щит Натали, и растягивается с учетом его топологии. Он находится не внутри или снаружи, а усиливает первый напрямую.

Вслед за этим они тонут в камне, как люди обычно тонут в воде.

Сигналы, переданные через громадную спутниковую тарелку обсерваторией на обратной стороне Луны, разносились во все стороны с задворок Солнечной системы, устремляясь в безграничную пустоту, лежавшую за ее пределами. Их шепот зацепил датчики сторожевого робота, который уже очень давно нес свою вахту без единой передышки. Контуры машины распознали ганимейский код, на основе которого был построен сигнал, и приняли необходимые меры.

Читать далее Добавлена глава: Галантные гиганты Ганимеда. Эпилог

В кабинете Данчеккера, занимавшем один из верхних этажей в главном корпусе Вествудского Биологического Института на окраине Хьюстона, профессор вместе с Хантом наблюдали за Шапироном, полет которого транслировался телескопической камерой, отслеживавшей корабль со спутника высоко над поверхностью Земли. Изображение постепенно становилось все меньше, но затем резко укрупнилось, когда на камере прибавили степень увеличения. После оно стало уменьшаться снова.

– Корабль просто летит по инерции, – заметил Хант, сидевший в кресле сбоку кабинета. – Похоже, что они хотят взглянуть на нас в последний раз. – Данчеккер ничего не сказал и лишь рассеянно кивнул, продолжая наблюдать из-за своего стола. Затем догадку Ханта по аудиосвязи подтвердил голос комментатора.

Читать далее Добавлена глава: Галантные гиганты Ганимеда. Глава 23

Толпы, прибывшие в Ганивилль, чтобы проводить Шапирон, ничуть не уступали тем, что встречали его прибытие, но настроение в этот раз было совершенно другим. Ни восторга, ни дикого ажиотажа. Жителям Земли будет не хватать Гигантов, с которыми они успели так близко познакомиться – и это чувствовалось.

Правительства Земли вновь направили к месту событий своих послов, и на бетонной площадке перед возвышавшейся громадой корабля две группы землян и ганимейцев последний раз взглянули друг другу в глаза. После обмена заключительными формальностями и финального выступления с напутственными речами представители обеих рас вручили друг другу прощальные подарки.

Читать далее Добавлена глава: Галантные гиганты Ганимеда. Глава 22

Со временем ганимейские учёные сблизились с научным сообществом Земли и наладили более тесную работу с земными исследователями. В некоторых областях информация, которой поделились инопланетяне, оказала заметное влияние на развитие человеческого знания.

Карты, взятые из банков данных ЗОРАКА, показали, как поверхность Земли выглядела на момент первых минервианских экспедиций, во время позднего олигоцена. Атлантический океан на них был почти в два раза уже, чем на современных картах, а это, в свою очередь, доказывало, что эпоха олигоцена была настолько же ближе к моменту отделения Американского континента. Средиземное море было гораздо шире, а Италия – частично повернута в сторону, ведь к тому моменту неумолимое движение Африки на север еще не успело вдавить ее в Европу, образовав Альпийские горы; Индия только присоединилась к Азии, начав воздвижение Гималаев, а Австралия располагалась куда ближе к Африке. Измерения этих карт дали возможность тщательно проверить действующие теории тектонических плит и взглянуть в совершенно новом свете на многие аспекты наук о Земле.

Читать далее Добавлена глава: Галантные гиганты Ганимеда. Глава 21

– Когда я отправлял тебя на Ганимед, то просто хотел, чтобы ты чуть больше разузнал об этих парнях. Я никак не рассчитывал, что ты вернешься назад вместе с целым кораблем инопланетян. – Грегг Колдуэлл пожевал сигару и взглянул на собеседника со смесью удивления и притворной злости. Хант, распластавшийся в кресле напротив, лишь улыбнулся и сделал еще один глоток скотча. Было приятно вновь оказаться в знакомой обстановке штаб-квартиры Навкомм. Интерьер роскошного кабинета Колдуэлла и целой стеной из экранных панелей; панорамный вид сверху на радужные башни Хьюстона – все осталось таким же, как прежде.

– Значит, ты получил больше, чем заплатил, Грегг, – заметил он. – Но ты же не жалуешься, а?

Читать далее Добавлена глава: Галантные гиганты Ганимеда. Глава 20

В течение следующего часа, или около того, ганимейские лидеры кочевали между группами национальных представителей, обмениваясь краткими официальными речами о доброжелательных намерениях. По мере их передвижения группы рассеивались, примыкая к растущей толпе землян и ганимейцев, собиравшихся на бетонной площадке под Шапироном. Эта встреча была совсем не похожа на прием, оказанный первым инопланетянам, неуверенно ступившим на лед базы Ганимед-Центр.

– Я так до конца и не понял, – признался Ханту Джассилейн, когда их группа направилась к малазийской делегации. – Ты говоришь, что все, кого мы встречали, были членами одного из правительств. Но мне бы хотелось разобраться, какое из этих правительств главное?

Читать далее Добавлена глава: Галантные гиганты Ганимеда. Глава 19